| Автор: | Бюргер Г. А. |
| Категории: | Повесть, Юмор и сатира, Приключения |
Готфрид Август Бюрге
. Удивительные путешествия барона Мюнхаузена
на воде и на суше, походы и весёлые приключения, как он обычно рассказывал о них за бутылкой вина в кругу своих друзей
Морские приключения барона фон Мюнхаузена
Шестое приключение на море
Покончив с рассказами о своих египетских приключениях, барон собрался было отправиться спать, но произошло это именно в тот момент, когда несколько ослабевшее внимание слушателей вновь было возбуждено упоминанием о гареме великого султана. Уж очень им хотелось услышать ещё что-нибудь о гареме. Но так как барон решительно отказался продолжать разговор на эту тему, с другой же стороны, не желал огорчить своих весёлых слушателей, осыпавших его просьбами, он решил позабавить их рассказами о своих необыкновенных слугах и так начал своё повествование:
- После моего путешествия в Египет я очень вырос в глазах великого султана. Его величество просто не мог жить без меня, и я ежедневно бывал приглашён и к обеду и к ужину. Я должен признать, господа, что у турецкого султана стол был более изысканный, чем у любого другого владыки на земном шаре. Но относится эта похвала только к еде, а не к напиткам, ибо, как вам известно, закон Магомета возбраняет верующим употребление вина. Поэтому на официальных обедах в Турции нечего и думать о том, чтобы выпить стаканчик вина. Однако то, что не происходит публично, нередко проделывается втихомолку, и, невзирая на запрет, многие турки знают, что такое доброе вино не хуже, чем почтенные немецкие прелаты. Так дело обстояло и с его турецким величеством.
За парадным столом, к которому обычно бывал приглашён и генеральный суперинтендант, то есть муфтий, который перед едой читал молитву «Очи всех», а после еды - «Благодарение аллаху», о вине не могло быть и речи. Но когда поднимались из-за стола, для его величества в кабинете обычно уже стояла наготове бутылочка доброго вина. Однажды великий султан, дружески мне подмигнув, дал понять, чтобы я прошёл за ним в кабинет.
Когда мы там заперлись, он с таинственным видом достал из шкафчика бутылку.
- Мюнхаузен, - произнёс он, - я знаю, что вы, христиане, понимаете толк в бокале хорошего вина. У меня тут осталась ещё бутылочка токайского. Такого чудесного вина вам, верно, ещё никогда в жизни не приходилось пить.
С этими словами его величество налил мне, а затем и себе по рюмке, и мы чокнулись.
- Ну, что вы на это скажете? Ну-ка! Не правда ли, чудо, а не вино?
- Винцо хорошее, ваше величество, - ответил я. - Но, с разрешения вашего величества, я всё же должен сказать, что в Вене у покойного императора Карла Шестого мне приходилось пить во много раз лучшее. Чёрт возьми! Вот бы вашему величеству испробовать такого вина!
- Друг мой Мюнхаузен, при всём уважении к вам не могу поверить, чтобы существовало токайское лучше этого! Я достал одну-единственную бутылку этого вина у венгерского дворянина, который с трудом решился с ним расстаться.
- Чепуха, ваше величество! Токайское токайскому рознь. Господа венгерцы не так-то щедры. Держу пари, что ровно за час доставлю вам прямым путём и непосредственно из императорского погреба бутылку токайского, да ещё какого!
- Мюнхаузен, мне кажется, вы болтаете вздор!
- Нет, я не болтаю вздор. Берусь за один час прямым путём из императорского погреба в Вене доставить вам бутылку токайского, и не такую кислятину, как это!
- Мюнхаузен! Мюнхаузен! Вы смеётесь надо мной, а этого я вам не позволю! Я знал вас до сих пор как человека необыкновенно правдивого, но сейчас готов думать, что вы завираетесь.
- В чём же дело, ваше величество? Давайте попробуем. Не выполню я своё обещание - а я непримиримый враг всяческого вранья, - тогда, ваше величество, прикажите отрубить мне голову. Ведь моя голова не кочерыжка какая-нибудь. Что же вы, ваше величество, против неё поставите?
- По рукам! Ловлю вас на слове! Если ровно в четыре часа токайское не будет доставлено, я не помилую вас, и это будет вам стоить головы. Смеяться над собой я не позволю даже лучшим моим друзьям. Если же вы своё обещание выполните, то можете взять из моего казначейства столько золота, серебра, жемчуга и драгоценных камней, сколько в силах унести самый большой силач.
«Ваше величество, в качестве единственной наследницы вам, несомненно, от вашего блаженной памяти отца наряду с прочим достались и его погреба. Осмелюсь покорнейше просить Вас прислать мне с подателем сего письма бутылку токайского, какое я частенько пивал у Вашего батюшки. Только самого лучшего. Дело касается пари. Готов как угодно за это отслужить и остаюсь…» И так далее.
Записку я поспешил вручить, даже не запечатав, так как было уже пять минут четвёртого, моему скороходу. Ему пришлось отстегнуть свои гири и немедленно пуститься бежать в Вену.
После этого мы - великий султан и я - в ожидании лучшего выпили до дна оставшееся вино. Пробило четверть четвёртого, половина… пробило, три четверти четвёртого… но скорохода не было видно. Должен признаться, что мне понемногу становилось всё больше не по себе. Мне чудилось, что его величество время от времени поглядывает на шнур от колокольчика, собираясь вызвать палача. Мне, правда, ещё разрешили выйти в сад, чтобы глотнуть свежего воздуха, но за мной всё время следовали двое услужливых соглядатаев, не спускавших с меня глаз.
Когда стрелка показывала уже пятьдесят пять минут четвёртого, я поспешил послать за моими слугами - за слухачом и стрелком. Они немедленно явились, и я приказал моему слухачу лечь на землю и послушать, не приближается ли скороход. К немалому моему испугу, он доложил, что негодяй где-то, и притом далеко отсюда, прилёг отдохнуть и сейчас храпит что есть мочи.
Но лишь только мой славный стрелок услышал это, как взбежал на высокую террасу и, приподнявшись на цыпочки, закричал:
- Клянусь своей душой! Лежит себе этот лентяй под дубом около Белграда, а рядом с ним бутылка! Погоди! Сейчас пощекочу тебя так, что ты сразу проснёшься! - И с этими словами он вскинул своё кухенрейтеровское ружьё и выпустил заряд прямо в вершину дуба. Целый град желудей, веток и листьев посыпался на спящего, разбудил его, и так как скороход и сам почувствовал, что чуть было не упустил время, то он с такой быстротой пустился бежать, что с бутылкой и собственноручной запиской Марии-Терезии в три часа пятьдесят девять с половиной минут оказался у дверей кабинета султана.
Вот это было вино! Ох, как смаковал его высочайший лакомка!
- Мюнхаузен, - сказал он, - не обижайтесь, если эту бутылку я оставлю для себя одного. У вас в Вене лучшие связи, чем у меня! Вы сумеете добыть для себя и другую бутылку!
О, сколь сладостен показался мне этот серебряный звон!
- Теперь, - произнёс он, - я должен рассчитаться с вами за наше пари… Вот, - добавил он, обращаясь к казначею, который появился на пороге, отпустите моему другу Мюнхаузену из моей казны столько, сколько сможет унести самый сильный из его слуг.
Казначей поклонился своему господину, ткнувшись носом в землю. Мне же великий султан дружески пожал руку и затем отпустил нас обоих.
Как вы легко можете себе представить, милостивые государи, я, не мешкая ни минуты, воспользовался полученным разрешением. Вызвав силача с его длинной льняной верёвкой, я отправился с ним в кладовую казначейства.
Как можно быстрее устремился я со своей добычей в гавань, нанял там самое большое судно, какое только нашлось, и, нагрузив его до отказа, пустился на всех парусах со всеми своими слугами в море, торопясь скрыть мой улов в безопасном месте.
Случилось именно то, чего я опасался. Казначей, оставив незапертыми двери и ворота своей сокровищницы - ведь запирать их теперь не было особой надобности, - со всех ног бросился к великому султану и поведал ему о том, как широко я истолковал его разрешение.
Великого султана словно обухом по голове ударило. Он сразу же раскаялся в своём необдуманном поступке и приказал своему адмиралу немедленно со всем турецким флотом двинуться за мной в погоню и довести до моего сознания, что таких условий в нашем пари не было.
Не успел я поэтому отплыть и двух миль, как увидел, что за мной, подняв все паруса, следует в полном составе турецкий военный флот. Должен сознаться, что голова моя, как будто немного укрепившаяся, снова зашаталась.
- Пусть ваша светлость не беспокоится, - сказал он и с этими словами встал на корме нашего корабля, заняв такое положение, чтобы одна ноздря его была направлена на турецкий флот, а другая - на наши паруса. Затем он дунул так здорово, что турецкий флот с разбитыми мачтами и рваными парусами еле добрался до гавани, тогда как мы, подгоняемые попутным ветром, через несколько часов благополучно прибыли в Италию.
[5] спасти её честь, царят такая ужасная нищета и попрошайничество, а полиция так плохо выполняет свои обязанности, что мне - возможно, в силу моей непомерной доброты пришлось большую часть моих богатств раздать уличным нищим. Остаток же у меня отняла по дороге в Рим, как раз на священной равнине Лоретте, банда придорожных грабителей. Совесть, верно, не очень-то мучила их за это, ибо добыча была столь велика, что даже одной тысячной доли её хватило бы для всей честной компании, для их наследников и наследников этих наследников. Они могли бы получить за неё полное отпущение всех грехов, прошедших и будущих, хотя бы даже из рук самого высокопоставленного лица в Риме.
Но теперь, господа, мне и в самом деле пора на покой! Желаю вам приятного сна.
5
Статья Ягеманна «Спасение чести Италии, задетой замечаниями Гауптмана фон Архенгольца» в журнале «Deutsches Museum», 1786.