Герои Малахова кургана.
ЧАСТЬ 2.
ГЛАВА II

ГЛАВА II

Новый главнокомандующий. -- Капитан Шампобер. -- Сорви-голова делается капралом и начальником патруля. -- Вольные стрелки. -- Бомбардировка. -- Гибель русских артиллеристов. -- Дама в черном стреляет из карабина.

Прошел месяц со времени победы при Альме. Сент-Арно умер через неделю, 29 сентября, передав командование войсками генералу Канроберу.

Новый главнокомандующий еще молод: сорока четырех лет, энергичный, деятельный, добрый к солдатам, также отвечающим ему любовью, неустрашимый до крайности, он вполне отвечает своему высокому положению. Это человек среднего роста, живой, подвижный, с огненным взглядом. Особая примета: носит длинные волосы, покрывающие воротник его вышитого золотом мундира.

Известен его ответ императрице, подшучивавшей над его шевелюрой.

-- Мои волосы, государыня, принадлежат истории!

Увы, он ошибся, история забыла о нем и его волосах.

Прежде всего это человек битвы, бросавшийся в середину врагов, солдат, с безрассудной смелостью рисковавший своей жизнью.

Тяжело раненный в сражении на Альме, он велел посадить себя в седло и, бледный, окровавленный, каким-то чудом остался на лошади до конца битвы. Превосходный исполнитель, он самый нерешительный из всех главнокомандующих.

Огромная ответственность, желание пощадить солдат, переговоры с английским главным штабом, предчувствие всяких затруднений - все это парализует в нем всякую инициативу и отдает его во власть событий. Но теперь, в начале кампании, ничего этого не видно. Дела идут хорошо, на завтра назначена бомбардировка.

Сопровождаемый своим штабом, главнокомандующий обходит траншеи. Он идет пешком, держа руку на перевязи, рядом с Боске, который на целую голову выше всех окружающих. Они подходят к центральной траншее. Двести артиллеристов ждут около орудий. В группе офицеров находится молодой капитан, бледный после недавнего ранения.

Над двумя потертыми галунами на его рукаве нашит третий золотой галун. Это - повышение по службе, столь же недавнее, как рана.

Несколькими секундами ранее прихода генералов прибегают, запыхавшись, пятеро зуавов. С ними мальчик в форме зуава с огромным букетом осенних цветов в руке. При виде их капитан делает дружеский жест, как вдруг раздается команда: - На караул!

Громко звучит Труба, и звуки ее сливаются с громом пушек, мортир, с ружейной стрельбой.

Канробер подходит к капитану, салютующему ему саблей, останавливается подле него и громко произносит:

Именем Императора объявляю вам, поручики, подпоручики, унтер-офицеры, бригадиры, канониры и барабанщики, что вы должны повиноваться присутствующему здесь - капитану Шампоберу, как своему непосредственному начальнику во всем, чего он потребует от вас по долгу службы и по правилам военного регламента!

Потом добавляет ласково:

-- Капитан, я счастлив пожать руку такому храбрецу, как вы! Ваша рана вылечена?

-- Да, ваше превосходительство!

-- Чудесно! Что делают здесь эти зуавы? -- добавляет главнокомандующий, улыбаясь им как старым друзьям.

-- Они спасли меня там, на Альме, ваше превосходительство, после того как защищались и отбили орудия вместе с капонирами!

 И хотели первыми поздравить вас с повышением? Браво, мои смелые шакалы! Браво!

Затем, остановившись перед статным зуавом, начальником маленького отряда, главнокомандующий замечает на его груди крест Почетного Легиона и говорит ему:

-- Как, у тебя крест, и ты еще не капрал?

-- Ваше превосходительство, я только сегодня вышел из лазарета!

-- Твое имя?

Боске вмешивается и отвечает:

-- Генерал, имею честь представить вам Сорви-голову, героя второго полка зуавов, храбреца, который спас нас при взрыве замка графа Нахимова! Старый сержант, прекрасный солдат, умный, но горячая голова...

-- Тем лучше... мы сделаем из него офицера! Но так как ты, будучи сержантом, не можешь стоять на часах и нести солдатскую службу, я делаю тебя капралом... в ожидании лучшего... Вольно, ребята! Отдохните теперь и повеселитесь! Завтра утром приглашаю вас к бомбардировке!

-- Да здравствует Канробер! Да здравствует отец солдат! До здравствует Боске!

Эти восторженные крики раздаются далеко кругом. Перед уходом оба генерала обмениваются несколькими словами, и Канробер делает утвердительный жест.

-- Это хорошо! Превосходная мысль! -- добавляет он. -- Потрудитесь заняться этим!

Боске кричит своим громким голосом:

-- Сорви-голова!

-- Есть, ваше превосходительство!

-- Завтра на рассвете мы бомбардируем Севастополь! Ты начнешь действовать и повторишь свой маневр на Альме... Понял?

-- Точно так, ваше превосходительство! -- отвечает сияющий зуав. -- Я должен зайти впереди французских траншей и стрелять в русские орудия, в русских артиллеристов!

-- Прекрасно! Ты выберешь себе сотню людей из самых лучших стрелков... засядешь с ними... выберешь удобное место... я предупрежу твоего полковника... Остальное - твое дело, и ты устроишься, как захочешь!

-- Я устроюсь на спине у русских, генерал!

-- Желаю тебе удачи, Сорви-голова!

-- Благодарю вас, ваше превосходительство, за вашу доброту!

Гордый своей миссией, Сорви-голова идет к капитану Шампоберу, радушно встречающему его.

-- Господин капитан, как я счастлив! Вы знаете, мы пришли к вам от всего нашего полка, видевшего вас на деле и искренне уважающего!

-- Митральеза! Милый мой пес!

Тото Буффарик поднимает вверх свои цветы, подает их офицеру и кричит:

-- Господин капитан, это от зуавов второго полка и от моей семьи... Мы празднуем ваши эполеты и выздоровление!

Капитан хватает мальчика за плечи и целует в обе щеки.

Артиллеристы оглушительно кричат:

-- Да здравствуют зуавы!

И все вместе вопят:

-- Да здравствует капитан Шампобер!

Капитан, совсем растроганный, пожимает протянутые руки, хочет ответить ласковыми словами, благодарит, как вдруг трубач зуавов, Смоленый Клюв, яростно кричит:

-- Берегись, бомба!

С неприятельской стороны, на высоте тридцати метров, летит металлический шар, из которого курится дымок. Слышно, как свистит воздух в кольцах снаряда. Бомба быстро приближается. Все присутствующие бросаются на землю.

Бум! Снаряд разрывается с грохотом пушки, вырыв глубокую яму в два метра и разбросав целый ливень обломков: железа, камней, щепок.

К счастью, никто не задет. Все поднимаются на ноги, и капитан, смеясь, говорит:

-- Ну! Бомба, наверное, желала участвовать в нашем разговоре! Благодарю, зуавы! Друзья мои, спасители! Благодарю, канониры, дорогие товарищи по оружию! Я желал бы выразить вам мои чувства, но время не ждет, эти черти русские не дают передышки. Слушайте! У меня есть кварта крымского вина, несколько окороков и корзина шампанского... поселимся всем этим по-братски, выпьем за ваш успех, за счастье тех, кто думает о нас, за наше отечество, за славу французского знамени!

-- Вы правы, господин капитан, -- отвечает Сорви-голова, -- время не ждет, и минуты бегут. Мне надо идти в полк!

-- Но ты едва оправился от ужасных ожогов!

-- Как вы от удара саблей!

-- Но ведь я капитан, у меня ответственность...

-- А я сделан капралом и командующим...

-- Как? Уже командующим?

-- Да, командующим отрядом, который я должен собрать в несколько часов и о котором вы услышите завтра. На рассвете мы откроем охоту на казаков, пока вы будете истреблять их работу пушками!

 Браво, милый Сорви-голова! Вы пойдете к маркитантам.

-- Да, господин капитан! Я обойду торговцев... там, наверно, сидят мои верные товарищи, которые будут отличными рекрутами для нового патруля!

-- Вы составите настоящий адский патруль!

-- Это название мне нравится, господин капитан! Вы - крестный отец патруля и будете гордиться своим крестником!

-- Поблагодарите там за меня сестру Елену, тетку Буффарик, мадемуазель Розу, всех этих самоотверженных женщин, заботы которых спасли и вас, и меня от смерти. Мы лежали там оба, умирающие, измученные лихорадкой, с верной Митральезой около нас!

Дежурный офицер спешно подъезжает к капитану и подает ему конверт.

Капитан разворачивает бумагу и читает: "Приказ командиру третьей батареи. Ровно в шесть часов бросить три бомбы на бастион и продолжать безостановочно огонь".

Он пожимает руку зуаву и говорит:

-- Я должен дать сигнал к битве, до свидания, друг мой!

-- До свидания, господин капитан!

Вся союзная армия охвачена лихорадкой. Новость облетела войско. Солдаты испытывают дикую радость при мысли о бомбардировке. Никто не сомневается в успехе. На завтра назначают друг другу свидание в Севастополе. Ночь кажется томительно длинной. Никто не смыкает глаз. В три часа утра солдаты выбегают из палаток и закусывают. Через два часа они солидно завтракают, запивая завтрак двойной порцией вина и глотком водки. Последние приготовления закончены.

Пехотинцы осматривают свою экипировку до самых подошв. Кавалеристы седлают лошадей, саперы и понтонеры грузят на повозки доски, помосты, лестницы. Канониры заряжают орудия.

Погода великолепная. Занимается заря. Через двадцать пять минут взойдет солнце.

Явственно доносится бой городских часов в Севастополе. Шесть!

На батарее номер три раздаются три ужасных выстрела с промежутками в десять секунд и разносятся далеко в городе.

Это - сигнал! Весь фронт французских и английских войск заволакивается дымом, и громовой улар следует за тучей дыма. Сто двадцать пять пушек и мортир выпускают целый ураган огня на русские укрепления. Неприятель отвечает непрерывным огнем. В адском шуме ничего не слышно, в густом дыму нельзя ничего разобрать. Стреляют без передышки. Понятно, что неприятель терпит большой урон от огня артиллеристов, но что особенно раздражает и удивляет русских - это потеря большого числа артиллеристов, убитых ружейными выстрелами. Время от времени наступает затишье. Тогда раздается сухой легкий выстрел, потом свист, и русский канонир падает на свое орудие с размозженным черепом, с пробитой грудью, с простреленным плечом. Эта убийственная стрельба продолжается беспрерывно.

Русские внимательно смотрят во все стороны, разглядывают в бинокли все неровности почвы и наконец замечают между батареями и траншеями маленькие насыпи земли, которые прикрывают собой ямы, где укрываются по два человека стрелков. Этих насыпей около полусотни - везде, где вчера не было ни малейшего возвышения.

С русских укреплений видны только концы двух карабинов да красный лоскут, свидетельствующий о засаде.

Там, за этими холмиками, засел адский патруль, так живописно окрещенный капитаном Шампобером и заставивший говорить о себе даже русских.

По приказу генерала Боске Сорви-голова отлично устроился. На его призыв сбежалась толпа волонтеров. При одной мысли об экспедиции с ним, весь полк хочет следовать за любимым товарищем. Сорви-голова выбирает себе семьдесят человек и комплектует свой отряд Венсенскими стрелками. Все это лучшие стрелки в дивизии Боске.

В девять часов вечера они отправляются в путь, -- каждый снабжен лопатой, мешком с провизией, патронташем и котелком с кофе, -- проходят траншеи и уходят искать удобное место. Сорви-голова заранее заботливо осмотрел из амбразуры все укрепления.

Теперь в темноте он отлично ориентируется и ведет своих товарищей. Вот они ползут но земле, избегая шума, и волокут за собой инструменты, обмотанные тряпками, чтобы не звенели, подходят ближе с безрассудной смелостью, с неслыханным везением.

Тогда каждый со всевозможными предосторожностями погружает лопату в землю и роет яму. Землю бросают вперед, и она образует холмик.

Сорви-голова в центре линии, вместе со своим товарищем-трубачом.

В четыре часа утра ямы и насыпи сделаны.

-- Мы словно в пустой купальне засели! -- замечает Соленый Клюв.

-- Тише! -- говорит Сорви-голова.

-- Я закурю трубку!

 Нельзя!

-- Ну, выпью...

-- Береги напиток... будет жарко!

-- Ну, если нельзя ни говорить, ни курить, ни пить, я усну, пока не начнется музыка!

-- Как хочешь! Я бодрствую!

 Еще бы! Ты - начальник!

Через пять минут трубач, завалившись на дно ямы, спит как сурок. Его будят три выстрела из мортиры. Он встает и кричит:

-- К вашим услугам!

Как человек предусмотрительный, он запасся котелком с водкой, открывает его и подает товарищу, заряжающему карабин.

-- Выпей глоток, Сорви-голова, это не повредит!

-- Полетел бедняга! Славно!

Действительно, русский артиллерист выронил банник и упал на пушку.

-- Хорошо! -- добавляет Сорви-голова.

Соленый Клюв делает хороший глоток водки, берет карабин и целится в артиллериста, заменившего собой убитого. Паф! Он падает, убитый наповал.

 Верно, старый товарищ!

-- Ну, я пойду подкрепиться...

-- Берегись... напьешься!

-- Ну, ну! Не теряй надежды! Ничто так не освежает зрение и мысли!

Вправо и влево над засадами поднимаются облачка дыма. Выстрелы из карабинов теряются в громе пушек, мортир и треске гранат.

Дым, гром, треск повсюду.

Стрелки спокойно сидят в своих ямах, созерцая ураган огня над собой, курят трубки, выжидая удобного момента.

Вдруг земля дрожит, раздается страшный взрыв. На французской линии появляется столб пламени с тучей дыма. Взорвало пороховой погреб. Двадцать пять человек убито, три орудия исковеркано.

Русские шумно радуются, издавая торжествующие крики.

-- Ответ пастуха пастушке! -- замечает серьезно трубач.

Повинуясь одной и той же мысли, французы и русские замедляют огонь, желая видеть результаты бомбардировки.

Одиннадцать часов. Конечно, потери большие, но не столь важные, как можно было думать.

Русские, под сильнейшим огнем, с неустрашимостью, вызывающей восторженный крик союзных войск, быстро исправляют повреждения.

Пушки и мортиры гремят издали. Во время этого затишья на русских укреплениях собирается масса любопытных: штатские и дамы в богатых туалетах смотрят в бинокли.

Сорви-голова различает среди них даму в черном с карабином в руках. Она оживленно разговаривает и указывает на засаду стрелков.

-- Что она собирается делать? -- говорит Сорви-голова своему товарищу.

-- Она хочет навести на нас пушки и мортиру! Хорош гарнизон, где командуют бабы! Смотри... берегись!

Сорви-голова и Соленый Клюв видят, что она летит на них, и одним прыжком, как лягушки, выскакивают из своей ямы.

В этот момент раздается выстрел из карабина. Сорви-голова делает быстрое движение и прикладывает руку к груди.

-- Задело? -- с тоской спрашивает его товарищ.

 Не знаю, -- прерывающимся голосом отвечает зуав, -- мне показалось... что-то ударило меня...

-- Иди... иди скорее в яму... бомба еще глубже вырыла ее... опасности нет...

-- Да, да! -- бормочет Сорви-голова. бледный, как полотно.

Ползком добирается он до ямы и тяжело падает в нее. Соленый Клюв дрожит с головы до пят. заметив на красной ленточке креста, украшающего грудь его друга, маленькую круглую дырочку.