Смирнов А., Плавскин З.: Драматургия Лопе де Вега

ДРАМАТУРГИЯ ЛОПЕ ДЕ ВЕГА

Эпоха Возрождения в Западной Европе, по выражению Ф. Энгельса, «нуждалась в титанах» и «породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености»^[1]. Имена Боккаччо, Петрарки, Ариосто - в Италии, Рабле - во Франции, Марло и Шекспира - в Англии навсегда запечатлены в истории мировой культуры. В этом созвездии талантов почетное место принадлежит и крупнейшим представителям испанской ренессансной культуры: Сервантесу и Лопе де Вега. Оба они, каждый по-своему, гениально обобщили и подытожили важнейшие завоевания отечественной литературы своей эпохи.

1

Лопе Фелис де Вега Карпьо (Lope Felix de Vega Carpio, 25 ноября 1562-1635) жил и творил в суровую и мрачную пору истории своей родины.

Не прошло и ста лет с того дня, когда корабли Христофора Колумба пристали к неведомым землям за океаном. Огромные заокеанские территории покорились испанцам: в Европе Испания подчинила себе Фландрию, захватила богатые области Италии и Германии, наконец, уже при жизни Лопе де Вега присоединила к себе Португалию. Испанские короли горделиво заявляли, что в их империи никогда не заходит солнце.

Однако могущество испанской империи оказалось недолговечным. Реакционная политика испанской монархии и высшего дворянства, стоявшего у власти, ввергла страну в пучину затяжного экономического и политического кризиса. Молодая промышленность и торговля, только начавшие развиваться в первой половине XVI столетия, быстро приходили в упадок, не выдержав конкуренции с другими, более развитыми западноевропейскими государствами. Разруха царила и в сельском хозяйстве, которое велось хищническими методами и полностью было подчинено своекорыстным интересам высшей знати. К тому же огромный приток золота из-за океана вызвал в Европе революцию цен, довершившую крах испанской экономики. Сотни тысяч ремесленников и крестьян, разоренных, согнанных с насиженных мест, превращались в обездоленных бродяг; нищала и разорялась и идальгия - мелкое испанское дворянство.

Короли и гранды, однако, предпочитали не замечать нищеты и бедствий народа. Они продолжали захватнические войны и взяли на себя неблагодарную роль ревнителей чистоты католической веры. Весь этот период заполнен опустошительными войнами, которые велись испанскими монархами либо для присоединения к их империи новых территорий, либо для подавления свободолюбивых устремлений в уже завоеванных странах, либо, наконец, для ликвидации протестантской «ереси» в соседних государствах. Эти войны, стоившие жизни многим сынам Испании, тяжким бременем ложились на плечи народа и в конце концов после длинной цепи унизительных поражений низвели Испанию до уровня второстепенной державы.

В стране царил жесточайший террор; преследованиям и гонениям подвергались всякие проявления свободомыслия и оппозиции политике короля и его камарильи, безраздельную власть над умами подданных испанской империи обрели церковники и их карательный орган - «святейшая инквизиция».

Как же случилось, что в такую мрачную эпоху культура испанского Возрождения достигает наивысшего расцвета? Объяснение этому следует искать в тех традициях свободолюбия, которые сложились в испанском народе в пору его героической борьбы за освобождение родины от многовекового владычества мавров, в период реконкисты, и которые сохранялись, несмотря на гнет реакции, и в XVI-XVII веках. Пронесенные испанским народом через века гордое сознание своей силы и чувство национального единства окрепли благодаря тому особому положению, какое занимала Испания в эту эпоху как одна из ведущих держав мира; они оплодотворили и обогатили гуманизм деятелей культуры испанского Возрождения.

Возникнув и развиваясь позднее, чем в Италии, Германии и Франции, ренессансная культура Испании осваивала и перерабатывала опыт гуманистов других стран, выражая в то же время положительные идеалы, чувства и мысли испанского народа. Это нашло свое воплощение и в преимущественном внимании писателей испанского Возрождения к прошлому и настоящему своего народа, и в постановке ими в своем творчестве коренных проблем, волновавших демократические массы Испании, и в поисках национальной формы своего искусства, тесно связанного с фольклорными традициями.

Вместе с тем нельзя не отметить и серьезных противоречий в сознании испанских гуманистов, за редкими исключениями не выходивших за пределы монархических идеалов и господствующей религиозной догмы. Объясняется это не только давлением господствующей феодально-католической идеологии, которое ощущалось в Испании сильнее, чем где-либо в те времена, не только тем «святым страхом», который реакция избрала в качестве своего грозного оружия в борьбе против вольномыслия. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что большинство испанских гуманистов - деятелей Возрождения, выходцы из низших слоев дворянства - идальгии, - не были в силах полностью порвать с привычными для их среды представлениями. Важнейшие истоки противоречий, раздиравших гуманистическую идеологию испанского Возрождения, заключаются в иллюзиях и предрассудках, присущих демократическим массам Испании. Деятели испанской ренессансной культуры отразили в своем мировоззрении не только силу народных масс - их резко критическое отношение к основным установлениям феодального строя, гордое сознание собственного достоинства и независимости, но и их слабости. Крестьянству Испании (а именно крестьянство и составляло основную массу народа) еще в полной мере было свойственно наивное представление о королевской власти как о защитнице и охранительнице народа от притеснений феодальных сеньоров. Католическую церковь народ Испании еще со времен реконкисты воспринимал как важнейшую национальную силу. Эти устойчивые предрассудки демократических масс сохранялись и в мировоззрении испанских гуманистов.

В тисках подобных противоречий между гуманистическим жизнелюбием и свободомыслием, с одной стороны, и религиозной догмой, с другой, между ненавистью к насилию над личностью и к тирании в любых ее проявлениях и иллюзорными надеждами на утопическую «народную» монархию нередко оказывалось сознание и Лопе де Вега, гениального художника, но в то же время человека своего времени со всеми присущими испанцу той поры достоинствами, иллюзиями и предрассудками.

Лопе де Вега прожил семьдесят три года. За свою долгую жизнь он познал счастье всенародного признания, уважение и восхищение близких и друзей. И все же судьба его была далеко не столь безоблачно ясной, как могло бы казаться.

В отличие от большинства своих современников и собратьев по перу, Лопе де Вега по рождению не был дворянином: отец его, расставшись в молодости с землепашеством, занялся более прибыльным золотошвейным ремеслом в испанской столице. Это плебейское происхождение позднее стало поводом для язвительных насмешек со стороны многочисленных противников популярного драматурга и создало немало трудностей в его жизни. Лишь благодаря счастливой случайности Лопе де Вега, обнаруживший еще в детстве необычайную одаренность, после окончания школы ордена театинцев смог поступить в университет города Алькала де Энарес. Но не только в свои юношеские годы, но и много позднее, вплоть до самой смерти, уже известный всей Европе драматург вынужден был прибегать к покровительству знати, довольствуясь скромной должностью секретаря то одного, то другого гранда. И хотя это избавило его от нищенской судьбы, какая выпала на долю его современника Сервантеса, зато заставило безропотно терпеть унизительные для его достоинства капризы и прихоти титулованных меценатов.

«Непобедимой Армады», закончившемся сокрушительным поражением и гибелью большей части испанского флота (1588). Глава многочисленной семьи, Лопе де Вега последние годы провел в мрачном одиночестве. Его сын погиб, одна дочь вышла замуж и покинула престарелого отца, другая вступила в монастырь, а младшую, наиболее любимую отцом, похитил придворный щеголь. Натура поразительно жизнелюбивая, наделенная исключительной энергией, Лопе де Вега одно время отдает дань религиозно-мистическим настроениям. В 1609 году он становится «приближенным» (oficial) инквизиции^[2], затем вступает в несколько религиозных братств и, наконец, в 1614 году принимает сан священника. Впрочем, он при этом продолжает вести прежний светский образ жизни и именно в это время создает свои самые известные произведения, полные гуманистической веры в жизнь и в человека. Умер Лопе де Вега окруженный всеобщим почетом, и за гробом драматурга шла тысячная толпа народа, которому он отдал весь свой необыкновенный талант. Сто пятьдесят три испанских и сто четыре итальянских поэта почтили память умершего собрата стихами в его честь.

Свыше полувека продолжалась литературная деятельность Лопе де Вега, столь же кипучая и разносторонняя, как и его жизнь. Едва ли можно в истории человеческой культуры найти другой пример такой необычайной плодовитости. Почти во всех литературных жанрах, известных в те времена, Лопе де Вега оставил заметный след. Его перу принадлежат пасторальные романы «Аркадия» («Arcadia», напечатан в 1598 г.) и «Вифлеемские пастухи» («Los Pastores de Belen», 1612), любовно-авантюрный роман «Странник в своем отечестве» («Еl Peregrino en su patria», 1604), диалогический роман «Доротея» («Dorotea», напечатан в 1632 г.), четыре новеллы, опубликованные в 1621 и 1624 годах и посвященные возлюбленной Лопе - Марте де Неварес. Лопе де Вега был также выдающимся поэтом, он создал свыше двадцати поэм самого разнообразного содержания и множество лирических стихотворений. Наконец, им же написаны стихотворный трактат «Новое искусство сочинять комедии в наше время» («Еl Arte nuevo de hacer comedias en este tiempo», 1609)^[3], хвалебный обзор современной ему испанской литературы «Лавр Аполлона» («Lauro de Apolo», 1630) и т. д. Эти недраматические произведения позднее составили двадцать один том в сочинениях Лопе.

Но, конечно, основную часть наследия Лопе представляют его пьесы. С юношеских лет писатель проявлял особый интерес к театру. На протяжении всей жизни у него сохранялись тесные, дружеские отношения с ведущими актерами и руководителями актерских трупп, он превосходно изучил все возможности, которые давала драматургу сцена его времени; и пьесы его, создававшиеся на протяжении полувека, отчетливо отразили развитие и обогащение сценических средств испанского театра. По свидетельству ученика и первого биографа Лопе де Вега Хуана Переса де Монтальван, драматург будто бы написал 1800 светских и 400 религиозных драматических произведений. Трудно сказать, в какой мере точно это заявление почитателя таланта Лопе, но сам драматург за семь-восемь лет до смерти исчислял написанные им пьесы полутора тысячами. Лишь часть этого огромного драматургического наследия была издана при жизни Лопе, притом нередко в искаженном виде. Драматург долгое время не заботился об их публикации, так как предназначал их не для чтения, а для сцены. Рукописи подавляющего большинства пьес погибли; посмертные публикации сохранившихся рукописей и копий с них также не всегда точны. Усилиями исследователей Лопе до сих пор разыскано и опубликовано около пятисот пьес, и еще примерно двести пьес известны по названиям, хотя до сих пор и не разысканы. Такой грандиозный размах драматургического творчества делает вполне понятной необычайную популярность Лопе де Вега, которого соотечественники нередко называли «чудом природы», «океаном поэзии», «фениксом талантов» и с полным основанием объявляли «самодержцем театральной империи».

2

национальной

Процесс формирования национальной драмы был длительным и протекал на протяжении всего XVI столетия. Наряду со старинными средневековыми религиозными и народными площадными представлениями, переживающими в XVI веке серьезную трансформацию, в эту эпоху складывается новый тип театра, который рождается из постепенного слияния народной традиции средневековья и учено-гуманистических веяний, шедших из Италии или прямо из античности. В творчестве драматургов раннего Возрождения - Хуана дель Энсина, Бартоломе де Торрес Наарро - эти две традиции (народная и учено-гуманистическая) еще существуют раздельно, не смешиваясь. Энсина, например, пишет и грубоватые народные сценки фарсового характера и изысканно-аристократические драматические «эклоги» в манере итальянских ренессансных писателей, а Торрес Наарро даже как бы узаконивает эти два направления драматургии, деля все театральные пьесы на «комедии вымысла», где используются сюжеты и техника итальянской комедии Возрождения, и «бытовые комедии», основанные на жанровых зарисовках простонародного быта. Лишь в середине века известный драматург и руководитель бродячей театральной труппы Лопе де Руэда совершает попытку объединить в драматическом произведении обе традиции. Но делает он это еще чисто механическим путем, включая в свои комедии и «пастушеские беседы», ориентированные на итальянскую ренессансную театральную школу, и в качестве интермедий и вставных эпизодов простонародные фарсовые сценки, так называемые «пасос».

Только в самом конце столетия в творчестве непосредственных предшественников Лопе де Вега, в частности Хуана де ла Куэва, происходит, наконец, органическое слияние традиций народного и учено-гуманистического театра, и складывается тот тип драматического произведения, который испанцы назвали «комедией», понимая под этим термином светские пьесы любого содержания - будь то героического, бытового или любовно-комедийного.

«комедии» основным оказалось народное начало. Это в значительной мере связано с тем, что к описываемому времени в Испании ведущей формой стационарного театра стали так называемые «коррали» (от исп. corral - двор), своеобразные по своему устройству городские публичные театры, в которых с самого начала решающий голос принадлежал зрителям партера - простому народу. Удовлетворение вкусов и запросов именно этого зрителя стало важнейшим требованием национальной драмы, наиболее совершенные образцы которой дал в своем творчестве Лопе де Вега. Более того, ориентация на вкусы простонародного зрителя стала для величайшего испанского драматурга также и важнейшим эстетическим принципом, как он сам об этом свидетельствует не раз и особенно настойчиво в трактате «Новое искусство сочинять комедии в наше время».

На фоне предшествующих и современных Лопе драматургических поэтик этот небольшой трактат испанского гуманиста, написанный в полушутливой форме, представлял собой явление оригинальное и значительное. Первые попытки сформулировать принципы поэтики ренессансного театра были предприняты в Италии XVI века. Произвольно толкуя Аристотеля, итальянские теоретики Триссино, Джиральди Чинтио и другие стремились установить некие универсальные, неизменные и общеобязательные догмы и нормы. Они объявили о строгом разделении жанров трагедии и комедии, сформулировали незыблемый закон «трех единств» - единства времени, места и действия в драматическом произведении и т. д. Аналогичные трактаты по поэтике драмы появляются в конце XVI века и в Испании. Но в большинстве случаев они по своему содержанию не выходили за пределы пересказа и комментирования Аристотеля и итальянских авторов.

В 1604 году Хуан де ла Куэва написал «Образцовую поэтику». Но эта первая основательная попытка обобщить и систематизировать принципы национальной драмы, по-видимому, осталась неизвестной современникам и увидела свет лишь полтора столетия спустя. Вот почему пальма первенства в защите и обосновании национально-своеобразных путей развития испанского ренессансного театра принадлежит Лопе де Вега.

Исходным пунктом рассуждений Лопе де Вега является, правда, отчетливо им не формулированное, но последовательно проводимое учение об интересе «право толпы устанавливать законы» сценического искусства. По мнению Лопе де Вега, вкус народа соответствует законам природы, являющимся высшим художественным мерилом правдивости литературного творчества. Испанцы, которые обладают своим особым вкусом, совпадающим с «естественными» законами искусства и соответствующим их особой природе, имеют право и на свой собственный театр, не похожий на тот, который существовал у древних.

Именно поэтому Лопе де Вега решительно выступает против «строгих правил» искусства, утверждаемых итальянскими теоретиками театра, которые произвольно толковали Аристотеля. «Когда мне нужно писать комедию, - говорит Лопе, - я запираю все правила под тройной замок и изгоняю из своего кабинета Плавта и Теренция из страха услышать их вопли». Так, он отбрасывает правила единства времени и места, которые считали обязательными итальянские последователи Аристотеля. Вместе с тем, однако, Лопе принимает принцип единства действия, но понимает его шире, нежели итальянские теоретики; в отличие от требования концентрации действия вокруг одного героя, Лопе де Вега выдвигает требование внутреннего единства, цельности замысла произведения.

Полемизируя не только с истолкователями Аристотеля, но и с самим великим философом древности, Лопе де Вега отвергает строгое деление сценических произведений на трагедии и комедии, объявляя не только возможным, но и необходимым смешение в пределах одной пьесы трагического и комического, возвышенного и смешного, ибо «сама природа дает нам здесь благие образцы и красота ее от разнообразия происходит».

Для Лопе де Вега принцип «подражания природе» есть основной закон творчества. «Подражать природе», по мысли Лопе, это и значит правдиво изображать действительность. Обращаясь к собратьям по перу, он взывает к ним: «Необходимо избегать всего невероятного. Предмет искусства - правдоподобное».

Это требование драматурга отражает его стремление к реалистическому, правдивому изображению действительности, но вместе с тем раскрывает и некоторую ограниченность его эстетических установок. По мнению Лопе, в драматическом произведении надо изображать не только то, что есть, но и то, что должно быть; комедия, говорит он, пользуясь формулой Цицерона, должна быть не только «зеркалом нравов», но и «живым образом истины». Это не раз приводило в драматической практике Лопе к некоторой идеализации реально существующего порядка, к изображению своей собственной утопической мечты, как бы осуществленной в действительности.

Пьеса, заявляет Лопе, должна делиться на три акта, из которых первый должен быть занят экспозицией, второй - заключаться в развитии и усложнении интриги, третий - давать ее разрешение. При этом почти до самого конца пьесы зрителя следует держать в напряжении, не позволяя ему догадываться о возможной развязке. Что касается языка пьес, то необходимо стремиться к простоте выражения чувств и мыслей, следовать примеру житейского, обыденного разговора и избегать напыщенности и риторичности.

Искусство имеет своей целью «подражать действиям людей и рисовать нравы их века»; следовательно, изображение современной жизни, с точки зрения Лопе де Вега, - важнейшая задача драматурга. При этом автор пьесы должен, развлекая зрителя, наставлять его в истинах, показывать «светлый лик добра» и «казнить пороки наши беспощадно». Поэтому, не ограничивая творческой фантазии художника при выборе предмета изображения, Лопе де Вега особенно рекомендует сюжеты, основанные на «деяниях чести и добродетели», которые «живо волнуют зрителя». Широко толкуя эти понятия «чести» и «добродетели», Лопе де Вега ставит в своих пьесах важнейшие проблемы, которые особенно волновали его современников. Такова проблема сущности и назначения монархической власти, а также роли народных масс в историческом процессе; таковы проблемы любви, брака и семьи; таковы, наконец, проблемы религии. Соответственно этому в драматургическом наследии Лопе де Вега можно выделить три большие группы пьес: драма социально-политическая, основанная главным образом на исторических и легендарно-исторических сюжетах; любовная комедия; религиозные пьесы. Конечно, подобное разделение весьма условно, но оно помогает разобраться в том безбрежном «океане поэзии», который представляет собой драматургия Лопе.

3

Действие более чем ста пятидесяти из дошедших до нас пьес Лопе де Вега относится к прошлому, развивается на фоне исторических происшествий. В своих драматических произведениях Лопе де Вега обращается к истории древнего мира - Греции и Рима, современных ему европейских государств - Португалии, Франции, Италии, Польши, России. Напрасно было бы искать в этих пьесах точного воспроизведения исторических событий, а главное, понимания исторического своеобразия процессов и человеческих характеров, изображаемых автором. Присущее испанскому драматургу, как и другим гуманистам эпохи Возрождения, представление о неизменности человеческой «природы», как и состояние исторической науки в те времена, не позволяло Лопе де Вега сделать это. Лишь в драмах, посвященных отечественной истории, драматургу благодаря его удивительному художественному чутью часто удается стихийно воссоздать «колорит времени». Однако и в данном случае для него главным было не это более или менее точное воспроизведение фактов прошлого, его духа, а возможность на примерах истории, нередко трактуемых весьма вольно, поставить коренные и глубоко волновавшие его самого и его современников социально-политические проблемы.

Одной из самых животрепещущих проблем, с особенной настойчивостью выдвигавшихся испанской действительностью времен Лопе де Вега, был вопрос о сущности и назначении монархической власти. Как и большинство испанских гуманистов его времени, Лопе де Вега был убежденным сторонником монархической формы правления. Однако, в отличие от официальных историографов и идеологов испанского абсолютизма, он сосредоточивал свое внимание преимущественно не на правах монарха, а на его обязанностях перед народом. В его пьесах, посвященных этой проблеме, вырисовывается утопический идеал королевской власти, опирающейся на народ и действующей во имя народного блага. Этот идеал «народной монархии» был отражением наивных иллюзий демократических масс Испании, видевших в монархе своего защитника от феодальных притеснений.

В далеком прошлом своей страны Лопе де Вега пытался найти примеры подобного единения монарха и народа. И, как казалось ему, он находил эти примеры в образах правителей, воспетых испанским народом в патетических романсах и эпических поэмах. Так, в драматургии Лопе появляются фигуры идеальных монархов - Вамбы, простого землепашца, ставшего государем Вестготского королевства, в пьесе «Король Вамба» («Еl Rey Bamba»), кастильского графа Фернана Гонсалеса - в драме «Граф Фернан Гонсалес, или Освобождение Кастилии» («Еl Conde Fernan Gonzalez у Liberacion de Castilla») и других. Во всех этих пьесах он объявляет справедливость по отношению к подданным и умение согласовывать свои действия с «народным мнением» наивысшей добродетелью монарха.

тиранической политики монарха для судеб простых смертных, его подданных. Лопе решительно осуждает тирана, осмелившегося оскорбить честь и достоинство простого человека. Так, например, в одной из своих ранних драм - «Государь, сброшенный со скалы» («El Principe despeñado») - драматург рисует месть дворянина дона Мартина королю, совершившему гнусное насилие над его женой; в другой пьесе - «Кровь невинных» («La Sangre inocente») - короля, вынесшего несправедливый смертный приговор двум своим вассалам, карает «божественное правосудие».

Среди тираноборческих пьес Лопе особой известностью пользуется его драма «Звезда Севильи» («La Estrella de Sevilla»). Страсть короля Санчо к прекрасной уроженке Севильи - Эстрелье, страсть, ради удовлетворения которой монарх не останавливается ни перед чем - ни перед оскорблением чести девушки, ни перед убийством ее брата, показана здесь как преступная и губительная. Низость короля, ставшего игрушкой своих необузданных желаний и забывшего о своем долге - охранять честь и достоинство своих подданных, - становится особенно очевидной, если сравнить ее с прямодушием и мужеством, проявленными жертвами короля - Эстрельей, ее братом Бусто Таберой и женихом Санчо Ортисом. На протяжении всей пьесы дается безоговорочное осуждение недостойного монарха. Бусто восклицает:

и сам король, публично сознающийся в своей вине. Следует, однако, заметить, что эта концовка, психологически и драматургически плохо подготовленная и мотивированная, свидетельствует о непоследовательности драматурга.

Подобная же непоследовательность обнаруживается и в одной из поздних пьес Лопе де Вега - «Наказание - не мщение» («El Castigo sin venganza»). Если в «Звезде Севильи» насилие над личностью человека осуществляется государем из-за преступной страсти, то в этой пьесе феррарский герцог действует, руководствуясь некими высшими «государственными соображениями». Однако и здесь насилие над личностью человека не может не повлечь за собой трагических последствий. И юная Кассандра, которая против воли становится женой герцога, и юный Федерико, незаконный сын герцога, горячо полюбивший мачеху, гибнут. Казалось бы, Лопе де Вега в какой-то мере оправдывает жестокую расправу герцога - ведь наказанием, а не мщением названа эта расправа в заглавии пьесы. Но драматург не может скрыть своего сочувствия влюбленным, павшим жертвой хотя и «незаконной», но искренней и глубокой любви. И трагическая развязка раскрывает не столько «вину» Кассандры и Федерико, сколько крах тех холодных соображений «государственного долга», во имя которого действовал правитель Феррары.

Да, не всегда последовательно, но Лопе и здесь и в других своих пьесах утверждает одну и ту же мысль: не может быть безупречным государем тот, кто свершает насилие над личностью своих подданных, над их чувствами и устремлениями!

В исторических пьесах Лопе де Вега обращается не только к деяниям королей, героическим или преступным. Среди обширного исторического репертуара испанского драматурга есть немало произведений, в которых на арену исторических событий выступают простые, как будто ничем не выделяющиеся люди. Черпая сюжеты этих пьес нередко из народных песен и преданий, Лопе де Вега рисует целую галлерею героев, вышедших из народа. Таков уже упомянутый легендарный правитель Вестготского королевства - землепашец Вамба. Таков и другой любимый герой испанских народных легенд - Бернардо дель Карпьо, которому приписана честь победы над воинством Роланда в Ронсевальском ущелье. Личности этого «рыцаря без страха и упрека» посвящены пьесы «Юность Бернардо дель Карпьо» («Las Mocedades de Bernardo del Carpio») и «Венчание после смерти» («El Casamiento en la muerte»). Никому не ведомый воин Педро Карбонеро из пьесы «Доблестный кордовец Педро Карбонеро» («El Cordobés valeroso Pedro Carbonero») не желает мириться с владычеством мавров и бесстрашно проникает в лагерь врага, чтобы вызволить из плена христианских невольников. Простые девушки, героини драм «Славные астурийки» («Las famosas asturianas») и «Девы из Симанкас» («Las Doncellas de Simancas»), предпочитают увечье или смерть позору рабства и унизительной доле наложниц мавританских владык.

Эти пьесы могут быть с полным основанием названы народно-героическими драмами. В них одной из центральных идей становится тема чести простого человека, трактуемая драматургом с гуманистических позиций. Эта идея особенно ярко выступает в тех народно-героических драмах, где присущее человеку из народа сознание своего достоинства и чести сталкивается с формальным пониманием чести как природного дара, которым наделен дворянин и только он.

ранних своих пьес - «Флорентийская вилла» («La Quinta de Florencia») Лопе де Вега драматизирует довольно близко к источнику один из рассказов итальянского новеллиста Банделло. Секретарь правителя Флоренции, герцога Александра, Цезарь влюбляется в простую поселянку Лауру. Отчаявшись в своих усилиях сломить добродетель девушки щедрыми дарами и посулами, он, по совету своих друзей, насильно увозит ее в свою загородную виллу. Отец обесчещенной Лауры приносит жалобу на Цезаря герцогу, и тот, убедившись в справедливости обвинения, приказывает казнить своего секретаря. Этот приговор, однако, отменяется после того, как Цезарь соглашается браком смыть пятно позора с чести крестьянской девушки. Однако при всех своих художественных достоинствах пьеса Лопе де Вега все же не более как первоначальный эскиз, талантливый, но беглый набросок темы, со всей полнотой раскрытой лишь в последующих художественных полотнах, в таких пьесах, как «Периваньес и командор Оканьи» («Peribáñes о el Comendador de Ocaña»), «Саламейский алькальд» («El Alcalde de Zalamea»), «Фуэнте Овехуна» («Fuente Ovejuna»), «Лучший алькальд - король» («El mejor alcalde el геу») и др.

В первой из этих пьес Лопе изображает конфликт между владетельным сеньором, презирающим «грубую чернь» и отвергающим самую мысль о том, что его поведение может быть оскорбительным для крестьянина, и честным, мужественным землепашцем Периваньесом, полным человеческого достоинства. Как и в «Флорентийской вилле», драматург повествует о том, как феодал - командор из Оканьи - попытался силой сломить сопротивление приглянувшейся ему крестьянки. На этот раз попытка оказалась неудачной и стоила жизни сеньору. Однако в «Периваньесе» столкновение командора и крестьянина рассматривается глубже, чем в «Флорентийской вилле». Оно становится в какой-то мере проявлением антагонизма двух общественных сил - феодалов и народа. Недаром драматург не ограничивается показом морального превосходства центральных героев пьесы - Периваньеса и Касильды - над оскорбителем их чести. Введя в пьесу сцену сбора двух отрядов ополчения - дворянского и народного, Лопе де Вега и здесь отдает явное предпочтение людям из народа.

Конфликт здорового нравственного начала, присущего крестьянину, и растленной морали феодала составляет сущность и драмы «Саламейский алькальд», которая приобрела широкую популярность в последующей превосходной переработке младшего современника Лопе де Вега - Кальдерона. Драматургически пьеса Кальдерона безусловно сильнее ее прототипа: действие в ней развивается более концентрированно и напряженно, в характеристиках ряда персонажей появились выразительные детали и т. п. Однако в пьесе Лопе де Вега есть такие моменты, которые делают ее не менее значительной, чем драму Кальдерона. Мы имеем в виду прежде всего обрисовку центрального персонажа пьесы, алькальда (то есть старосту и судью) деревни Саламеа - Педро Креспо. Лопе наделяет Педро природным добродушием, народной сметкой и острословием, что делает образ героя ярким и жизненно достоверным. В одной из первых сцен пьесы, рисуя сельский суд, драматург раскрывает и такие важные черты в облике героя, как развитое чувство справедливости и мудрость человека из народа. При этом главное в образе Педро Креспо - высокое сознание человеческого достоинства - выступает особенно рельефно. «Велик испанский плебей, если есть в нем такое понятие о законности!» - писал А. И. Герцен, прочтя кальдероновского «Саламейского алькальда»^[4]. Эти слова в равной мере относятся и к герою одноименной драмы Лопе де Вега и к другим героям народно-героических драм великого испанского драматурга, в особенности «Фуэнте Овехуны», не только самой значительной пьесы этого цикла, но и вершины всего драматического творчества Лопе.

Написанная в период расцвета литературного таланта Лопе де Вега, в начале второго десятилетия XVII века, драма «Фуэнте Овехуна» не только суммирует все важнейшие идеи его народно-героических драм, но и придает этим идеям такой размах и глубину, каких не достигал драматург ни в одной из до того написанных им пьес.

в другом, более широком конфликте. Антагонистическое столкновение двух общественных сил - крестьянства и феодалов, на которое лишь намекал драматург в «Периваньесе», на этот раз становится источником всех драматических перипетий пьесы, выступает на первый план.

В основу сюжета пьесы положен рассказ о восстании жителей эстремадурской деревушки Фуэнте Овехуны против их владетельного сеньора, командора рыцарского ордена Калатравы Фернана Гомеса де Гусмана. Это восстание действительно имело место в 1476 году, и народ сохранил о нем память в своих романсах и песнях. С детальным описанием этого народного движения Лопе де Вега познакомился, по-видимому, по одной из хроник того времени. Нужна была смелость художника-демократа, чтобы не только рассказать об этом крестьянском восстании в момент, когда в стране поднималась новая волна народного, антифеодального движения, но и прямо заявить о своих симпатиях к обездоленному крестьянству, взявшемуся за оружие для защиты своих человеческих прав.

Сделав повествование о мятеже народа важнейшей драматической пружиной действия, Лопе де Вега получил возможность с гораздо большей полнотой, чем в своих других народно-героических пьесах, обрисовать главные противоборствующие силы. Фернан Гомес здесь предстает не только как типичный насильник-феодал, с презрением относящийся к «черни» и оскорбляющий честь и человеческое достоинство крестьян. Притеснитель и угнетатель народа оказывается также и бунтовщиком, восстающим против королевской власти, стремящейся к объединению страны, и предателем отчизны, для которого своекорыстные интересы стоят выше долга перед родиной. Гневное обличение одного феодала-насильника перерастает здесь в грозный обвинительный акт против всего феодального класса в целом. Недаром через всю пьесу проходит мысль о том, что «один король властитель после бога», что «зверье во образе людей», «бесчеловечные варвары» - сеньоры узурпировали право управления народом.

Естественно, что и борьба крестьян против этих «бесчеловечных варваров» приобрела в пьесе новый, более глубокий общественный смысл. Их восстание против Фернана Гомеса - это не только акт справедливой мести за бесчисленные оскорбления и притеснения, это вместе с тем и пламенный призыв к освобождению народа из-под ига феодалов и не менее страстное утверждение нравственного превосходства народа над его сеньорами.

Если при обрисовке командора Фернана Гомеса, да и магистра ордена Калатравы драматург подчеркивает эгоистический интерес, своекорыстие как главную пружину их поступков, то крестьянами в их поведении руководит развитое чувство человеческого достоинства, которое они называют своей «честью». Более того: крестьянские герои «Фуэнте Овехуны» твердо отстаивают не только право на уважение их достоинства, но и полны гордости всем своим крестьянским сословием, своим местом в государстве. Именно в этом видит драматург сущность и основание необычайного единодушия и сплоченности народа, ясно обнаружившихся и в момент восстания и после, когда королевский судья пытками стремится принудить крестьян выдать зачинщиков «бунта».

Именно потому подлинным героем пьесы оказывается не Лауренсья, не ее мужественный возлюбленный Фрондосо, не ее отец - алькальд деревни Эстеван, хотя каждый из них, как и другие представители крестьянства - Хасинта, Менго, Леонело, Хуан Рыжий, - обрисованы драматургом всесторонне и ярко. Нет, истинным героем пьесы оказывается Фуэнте Овехуна, народ в целом, со всем богатством его чувств и мыслей.

Своекорыстным расчетам феодальных сеньоров Лопе противопоставляет единодушную заботу крестьян об их общих интересах; предательским козням рыцарей ордена - патриотическую тревогу крестьян за судьбы родины и самоотверженную защиту национальных интересов жителями Сьюдад-Реаля; грубым, животным страстям командора - самоотверженную и чистую любовь Фрондосо и Лауренсьи. Особенно важно, что Лопе де Вега наделяет своих народных героев не только инстинктивным, врожденным чувством справедливости и чести, происходящим от близости их к природе, к «естественному порядку» вещей, но и способностью к глубокому пониманию своих поступков. Об этом свидетельствует и философский спор деревенских юношей и девушек в первом акте о сущности любви, и, конечно, еще в большей мере - ясная программа действий крестьян во время восстания.

Эта программа - переход в подчинение непосредственно к королю - наивна, но в ней драматург чутко уловил присущие испанскому крестьянству той эпохи иллюзии и вновь воплотил свою мечту о единении монарха с народом. На этот раз Лопе де Вега оказался, однако, реалистически более зорким, чем в других случаях, в финале пьесы показав, что король «неслыханным разбоем», остается для него и сейчас «тяжким злодеяньем».

По сравнению с «Фуэнте Овехуной» «Лучший алькальд - король» представляется бесспорным шагом назад. Здесь драматург вновь изображает оскорбление могущественным командором доном Тельо Эльвиры, дочери бедняка Нуньо Альвареса, только как личную трагедию девушки и ее близких, и так же, как во «Флорентийской вилле», отводит государю роль судьи в конфликте между феодалом-оскорбителем и его жертвами. Правда, на этот раз насильник расплачивается жизнью за оскорбление чести Эльвиры, но герои пьесы и не помышляют о возможности самим совершить справедливый суд. И прав был А. Н. Островский, который, отмечая в пьесе «большие достоинства: национальность, патриотизм, историческую и бытовую верность в изображаемом»^[5], вместе с тем считал ее наименее удачной из пьес Лопе на эту тему.

Народно-героические драмы Лопе де Вега - произведения подлинно новаторские и по своему содержанию и по художественной форме. Едва ли не одним из первых в мировой литературе испанский драматург вывел на сцену человека из народа не в комическом обличье, а придал ему героические черты, поставив его в центре трагических конфликтов и героических коллизий. Правда, следуя принципам своей поэтики, он нередко чередует сцены, исполненные героики и трагического пафоса, со сценами лирическими и даже комическими; более того, иногда он не механически соединяет трагическое и комическое, а раскрывает внутренний трагизм некоторых внешне комических ситуаций и, наоборот, в самой трагической коллизии находит повод для легкой, лукавой усмешки (как, например, во многих сценах «Фуэнте Овехуны», в которых участвует Менго). Но это лишь усиливает жизненность и правдивость нарисованных драматургом образов людей из народа. Стремление Лопе нарисовать жизненно убедительный и вместе с тем героизированный образ простого человека нашло свое воплощение и в речевой стихии пьес, где возвышенно-поэтическая речь стоит рядом с грубоватым народным юмором, «ученая» метафора и монолог, построенный по всем правилам формальной логики, - с просторечиями и выразительными реалиями деревенского быта, пословицами и поговорками.

4

óльшая часть драматургического наследия Лопе де Вега посвящена современности. Правда, далеко не все стороны жизни современного ему общества привлекли пристальное внимание драматурга. В центре его комедий, посвященных современности, стоят по преимуществу личные и семейные конфликты, порождаемые любовью. При этом он до минимума сводит показ общественной среды, фона, жизненных обстоятельств, в которых развертываются эти конфликты.

Бытописателем Лопе де Вега никогда не был и рассказу о бытовой обстановке, в которой действуют его герои, он отводит обычно второстепенное место. Лишь иногда, как, например, в комедиях «Набережная в Севилье» («El Arenal de Sevilla»), или «Молодчик Кастручо» («El Rufián Castrucho»), картины городского быта оживленного портового города Севильи с его разноликой толпой приезжих «индианцев», рабов-мусульман, ловких мошенников и дворян, отправляющихся искать счастья в Новом Свете, или столь же красочные описания солдатских будней в одном из военных лагерей занимают такое значительное место, что перестают быть только фоном для любовных приключений героев. Не случайно эти пьесы - одни из ранних; в последний период творчества Лопе де Вега более не возвращается к этому типу «комедий быта».

Впечатления правдоподобия картин жизни, нарисованных им, Лопе добивается тем, что события, происходящие в пьесе, как бы обрамляет немногими, умело отобранными деталями повседневного существования, подчеркивая тем самым, что за пределами сцены течет размеренным темпом своя особая, будничная жизнь. Но эта будничная жизнь остается все же за пределами сцены, а на подмостках театра бушуют страсти, сталкиваются в яростной борьбе персонажи, совершаются подвиги. И все это во имя одного божества, имя которому - любовь.

Любовь, великая и могучая, раскрепощающая человеческую личность и способствующая раскрытию в человеке его благороднейших природных задатков, - вот центральный персонаж всех комедий Лопе де Вега о современности, комедий, которые поэтому могут быть с полным правом названы комедиями любви^[6].

Основное содержание группы любовных комедий Лопе де Вега, как и многих драматургов Возрождения в Испании и других странах, составляет борьба влюбленных за право счастливо соединиться в браке. При этом, однако, великий испанский драматург нередко избирает свои особые, оригинальные пути в показе этой борьбы. Он всегда имеет в виду любовь не как чувственную прихоть, какой она зачастую была в аристократическом обществе того времени, а как глубокое, всепоглощающее чувство, утверждающее идею полноценной человеческой личности. Перед законами «естественной» морали и любви, перед сильным и естественным человеческим чувством все равны. «Любовь, когда она естественна, - заявляет герой одной из пьес Лопе, - не подчиняется никаким законам». Не признает любовь и сословных предрассудков, еще столь живучих во времена Лопе в Испании. Сословные перегородки, разделяющие влюбленных, рушатся под напором их чувства так же, как и любые другие преграды. Во многих пьесах это не только декларируется героями, но и становится источником драматического конфликта. Так, в пьесе «Крестьянка из Хетафе» («La Villana de Jetafe») молодая крестьянка Инес, влюбившаяся в дворянина Фелиса, одерживает победу над своими знатными соперницами и силой своего искреннего чувства, умом и красотой завоевывает сердце избранника.

«Собаке на сене» («El Регго del hortelano»). Герои этой пьесы - графиня Диана де Бельфлор и ее слуга-секретарь Теодоро, плебей, человек без роду и племени, - стоят на противоположных концах общественной лестницы, и чувство, влекущее их друг к другу, вначале кажется им обоим немыслимым, даже преступным! Но такова сила истинной любви, что все в конечном счете отступает перед ней. Лопе де Вега, создававший эту комедию в зените своего творческого пути, обнаруживает здесь удивительное и зрелое мастерство. Он показывает, как неприметно рождается любовь у Дианы. Вначале еще нет и речи о серьезном чувстве - лишь уязвленная женская гордость заставляет Диану, заметившую, что Теодоро неравнодушен к ее служанке Марселе, начать хитроумную игру, то приближая к себе, то вновь удаляя Теодоро, и тем самым вполне оправдывая определение, данное ее поведению в заголовке пьесы - «собака на сене». Ревность, однако, как не раз утверждают герои Лопе де Вега, «открывает врата любви». И любовь рождается в сердце Дианы. Но впитанные с молоком матери сословные предрассудки слишком прочны, чтобы позволить Диане тотчас же протянуть свою руку Теодоро. Драматург показывает борьбу, которая развертывается в сознании героини, и лишь постепенно приводит ее к убеждению, что «не в величье - наслажденье, а в том, чтобы душа могла осуществить свою надежду…».

Правда, и в конце пьесы Диана не смеет открыто бросить вызов господствующим в ее среде предрассудкам: она принимает лживую версию Тристана о том, что Теодоро - сын вельможи. Но - это для окружающих, а для нее самой, познавшей истинное чувство, неравенство происхождения ее и Теодоро перестает быть преградой.

Конфликт между любовью и неравенством общественного состояния влюбленных лежит в основе также многих других пьес Лопе де Вега. Впрочем, в большинстве подобных произведений этот конфликт смягчается и оказывается в конечном счете мнимым. Ведь под видом трактирной служанки в комедии «Ночь в Толедо» («La Noche toledana»), учителя танцев в одноименной пьесе («El Maestro de danzar»), судомойки в пьесе «Знатная судомойка» («La ilustre fregona») и т. д. скрываются дворяне или дворянки, по разным причинам вынужденные до поры до времени утаивать свое истинное происхождение. Но и в этих пьесах молодые герои горячо выступают против господствующих в обществе сословных предрассудков. Герой пьесы «Учитель танцев» восклицает:

говоря, и нет никакого сословного неравенства. Да и в сознании Флорелы конфликт между ее чувством и сословными предрассудками, едва успев обнаружиться, тотчас исчезает, ибо Альдемаро раскрывает ей истину. В других пьесах драматург поддерживает напряжение конфликта более последовательно. Так, например, в комедии «Девушка с кувшином» («La Moza de cántaro») дон Хуан почти до самого конца пьесы считает пленившую его сердце Исавель всего лишь «девушкой с кувшином», простой водоноской. Но юноша убежден, что любовь равняет их:

Герой «Знатной судомойки», также убежденный, что его помыслами овладела простая служанка, говорит ей: «Если мы неравны с тобой, то знай, что я тебя обожаю, а любовь, сеньора, равняет величайшее неравенство».

между сословиями.

Более того, драматург не останавливается на мысли о равенстве всех - и дворянина и простолюдина - перед могучей силой любви. Не раз Лопе де Вега подчеркивает, что в сфере чувств, как и во многих других отношениях, человек из народа, прежде всего крестьянин, обладает несомненным нравственным превосходством. Очень ярко это раскрывается в пьесе «Умный у себя дома» («El Cuerdo en su casa»).

Именно подобный замысел драматурга определяет всю композицию пьесы, построенной по принципу параллельного показа жизни двух семей: дворянина Леонардо, адвоката из Пласенсии, и его соседа, крестьянина Мендо.

де Вега, помещались в искусственную идиллическую обстановку и всем строем своих мыслей и чувств мало напоминали реальных испанских крестьян. В своих пьесах, в особенности в зрелый период творчества, Лопе де Вега изображает крестьянских героев гораздо более трезво и правдиво. Он даже сам иронически подсмеивается над пасторальной идиллией. Открывая пьесу «Умный у себя дома» беседой пастухов, он вкладывает в их уста жалобы на суровые условия будничного труда, на то, что им приходится терпеть ненастье и стужу.

Нет, и эти пастухи, и сам герой пьесы - землепашец Мендо, и другие крестьянские персонажи пьес Лопе не только поют чувствительные романсы; они трудятся, жизнь их полна будничных забот и разнообразных занятий. При всем том и в пьесах Лопе, хотя и в меньшей мере, чем в пасторальном романе, сохраняется в какой-то мере идеализация патриархальных черт крестьянской жизни. Связано это с присущим испанскому драматургу-гуманисту убеждением, что именно близость крестьянина к природе, к «естественным» законам существования является основным источником его нравственного здоровья.

быту и будничному труду. Недаром, сохраняя жизненную достоверность, картины сельского труда в пьесах Лопе всегда полны глубокой поэтичности. Таков, например, и рассказ Мендо о его трудовой жизни и в особенности о том, как он впервые увидел крестьянскую девушку Антону, ставшую позднее его женой: она стирала белье, и упоение этим прозаическим трудом делало ее прекрасной!

Труд наполняет большим смыслом всю жизнь Мендо и других крестьян. Быть может, именно поэтому крестьяне с такой неохотой отказываются от привычных занятий ради других, сколь бы соблазнительными ни казались эти последние. Мендо решительно отвергает предложение своего соседа, дворянина Леонардо, приобрести дворянский патент. Нет, отец его был скромным тружеником, и он намерен так же честно возделывать землю: ни в столице, ни даже в королевском дворце человек не может найти ничего такого, чего бы он был лишен в деревне, зато жизнь крестьянина обладает многими преимуществами, неведомыми людям иного состояния. «Землепашцем я родился, землепашцем и умру!» - восклицает Мендо.

Антона, став женой Мендо, делит с ним не только скромное счастье у семейного очага, но и повседневные заботы, горести и радости крестьянской жизни; их любовь основана на большом взаимном уважении, на близости всех интересов, в том числе и трудовых.

Совсем по-иному складывается жизнь дворянской четы - Леонардо и Эльвиры. Они тоже любят друг друга; Леонардо с удовольствием вспоминает, как ночами простаивал он у решетчатого окна или у дверей дома Эльвиры, обмениваясь с ней любовными записками и страстными взглядами. Он и сейчас продолжает любить ее, но это не мешает ему целыми днями, а иногда и ночами развлекаться вне дома, охотясь или играя в карты. Жена его тем временем терзается от вынужденного безделья, скуки, ревнивых подозрений. Нет в этой обычной дворянской семье ни полного взаимопонимания и слияния всех интересов, ни ощущения прочности и незыблемости счастья, которыми наполнена жизнь их соседей-простолюдинов.

Первое же серьезное испытание со всей очевидностью показывает, насколько более прочными оказываются супружеские узы в семье землепашца. Когда в деревне появляются два кавалера, решившие попытать счастья у Антоны и Эльвиры, добродетельная крестьянка с презрением отвергает ухаживания дона Фернандо, между тем как Эльвира, томимая скукой и ревностью, не прочь развлечься в приятном обществе галантного дона Энрике. И вот спесивый идальго, еще совсем недавно поучавший несколько свысока своего соседа искусству жить, спешит к нему за сочувствием и советом. Благодаря хитроумию и здравому смыслу Мендо мир возвращается в семью дворянина, но Леонардо вынужден признать победу жизненных принципов Мендо, превосходство образа жизни крестьянина.

заключения. Лопе де Вега, гуманист и демократ, доказывает и другое: вся семейная жизнь крестьянина разумнее, более соответствует «естественным» законам существования. Так победа «умного у себя дома» крестьянина Мендо оказывается вместе с тем и триумфом «естественной» морали над сословными принципами жизни.

С этих же позиций гуманистической морали Лопе де Вега подвергает критике и другие устои феодального общества - принципы патриархально-семейной морали, в частности родительский авторитет при выборе супруга или супруги.

Характеризуя перемены, происходившие в эту эпоху в Западной Европе, Ф. Энгельс писал: «И если право свободного личного выбора бесцеремонно вторглось в сферу церкви и религии, то как могло оно остановиться перед невыносимым притязанием старшего поколения распоряжаться телом, душой, имуществом, счастьем и несчастьем младшего поколения?.. Одним словом, брак по любви был провозглашен правом человека»^[7]. Борьба за право молодых героев на брак по любви, столкновение их искреннего чувства с родительской властью в семье, позволявшей отцу или матери выбирать своим детям супруга или супругу, не только не сообразуясь с их чувствами и волей, но нередко и прямо вопреки им, не раз становится в пьесах Лопе де Вега одним из источников драматического действия, а иногда и важнейшей его пружиной. Юные герои, лишь притворно покоряясь отцовской воле, ведут активную борьбу за свои чувства. Влюбленным при этом приходится проявить недюжинную энергию и хитроумие, чтобы обмануть бдительность домашних «аргусов» и завершить свою борьбу победой. Но чего-чего, а уж энергии героям Лопе не занимать! И как бы ни был труден путь к счастью, сколько бы препятствий ни воздвигали на этом пути противники молодых влюбленных, никто из них не останавливается на середине дороги. Какую бы пьесу мы ни взяли - будь то «Мадридское снадобье» («El Асего de Madrid») или «Университетский шут» («El Bobo del colegio»), «Изобретательная влюбленная» («La discreta enamorada») или «Раба своего возлюбленного» («La Esclava de su galán») и многие другие, - в основе ее драматического действия лежит реальный, жизненный конфликт. Писатели-моралисты, мемуаристы тех времен оставили нам немало свидетельств начинавшегося в испанском обществе XVI-XVII веков распада патриархальных семейных связей. В жизни, конечно, победа доставалась молодежи далеко не всегда и не столь безусловно, как в пьесах Лопе де Вега. Испанский драматург, воодушевленный верой в могущество и непреодолимость «естественной» морали своих молодых героев, явно недооценивал силу сопротивления старого, консервативного уклада жизни. Поэтому положительные герои в его пьесах сравнительно легко одерживают победу. Трагический аспект этой борьбы, столь ярко обрисованный Шекспиром в его трагедиях «Ромео и Джульетта» и «Отелло», совершенно отсутствует в пьесах испанского драматурга.

Характерно, что, воспользовавшись в своей комедии «Кастельвинес и Монтесес» («Castelvines у Monteses») тем же источником, что и автор «Ромео и Джульетты», - одной итальянской новеллой, - Лопе де Вега развертывает на этом материале более или менее запутанную, но веселую и благополучно завершающуюся интригу.

исключений - комедия «Собака на сене», в которой, по крайней мере вначале, в сознании героини возникает борьба между унаследованными ею сословными предрассудками и любовью. В большинстве же случаев носителями двух типов морали оказываются в пьесах различные герои. И перед неистощимой энергией, изобретательностью, активностью в борьбе молодых носителей гуманистической морали оказываются бессильными строгие, но не очень дальновидные и умные охранители консервативных воззрений. Здесь одновременно обнаруживаются и сила и слабость концепции Лопе де Вега: неистощимая вера в цельную человеческую личность, позволяющая драматургу бросить вызов еще достаточно прочному патриархально-сословному укладу жизни, но вместе с тем и некоторая идеализация действительности, в которой борьба нового и старого шла с гораздо большим напряжением, чем в пьесах Лопе, и стоила многих жертв.

5

Неистощимая фантазия Лопе де Вега подсказывала ему все новые и новые неожиданные повороты в действии его любовных комедий, все новые и новые конфликты. И не только в пьесах, в которых герои сталкиваются с сословными предрассудками или патриархально-семейной моралью, обнаруживается общественная, социальная направленность мысли драматурга. Она в равной мере отчетливо ощущается и в комедиях, где Лопе «изобретает» иные конфликты, например, когда молодым влюбленным приходится преодолевать препятствия, возникающие в силу необычайных обстоятельств, в каких протекает их любовь, как, например, в комедиях «Валенсианская вдова» («La Viuda valenciana»), «Любить и не знать кого любишь» («Amar sin saber a quien»), «Без тайны нет и любви» («Sin secreto no hay amor») и др. He в меньшей мере это относится и к пьесам, повествующим о «любовном поединке» героев, таким, например, как знаменитая «Ночь в Толедо» («La Noche toledana»). В этих пьесах основное напряжение действия определяется борьбой любящих за то, чтобы возбудить в своем «противнике» ответное чувство или вернуть себе утраченное расположение.

При всем разнообразии конфликтов, лежащих в основе действия любовных комедий Лопе де Вега, и фабульных ходов в каждой из пьес, вся эта группа драматических произведений обладает многими общими чертами. Прежде всего для всей любовной комедии Лопе характерно понимание любви как великого и могучего чувства, которое придает человеку непреодолимую силу в борьбе за счастье.

Подобная точка зрения присуща гуманистам Возрождения и в других странах. Однако у них нередко в любви на первый план выступало чувственное начало, и в этом сказалось неприятие ими веками господствовавших в обществе религиозно-аскетических идей. В пьесах же Лопе де Вега чувственное начало любви звучит гораздо более приглушенно. Правда, в своей борьбе за счастье герои комедий испанского драматурга нередко преступают привычные нормы морали, решаются на весьма «рискованные» с точки зрения суровых моралистов шаги и поступки. В условиях католической Испании и это звучало настолько смело, что неоднократно вызывало обвинения в безнравственности по адресу драматурга. Но подняться до признания права любящих на любовь вне брака Лопе де Вега не мог. Многочисленные «заблуждения любви» молодых героев, объясняющиеся их искренним и глубоким чувством, находят себе оправдание в завершающем любовные приключения и злоключения героев браке. Такая «честная» любовь, всегда стремящаяся к браку как единственной форме полного взаимного обладания, действует облагораживающе на любящих и пробуждает в них столь бурную активность, энергию и инициативу, что все преграды рушатся пред ними.

При этом препятствия, возникающие перед влюбленными, не случайны, не выдуманы автором ради занимательности пьесы, а определяются реальными отношениями, сложившимися в испанском обществе той поры; и борьба с этими преградами нередко приобретает общественный, социальный смысл. Сознательное решение влюбленных или одного из них вступить в борьбу за свое счастье становится первым и важнейшим источником интриги. Этим определяется появление разнообразных средств «любовной стратегии» как способов развития драматического действия. Арсенал подобных средств в комедиях Лопе поистине неистощим. Тут и всевозможные способы психологического воздействия на своих «противников» (мнимая холодность, ревность и т. п.), и подложные письма, и вообще обман в самых разнообразных формах, и притворство, и различные «механические» приемы (переодевания, Знаменитый прием «noche toledana»^[8] «деянием любви» («hazaña de amor»), когда герой или героиня решаются на самые крайние средства во имя победы. В этих «подвигах любви», обычно определяющих наиболее важные повороты в действии и чаще всего его развязку, с особой силой выявляется всемогущество охватившего героев пьесы чувства.

Уже сами по себе все эти средства «любовной стратегии» у Лопе де Вега оказываются чрезвычайно действенными. И если они не сразу приводят героев к желанной цели, то лишь потому, что, во-первых, их «противники» также широко пользуются подобными приемами, а во-вторых, в замыслы персонажей врывается другая могучая, с точки зрения Лопе де Вега, сила - случай, вносящий путаницу и потрясение в человеческие отношения, неожиданно перетасовывающий все карты в любовной игре и доводящий действие до высшей степени драматизма. С этим обстоятельством и связано широкое использование драматургом традиционных мотивов и условных приемов вроде неожиданных встреч, недоразумений, подмен, всякого рода совпадений, узнаваний и т. п. Логика развития любовной страсти, являющаяся одной из движущих пружин драматического действия, сталкивается в любовной комедии Лопе де Вега с хаосом случайностей. Пьесы превращаются в своеобразную «игру любви и случая», а их композиция приобретает весьма прихотливый узор и кажется благодаря многочисленным неожиданным зигзагам в действии алогической.

Психологическая мотивировка действия в его пьесах обычно сводится до минимума, она как бы выносится за скобки. Не только диалоги, но даже монологи почти никогда не служат целям раскрытия характеров, а имеют задачей лишь разъяснить или активизировать действие. Объясняется это, однако, не только и не столько стремлением позабавить зрителя калейдоскопической сменой лиц и событий, неожиданными и резкими поворотами судьбы героев. Хотя пьесы Лопе де Вега по преимуществу «комедии интриги», «комедии положений», но внешнее действие, интрига несет в пьесах Лопе де Вега почти всегда важнейшую смысловую нагрузку: именно здесь обнаруживается основное задание автора - показать столкновение противоположных сил, преодоление влюбленными различных внешних преград, стоящих на их пути к счастью.

«Игра любви и случая» вовлекает в свою орбиту не только влюбленных и их непосредственных противников, но и окружающих их действующих лиц. Так в любовной комедии Лопе де Вега появляется нередко параллельная интрига второй, а иногда и третьей пары влюбленных, а также слуг. Однако в большинстве случаев, по крайней мере в зрелый период творчества Лопе де Вега, это одновременное развитие нескольких сюжетных линий не приводит к нарушению принципа единства действия, понимаемого им, как известно, весьма широко и своеобразно. Это в особенности относится к параллельно развивающейся в комедии интриге господ и слуг.

Образ слуги «забавника» (gracioso) занимает в пьесах Лопе де Вега весьма существенное место. Он является самым преданным и деятельным помощником своего молодого хозяина и его возлюбленной в их борьбе за счастье. И хотя «грасьосо» не раз при этом позволяет себе весело и язвительно пошутить над любовной лихорадкой юных героев, в конце концов и он сам оказывается «жертвой» того же чувства и, благополучно завершив дела хозяина, заодно и сам сочетается браком с приглянувшейся ему служанкой. Обычно этот параллелизм в поведении господина и слуги объясняют стремлением драматурга в истории любви «грасьосо» как бы спародировать историю любви его молодого хозяина. На самом деле, однако, к этому не сводится роль слуги в пьесах Лопе.

любви как естественного природного начала и опирающуюся на здравый смысл человека из народа. Как справедливо подчеркивал в одной из своих статей А. В. Луначарский, грасьосо являлся у Лопе де Вега «представителем здоровья простолюдина, порождением его собственной демократической души, олицетворением глубокой мудрости…»; грасьосо, по мысли советского критика, «не только комический слуга, это резонер пьес де Вега, это носитель его идей, носитель здравого смысла…», он «всегда умнее, всегда, по существу, жизненнее своего барина»^[9].

Сосредоточив свое внимание в комедиях на внешнем действии, интриге, Лопе де Вега обычно довольно поверхностно разрабатывает характеры. Персонажи комедий Лопе де Вега представляют собой как бы переход от традиционных «масок» итальянской комедии дель арте к утвердившимся позднее в европейском театре сценическим типам, театральным «амплуа». Они уже не столь схематичны, как герои «комедии масок», но при всем психологическом разнообразии обладают некоторыми общими, присущими данному сценическому типу чертами. Из комедии в комедию переходят «первый любовник» (galán), главная героиня - «дама» (dama), их соперники, домашний «аргус», отец героя или героини, «старик» или «борода» (viejo, barba), комический слуга - «забавник» (gracioso) и т. п. Появление в любовной комедии Лопе де Вега устойчивых сценических типов лишь отчасти можно объяснить воздействием хорошо известного испанскому драматургу опыта итальянской «комедии масок», а также наличием аналогичной традиции в испанском народно-комическом театре. Главное же заключалось в том, что сама его идейно-художественная концепция любовной комедии как рассказа о борьбе противоборствующих сил диктовала ему группировку персонажей преимущественно по тому, какова их позиция в отношении нового, гуманистического понимания любви. Именно поэтому каждый сценический тип в этих пьесах обладает некоторыми постоянными, переходящими из пьесы в пьесу чертами. В любовных комедиях естественно обнаруживаются прежде всего те качества, которые определяют победу или поражение героев: находчивость, ловкость, хитроумие, бурная энергия, смелость, граничащая с безрассудством, - у одних; переоценка своих сил и авторитета, подозрительность, удивительно сочетающаяся с беспечностью и легковерием, полное непонимание нового - у других. При этом, однако, проявление этих черт у разных героев во множестве комедий Лопе де Вега весьма многообразно.

Особенно замечательны женские образы Лопе де Вега: его героини не только не уступают своим партнерам в душевном богатстве; чаще всего они более предприимчивы, умны и смелы, чем влюбленные юноши. Охваченные страстью, они не останавливаются ни перед чем. В этом отношении Лопе де Вега несколько отступает от действительности, поскольку в современном ему дворянском обществе женщины, стесненные суровой опекой отцов, братьев или мужей, играли очень незаметную роль. Но он раскрыл возможности, которые ощущал в испанской женщине своей эпохи.

Примечательно, что женщины в пьесах Лопе де Вега нередко наделяются более сложным внутренним миром, чем мужские персонажи. «Лопе собрал в своих комедиях огромные запасы материалов по женской психологии, не жалея красок, не сберегая, как Гарпагон, сокровищ своей наблюдательности. Женщина изображена у Лопе глубже, проникновеннее, с большей симпатией, чем мужчина», - отмечал Д. К. Петров^[10].

Особенно многообразен и психологически ярок в комедиях Лопе де Вега образ «причудницы». Характерна в этом смысле пьеса «Причуды Белисы» («Las Bizarrías de Belisa»), едва ли не последнее из дошедших до нас драматических произведений испанского драматурга, завершенное 24 мая 1634 года, в год тяжелых жизненных испытаний для Лопе. Однако ни преклонный возраст, ни суровые удары судьбы не сломили веры писателя-гуманиста в жизнь, человеческое счастье. Пьеса его полна юношеской жизнерадостности, искреннего веселья и оптимизма. Причуды Белисы, как и прихоти и странные поступки других «причудниц» Лопе де Вега, которые окружающим кажутся нелепыми, находят себе в конечном счете объяснение как своеобразная форма самоутверждения, борьбы за свое право на собственные решения и мысли. Недаром особенно ярко капризы Белисы обнаруживаются при выборе жениха. Причуды в данном случае оказываются для девушки средством протеста против общества, в котором ей навязывают брак помимо ее воли. Эти капризы вместе с тем являются и выражением недоверия к истинности чувств ее многочисленных поклонников. Вот почему все ее причуды прекращаются, едва только в сердце ее зарождается истинное и глубокое чувство к дону Хуану.

пьесе совершенное воплощение. В более ранней комедии - «Жеманство Белисы» («Los Melindres de Belisa»), в центре которой также стоит образ причудницы, действие развивается менее целеустремленно. Но в обеих этих пьесах капризы и прихоти героини служат лишь для усиления напряжения внешнего действия, интриги.

По-иному раскрывается образ девушки в пьесах «Чудеса пренебрежения» («Los Milagros del desprecio») и «Дурочка» («La Dama boba»). Здесь характер героини играет более существенную функцию и притом, что особенно важно, дается не статически, а в развитии. Лопе де Вега показывает постепенное нарастание чувства, внутреннюю психологическую борьбу в сознании Селии и Финеи. Более того, это психологическое развитие образа героини становится в данном случае одной из важнейших пружин драматического действия.

Подобных «психологических» пьес у Лопе де Вега не много, но они убедительно опровергают ходячее мнение о том, что испанский драматург будто бы не умел проникать во внутренний мир своих персонажей и нарисовать его с достаточной глубиной.

Нет, Лопе де Вега концентрирует свое внимание на внешней интриге, а не на анализе характеров не по недостатку мастерства, а потому, что ставил перед собой строго определенные идейные задачи, для которых «комедия интриги» оказывалась наиболее подходящей формой.

Герои Лопе де Вега - это полнокровные ренессансные натуры, в которых жизненная сила переливает через край, их девиз - действие, борьба. Характерно, что все они отличаются полным бескорыстием. Более того, стоит только одному из персонажей обнаружить в своей борьбе за счастье корыстный расчет, как он оказывается обреченным на неудачу, поражение. Так случилось с одним из действующих лиц пьесы «Уехавший остался дома» («El Ausente en su lugar»), Фелисьяно, ради денег изменившим своему чувству. Полным крахом завершаются и все корыстные и коварные замыслы куртизанки Фенисы, героини пьесы «Уловки Фенисы» («El Anzuelo de Fenisa»). Лопе де Вега, конечно, не мог не видеть, как в окружающей действительности все большее значение начинают приобретать деньги, и гневному обличению грязной власти золота он уделяет в своих произведениях много места. Но в пьесах Лопе де Вега всегда бескорыстие одерживает победу над денежным расчетом, и бедные дворяне или дворянки устраивают свое счастье.

«Цветы дон Хуана» («Las Flores de don Juan»), «Деньги - замена знатности» («Los Dineros son calidad») и др. Впрочем, и здесь эта тема раскрывается с гораздо меньшей силой и остротой, чем в современном Лопе де Вега плутовском романе.

В комедиях Лопе мир предстает не своей будничной, ординарной стороной, а поэтизируется и возвышается благодаря накалу событий, в них описываемых, незаурядной энергии их персонажей и героичности их чувств. Но связь поэтического мира образов Лопе с жизнью широка и многообразна. Главное же заключается в том, что испанский драматург ищет поэзию чувств и отношений в самой жизни, стремясь к гармоническому сочетанию, синтезу смешных и возвышенных, будничных и поэтичных ее проявлений.

Тот же синтез и гармония обыденного и возвышенного определяют собой поэтический стиль произведений Лопе де Вега. Он не только пишет для народа и сообразуясь с народным вкусом, но и обращается к народному творчеству как к одному из важнейших источников вдохновения. В своих произведениях он использует все богатства народной поэтической речи, положив ее в основание национального литературного языка, формировавшегося в XVI-XVII веках. Не случайно и среди многообразных метрических форм, использованных драматургом в своих пьесах, почетное место занимают народные и традиционно-национальные формы.

Особенно широко используются такие исконно народные формы, как «романс» (восьмисложный стих с ассонансом в четных строках), «кинтилья» (пятистишие с разнообразным сочетанием двух точных рифм), «редондилья» (четверостишие с рифмовкой первой и четвертой, второй и третьей строки), «сильва» (свободная строфа с парной рифмой) и другие. При этом, однако, Лопе де Вега творчески усваивает и обогащает также и поэтические размеры, заимствованные его предшественниками в итальянской ренессансной поэзии: сонет, октавы, терцины и т. д. Здесь, в области поэтической техники, мы видим, таким образом, то же соединение испанской народной и ренессансной учено-гуманистической традиции, которое столь характерно для всей испанской национальной драмы. В поэтическом стиле произведений Лопе де Вега, в речах его героев господствует та же реалистическая и демократическая стихия, которая определяет собой специфический облик комедии любви великого испанского драматурга и всего его многообразного творчества.

6

Влияние Лопе де Вега на испанскую драматургию его времени было поистине огромным. Вся драматическая поэзия эпохи испытывает на себе воздействие его гения. Талантливые драматурги Гильен де Кастро, Луис Велес де Гевара, Хуан Руис де Аларкон, Тирсо де Молина и многие другие шли за Лопе де Вега в его борьбе за национально-самобытный гуманистический театр. А борьба эта была чрезвычайно ожесточенной и продолжалась на протяжении всей полувековой литературной деятельности великого испанского драматурга. Ожесточенные нападки на Лопе и его театр исходили прежде всего из лагеря последовательных сторонников учено-классицистской драмы, незыблемые правила которой Лопе де Вега и его сторонники дерзко нарушали в своих комедиях. Во втором десятилетии XVII века к числу противников Лопе присоединились и многочисленные почитатели испанского поэта Луиса Гонгоры, объединившиеся в школу «культистской» поэзии, отличительными чертами которой стала крайняя усложненность поэтической формы, ориентация своего творчества на узкий круг «избранных». Лопе де Вега мужественно сражается против своих идейных и литературных противников - классицистов и «культистов» - и одерживает в этих сражениях немало славных побед.

театра, признаки углубляющегося кризиса. Как известно, вся драматургическая деятельность Лопе де Вега, важнейшие особенности созданной им испанской национальной драмы теснейшим образом были связаны со становлением и развитием городских публичных театров - «корралей», законодателями в которых были демократические зрители. Но уже с самого начала XVII века в театральной жизни Испании наряду со спектаклями, шедшими на сцене «корралей», все большую роль начинают играть представления при дворе. Сначала дворцовые спектакли были закрытыми, доступными лишь королевской семье и небольшому числу придворных, и ставились они от случая к случаю. Позднее эти представления стали регулярными, а в 1632 году постоянно функционировали три придворных театра. Открыв свои двери за плату для горожан, придворные театры нанесли тяжкий удар по «корралям», удар, от которого «коррали» уже не оправились.

Это постепенное выдвижение придворного театра на первый план, конечно, не могло не отразиться и на драматургии. Законодателями вкуса здесь были уже не прежние демократические зрители, заполнявшие партер «корраля», а придворные вельможи и дамы. Да и сам дворцовый спектакль являлся лишь одним из элементов пышной цепи увеселений, которыми тешил себя испанский двор. Естественно, что в этих представлениях основное внимание привлекали зрелищная сторона спектакля, разнообразные постановочные эффекты, блеск и богатство сценического убранства, пышность театрального оформления. Демократическое и гуманистическое содержание пьес Лопе де Вега, сравнительная скромность сценического оформления почти полностью закрывало доступ его драматургии на сцену придворного театра. Немногие пьесы Лопе де Вега, поставленные при дворе, встречали здесь нередко холодный прием. На дворцовых подмостках первенство завоевывают драматические произведения младшего современника Лопе - Педро Кальдерона.

В условиях нараставшей феодально-католической реакции пьесы Лопе звучат слишком смело; их калечит, а порой и вовсе снимает с постановки цензура. А вскоре после смерти драматурга, в 1644 году, королевский совет запретил «почти все представлявшиеся до сих пор пьесы», в сюжеты которых «вплетены любовные истории, и в особенности сочинения Лопе де Вега, которые принесли столько вреда добрым нравам».

Конечно, вытравить из памяти народа имя великого писателя-демократа не удалось, но постановки произведений Лопе во второй половине XVII и в XVIII столетии становятся очень редким явлением. Только в эпоху романтизма вновь возрождается живой интерес к Лопе де Вега и театру эпохи Возрождения. Не случайно в это время, в 1814-1820 годах, когда определялись пути дальнейшего развития испанской литературы, в журналах развертывается ожесточенная полемика между защитниками классицистской поэтики и приверженцами новых романтических тенденций вокруг оценки театра Лопе де Вега и Кальдерона. Победа сторонников национальной традиции знаменовала новый этап в истории восприятия драматургии Лопе де Вега. Для испанских романтиков прогрессивного направления он стал образцом, источником не только сюжетов, но и идей. Впрочем, большинство испанских романтиков отдавали предпочтение Кальдерону, следуя в этом примеру своих немецких собратьев по перу.

За пределами Испании творчество Лопе де Вега получило известность еще при жизни драматурга. Уже в 1603 году, например, при султанском дворе в Константинополе ставилась на испанском языке одна из ранних пьес Лопе, в 1641 году в Мехико другая его пьеса была представлена на одном из индейских языков. Тогда же появляются его произведения на французском, итальянском, немецком и английском языках. Многие драматурги того времени, среди них Пьер Корнель в своих комедиях - во Франции, Бомонт и Флетчер - в Англии и другие, не только черпают из пьес Лопе де Вега отдельные мотивы, а иногда и целиком сюжеты для своих пьес, но и испытывают несомненное влияние драматургической манеры великого испанского драматурга. Но в эпоху романтизма восторженный культ Кальдерона, начало которому положили немецкие реакционные романтики, оттеснил творчество Лопе де Вега на задний план. Лишь немногие в эту эпоху по достоинству оценивали его театр: в Австрии можно назвать страстного поклонника Лопе Ф. Грильпарцера, во Франции - В.Гюго в своем манифесте романтической драмы - знаменитом предисловии к «Кромвелю» - подтвердил высокую оценку трактата Лопе де Вега «Новое искусство…», данную ему некогда Г. Лессингом. И даже тогда, когда творчество Лопе де Вега привлекало внимание и интерес исследователей, как, например, швейцарца Симонда де Сисмонди, оно рассматривалось главным образом как «романтическое». Раскрыть же идейное богатство и гуманистическое содержание драматургии Лопе де Вега ни ученые, ни театр Западной Европы не смогли.

которые позволили раскрыть весьма существенные стороны биографии и творческого пути Лопе, обследованы сохранившиеся рукописи его произведений, издано большинство дошедших до нас его пьес. Выдающийся испанский литературовед Марселино Менендес-и-Пелайо, глава «культурно-исторической» школы в Испании, и его ученики - Рамон Менендес Пидаль, Америко Кастро, Мануэль Ромеро Наварро и другие, американский исследователь Хьюго Реннерт, французский ученый Альфред Морель-Фасьо, немецкий исследователь Карл Фосслер своими многочисленными трудами, появившимися в конце XIX и в первые десятилетия XX века, поставили изучение творчества Лопе де Вега на серьезную научную основу. Но даже в эти годы интерес к Лопе де Вега носил сравнительно узкий характер. Пьесы его ставились редко, да и то преимущественно в посредственных переработках. Лишь после установления республики в 1931 году начинается пора широкой пропаганды творчества Лопе. Этому способствовала, в частности, деятельность так называемых «педагогических миссий», одной из задач которых было ознакомление жителей самых глухих уголков Испании с классической испанской драмой. В те же годы руководимый величайшим испанским поэтом XX века Федерико Гарсиа Лоркой студенческий театр «Ла Баррака» показал широкому зрителю пьесы Лопе - «Фуэнте Овехуна» и «Дурочка». В годы национально-революционной войны (1936-1939) пьесы Лопе де Вега выходили в республиканской зоне массовыми тиражами. В Мадриде в нескольких сотнях метров от линии фронта шла «Фуэнте Овехуна»; комедии и драмы Лопе де Вега ставились фронтовыми театральными труппами и во многих городах. Передовые деятели культуры и науки Испании в это время рассматривают творчество драматурга-гуманиста не только как замечательную веху в истории испанской культуры, но и как боевое оружие в борьбе с реакцией и фашизмом.

В современной Испании выходит немало книг о Лопе де Вега. В них можно найти много интересных новых фактических данных и любопытных частных наблюдений. Но в большинстве случаев обобщающая оценка идейных позиций и художественного метода Лопе де Вега в этих трудах глубоко ошибочна; правильно оценить вклад великого испанского драматурга в историю мировой культуры можно лишь с позиций передовой общественной мысли, а в Испании Франко прогрессивные ученые обречены на молчание.

«Крестьянин в своем углу» под названием «Сельский мудрец». Но широкий интерес к испанскому театру Золотого века в нашей стране возник лишь в XIX столетии. Уже Пушкин признавал за Кальдероном и Лопе де Вега «достоинства большой народности». Вслед за тем и Белинский подчеркнул, что «испанская драма малоизвестна, хотя и гордится не одним славным драматическим именем, каковы Лопе де Вега и Кальдерон»^[11].

Со второй половины прошлого столетия Лопе де Вега уже приобретает широкую известность у русского читателя, а произведения его вскоре попадают на русскую сцену.

Одним из наиболее замечательных проявлений интереса радикально настроенной русской интеллигенции к творчеству писателя-гуманиста Испании была постановка «Фуэнте Овехуна» (под названием «Овечий Ключ») в Малом театре в 1876 году с М. Ермоловой в роли Лауренсьи. Эта постановка, по свидетельству современников, многими была расценена как откровенное выступление против русской реакции, и недаром царское правительство сняло пьесу с репертуара после первого же представления. Не менее революционно прозвучала десять лет спустя в том же театре с М. Ермоловой, А. Ленским, А. Южиным в главных ролях «Звезда Севильи».

в постановках «Собаки на сене» в Малом театре (1891) и на сцене Александринского театра (в 1893 г., при участии М. Савиной, В. Мичуриной и В. Давыдова) и «Сетей Фенисы» (с участием В. Давыдова, К. Варламова и других) сумели раскрыть идейный замысел пьес Лопе, подчеркнуть их гуманистическую сущность и народность. Этой традиции остались верны и другие лучшие исполнители пьес великого испанского драматурга на русской сцене.

Великий Октябрь открыл неограниченные возможности для широкой популяризации драматургии Лопе де Вега. Уже в первый проспект «Памятников всемирной литературы» по инициативе М. Горького и А. Луначарского были включены его пьесы. В последующие десятилетия наши издательства не раз публиковали новые издания пьес испанского драматурга в превосходных переводах М. Лозинского, Т. Щепкиной-Куперник и других. Широкий размах, который приняла переводческая деятельность советских писателей, позволила подготовить ныне предлагаемое читателю шеститомное издание избранных пьес Лопе де Вега, выпуском которого знаменуется славный юбилей испанского драматурга - четырехсотлетие со дня его рождения.

За годы Советской власти пьесы Лопе де Вега прочно вошли в репертуар наших театров. Уже в годы гражданской войны были осуществлены первые постановки «Фуэнте Овехуны» и других драматических произведений Лопе. С тех пор шедевры испанского драматурга не сходят с советской сцены, и многие спектакли, например «Собака на сене» в Театре Революции (ныне Московский государственный театр имени Вл. Маяковского) и Ленинградском театре комедии, «Валенсианская вдова» в том же театре и Московском театре им. Ленинского комсомола, «Учитель танцев» в постановке Центрального театра Советской Армии, вошли в золотой фонд советского театрального искусства. Всего в советское время театры осуществили постановки свыше тридцати пьес испанского драматурга, при этом не только на русском языке, но и на языках многих других народов СССР.

Опираясь на труды советских исследователей - А. Луначарского, одним из первых давшего марксистскую оценку творчества Лопе де Вега, испанистов К. Державина, С. Игнатова, Ф. Кельина, Б. Кржевского, В. Узина и других, - советские театры всесторонне раскрывают черты гуманизма и народности, которые столь ярко обнаруживаются в творчестве гения испанского народа - Лопе де Вега. Именно эти черты делают произведения Лопе де Вега вечно живыми.

А. Смирнов,

Примечания

1

Ф. Энгельс, Диалектика природы, М., 1952, стр. 4.

2

Титул «oficial de la Inquisicion» не означал принадлежности к числу сотрудников инквизиционного трибунала; он считался почетным и давался как священникам, так и светским лицам в знак особого доверия церкви. Причисление Лопе к разряду «приближенных» инквизиции могло быть и хитроумным маневром церковных властей с целью покрепче привязать к себе популярного драматурга.

3

«Хрестоматии по истории западноевропейского театра», этот трактат опубликован под названием «Новое руководство к сочинению комедий».

4

А. И. Герцен, Собр. соч. в 30 томах, т. 2, М., 1954, стр. 363.

5

А. Н. Островский, Полн. собр. соч., т. XIII, М., 1952, стр. 162.

6

«комедиями плаща и шпаги» по типичным принадлежностям дворянского костюма, в котором выступают их персонажи - представители главным образом среднего и низшего дворянства

7

Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, М., 1949, стр. 82-83.

8

Буквально «ночь в Толедо». Этот прием назван так по пьесе, в которой им особенно успешно пользуются, и заключается в том, что в ночной темноте действующие лица попадают не туда, куда они стремятся, а туда, куда их направляет герой пьесы.

9

А. В. Луначарский, Статьи о театре и драматургии, М., «Искусство», 1938, стр. 174-175

10

Д. К. Петров, Заметки по истории староиспанской комедии, Спб., 1907, стр. 173.

11

, Полн. собр. соч., т. V, М., 1954, стр. 59.