Грядущая раса.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Грядущая раса. Глава VII. (старая орфография)

VII.

Мне отвели особую комнату в громадном здании, с очень красивой, причудливой обстановкой, но без всяких украшений из золота или драгоценных камней, которые: я видел в других публичных залах. Стены её были покрыты разноцветными матами, сплетенных из стеблей и волокон растений; на полу были настланы ковры из того же материала.

Кровать была без занавесок, и её железные ножки опирались на хрустальных шарах; одеяло было из какой то белой, тонкой ткани, похожей на бумагу, По стенам виднелось несколько полок с книгами; закрытая занавесью дверь сообщалась с громадною нишею, наполненною певчими птицами, из которых ни одна не доходила на наших, кроме прелестного вида голубя, хотя и этот отличался от надземных большим хохлом из синих перьев, Все эти птицы были выучены петь множеству разных музыкальных пиес, в известных гармонических сочетаниях; так что, слушая их голоса, раздававшиеся из моего авиария, можно было представить себя в опере: оттуда слышались дуэты, трио, квартеты и целые гармонические хоры. Если я хотел быть в тишине , мне стоило только задернуть занавес, и очутившись в темноте, птицы прекращали свое пение. Другое отверстие в стене, впрочем без стекла, заменяло окно; но стоило только прикоснуться к пружине, как спускалась ширма из какого то полупрозрачного вещества, чрез которое в смягченных тонах открывался вид окрестного пейзажа. Это окно выходило на большой балкон или, скорее, - на целый висячий сад, где росло множество чудных растений с ярко окрашенными цветами. Отведенная мне комната со всею её отчасти странною обстановкою все-же несколько подходила к нашим понятиям о роскоши, и привела бы в восхищение английскую герцогиню или модного французского романиста. До моего появления в ней жила Зи, и она великодушно уступила ее мне.

Чрез несколько часов после моего пробуждения, описанного в последней главе, я лежал на своей кровати, стараясь собраться с мыслями и уяснить себе, какой породы и какого происхождения были те странные существа, в среде которых я так неожиданно очутился, когда в комнату вошел мой хозяин вместе с своею дочерью Зи. Продолжая выражаться на моем языке, первый с большою вежливостью спросил меня, - желаю-ли я говорить с ним, или предпочту остаться один. Я отвечал, что почту за большое счастье поблагодарить его за тот радушный прием, который я встретил в этой незнакомой для меня стране и что мне хотелось бы настолько познакомиться с их нравами и обычаями, что-бы не впадать через непонимание свое в ошибки, могущия оскорбить их.

Говоря это, я разумеется встал с кровати; но Зи, к моему большому смятению, потребовала, что-бы я лег опять; в кротком выражении её глаз и мягком голосе было нечто, требовавшее безпрекословного повиновения. После этого она спокойно села у меня в ногах, а отец её опустился на ближайшем диване.

- Но из какой же части света ты явился, - спросил мой хозяин, - если мы можем казаться такими странными существами друг другу? Я видел представителей почти всех племен, различающихся от нас, за исключением первобытных дикарей, которые живут в самых отдаленных и диких местах невозделанной природы, не знают другого света, кроме огня вулканов и довольствуются жалкой жизнью во мраке, подобно многим из пресмыкающихся и летающих животных. Конечно ты не можешь быть членом этих варварских племен; но в то-же время ты, повидимому, не принадлежишь к цивилизованным народам.

Последнее замечание затронуло мое самолюбие, и я отвечал, что принадлежу к одной из самых цивилизованных наций на земле и что, хотя я плачу дань удивления тому искусству, с которым, не взирая да расходы, мой хозяин и его соотечественники умудрились осветить эти места, куда никогда не проникает луч солнца, - но что в глазах человека, видевшого светила небесные, искусственный свет их никогда не выдержит сравнения с первыми.

Но вед мой хозяин упомянул, что он видел представителей всех других рас, за исключением первобытных дикарей. Неужели-же он никогда не был на поверхности земли, или слова его относились только к подземным жителям?

Он оставался некоторое время в молчании; на лице его выражалось сильное удивление, - столь редкое между членами этой расы, даже при самых исключительных обстоятельствах. Но Зи была сообразительнее, и воскликнула:

- Вот видишь, отец - есть доля правды в старом предании: во всяком предании, вера в которое распространена между разными племенами, - всегда скрывается такая доля правды.

- Зи, возразил с кротостью её отец, ты член коллегии ученых и должна быть умнее меня; но, как глава Свето-Хранительного Совета, я обязан - не принимать ничего на веру, пока в этом не убеждены мои собственные чувства.

Потом, обратившись ко мне, он задал мне несколько вопросов о поверхности земли и светилах небесных, на которые я отвечал ему, как мне казалось, самым обстоятельным образом; но ответы мои повидимому его не удовлетворили и не убедили. Он тихо покачал головою, и сразу переменив разговор, стал меня разспрашивать, - каким образом я попал к ним из другого света, как он называл нашу землю. Я стал рассказывать ему о рудниках, находящихся под поверхностью земли, откуда мы добываем разные минералы и металлы, необходимые для наших потребностей и промышленности; потом я вкратце объяснил ему, - каким образом, изследуя один из таких рудников, мы с моим злосчастным приятелем случайно открыли существование этого нового мира, куда спустились вдвоем, и как этот спуск стоил ему жизни; в подтверждение правдивости моего рассказа я указывал на веревку с крюком, доставленные ребенком в тот дом, где меня в первый раз приняли.

После того мой хозяин спросил меня о нравах и обычаях племен, населяющих верхний слой земли; особенно же тех, которые считались между ними самыми цивилизованными. При этом он определил цивилизацию, как "искусство сделать доступным всему обществу то довольство и покой, которым пользуется добродетельный и благоустроенный семейный дом". Естественно, мне хотелось представить в самом розовом свете тот мир, в котором я родился, и потому я коснулся только слегка и в смягченном виде некоторых из отживающих учреждений Европы и распространился о настоящем величии и предстоящем первенстве Американской республики, которая должна покорит весь старый мир. {Следует помнить, что автор, иронизируя, говорит здесь от лица американца, не чуждого шовинизма, как многие из его соотечественников; хотя теперь подобное самохваление встречается значительно реже. (Прим. перев.).} Чтобы дать представление об общественной жизни Америки, я остановился на самом передовом нашем городе и подробно описал нравы и обычаи Нью-Йорка. Заметив по выражению лиц моих слушателей, что мой рассказ не произвел ожидаемого впечатления, я стал распространяться о благах демократических учреждений Америки...

Выслушав мой рассказ, старик слегка покачал головой и сильно задумался, сделав перед этим знак рукой, чтобы мы с его дочерью не прерывали его размышлений. Чрез несколько времени он сказал искренним и торжественным тоном голоса:

ты пришел. Исполнишь ли ты мою просьбу?

- Конечно, я даю в том мое слово, воскликнул я несколько удивленный, и протянул мою руку.

Но, вместо того, чтобы пожать ее, он положил ее себе на голову, а свою правую руку приложил к моей груди.

Такова у этого народа обычная форма клятвы. Затем, обращаясь к своей дочери, он сказал:

- А ты, Зи, не должна повторять никому того, что слышала или услышишь от этого чужестранца о другом мире.

Зи приблизилась к отцу и, поцеловав его в виски, сказала:

- Хотя бы Гай {На языке подземных жителей слово Гай обозначало женщину. (Прим. перев.).} и были слабы на язык, но любовь может сковать его. Если тебя безпокоит, отец, что случайно произнесенное слово может грозить опасностью нашему народу, возбудив в нем желание познакомиться с неведомым для него миром, то разве хорошо направленная волна вриля не может безследно смыть даже самых воспоминаний о том, что мы слышали от чужеземца?

- Что такое вриль? спросил я.

Зи пустилась в объяснения, из которых я однако понял очень мало, потому что, сколько я знаю, ни в одном из известных языков не существует слова, равнозначущого - вриль. Я назвал-бы его электричеством, еслиб выражение вриль не соединяло в себе понятия о разных других формах энергии, известных в науке под именами магнетизма, гальванизма и пр. Этот народ считает, что с открытием вриля он нашел тот общий источник энергии, соединяющий в себе все разнообразные проявления сил природы, которого, как известно, уже давно доискиваются наши ученые и которого, со свойственною ему осторожностью, касается и Фарадэ, употребляя при этом термин - соотношение {Фарадэ и его открытия. (Воспоминания Джона Тиндаля). (Прим. перев.)} (correlation):

"Вместе с многими друзьями естествознания я долго держался мнения - говорит этот знаменитый изследователь - почти переходящого в убеждение, что все различные формы, в которых проявляются силы природы, - имеют один общий источник; или, другими словами, имеют такое прямое соотношение между собою и находятся в такой взаимной зависимости, что могут превращаться одна в другую и сила их действия может быть выражена одним общим эквивалентом".

вриля, в одном случае (и Фарадэ назвал бы это атмосферным магнетизмом), они могут влиять на изменения температуры, или, просто говоря, на перемену погоды; что в других его применениях, посредством научно построенных проводников, они могут оказывать такия влияния на ум человека, на всякое проявление животной и растительной жизни, которые по результатам не уступят самым причудливым фантазиям вымысла. Все эти разнообразные проявления физической энергии известны у них под именем врилятранса я сам не один раз был свидетелем разных опытов магнетизма, ясновидения и проч.; но что за последнее время все подобные упражнения стали выходить из употребления и были в пренебрежении; частью потому, что они сделались предметом самого грубого обмана, а также и по той причине, что хотя в некоторых случаях, при воздействии на известных ненормальных субъектов и получались действительные результаты, но, по ближайшем исследовании, они не могли быть приняты за основания для каких либо систематических выводов; не говоря уже о том вреде, который они приносили, распространяя разные суеверия между доверчивыми людьми. Зи слушала меня с самым благосклонным вниманием, и заметила, что подобные же примеры обмана и злоупотреблений легковерием знакомы и им, когда наука находилась у них еще в периоде детства и не были точно изследованы все разнообразные свойства вриля; но что, по её мнению, лучше оставить дальнейшия разсуждения по этому предмету, пока я не буду лучше подготовлен для них. Она добавила в заключение, что именно благодаря действию вриля; во время моего продолжительного сна, я познакомился с началами их языка; но что она с отцом своим, близко следившим за этим опытом, за то же время приобрела еще большие познания в моем языке; отчасти потому, что последний был гораздо проще, не будучи приспособлен для выражения сложных идей; а также и вследствие превосходства их организации, более моей подготовленной, путем наследственной культуры, к усвоению знания. В глубине души я далеко не соглашался с этим последним мнением; я ни как не мог допустить, чтобы организация моего мозга, всячески изощренного в практической жизни дома и во время моих путешествий, сколько нибудь уступала мозгу этих людей, которые проводили всю свою жизнь в потемках, освещаемых фонарями. Но пока я раздумывал об этом, Зи коснулась своим указательным пальцем моего лба и опять усыпила меня.