Первый болгарин, который...
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Первый болгарин, который...

Все мыслящiе люди съ безпокойствомъ следятъ у насъ за развитiемъ одного общественнаго зла, опасныя последствiя котораго очевидны для всякаго, но противъ котораго никто еще не открылъ действительнаго лекарства.

Это - паническiй ужасъ передъ трудомъ!

Наша жизнь, со времени освобожденiя, такъ сложилась, что, вместо его искорененiя, создавала лишь все более и более благопрiятныя условiя для его развитiя. Семья, училище, казарма, политическiя партiи, все делаетъ изъ нашей молодежи претендентовъ на государственную службу, изощряетъ въ этомъ направленiи умы и аппетиты. Широкое поле физическаго, полезнаго, независимаго труда презирается и является достоянiемъ техъ, кто чувствуетъ себя у насъ чужимъ, кто не родился подъ болгарскимъ небомъ... Стремленiе къ "легкой жизни" съ помощью службы насаждается у насъ еще въ детскiя души. Чадолюбивый отецъ приходитъ въ ужасъ отъ одной мысли, что его, сынъ можетъ сделаться земледельцемъ или ремесленникомъ, или торговцемъ, и прилагаетъ все усилiя, приноситъ всевозможныя жертвы для того, чтобы сделать изъ него чиновника. У насъ каждый день кто-нибудь бросаетъ плугъ, закрываетъ мастерскую или лавку. Все молодое и способное рвется къ службе. Страна теряетъ здоровыя руки, здоровые умы, здоровыя силы, увеличивая на ихъ счетъ число претендентовъ на казенный пирогъ.

Политико-экономы могутъ считать это явленiе совершенно естественнымъ въ стране, зажившей новою политическою жизнью, но для меня оно остается трудною и опасною проблемою...

Вотъ почему я былъ искренно обрадованъ, когда разъ встретился съ молодымъ, развитымъ и энергичнымъ болгариномъ, который...

Но буду разсказывать по порядку.

Возвращаясь однимъ праздничнымъ вечеромъ съ прогулки за городомъ, я зашелъ передохнуть въ табачную лавочку, расположенную на Царьградскомъ бульваре, прямо противъ дворцовыхъ воротъ.

Зрелище, которое представляетъ отсюда бульваръ, чрезвычайно любопытно для техъ, кто любитъ наблюдать.

Толпы модно одетыхъ кавалеровъ и расфранченныхъ дамъ проходятъ мимо табачной лавки по широкому тротуару, направляясь въ загородный садъ, или возвращаясь изъ него.

Этотъ кусокъ тротуара является настоящимъ Босфоромъ, черезъ который протекаютъ суетныя волны болгарской столичной жизни. Тутъ встречаются, останавливаются, приветствуютъ другъ друга представители высшаго класса софiйскаго общества, представители моды и роскоши, выходящiе сюда для того, чтобы себя показать и людей посмотреть. Наблюдая этотъ людской потокъ, незнающiй человекъ могъ бы подумать, что наша Софiя - счастливое Эльдорадо, купающееся въ роскоши и богатстве, блистающее великолепiемъ и красотой. Какое горькое разочарованiе ожидаетъ его за этими декорацiями, въ скрываемой отъ постороннихъ глазъ действительности, представляющей собою мутное море нищеты, разврата, позора и лени...

Увлеченный созерцанiемъ этой картины столичной суеты, я не сразу заметилъ присутствiе въ табачной лавке какого-то незнакомаго господина, который живо беседовалъ съ хозяиномъ. Это былъ молодой человекъ летъ двадцати пяти, белокурый, одетый въ скромный, но хорошо сшитый, костюмъ. Въ его лице не было ничего особенно яркаго или выразительнаго; оно было даже, что называется, незначительно.

Мое вниманiе скоро было привлечено къ ихъ разговору, который велся очень оживленно. Молодой человекъ говорилъ о предмете, который, видимо, чрезвычайно занималъ его. Я вслушался, и вотъ что мне удалось понять изъ его словъ.

Молодой человекъ жаловался на преследованiя, жертвою которыхъ онъ былъ со стороны какого-то австрiйскаго еврея, хозяина единственной въ столице мастерской военныхъ седелъ и конской сбруи. Онъ хотелъ открыть такую же мастерскую и съ этой целью въ теченiе девяти месяцевъ изучалъ седельное ремесло въ одной изъ образцовыхъ берлинскихъ мастерскихъ этого рода. Но седларь-еврей оказался влiятельнымъ членомъ въ местномъ кожевенномъ цехе. Опасаясь конкурренцiи, онъ пустилъ въ ходъ всяческiя интриги и добился того, что подъ какимъ-то предлогомъ только что открытая мастерская молодого седларя была закрыта.

Молодой человекъ былъ огорченъ и возмущенъ этою несправедливостью. Онъ имелъ выправленное по всей форме свидетельство мастера и былъ уверенъ, что не посрамилъ бы ни себя, ни своихъ учителей. Къ сожаленiю, онъ не имелъ возможности доказать это на деле, ибо не зналъ, къ кому обратиться за помощью и защитой.

Эта простая исторiя столько-же заинтересовала меня, сколько и поразила. Какъ? Молодой, развитой и, очевидно, не лишенный образованiя болгаринъ решается потратить столько труда и усилiй, чтобы сделаться простымъ ремесленникомъ, вместо того, чтобы добиваться служебной карьеры, т. е. того, что считается у насъ самымъ естественнымъ, приличнымъ и завиднымъ поприщемъ? И не только не отказывается отъ своей заветной цели, когда наталкивается на первыхъ же шагахъ на такую неудачу, но темъ съ большею энергiей и настойчивостью стремится къ ней?.. Что за странный молодой человекъ! Изъ какого теста онъ вылепленъ? Съ какой другой планеты упалъ онъ?

Въ своемъ изумленiи я не хотелъ допустить, чтобы онъ выбралъ карьеру ремесленника, не испробовавъ предварительно - конечно, съ отрицательнымъ результатомъ - всехъ способовъ сделаться чиновникомъ. Желая проверить основательность своей догадки, я обратился къ нему съ прямымъ вопросомъ.

Молодой человекъ поднялъ на меня свои живые глаза.

- Я былъ чиновникомъ, милостивый государь, благодарствую...

Онъ произнесъ эти слова съ какою-то усмешкою, значенiе которой осталось для меня неяснымъ.

- А, такъ вы, значитъ, служили? - переспросилъ я, внутренно поздравляя себя съ такимъ тонкимъ пониманiемъ нацiональной болгарской психологiи.

- Где?

- Въ военномъ министерстве. Служилъ въ хозяйственномъ департаменте.

- Что-же, васъ уволили?

- Почему странно? Я предпочелъ ремесло...

- Еще страннее!

- Я убедился, что съ чиновничествомъ далеко не уйдешь: на 250 франковъ въ месяцъ особенно не разгуляешься! Служи я въ министерстве хоть десять летъ, большаго все равно не получилъ бы... не говоря уже о томъ, что постоянно жилъ бы подъ страхомъ потерять место. Ведь вы знаете, какъ не верна у насъ служебная карьера! Не правда-ли?

Молодой человекъ положительно выросталъ въ моихъ глазахъ. Слушая его невероятныя речи, я начиналъ видеть въ его глазахъ отраженiе какой-то благородной энергiи. Даже лицо его показалось мне теперь прiятнымъ и красивымъ.

- Я же вамъ сказалъ, что служилъ въ хозяйственномъ департаменте военнаго министерства. Тамъ я и понялъ, какъ выгодно должно быть это ремесло у насъ въ Софiи, благодаря заказамъ и покупкамъ нашихъ кавалерiйскихъ офицеровъ. Ведь у насъ только, одна мастерская во всемъ городе, а работы здесь хватитъ на три, если не больше... Вотъ я и решилъ поедать на скопленныя деньги въ Берлинъ учиться... Пусть другiе служатъ, если хотятъ... Многiе офицеры изъ знакомыхъ обещали быть моими клiентами... Только бы работать, только бы работать!

Я не верилъ своимъ ушамъ.

А молодой человекъ снова обратился къ хозяину и продолжалъ горячо говорить ему:

- Но я не сдамся, нетъ... Экая беда, что не къ кому мне обратиться, кто бы заступился за меня въ ремесленномъ управленiи. Седельное ремесло не какая-нибудь монополiя. Имею и я право зарабатывать себе кусокъ хлеба: я - болгарскiй подданный!..

къ своимъ собственнымъ силамъ, съ стремленiемъ при помощи физическаго труда добиться независимаго существованiя. Я съ истиннымъ удовольствiемъ наблюдалъ за энергичною жестикуляцiею и всматривался въ живое и симпатичное теперь лицо перваго болгарскаго юноши, который не хотелъ оставаться чиновникомъ, который самъ переменилъ службу на работу, который былъ настолько свободенъ отъ предразсудковъ и ложнаго стыда, господствующихъ среди нашей молодежи. Онъ завоевалъ мои симпатiи. Я решилъ въ душе принять участiе въ его деле и поговорить съ людьми, отъ которыхъ зависела его участь. Эта мысль мне улыбалась. Въ самомъ деле, какъ не помочь такому человеку, какъ не поспособствовать успеху этого благороднаго опыта, наткнувшагося на завистливое недоброжелательство какого-то иностранца?..

Въ это время молодой человекъ показывалъ хозяину лавки свое берлинское свидетельство и прочитывалъ ему изъ него некоторыя немецкiя фразы.

- Вы хорошо знаете немецкiй языкъ? - спросилъ его я.

- Порядочно... столько, сколько мне нужно въ моемъ деле, - отвечалъ онъ.

- Вы откуда родомъ?

- Живы-ли вдши родители?

- Умерли.

- И вы совсемъ одинъ?

- Да, - и после короткой паузы онъ прибавилъ, немного покрасневъ:

- И какъ разъ въ такое время случилась съ вами эта непрiятность?.. Надеюсь, впрочемъ, что это, дело уладится. Я буду искренно радъ...

- Благодарю васъ.

- А где вы научились немецкому языку?

- Здесь.

- И, практически, и въ школе.

- Въ гимназiи, значитъ?

Я изумился. Я никакъ не ожидалъ этого.

- Да ведь я еврей, - сказалъ онъ.