Двадцать тысяч лье под водой.
Часть первая.
Глава XXIII. AEGRI SOMNIA

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Верн Ж., год: 1870
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXIII
AEGRI SOMNIA
1 

1 Тяжелая сонливость (лат.).

На следующий день, 10 января, "Наутилус" продолжал плавание под водой и шел с замечательной скоростью, делая, как я полагаю, по тринадцать миль в час. Гребной винт вращался с такой изумительной скоростью, что не было возможности ни следить за его поворотами, ни считать их.

Я думал о чудесном электрическом деятеле, который помимо того что приводит в движение, нагревает и освещает "Наутилус", еще и защищает его от внешних нападений, и охраняет невидимой завесой, проникновение за которую подвергает смельчака молниеносному удару; мое восхищение не имело границ, и от аппарата мои мысли переносились к его творцу.

Мы шли на запад и 11 января обогнули мыс Уэссел, лежащий на 135° долготы и 10° северной широты. Подводные рифы, все еще многочисленные, встречались, однако, реже и были указаны на карте с точностью.

13 января "Наутилус" вошел в Тиморское море в виду одноименного острова, лежащего над 122° долготы. Этот остров занимает пространство в тысячу шестьсот двадцать пять квадратных миль и управляется раджами.

Князья эти производят свой род от крокодилов, то есть от самой высшей породы, о которой только может мечтать смертный.

Реки острова кишат этими чешуйчатыми прародителями, пользующимися почетом у туземцев. Чудовищных ящериц откармливают, лелеют, предлагают им в пищу молодых девушек, и горе чужеземцу, решившемуся поднять руку на этих священных пресмыкающихся.

Остров Тимор показался в полдень на весьма короткое время, когда шкипер определял его географическое положение. Мельком пришлось видеть и маленький остров Ротти, принадлежащий к той же группе; женщины этого островка славятся на малайских рынках своей красотой.

Отсюда "Наутилус" принял путь к юго-западу, направляясь в Индийский океан. Куда увлекала нас решимость капитана Немо? Возвратится ли он к берегам Азии или направится к берегам Европы? Последнее предположение имело малую вероятность, так как капитан избегал населенных материков... Быть может, он отправится к югу или, обойдя мыс Доброй Надежды, затем мыс Горн, направится к Южному полюсу? Наконец, не намеревается ли он возвратиться в Тихий океан, где так привольно плавание для "Наутилуса"? Только одно будущее могло разрешить эти вопросы.

Пройдя между рифами Картье, Гиберниа, Серингапатама и Скотта, последние усилия твердой стихии победить жидкую, мы 14 января потеряли из виду все земли. "Наутилус" шел с заметным уменьшением скорости, и, причудливый в своих движениях, он плыл то в глубине вод, то на их поверхности.

В течение этого времени капитан Немо производил исследования над температурой вод в различных ее слоях. В обычных условиях эти измерения производятся весьма сложными инструментами, подверженными частой порче и далеко не дающими точных результатов. Но капитан Немо находился в благоприятных условиях для подобного рода измерений.

Его термометр непосредственно сообщался с различными слоями вод и точно указывал их температуру. "Наутилус", пользуясь резервуарами для увеличения своей тяжести и наклонными плоскостями, направляющими его движение под углом к морскому дну, последовательно достигал глубины трех, четырех, пяти, семи и даже десяти тысяч метров. Окончательный результат опытов определил температуру вод на глубине в тысячу метров под всеми широтами совершенно одинаковой, и именно - в четыре с половиной градуса.

Я с большим любопытством следил за этими опытами. Капитан Немо занимался ими с истинной страстью. Я не раз задавал себе вопрос: с какой целью производит он эти наблюдения? Чтобы принести пользу человечеству? Это невероятно, потому что не сегодня-завтра труды его должны погибнуть вместе с ним в неизвестном море. Быть может, он передаст мне все добытые им результаты?.. Тогда следовало допустить, что моему подневольному путешествию настанет конец, а этого-то и не предвиделось.

Утром 15 января капитан Немо, разгуливая со мной по палубе, обратился ко мне с вопросом: знаю ли я о различиях плотности морской воды.

Я ответил отрицательно.

- Мною произведены наблюдения, - заявил он, - и я ручаюсь за их точность.

- Эти наблюдения весьма интересны, - ответил я, - но "Наутилус" совсем отдельный мир, и тайны его ученых никогда не дойдут до земли.

- Вы правы, господин профессор, - сказал он после нескольких минут размышления, - это отдельный мир. Для Земли он - одна из планет, обращающаяся вместе с нею вокруг Солнца. Да, она никогда не узнает о трудах ученых на Сатурне и Юпитере. Но так как случай связал наши существования, то я могу сообщить вам результаты наших наблюдений.

- Я вас слушаю, капитан.

- Что морская вода плотнее пресной, это, конечно, вам известно, но эта плотность изменяется. Если мы плотность пресной воды примем за единицу, то плотность воды Атлантического океана равна будет одной целой двадцати восьми тысячным, а воды Тихого океана равна одной целой двадцати шести тысячным, и для воды Средиземного моря равна одной целой тридцати тысячным.

"А, - подумал я, - он опускался и в Средиземное море".

- Для вод Ионического моря, - продолжал капитан, - их плотность - одна целая восемнадцать тысячных, а для Адриатического моря равна одной целой двадцати девяти тысячным.

Ясно, что "Наутилус" не избегал европейских морей, и у меня мелькнула надежда, что он привезет нас, может быть и скоро, к более цивилизованным континентам. Несомненно, что Нед Ленд с большим удовольствием выслушает мое сообщение об этом.

В течение нескольких дней мы занимались производством различных опытов по определению солености морских вод на разных глубинах, их электризации, цвета и прозрачности, причем капитан Немо выказал замечательную наблюдательность.

Затем прошло несколько дней, в течение которых я его не видел и снова оставался одиноким.

16 января "Наутилус" остановился и, казалось, уснул на глубине нескольких метров. Электрические аппараты не действовали, винт не работал, а судно было предоставлено на произвол течения. Я был уверен, что экипаж занимается внутренними исправлениями, необходимыми для восстановления изумительной скорости хода судна.

Мои товарищи и я стали невольными свидетелями одного весьма любопытного зрелища. Ставни салона хотя были и открыты, но так как маяк "Наутилуса" не светился, то вокруг в воде царила глубокая темнота. Грозовое небо, покрытое густыми облаками, весьма слабо освещало верхние слои океана.

При этих условиях я наблюдал море, и самые большие рыбы представлялись мне едва заметными тенями, как вдруг "Наутилус" осветился полным светом. С первого раза мне показалось, что это проник в жидкую массу электрический свет маяка, но оказалось, что я ошибся, и после короткого наблюдения понял свою ошибку.

"Наутилус" плыл в слоях воды, освещенных фосфорическим светом, который казался еще ослепительнее среди окружавшей его темноты. Этот свет происходил от мириад светящихся микроскопических животных, свет которых становился интенсивнее от их прикосновения к металлическому корпусу корабля. Тогда посреди этих сиявших слоев я заметил вспышки, похожие на блеск расплавленного свинца, льющегося из пылающего горна, или на металлические массы, раскаленные добела, так что некоторые менее яркие полосы казались как будто в тени, хотя в огненном пространстве, по-видимому, не должно было быть никаких теней. Однако это не были равномерные, спокойно льющиеся лучи нашего обыкновенного освещения. Тут была особая сила и необыкновенное движение. В этом свете чувствовалась жизнь.

Действительно, это было скопление бесчисленных морских инфузорий, настоящих шариков из прозрачного студенистого вещества, снабженных нитеобразным щупальцем. В тридцати кубических сантиметрах воды их насчитывают до двадцати пяти тысяч. Свет их удваивается вследствие особого отблеска, который замечается у медуз, морских звезд и у прочих зоофитов, насыщенных жировыми органическими веществами и, быть может, слизью, выбрасываемой рыбами.

В течение нескольких часов "Наутилус" плыл по этим блестящим волнам, и наше восхищение еще более возросло, когда мы увидели больших морских животных, которые резвились, как саламандры. Здесь, среди этого холодного огня, я увидел красивых и быстрых дельфинов, неутомимых морских клоунов, истиофор, длиной три метра, настоящих предвестников ураганов, страшных меч-рыб, которые ударялись в окна салона. Затем появились более мелкие рыбы; разнообразные балисты, скакуны-скомбероиды и сотни других, мелькавших в светящейся атмосфере.

Было что-то чарующее в этом ослепительном зрелище. Быть может, какие-либо особые атмосферные условия вызывали интенсивность этого феномена? Может быть, на поверхности океана разразилась гроза? Но на этой глубине "Наутилус" не чувствовал ее ярости и только тихо покачивался среди спокойных вод.

Мы продолжали свое плавание, беспрестанно восхищаясь каким-нибудь новым чудом. Консель рассматривал и классифицировал всех этих зоофитов, членистоногих, моллюсков, рыб. Дни быстро проходили, и я уже перестал их считать. Нед, по своему обыкновению, старался разнообразить монотонную жизнь на корабле. Мы жили в своей раковине, как настоящие улитки, и я заверяю, что весьма легко превратиться в улитку.

Такое существование нас не тяготило и казалось естественным. Мы забыли о том, что существует иная жизнь на поверхности земного шара, как вдруг одно совершенно неожиданное событие напомнило нам о странности нашего положения.

18 января "Наутилус" находился под 105° долготы и 15° южной широты. Погода стояла бурная, море шумело и волновалось. Дул сильный восточный ветер. Барометр, понижавшийся несколько дней, предвещал борьбу стихий. Я вышел на палубу в ту минуту, когда шкипер определял часовой угол. Я ожидал повторения его обычной фразы, но он произнес что-то другое на непонятном для меня языке. Почти тотчас же появился капитан Немо с подзорной трубой в руках и стал осматривать горизонт.

В продолжение нескольких минут он стоял неподвижно, не сводя глаз с точки, лежавшей в поле его зрения. Затем он опустил подзорную трубу и обменялся несколькими словами со шкипером. Последний, по-видимому, находился в сильном волнении, только капитан Немо не терял своего обычного хладнокровия. На слова капитана шкипер горячо возражал.

Я стал всматриваться в даль в том направлении, куда смотрел капитан Немо, но ничего не мог заметить. Небо и вода сливались на горизонте, который был совершенно пустынен.

Между тем капитан Немо стал ходить по палубе из одного конца в другой, не только не обращая на меня никакого внимания, но, быть может, и не замечая. Шаг его был тверд, однако необычен. Временами он останавливался и, скрестив на груди руки, всматривался в морскую даль. Что он искал в этом необъятном пространстве? В это время "Наутилус" находился в нескольких сотнях миль от ближайшего берега.

Подшкипер снова стал смотреть в подзорную трубу. Он двигался то вперед, то назад, топал ногой и находился в нервном возбуждении.

Тайна должна была раскрыться в скором времени, так как "Наутилус" увеличивал ход; скорость вращательного движения винта достигла своего максимума.

В эту минуту шкипер снова обратил внимание капитана. Тот остановился и направил свою трубу на указанную точку.

Донельзя заинтересованный, я сошел в салон, взял там подзорную трубу, возвратился на палубу и, подойдя к стенке маяка, приготовился осмотреть всю линию, которая разделяет море и небо.

Но не успел я еще приложить трубу к глазу, как она моментально была вырвана из моих рук.

Я обернулся. Передо мной стоял капитан Немо, но я его не узнавал - до того изменилось его лицо. Глаза, уходя под нахмуренные брови, сверкали зловещим огнем. Зубы наполовину обнажились. Его оцепеневшее тело, сжатые кулаки, голова, вдавшаяся в плечи, свидетельствовали, что он исполнен сильной ненавистью. Он не двигался. Моя зрительная труба, выпавшая из его рук, валялась у его ног.

"Наутилуса"?

Нет, лично я не мог быть предметом его ненависти; он даже не смотрел на меня, его взор был прикован к непроницаемой точке горизонта.

Наконец он вполне овладел собой. Его лицо, так глубоко взволнованное, приняло обычное выражение.

Он обратился к шкиперу на иностранном языке и затем обернулся ко мне.

- Господин Аронакс! - воскликнул он повелительным тоном. - Я требую от вас исполнения одного обязательства, связывающего вас со мной.

- В чем дело, капитан?

- Вы и ваши товарищи должны быть заперты до тех пор, пока я не найду возможным возвратить вам свободу.

- Вы здесь полный господин, - ответил я, пристально смотря на него. - Но позвольте обратиться к вам с одним вопросом.

- Ни одного, милостивый государь!

После такого ответа мне оставалось только повиноваться, так как всякое сопротивление было бы бесполезно.

Я спустился в каюту, занимаемую Недом Лендом и Конселем, и сообщил им о решении капитана. Предоставляю судить, как оно было принято канадцем. Объяснять все это не было времени, так как четверо людей из экипажа уже стояли у дверей, чтобы отвести нас в ту каюту, в которой мы провели первую ночь на борту "Наутилуса".

Нед Ленд вздумал протестовать, но дверь была уже заперта.

Я рассказал обо всем случившемся. Они были весьма изумлены, но так же, как и я, ничего не поняли.

Я погрузился в бездну размышлений, но странное выражение лица капитана Немо не выходило у меня из головы.

Я был не в состоянии связать двух мыслей и терялся в абсурдных предположениях, как вдруг был выведен из этого состояния следующими словами Неда Ленда:

- А завтрак подан.

- Позволит ли мне господин, - обратился ко мне Консель, - предложить ему один совет?

- Да, мой друг!

- В таком случае пусть господин позавтракает. Это будет всего благоразумнее. Мы ведь не знаем, что может случиться.

- Ты прав, Консель.

- Друг Нед, благодарите и за такой, хуже было бы, если бы мы остались совсем без завтрака, - ответил Консель.

по разным углам.

В эту минуту электрическое освещение погасло, и мы очутились в глубокой темноте. Нед Ленд не замедлил уснуть, и, что меня удивило, Консель также поддался тяжелой дремоте. Я спрашивал себя, что бы могло быть причиной такой сонливости, как в то же время почувствовал, что моим мозгом овладевает непреодолимое оцепенение. Я напрягал все усилия, чтобы бодрствовать, но отяжелевшие веки сами собою закрывались. Я становился жертвой тягостной галлюцинации. Очевидно, в пищу, поданную на завтрак, были подмешаны усыпляющие вещества. Следовательно, недостаточно было одного заключения нас в эту каюту, чтобы скрыть, что происходит или что произойдет на "Наутилусе", а понадобилось и усыпить нас.

Я услышал, как задвинули ставни и закрыли дверь входного отверстия на палубе. Легкая качка, вызываемая волнением моря, прекратилась. Несомненно, "Наутилус" плыл под водой и спустился в спокойные, неподвижные слои океана.

сон, полный галлюцинаций, охватил все мое существо. Вскоре видения исчезли, и наступила полная бесчувственность.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница