Двадцать тысяч лье под водой.
Часть вторая.
Глава V. АРАВИЙСКИЙ ТУННЕЛЬ

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Верн Ж., год: 1870
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава V
АРАВИЙСКИЙ ТУННЕЛЬ

В тот же день я передал Конселю и Неду Ленду ту часть этого разговора, которая должна была их интересовать. Когда я им сообщил, что через два дня мы войдем в Средиземное море, Консель захлопал в ладоши, а канадец пожал плечами.

- Подводный туннель! - вскрикнул он. - Сообщение между двумя морями! Кто бы мог подумать!

- Друг Нед, - сказал Консель, - разве вы слышали когда-нибудь о существовании "Наутилуса"? Нет! А он тем не менее существует. Не пожимайте так легкомысленно плечами и не отрицайте вещей на том основании, что вы никогда о них не слыхали.

- Мы это увидим, - возразил Нед Ленд, покачивая головой. - Впрочем, я готов верить, что проход, о котором говорил капитан Немо, существует, и дай бог, чтобы ему удалось вывести нас в Средиземное море.

В тот же вечер между двадцать первым и тридцатым градусами северной широты, плывя по поверхности моря, "Наутилус" приблизился к аравийскому берегу. Я увидел Джидду - торговый пункт Египта, Сирии, Турции и обеих Индий.

Я довольно ясно различал общий вид ее построек, корабли, стоявшие вдоль набережной, а также и многие суда, которым пришлось бросить якорь на рейде в связи с их значительной осадкой. Низко спустившееся солнце прямыми лучами освещало дома и еще более подчеркивало их белизну. Расположившиеся вне города деревянные или тростниковые хижины указывали, что этот квартал заселен бедуинами.

Вскоре Джидда скрылась в вечернем сумраке, и "Наутилус" погрузился в воды, слегка фосфоресцирующие.

На следующий день, 10 февраля, появилось несколько кораблей, которые шли нам навстречу. "Наутилус" опять погрузился в воду; но в полдень, когда море было пустынно, он снова поднялся до своей ватерлинии. Я вместе с Конселем и Недом Лендом уселся на палубе. Восточный берег представлялся какой-то неопределенной массой, смутно очерченной в сыром тумане. Облокотившись на край шлюпки, мы разговаривали о том о сем, как вдруг Нед Ленд, протянув руки по направлению к какому-то предмету, обратился ко мне:

- Видите ли вы там что-нибудь, господин профессор?

- Нед Ленд, - ответил я, - но ведь вы знаете, что я не обладаю вашей дальнозоркостью.

- Смотрите хорошенько, - ответил Нед, - туда, вперед, со стороны штирборта, почти на высоте маяка!.. Разве вы не видите какую-то двигающуюся массу?

- Действительно, - ответил я после внимательного всматривания, - я замечаю на поверхности воды какое-то длинное черное тело.

- Другой "Наутилус"? - сказал Консель.

- Нет, - ответил канадец, - если я не ошибаюсь, это какое-то морское животное.

- Разве киты водятся в Красном море? - спросил Консель.

- Да, - ответил я, - они иногда встречаются в нем.

- Это вовсе не кит, - возразил Нед Ленд, не спуская глаз с двигающегося предмета. - Киты - мои старые знакомые, и я бы узнал кита тотчас.

- Подождем, - сказал Консель. - "Наутилус" направляется к этому предмету, и вскоре мы узнаем, что нам делать.

Действительно, черноватый предмет вскоре находился от нас на расстоянии не более мили. Он походил на большой риф, плывущий посреди моря. Что бы это могло быть? Я не мог на это ответить.

- В таком случае... - начал я.

- Вот он ложится на спину, - перебил меня канадец, - и выставляет свои груди кверху.

- Это сирена! - вскрикнул Консель. - И настоящая сирена, если против того ничего не имеет господин профессор.

Это название, сирена, навело меня на истинный путь, и я понял, что животное принадлежит к тому порядку морских животных, которых басня превратила в сирен - наполовину женщин, наполовину рыб.

- Нет, - сказал я Конселю, - это не сирена, но очень любопытное существо, которое всего в нескольких экземплярах продолжает водиться в Красном море. Это - дюгонь.

- Порядок сирен, группа рыбовидных, подкласс дельфиновых, класс млекопитающих, отдел позвоночных, - провозгласил Консель.

А когда Консель так говорил, то возражать ему не приходилось.

Между тем Нед Ленд продолжал смотреть на животное, и его глаза разгорались. Его рука, казалось, готова была метнуть в животное гарпун. Он, по-видимому, выжидал удобную минуту, чтобы броситься в море и напасть на животное в его родной стихии.

- О, господин, - обратился он ко мне дрожащим от волнения голосом, - мне ни разу не приходилось убивать такое.

В это слово гарпунщик вложил все, что хотел сказать.

В ту же минуту на палубе показался капитан Немо. Он заметил дюгонь, по одной позе понял, что волнует канадца, и обратился прямо к нему:

- Если бы вы держали гарпун, мистер Ленд, вы бы обожгли себе руку.

- Как вы говорите, господин?

- Вы бы ничего не имели против того, чтобы снова заняться, хотя бы один день, своим ремеслом и присоединить этого кита к списку уже вами убитых?

- Это было бы мне по душе.

- В таком случае - попытайтесь.

- Благодарю, господин! - воскликнул Нед Ленд, глаза которого загорелись.

- Только, - продолжал капитан, - я в ваших же интересах советую вам не промахиваться.

- Разве нападение на дюгонь так опасно? - спросил я капитана, несмотря на то что канадец презрительно пожал плечами.

- Да, иногда, - ответил капитан. - Это животное само нападает на своих преследователей и опрокидывает их лодку. Впрочем, мистеру Ленду этого нечего опасаться. Его глаз верен так же, как и рука. И если я советую ему не промахнуться, то ради того, чтобы не лишиться вкусной дичи, тем более что я знаю, что мистер Ленд не пренебрегает вкусным куском.

- А! - воскликнул канадец. - Так он позволяет себе роскошь обладать вкусным мясом?

все реже и реже.

- В таком случае, капитан, - сказал серьезно Консель, - возможно, что это животное - последний экземпляр, а тогда его следует пощадить в интересах науки.

- Быть может, - возразил канадец, - но для пользы кухни его надо убить.

- Принимайтесь за дело! - воскликнул капитан, обращаясь к Ленду.

В ту же минуту шесть человек из экипажа, немых и невозмутимых, как всегда, показались на палубе. Один из них нес гарпун и линь, который употребляют китобойцы. Шлюпку освободили из ее гнезда и спустили на воду. Шесть гребцов поместились на скамейках, рулевой занял свое место. Нед Ленд, Консель и я поместились на корме.

- А вы остаетесь, капитан? - спросил я.

- Да, господин профессор, желаю вам успеха.

Шлюпка отчалила и на своих шести веслах быстро понеслась к дюгоню, находившемуся в двух милях от "Наутилуса". Приблизившись к животному на расстояние нескольких кабельтовых, шлюпка умерила свой ход, и весла бесшумно погружались в спокойные воды. Нед Ленд с гарпуном в руке перешел на нос шлюпки.

Гарпун, который бросают в кита, обычно привязывается к длинной веревке, быстро разматывающейся по мере того, как раненое животное тащит ее за собой. Но имевшаяся веревка не превосходила длиною десяти сажен, другой ее конец был прикреплен к небольшому бочонку, который, держась на поверхности воды, должен был указывать направление, куда уходит под водой животное.

Я поднялся и стал внимательно следить за противником канадца. Этот дюгонь, носящий также название галикора, очень походил на ламантина. Его продолговатое тело оканчивалось длинным хвостом, а боковые плавники - настоящими пальцами. Отличался же он от ламантина тем, что его верхняя челюсть вооружена двумя длинными и острыми зубами и по обеим сторонам находятся расходящиеся клыки.

Этот дюгонь, которого собирался атаковать Нед Ленд, был колоссальных размеров: длина его тела превышала семь метров. Он не двигался, и казалось, что спит на волнах, - обстоятельство, значительно облегчавшее нападение.

Шлюпка осторожно приблизилась на три брасса к животному. Весла оставались без движения, держась в уключинах. Я наполовину приподнялся. Нед Ленд, откинув корпус несколько назад, потрясал гарпуном привычной и ловкой рукой.

Внезапно раздался сильный свист, и дюгонь исчез. Гарпун, брошенный с силой, казалось, ударил в воду.

- Тысяча чертей! - вскрикнул в ярости канадец. - Я промахнулся.

- Нет, - возразил я, - животное ранено, вот его кровь, но ваша острога не осталась в его теле.

- Мой гарпун! Мой гарпун! - вопил Нед Ленд.

Матросы принялись грести, и рулевой направил лодку к плавающему бочонку. Достав гарпун, мы направились преследовать животное.

Дюгонь временами подымался на поверхность воды для дыхания. Полученная им рана не заставила его ослабеть, так как он плыл с изумительной быстротой. Лодка, приводимая в движение сильными руками, маневрировала, идя по его следам. Она не раз приближалась к нему на несколько брассов, и канадец готовился снова метнуть свой гарпун, но животное неожиданно ныряло, после чего приходилось его вновь нагонять.

Можно судить, какой гнев бушевал в груди пылкого Неда Ленда. Он осыпал несчастного дюгоня самыми энергичными проклятиями на английском языке. Что касается дюгоня, то мне было только досадно, что животное так ловко уворачивается.

Преследование длилось безостановочно целый час, и я уже начинал сомневаться в успехе, как вдруг животному пришла несчастная мысль о мщении, в чем ему пришлось раскаяться. Оно повернуло к лодке, очевидно, с целью напасть на нее.

Намерение дюгоня не ускользнуло от внимания канадца.

- Внимание! - крикнул он.

Дюгонь приблизился на расстояние футов двадцати от лодки. Он потянул воздух широкими ноздрями, которые расположены у него на верхней части морды. Затем порывисто набросился на нас.

Лодка не успела увернуться от удара; покачнувшись в сторону, она зачерпнула до двух тонн воды, которую пришлось выкачивать. Благодаря ловкости рулевого удар животного пришелся наискось, почему лодка и не опрокинулась. Нед Ленд, стоя на носу, наносил гарпуном удары огромному животному, которое, вонзив зубы в борт, поднимало шлюпку над водой, как лев поднимает козленка. Все мы попадали один на другого, и, право, я не знаю, чем бы окончилась эта авантюра, если бы канадец, продолжавший бороться с животным, не нанес ему удара в сердце.

Я слышал скрип зубов по листовому железу, но тотчас же дюгонь нырнул, увлекая с собой и застрявший в его теле гарпун. Вскоре гарпун всплыл на поверхность воды, а несколько минут спустя появилось и тело животного, перевернувшееся на спину. Лодка подошла к трупу, взяла его на буксир и направилась к "Наутилусу".

Пришлось обратиться к помощи особых и сильных кранов, чтобы поднять дюгонь на палубу. Он весил пять тысяч килограммов. Его разрубили на части в присутствии канадца, который следил за всеми подробностями этой операции. В тот же день нам подали на обед несколько кусков мяса дюгоня, искусно приготовленного поваром корабля. Оно показалось мне весьма вкусным, вкуснее телятины, если не говядины.

На другой день, 11 февраля, провиант "Наутилуса" обогатился другой превосходной дичью. Стая морских ласточек опустилась на палубу. Они принадлежали к виду sterna nilotica, присущему только Египту. Клюв у них черный, голова серая с пятнами, глаза окружены большими точками, спина, крылья и хвост сероватые, грудь и горло белые, лапки красные. Удалось поймать и несколько дюжин нильских уток. У этих диких птиц верхняя часть головы и шея испещрены черными пятнами, и мясо их не только съедобно, но и вкусно.

"Наутилус" умерил скорость хода, он шел, так сказать, прогуливаясь. Я заметил, что по мере нашего приближения к Суэцкому перешейку вода в Красном море становилась все менее и менее соленой.

Около пяти часов вечера мы увидели на севере мыс Рас-Мухаммед. Этот мыс, который составляет оконечность Каменистой Аравии, лежит между Суэцким заливом и Акабой. "Наутилус" проник в залив, в пролив Губаль, ведущий в Суэцкий залив. Я отчетливо увидел высокую гору, поднимавшуюся между обоими заливами над мысом Рас-Мухаммед. Это был Синай, на вершинах которого Моисей лицезрел Бога лицом к лицу, и эта гора всегда представляется воображению увенчанной молниями. В шесть часов вечера "Наутилус", то всплывая, то погружаясь в глубину, прошел на высоте города Тора, расположенного в углублении залива, воды которого окрашены в красный цвет, о чем еще до входа в залив заявил мне капитан Немо. Наступила ночь. Глубокая тишина изредка нарушалась неприятным криком пеликана или другой ночной птицы, шумом прибоя, сердито дробившегося о скалы, или отдаленным стоном парохода и звонким шумом его колес, рассекавших воды залива.

С восьми до десяти часов "Наутилус" плыл все время под водой на глубине нескольких метров. По моим расчетам, мы должны были находиться поблизости от Суэца. Сквозь окна салона я увидел основание огромных скал, ярко освещенных электрическим светом, расточаемым нашим маяком. Мне казалось, что пролив мало-помалу сужается.

В четверть десятого "Наутилус" поднялся на поверхность. Я вышел на палубу. Я горел нетерпением скорей войти в туннель, известный только капитану Немо, и хотел воспользоваться свежим ночным воздухом. Вскоре в ночной тени я заметил бледный огонь, едва видневшийся в тумане на расстоянии одной мили от нас.

- Плавающий маяк, - раздался чей-то голос. Я обернулся и узнал капитана Немо.

- Это суэцкий плавающий маяк, - повторил он. - Мы не опоздаем войти в туннель.

- Вход, должно быть, труден?

- Нет. К тому же я всегда вхожу в будку рулевого и сам управляю судном. А сейчас попрошу вас, господин Аронакс, сойти вниз. "Наутилус" погрузится под воду и, только пройдя Аравийский туннель, поднимется на поверхность Средиземного моря.

Я последовал за капитаном Немо. Подъемную дверь закрыли, резервуар наполнили водой, и "Наутилус" погрузился на глубину десять метров. Я хотел войти в свою каюту, но капитан остановил меня.

- Господин профессор, - сказал он, - не желаете ли отправиться вместе со мной в каюту штурмана?

- Я не смел вас просить об этом, - ответил я.

- Идемте. Вы увидите все, что можно увидеть в этом путешествии, одновременно подводном и подземном.

Капитан повел меня к центральной лестнице. Поднявшись на несколько ступенек, он отворил дверь, последовал по переходам и вошел в каюту штурмана, находившуюся, как я уже говорил, на конце палубы. Каюта в шесть футов вдоль и поперек напоминала обычные каюты штурманов на пароходах, плавающих по Миссисипи и Гудзону. Посреди находилось рулевое колесо. Четыре окна из чечевицеобразных стекол, вставленные в стены, давали возможность рулевому ориентироваться во всех направлениях.

В каюте было темно, но мои глаза скоро привыкли к этому полумраку, и я увидел штурмана, сильного человека, державшегося за ручки рулевого колеса. Море было ярко освещено маяком, находившимся позади каюты на другом конце платформы.

- Теперь, - сказал капитан Немо, - надо отыскать проход.

Электрические проводники шли из каюты штурмана в машинное отделение. Капитан Немо нажал одну из кнопок. Скорость хода "Наутилуса" сразу уменьшилась.

не спускал глаз с компаса, висевшего в каюте на двух концентрических кругах, расположенных один в вертикальной, а другой в горизонтальной плоскостях. Штурман все время менял направление "Наутилуса" согласно знакам, подаваемым капитаном Немо.

Я расположился у окна направо и любовался превосходными подводными постройками кораллов, а также зоофитами, водорослями; из расщелин скал ракообразные протягивали свои огромные клешни.

по склону туннеля в Средиземное море. "Наутилус" несся, увлекаемый потоком, как стрела, несмотря на то что был дан задний ход.

На стенах узкого прохода благодаря быстрому движению я различал только блестящие полосы, прямые линии, огненные борозды. Сердце мое сильно билось, и я сдерживал его рукой.

В половине десятого капитан Немо оставил колесо и, обратясь ко мне, сказал:

- Средиземное море!

"Наутилус" прошел туннель, употребив на это менее двадцати минут.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница