| Автор: | Верн Ж., год: 1872 |
| Категории: | Роман, Приключения |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Путешествие в страну пушных зверей (часть 2). ГЛАВА I. Плавучий форт. (старая орфография)
Путешествие в страну пушных зверей
или
Приключения
на
Пловучем острове
Жюля Верна
С 48 рисунками
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЕРЕВОД
МАРКА-ВОВЧКА.
ГЛАВА I.
Пловучий форт.
Форт Надежды, основанный Джеспером Гобсоном на границах полярного моря, уплыл!
Заслуживал ли упрека мужественный агент компании Гудсонова залива?
Нет. Всякий другой на его месте ошибся бы точно также. Против подобной случайности не могла помочь никакая человеческая предусмотрительность. Он думал, что строит на скале, а построил даже не на песке.
Часть территории, образующая полуостров Викторию, который на всех, самых точных, географических картах англо-американских владений соединен с американским континентом, вдруг отделилась. Этот полуостров был ничто иное, как громадная льдина, представляющая поверхность в полтораста квадратных миль, которой последовательные наносы придали вид твердой почвы, не имеющей недостатка ни в растительности, ни в черноземе. В продолжение тысячи веков эта льдина была спаяна с приморьем, но землятресенье 3 января оторвало ее и полуостров превратился в остров, - в остров блуждающий уже три месяца, увлекаемый течениями по Арктическому океану!
Да! это было ни что иное как льдина и она уносила форт Надежды и его обитателей!
Джеспер Гобсон быстро сообразил, что ничем иным невозможно объяснить, как они очутились под другою широтою. Перешеек, соединявший полуостров Викторию с континентом, вероятно, уже несколько месяцев тому назад разорвался, - именно в день землетрясенья.
Пока длилась зима, пока море было сковано льдом, этот разрыв не произвел никакой перемены в географическом положении полуострова. Но когда наступила оттепель, когда, от действия солнечных лучей, снег начал таять, когда сплошные льды отстали от берегов и поплыли, когда, наконец, море очистилось, эта территория, с своими лесами, береговыми утесами, мысом, внутреннею лагуною, прибрежьем тоже поплыла, увлекаемая течением. Это теченье увлекало ее уже несколько месяцев! Она плыла, а зимовники, которые во время своих охот не отходили от форта на далекое разстояние, не замечали, что они плывут! Густые туманы не позволяли видеть окрестностей, почва представляла все признаки неподвижности и ничто не могло навести Джеспера Гобсона или его товарищей на мысль, что они из континентальных жителей превратились в островитян.
Достойно замечанья, что ничто не изменилось на оторвавшейся части мыса Батгурста. Вероятно это зависело от величины острова и от направленья увлекавшого его течения. Если-бы видна была хоть какая нибудь перемена в главных пунктах мыса Батгурста, еслибы остров как нибудь перевернулся, еслибы солнце или луна всходили или заходили на новом горизонте, Джеспер Гобсон, Томас Блек, мистрисс Полина Барнетт или кто нибудь из остальных, колонистов понял бы, в чем дело. Но, по той или другой причине, перемещенье совершалось, следуя по одной параллели земного шара и потому быстрота его была нечувствительна.
Хотя Джеспер Гобсон нисколько не сомневался в мужестве, хладнокровии и энергии своих товарищей, но он все-таки счел за лучшее до поры до времени не говорить им о превращеньи полуострова в пловучий остров. Он хотел сначала хорошенько обдумать свое новое положенье и тогда уже сообщить им, что случилось.
И так лейтенант Гобсон решился молчать, пока кто будет возможно. Он собрал все свое мужество. Он овладел собою и принялся утешать злополучного Томаса Блека, который стенал и рвал на себе волосы.
Достойный астроном тоже неподозревал, что случилось.
Он не изследовал края, как Джеспер Гобсон, не мог, следственно, заметить никаких местных особенностей и был далеко от истины. Его терзала мысль, что, к стыду обсерваторий, эфемериды были неверны и что это желанное затменье, для которого он, Томас Блек, прибыл из такой дали, совершил путешествие с такими ужасными лишениями и опасностями, никогда не должно было и быть затмением полным в широте семидесяти градусов.
Он не мог примириться с "позором обсерваторий" и был в совершенном отчаянии.
Но Томас Блек скоро должен был узнать истину.
Джеспер Гобсон, дав понять своим товарищам, что неудачное наблюденье над солнечным затмением может волновать астронома, а до них совершенно не касается, посоветовал им разойтись и заняться делом.
Все тотчас же повиновались и начали спускаться с вершины мыса Батгурста, направляясь к форту, как вдруг капрал Джолиф остановился, подумал, потом подошел к Джесперу Гобсону с шапкой в руках и сказал:
- Господин лейтенант, могу ли я вам сделать один простой вопрос?
- Разумеется можете, Джолиф, ответил Джеспер Гобсон, не зная к чему ведет это вступленье. Ну, говорите!
Но капрал Джолиф не говорил. Он колебался. Крошка мистрисс Джолиф толкнула локтем своего застенчивого супруга.
- Я, господин лейтенант... то есть это я все на счет семидесятого градуса широты, проговорил, наконец, капрал Джолиф. Коли только я, как следует, понял, так мы ни там, где вы изволили полагать...
Лейтенант Гобсон нахмурил брови.
- Действительно, отвечал он уклончиво - действительно, мы ошиблись в вычислениях.... Наши первые наблюдения были не совсем верны. Но почему это вас так заботит?
- А я все на счет жалованья, господин лейтенант, отвечал капрал Джолиф, вдруг неизвестно почему принимая на себя самый лукавый вид, - я все на счет жалованья. Вы ведь знаете, господин лейтенант, что компания обещала двойное жалованье...
Джеспер Гобсон вздохнул свободнее.
Действительно его отряду, как помнит читатель, обещано было двойное жалованье, если ему удастся основать факторию на семидесятой параллели или выше. Капрал Джолиф, не отличавшийся безкорыстием, встревожился вопросом о градусах только потому, что боялся упустить из рук обещанное денежное вознагражденье.
- Успокойтесь, Джолиф, отвечал Джеспер Гобсон, улыбаясь, - и успокойте всем товарищей... Наша ошибка, которая поистине необъяснима, не может, по счастью, никому повредить. Мы, правда, не на семидесятой параллели, но мы не ниже, а выше. Значит, вы имеете полное право на двойное жалованье.
- Честь имею принести мою благодарность, господин лейтенант, сказал капрал Джолиф, у которого лицо совершенно просияло - я, господин лейтенант, не особенно хлопочу о деньгах, но деньги.... деньги, господин лейтенант.... вещь важная!
Выразив эту великую истину, и отвесив низкий поклон лейтенанту, капрал Джолиф легким шагом направился к форту. За ним последовали и все остальные.
Сержант Лонг тоже было направился к фактории, но Джеспер Гобсон остановил его.
- Погодите, сержант Лонг, сказал он - погодите...
Сержант Лонг быстро повернулся, и как вкопанный остановился перед господином лейтенантом.
- Слушаю, господин лейтенант.
На вершине мысового утеса в эту минуту находились только мистрисс Полина Барнетт, Медж, Томас Блек, лейтенант Гобсон и сержант Лонг.
После отчаянных восклицаний Томаса Блека по поводу неудавшагося затмения, после кратких неясных объяснений Джеспера Гобсона, мистрисс Полина Барнетт не произносила ни слова. Как смущенье лейтенанта ни было мимолетно, она его заметила, и теперь глядела на него вопросительно.
Лицо мужественной женщины выражало скорее удивление, чем безпокойство.
Поняла она в чем дело? Озарила ее истина так-же внезапно, как Джеспера Гобсона? Сообразила она всю опасность положения? Предвидела она все последствия страшного переворота?
Она молчала, и спокойно стояла рядом с Медж, которая обняла ее одной рукой и с любопытством на всех поглядывала, и ко всему прислушивалась.
Что касается до астронома, то он не находил себе места и метался, как угорелый, во все стороны. Волосы у него стояли дыбом. Он мотал головой, топал ногами, размахивал и всплескивал руками. Отчаянные восклицанья все еще вырывались из его груди. Он грозил солнцу кулаками! Он, как строгий судья, желающий уничтожить преступника гневным убийственным взглядом, смотрел прямо на дневное светило, рискуя себе на веки испортить зрение. Одним словом, он бесновался.
Наконец, волнение его несколько поутихло. Он почувствовал, что может говорить и, скрестив руки на груди, с пылающими взорами, с угрожающим видом, подбежал в лейтенанту Гобсону, стал перед ним и крикнул:
- Не угодно ли вам объясниться со мною, господин агент компании Гутсонова залива!
Воззвание, тон, поза астронома моглибы оскорбить другого, более вспыльчивого и менее благоразумного человека. Но Джеспер Гобсон понимал, как велико огорченье бедного ученого, и был снисходителен к его сумасбродствам. Он только поглядел на него и ничего не ответил на неприличную выходку.
- Мистер Гобсон, сказал тогда Томас Блек, едва сдерживая свое раздраженье, неугодно-ли вам объяснить мне, что все это значит? Объясните-ли вы мне, мистер Гобсон? Что это, мистификация с вашей стороны? В таком случае, милостивый государь, вы оскорбили не только меня, но весь ученый мир. Да! И вы пожалеете об этом!
- Что вы хотите этим сказать, мистер Блек? спокойно спросил лейтенант Гобсон.
- Я хочу сказать, милостивый государь, что вы взялись препроводить отряд на границы семидесятой параллели!
- Или дальше, за семидесятую параллель, ответил Джеспер Гобсон.
- Дальше семидесятой параллелли, милостивый государь? вскрикнул Томас Блек. А мне зачем дальше семидесятой параллели? Ведь я должен был наблюдать солнечное затмение как раз на семидесятой параллели! Я не должен был удаляться с семидесятой параллели ни на единую линию! А я где? Я на три градуса выше!
- Что-ж делать, мистер Блек, ответил Джеспер Гобсон все тем же спокойным тоном. - Мы ошиблись, вот и все.
Спокойствие лейтенанта приводило его в бешенство.
- Позвольте еще вам заметить, мистер Блек, продолжал лейтенант Гобсон, что не я один ошибся, - ошиблись точно так же и вы сами. Мы, по прибытии на мыс Батгурст, вместе производили наблюдения, - вместе определили положенье местности. Вы не можете обвинять одного меня в нашей общей ошибке.
Этот ответ совершенно уничтожил Томаса Блека и, не взирая на весь гнев и отчаяние, клокотавшие в его груди, он не нашелся, что сказать.
Да! если ошибся лейтенант Гобсон, то и он, ученый Томас Блек, тоже ошибся! Что будут думать теперь в ученой Европе, в Гринвинской обсерватории об астрономе, который мог ошибиться в определеньи широты? Он, Томас Блек, ошибся на целые три градуса! И при каких обстоятельствах! Когда от точного определенья параллели зависела возможность наблюдать полное солнечное затмение! Затмение, которое долго не повторится при таких условиях! Томас Блек на веки обезчещен!
- Да как же это я мог так ошибиться! вскрикнул он, схватывая себя за голову в новом порыве отчаяния, и вырывая целые клоки волос, - как я мог так ошибиться? Я, значит, не умею взять секстана в руки! я значит не умею определить угла! я, значит, ослеп! Если это так, то мне остается только кинуться с этого утеса и сломить себе шею!
- Мистер Блек, сказал лейтенант Гобсон, выслушайте меня! Вы не виновны. Вы не ошиблись в определеньи широты, вам не в чем упрекать себя!
- Значит, вы....
- Я тоже не виноват, мистер Блек, я тоже не ошибся в определеньи широты.... Я вам сейчас объясню все дело....
- Прошу вас, мистрисс Барнетт, прибавил лейтенант, обращаясь к путешественнице, и вас тоже, Медж, и вас тоже, сержант Лонг, выслушайте меня. Я требую, чтобы все, что я скажу, было сохранено в тайне. Совершенно безполезно пугать наших товарищей. Они помочь не могут, а придут, пожалуй, в уныние, что чрезвычайно вредно отразится и на них, и на нас.
Мистрисс Полина Барнетт, Медж, сержант Лонг и Томас Блек окружили Джеспера Гобсона. Хотя они не давали обещаний хранить втайне, что услышат, но лейтенант Гобсон мог понять и без обещаний, что они его не выдадут.
- Друзья мои, начал Джеспер Гобсон, когда, год тому назад, мы прибыли на этот пункт английской Америки, мы тотчас же определили положенье мыса Батгурста и нашли, что мыс Батгурст лежит как раз на семидесятой нараллели. Так, или нет?
- Так! так! вскрикнул Томас Блек.
- Так, повторили другие.
- Теперь оказывается, что мыс Батгурст находится выше семидесятой параллели, на три градуса дальше к северу. Мыс Батгурст уплыл на три градуса!
- Уплыл?! вскрикнул Томас Блек, уплыл? Полноте рассказывать сказки, милостивый государь! С каких это пор мысы плавают?
- Как ни кажется вам этот факт невероятным, мистер Блек, но он существует, спокойно отвечал лейтенант Гобсон. Теперь наш полуостров Виктория ничто иное, как ледяной остров. Землетрясенье оторвало его от американского поморья и его увлекает арктическое теченье!
- Куда? спросил сержант Лонг.
- Неизвестно куда, отвечал Джеспер Гобсон.
Некоторое время товарищи лейтенанта Гобсона молчали.
Но с места, где они находились, они могли видеть только море, которое теперь окружало их со всех сторон.
Еслибы мыс Батгурст возвышался еще на несколько сот футов над уровнем океана, то окружность их впадения ясно бы представилась их глазам и они бы увидали, что полуостров превратился в остров.
Всеми овладело живейшее волненье при мысли, что форт Надежды и его обитателей теченье увлекает в море и делает игрушкой ветров и волн.
- Теперь, значит, объясняются все необъяснимые особенности этой территории, мистер Гобсон, сказала мистрисс Полина Барнетт.
- Да, мистрисс Барнетт, теперь все объясняется, отвечал лейтенант Гобсон. Полуостров Виктория, который мы приняли - который мы непременно должны были принять - за часть берега, в действительности был ничто иное, как громадная льдяная глыба с незапамятных времен припаянная к американскому континенту. Мало по малу ветер занес на эту ледяную глыбу земли, песку и разных семян, почек, листиков, зерен, из которых потом выросли травы, мхи и леса. Облака снабдили пресной водою её лагуну и маленькую речку. Растительность ее преобразила. Но под этим озером, под этим песком, одним словом, под нашими ногами находится лед, который, в силу своей легкости, плавает по морю. Да, мы на льдине, и нас уносит льдина! Теперь объясняется, почему нам, с тех пор, как мы здесь поселились, ни разу не попалось ни единого камешка, ни единого кремешка! Объясняется, почему берега так отвесны, почему, когда мы копали яму для ловушки на олевей, мы нашли лед на глубине девяти футов под землею; объясняется, наконец, почему морские приливы и отливы так незначительны: с этими приливами и отливами поднимался и опускался наш воображаеный полуостров!
- Действительно все теперь объясняется, мистер Гобсон, сказала мистрисс Полина Барнетт. - Ваши предчувствия, на которые я так нападала, не обманули вас. Но я хочу предложить вам один вопрос.
- Какой, мистрисс Барнетт?
- А вот на счет приливов. Теперь ведь приливов нет и быть не может?
- Разумеется, мистрисс Барнетт.
- Бывали, мистрисс Барнетт.
- Почему же они тогда бывали, мистер Гобсон?
- Потому, мистрисс Барнетт, отвечал лейтенант Гобсон, - что тогда ледяная глыба еще прикреплялась перешейком в американскому континенту, представляя, таким образом, некоторое сопротивление приливу, который вместо того, чтобы доходить до двадцати футов, как бы следовало при других условиях, доходил всего до двух футов, После того, как землетрясенье оторвало ледяную глыбу от берега, эта ледяная глыба начала подниматься с приливом, опускаться с отливом, следственно...
- Понимаю, понимаю, мистер Гобсон, прервала мистрисс Полина Барнетт. - Бедный мистер Блек! Надо признаться, что подобного несчастия не испытал никогда ни единый астроном!
и теперь мы несемся на плавучем острове. Этим объясняется и то, почему пушные и другие звери, не взирая на все наши выстрелы, в таком невероятном множестве встречаются в окрестностях форта: им, как и нам, некуда бежать!
- Этим объясняется еще и то, почему к нам не пожаловали в гости конкуренты, которых вы опасались, мистер Гобсов, сказала Медж, - помните, эти канадские охотники что ли?
- И почему не мог прибыть на мыс Батгурст отряд, посланный капитаном Сравенти, прибавил сержант Лонг.
Томас Блек, не взирая на все свое отчаяние, с интересом выслушал объяснения лейтенанта Гобсона.
Да, все, что говорил лейтенант Гобсон, было справедливо, но зачем именно теперь, именно с ним, Томасом Блеком, случилось такое неслыханное несчастье! Случись оно после наблюдений над солнечным затмением, тогда дело другое, но упустить единственный случай обогатить науку!.... Это нестерпимо, от этого можно с ума сойти!
Путешественница произнесла эти слова таким тоном, который ясно показывал, что она покорялась своей судьбе без особенного сокрушения.
Казалось, мистрисс Полина Барнетт не только не испугалась своего неожиданного путешествия на плавучем острове, но даже была отчасти довольна и приготовлялась наслаждаться новыми видами, заниматься новыми наблюденияни.
Впрочем, что было толку унывать или отчаяваться? Ни уныньем, ни отчаяньем нельзя было поправить дела, - нельзя было приостановить острова, увлекаемого течением, нельзя было опять приставить его к континенту. Самое лучшее было сохранять, насколько возможно, хладнокровие, заниматься делом и ожидать, что будет.