Из Парижа в Бразилию.
Часть 2.
Глава VIII

Глава VIII 

От Каньонвилля до Шасты.-- От Шасты до Сан-Франциско. - Нищенское положение краснокожих. - Как действует на индейцев цивилизация.-- "Резервации".-- Ложное представление об индейцах. - Драгоман.-- Переходное время. - Увеличение индейского населения.-- Краснокожие посылают детей в школу.

Отвлекшись на приключение Жака, мы забыли, хотя бы вкратце, описать читателям места, через которые следовал поезд, мчавший наших путешественников.

Миновав станцию Тенино, о которой мы упоминали, поезд в течение ночи пробежал территорию Вашингтон и прогремел по мосту над огромной колумбийской рекою, которая служит ей южной границей. Затем путешественники миновали Орегон, с городом Порландом, возникшим лишь вчера, но уже приобретшим важное значение, и, наконец, Солем и Юджен-Сити, большую станцию на 44-й параллели.

Далее поезд проследовал крутым ущельем Калапуйских гор, пересек три или четыре реки по высочайшим мостам в чисто американском вкусе, от которых голова кружилась, если глядеть вниз, и на две минуты остановился в Винчестере, где и произошла у Жака известная стычка с полковником Бутлером. Оттуда после двукратной остановки - в Розенбурге и Миртльвилле - поезд прибыл наконец в Каньонвилль, конечный пункт Североамериканской железной дороги (Northern-American-Railroad).

Три друга вышли из вагона после четырнадцатичасовой езды и получили своих мустангов, выведеннных на платформу из специального вагона и громким ржанием протестов вавших против продолжительного заключения в духоте, которому их подвергли.

Пассажиры, которым предстояло дальнейшее путешествие в дилижансе, не без зависти посматривали на эту тройку сильных и бойких лошадей.

- Господа, вы приедете в Сан-Франциско раньте меня, - сказал путешественникам полковник Бутлер. - Так не забудьте, пожалуйста, нанести визит мистеру Даниэлю Вельсу; он вас примет как старых друзей. Передайте также от меня почтительнейший поклон мисс Леоноре. Адрес таков: 24, Невада-стрит.

- Хорошо, полковник, будьте покойны! - со смехом отвечали ему Жюльен и Жак и, дав шпоры коням, вихрем помчались вперед в сопровождении Перро.

Мустанги бежали неутомимо. Только американским скотоводам по силам вырастить таких неимоверно выносливых животных, которым и горы, и реки, и болота - все нипочем. 

В городке Генли путешественники видели дорогу, по которой прокладывался рельсовый путь, долженствовавший в скором времени соединить Каньонвилль с Шастой. Торопясь доехать поскорее до этого города, где можно было вновь воспользоваться железной дорогой, путешественники делали лишь самые необходимые остановки.

Дорога от Генли до Шасты прекрасная, с великолепными мостами и виадуками, так что всадники имели возможность ехать все время аллюром.

По приезде в Шасту путешественники опять наняли для лошадей отдельный вагон и сами заняли места в салон-вагоне, чтобы со всем комфортом доехать до Сан-Франциско, до которого от Шасты десять часов езды на скором поезде.

Они уселись в роскошном вагоне, и поезд тронулся. Вдруг до слуха их донеслась очень громкая перебранка. Неприятный, грубый женский голос кричал что-то на индейском языке, и этому голосу возражал тоже женский, но не грубый, а плачущий, жалобный.

Диалог закончился громкой оплеухой.

Жюльеном овладело любопытство. Он отворил заднюю дверь вагона, и вот что представилось их с Жаком взорам.

На площадке следующего вагона стояло трое одетых в грязные лохмотья индейцев. Две женщины и мужчина.

Женщины были наверняка еще молоды, но на вид обе казались гораздо старше своего возраста. Старшей было не больше двадцати пяти лет, а на вид можно было дать лет сорок, младшая, скорее всего совсем еще девочка, смотрелась женщиной лет тридцати.

Младшая горько рыдала, и крупные слезы текли по ее лицу.

Старшая, вне себя от гнева, занесла опять руку, собираясь повторить пощечину.

Но тут на подножке вагона появился драгоман {Толмач, переводчик.} поезда, и его приход остановил занесенную руку. Такие драгоманы имеются в Америке на всех больших железнодорожных линиях. Их обязанность - давать пассажирам всевозможные объяснения и справки. Они должны говорить на нескольких языках.

- Ах вы, гадины! - вскричал он. - Неужели у вас не было времени подраться дома? Зачем вы беспокоите пассажиров криком и шумом? Или вы забыли, что железная дорога перевозит вас бесплатно с условием не шуметь, не сходить с отведенной для вас подножки и вообще вести себя прилично?

- Гу! - отвечал индеец. - Мой брат говорит совершенно верно. Но должна же старая жена Филина научить его молодую жену, как нужно исполнять свои обязанности.

- Так это твои жены?

- Мой брат говорит правду.

- Какие же могут быть у них обязанности по отношению к такому негодяю, как ты?

- Гу!.. Они должны во время войны носить за Филином оружие и припасы, в мирное время собирать хлеб, молоть муку...

- Не продолжай. Знаю. Иными словами, они должны делать всякую работу, а ты сидеть сложа руки, как самый неисправимый лентяй.

- Гу!.. Филин великий вождь.

- И негодяй тоже порядочный. Ну, да во всяком случае это твое дело: веди только себя смирно. Да, вот еще что скажи: за что это твоя старшая жена побила младшую?

- У Филина нет денег на табак и огненную воду. Старая жена его учила молодую, как нужно просить милостыню у бледнолицых. Для этого она и побила ее, чтобы она умела плакать и ныть.

Слыша такой удивительный разговор драгомана с индейцами, Жак не верил своим ушам.

На Жюльена это не произвело никакого впечатления. Ему уже приходилось однажды путешествовать по Северной Америке, и теперь он только посмеивался над наивным изумлением своего друга.

- Ну, - сказал он ему наконец, - что скажешь ты об этом индейце, тронутом цивилизацией?

- Все это не делает чести ни ему, ни цивилизации. Впрочем, я не думаю, чтобы он был чистокровным индейцем.

- Как? Да взгляни на его череп, на все его лицо. Чище этнический тип трудно найти.

- Ни за что не поверю! Такое вырождение - в столь короткое время!

- Что делать, дружок. Как ни грустно, а приходится признать тот факт, что потомки делаваров, ирокезов, гуронов и прочих превратились по большей части в нищих, клянча себе бесплатный проезд по железным дорогам. Прежний гордый тип индейца сохранился разве только в резервациях.

- Что это такое резервации?

этому у них и сохранились древние нравы и обычаи.

- Поверьте, джентльмен, что и те не лучше, - вмешался в разговор драгоман. - Все они, по натуре своей, одинаково бродяги и лентяи, не во гнев будет сказано Шатобриану, Майн Риду и Куперу.

- Вы слишком строги, мне кажется. Впрочем, оно и понятно: ведь вы американец.

- Ошибаетесь, - на чистейшем французском языке возразил драгоман, - я европеец, швейцарец. Три года тому назад я приехал сюда, весь пропитанный европейскими филантропическими иллюзиями. С тех пор мои взгляды сильно переменились.

- Нет, вы все-таки не совсем правы, - горячо вступился Жак. - Если бы американцы вместо того, чтобы загонять краснокожих, как зверей, и одурять их водкой, позаботились хорошенько об их просвещении, результат был бы иным. Законы гуманности ведь одинаковы что для белого, что для краснокожего.

- Вы мне позволите быть откровенным?

- Сделайте одолжение. Я буду очень рад выслушать все ваши доводы, которые, я заранее чувствую, меня не переубедят.

- Вы говорите, что законы гуманности одинаковы для белых и индейцев. Прекрасно. Белые признают это и отводят индейцам земли для поселения, и земли достаточные. Но индеец не хочет заниматься ничем, кроме охоты, и отказывается возделывать эти земли. Что же получается? Огромная территория, могущая прокормить десять тысяч человек, едва дает пропитание тремстам. Что же, так это и оставлять? В жертву варварству принести цивилизацию? Отказать в хлебе тысячам белых ради лености нескольких сотен дикарей?

- С этой точки зрения вы правы, сударь, - вмешался Жюльен. - Против закона природы ничего не поделаешь. Из двух столкнувшихся рас одна непременно должна взять верх.

- Вернее сказать, одна вберет в себя другую и сольется с нею воедино.

- Как? Неужели вы думаете, что люди, подобные вот этому субъекту, который курит выпрошенную у меня сигару, превратятся когда-нибудь в граждан Федерации?

- Во всяком случае они со временем дадут граждан Федерации. Не верьте, пожалуйста, европейскому расхожему мнению об истреблении медно-красной расы.

- Как, сударь? Этак вы, пожалуй, скажете, что индейское население не только не вымирает, а, напротив, увеличивается?

- Я уверен в этом и могу доказать фактами.

- Это очень странно, - вмешался Жак. - Везде говорят и пишут, что в скором времени в Канаде и в Соединенных Штатах не останется ни одного индейца.

- Двадцать лет тому назад это, пожалуй, можно было утверждать, но теперь нельзя. Между прочим, население Верхней и Нижней Канады давно уже перестало уменьшаться, а новейшие статистические данные доказывают даже очень быстрый его рост.

Жак все более удивлялся, слушал и не верил ушам.

- То же самое и в Соединенных Штатах, - продолжал драгоман. - Но, конечно, вместе с тем исчезает и национальная самобытность, так что краснокожее население если и не пропадает бесследно, то, во всяком случае, сливается с белым, и нужно ожидать, что в скором времени все этнические различия сгладятся.

- Дай Бог! - произнес Жак.

- И в этих новых американских гражданах будет почти невозможно признать потомков таких господ, как этот попрошайка, драпирующийся в дырявый плащ и, слышите, клянчащий у вас вторую сигару.

- Да, печальный субъект, что и говорить. Неужели все переходные типы таковы?

- Ну, этот особенно выделяется. Он, очевидно, первостатейный пьяница и лентяй! Но заметьте: он, наверное, и сам понимает, что его леность и пьянство несовместимы с жизнью в цивилизованном обществе.

- Не может быть.

- Пожалуйста.

- Скажи мне, вождь, откуда ты едешь?

- Из земли моих братьев, кламатов.

- Что ты делал у кламатов?

- Покупал вторую жену. Филин очень беден.

- Если ты беден, как же ты купил себе жену? Зачем она тебе?

- Она будет на меня работать. У неженатого индейца очень много работы, а на женатого работают жены. Гу! Жены Филина засеют ему поле, а потом он отдаст их работать на дорогу.

- А что ты будешь делать с деньгами, которые они заработают?

- Я куплю виски и еще жену, третью.

- Третью! Ты хочешь завести трех жен!

- Гу! Святые с Соляного Озера имеют жен еще больше.

Дикарь намекал на известную секту мормонов, проповедующих многоженство.

- Зачем ты брал к кламатам свою старую жену?

- Чтобы она выучила молодую. Молодые жены, как только их купишь, ни на что не годятся, а только плачут по родине. Старые их бьют, пока те не перестанут плакать и не сделаются умнее.

- А почему же ты сам их не учишь?

- И поэтому ты предпочитаешь устраивать драку между своими женами. Это очень удобно и остроумно. Скажи мне, вождь, еще вот что: думаешь ли ты иметь детей?

- Конечно.

- Что ты с ними будешь делать?

- Они будут ходить в школу к белым.

Они не могли удержаться, чтобы не выразить крайнего изумления.

- А зачем ты будешь посылать их в школу?

- Чтобы они научились там понимать, что огненная вода - яд для человека; чтобы выучились возделывать землю, как белые, и кормиться ее плодами; чтобы они переняли как можно больше у детей Великого Отца - Вашингтона.

"переходный человек", уже понимающий пользу образования и желающий научить своих детей трезвости и оседлому земледелию. Успокоились ли вы теперь за будущность медно-красной расы?

- Совершенно убедился и успокоился, - отвечал Жюльен, - и отдаю вам должное. Но тем не менее меня все-таки удивляет противоречие между вашими первыми словами и последними.

- Это очень просто. Не могу же я смотреть как на равного на такого субъекта, который напивается пьян, как только дорвется до водки, который ничего круглый год не делает и пользуется своими женами как рабочим скотом. Нравственного чувства у него нет и малейшего, и я ничем не могу развить в нем его. Вот почему я и сказал, что мои филантропические воззрения на краснокожих развеялись, как дым, лишь только я пожил в Америке. Впрочем, они не то что совсем развеялись, а сделались правильнее, трезвее. Не всех индейцев я признаю за равных себе, а только тех, которые обратились к труду. Так смотрят на это дело и янки, и они, по-моему, безусловно правы.