Призрак.
КНИГА ТРЕТЬЯ.
ГЛАВА X

X

На другой день рано утром оба друга поехали верхом по направлению к Байе. Глиндон сказал в отеле, что если Занони станет спрашивать о нем, то он найдет его недалеко от этого места, столь дорогого древним.

Они проехали мимо дома Виолы; Глиндон превозмог себя, чтобы не остановиться, и, поворотив к гроту Позилипа, он поехал по дороге, которая ведет к Портичи и Помпее.

Было уже довольно поздно, когда они приехали в Портичи и остановились там, чтобы пообедать. Они вошли в довольно плохую гостиницу и обедали в палатке. Мерваль был веселее обыкновенного; он заставлял своего друга пить лакрима и болтал без умолку.

- Ну, мой милый, мы перечеркнули по крайней мере одно из предсказаний Занони; впредь вы не станете так легко верить ему.

- Иды наступили, но еще не прошли!

- Если он астролог, то вы не Цезарь. Ваше тщеславие делает вас легковерным. Слава Богу! Я не считаю себя персоной настолько важной, чтобы порядок в природе мог расстроиться, дабы напугать меня.

- Но зачем же разрушаться порядку в природе? Может быть, существует философия, которая открывает тайны природы, но не изменяет ее процессов.

- Вот, вы снова впадаете в легковерие; вы серьезно предполагаете, что Занони пророк и что он читает в будущем? Может быть, он, по-вашему, живет с гениями и духами?

В эту минуту хозяин гостиницы, маленький, толстенький человек, вошел в палатку с новой бутылкой лакрима.

Он надеялся, что их сиятельства будут довольны; он был тронут до глубины души, что им понравились его макароны. Их сиятельства едут на Везувий? В настоящую минуту происходит маленькое извержение, невидимое из гостиницы; но это красивое зрелище, и оно будет еще лучше после захода солнца.

- Прекрасная мысль! - воскликнул Мерваль. - Что вы об этом думаете, Глиндон?

- Я никогда не видел извержения, мне бы хотелось посмотреть на это зрелище.

- Но это, надеюсь, не опасно? - спросил осторожный Мерваль.

- Нисколько: гора теперь ведет себя очень вежливо. Она только играет, чтобы позабавить их сиятельств англичан, вот и все.

- Хорошо, оседлайте наших лошадей; мы поедем сейчас же. Теперь пируем.

Они допили бутылку, расплатились и вскочили на лошадей; хозяин гостиницы поклонился, и оба всадника направились к Резине. Вино и возбужденное воображение придали Глиндону вид школьника, который вырвался на свободу. Смех всадников веселым эхом отдавался в мрачных окрестностях погребенных городов.

Солнце начинало уже заходить, когда они приехали в Резину.

Они оставили там своих лошадей, взяли мулов и проводника. По мере того как мерк день, пламя вулкана становилось виднее. Наступила ночь, когда они сошли с мулов и продолжали свой путь пешком в обществе проводника и крестьянина с факелом. Проводник, как большая часть его собратов, любил поболтать, и Мерваль воспользовался этим.

- Ах, ваше сиятельство, - говорил проводник, - ваши соотечественники любят вулкан до страсти. Господь Бог да сохранит их! Они дают нам столько денег! Если бы наше состояние зависело от неаполитанцев, мы умерли бы с голоду.

- Это потому, что они нелюбознательны, - отвечал Мерваль. - Помните, Глиндон, с каким презрением сказал нам старый граф: "Вы пойдете смотреть Везувий, конечно? Я никогда не видал его. Да что там и делать? Чувствуешь холод, голод, усталость; опасность угрожает вам, и все это для того, чтобы только посмотреть на пламя, которое имеет тот же вид в камине, что и на вершине горы!" И, - прибавил он, смеясь, - и старый граф был почти прав.

- Но это не все, - проговорил проводник, - некоторые посетители поднимаются на гору без нас. Они заслуживают того, чтобы свалиться в кратер.

- Они должны быть очень храбры, чтобы идти туда без проводников. Но я думаю, не часто приходится вам видеть такую смелость?

- Изредка, синьор. Но однажды ночью я сильно перепугался. Я сопровождал одно английское семейство, дама забыла на горе свой альбом; она предложила мне значительную сумму, чтобы я достал его и принес ей в Неаполь. В тот же вечер я отправился на гору за альбомом. Я действительно нашел его и хотел уже спускаться, когда вдруг заметил человека, который как будто выходил из самого кратера. Воздух так ядовит в том месте, что я не мог предположить, чтобы человек мог им дышать! Я был так поражен, что остановился как вкопанный. Видение прошло по горящему пеплу и остановилось перед мной. Святая Мария! Какая голова!

- Верно, отвратительная?

- Прекрасная, синьор, но ужасная. Ее вид не имел ничего человеческого.

- А что же сказала эта саламандра?

- Ничего; он как будто и не заметил меня, несмотря на то что я находился от него на таком же близком расстоянии, как теперь от вас. Привидение быстро прошло передо мной и исчезло за горой. Охваченный любопытством, я захотел увериться, буду ли я в состоянии перенести атмосферу, которой дышал таинственный посетитель, но в тридцати шагах от того места, где я его заметил в первый раз, я чуть не задохся. С тех пор я не перестаю харкать кровью.

- Держу пари, Глиндон, что вы воображаете, что этот царь пламени был не кто иной, как Занони! - воскликнул со смехом Мерваль.

В это время они дошли почти до вершины горы, и зрелище, представившееся им, было действительно великолепно. Из кратера выходил густой дым, а посреди этого дыма виднелось пламя особенной и чудной формы, точно пучок громадных перьев, диадема горы; пламя с изумительными отсветами высоко поднималось и потом падало; оно дрожало, как перо на каске воина, и бросало свет вокруг себя на мрачную почву, производя бесконечные разнообразные тени. Серные испарения увеличивали еще больше мрачное величие и зловещий ужас этой картины. На повороте горы, по направлению к едва заметному и далекому морю, контраст был замечательно хорош - чистое небо, неподвижные, спокойные звезды, - можно было сказать, что две силы, добра и зла, открылись разом взорам людей.

себя и слушал с немым ужасом глухой шум подземной бури, таинственной работы природы в мрачной и страшной глубине. Вдруг из пасти кратера вылетел громадный камень и, упав с оглушительным грохотом на скалу, разбился в мелкие куски, покатившиеся один за другим с горы. Один из осколков, самый большой, ударился о землю в узком пространстве, отделявшем англичан от их проводника, в трех шагах от путешественников; Мерваль громко вскрикнул, а Глиндон вздрогнул.

- Черт возьми, - воскликнул проводник, - спускайтесь, господа, спускайтесь; не теряйте ни минуты, следуйте за мной.

Проводник и крестьянин побежали как только могли скорее. Мерваль, проворнее своего друга, последовал их примеру, но и Глиндон, более смущенный, чем испуганный, не долго оставался на месте. Не успел он сделать несколько шагов, как страшный клуб дыма вырвался из кратера. Небо исчезло, и внезапно совершенный мрак окружил Глиндона; из темноты послышался вдалеке голос проводника, но мгновенно прервался, заглушенный грохотом взрыва и подземными стонами; Глиндон остановился. Он был далеко от своего друга и проводника; он был один среди мрака и ужаса.

Темный дым рассеивался медленно и как бы неохотно; огонь еще раз осветил ужасы опасной дороги. Глиндон, оправившись от волнения, пошел дальше. Снизу он слышал голос Мерваля, призывавший его, но он не мог его видеть, голос служил ему проводником. Задыхаясь, он бросился вперед; но сперва едва слышный, а потом сильный шум поразил его слух. Он остановился и обернулся. Огненная лава переступила границы кратера и пролагала себе дорогу по извилинам горы.

камень, на котором он стоял, он пошел дальше. Глиндон не смел спуститься и должен был вернуться к кратеру, чтобы уже оттуда, без проводника, без указаний, найти другой путь. На минуту мужество покинуло его.

как только позволяли ему удушливые испарения, потом, внимательно осмотревшись, наметил себе путь, следуя которому надеялся избегнуть потока лавы; и тогда, твердыми и быстрыми шагами, он направился к куче горячего пепла. Он сделал около пятидесяти шагов, когда вдруг остановился: непонятный, необъяснимый ужас, который до тех пор посреди всех этих опасностей не мог овладеть им, наполнил теперь все его существо. Он задрожал всем телом, мускулы отказались повиноваться его воле, он чувствовал себя как бы парализованным и пораженным смертью. Ужас, охвативший его, как я уже сказал, был совершенно безотчетным и мистическим, ибо дорога была ясна и безопасна. Пламя за ним ровно горело вдали. Препятствий не было никаких, опасность более не угрожала ему.

И пока он стоял, пораженный внезапной паникой, прикованный к одному месту, не имея возможности ни двигаться, ни говорить, он заметил перед собой, на некотором расстоянии, постепенно принимающую форму и все более отчетливо выступающую перед его взором колоссальную тень, которая, казалось, принадлежала человеческой фигуре, но была несравненно больше человеческого роста.

Ослепительный свет вулкана, который казался бледным перед этим гигантским и таинственным видением, бросал отблеск и на другую фигуру, тихо и неподвижно стоявшую за первой. Может быть, контраст этих двух фигур - Существа и Тени - поразил Глиндона. Разница между ними казалась такой же, как между Человеком и Сверхчеловеком. Одну только секунду, что я говорю - десятую часть секунды англичанин мог перенести это зрелище. Второе извержение серных испарений, быстрее и гуще первого, разлилось по горе. И ядовитость этих испарений и сила его ужаса оказались таковы, что Глиндон, после отчаянного усилия вдохнуть в себя воздух, упал без чувств, потеряв сознание.