Зори.
Акт четвертый.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Верхарн Э., год: 1906
Категория:Пьеса

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Зори. Акт четвертый. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавление

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Комната Эреньена. Та же декорация, что во втором и третьем актах. Ребенок играет. Клара - в тревоге - не отходит от окна.

РЕБЕНОК. Какой костюм надеть на Полишинеля?

КЛАРА. Самый красивый.

РЕБЕНОК. Сегодня праздник? Правда?

КЛАРА. Сегодня прекраснейший из праздников.

РЕБЕНОК. Сегодня - Рождество?

КЛАРА. Нет, это - светлый праздник, воистину светлый праздник! Его впервые празднует мир.

РЕБЕНОК. Мне можно идти туда, на праздник?

КЛАРА. Это праздник для больших; дети его не понимают.

РЕБЕНОК. Ты мне скажи, что это такое.

КЛАРА. Ты узнаешь когда-нибудь. И ты будешь говорить, что его устроил твой отец, твой родной отец.

РЕБЕНОК

КЛАРА. Много.

РЕБЕНОК. Тогда почему же ты говоришь, что я не пойму? Когда бывают знамена, я всегда понимаю.

КЛАРА (в окно). Наконец-то!

(Эреньен входит. Одежда его в безпорядке. Клара спешит к нему)

ЭРЕНЬЕН (с волнением ее обнимает). Ты все знаешь?

КЛАРА. Я ничего не знаю, но я угадываю. Говори.

ЭРЕНЬЕН. Никогда планы не осуществляются так, как их задумали. Я был убежден, что ни один из наших начальников не может появиться в Вавилонских воротах: они никогда не бывают там. Вчера вечером там оказались самые главные. Увидав вошедшую неприятельскую армию, они решили, что это безумие. Это не были нападающие: движение полков, отсутствие команды, отсутствие организации доказывали это. Это не были парламентеры: их было слишком много.

Когда войска приблизились на сто шагов, можно было видеть, как солдаты бросают оружие, а иные поднимают кверху приклады. Некоторые из наших тотчас же побежали и открыли ворота. Наши начальники бесновались, ругались, кричали - все в один голос: никто не хотел слушать ни их оскорблений, ни их приказаний. Все предчувствия, которые они испытывали, все опасения отпадения, неповиновения, которых они не осмеливались признавать, продолжали их волновать, мучить, терзать. С быстротою молнии они поняли все. Их окружили. Трое из них убили себя: это были герои. Они видели, как неприятель входил в Оппидомань. Они думали о поражении, о позоре последняго унижения. Некоторые плакали. Наши граждане спешили заключить в объятия осаждавших. Жали друг другу руки, обнимались. Неожиданная радость наэлектризовала душу всех. Бросают сабли, ранцы, патроны. Враги, у которых фляги были полны, предлагают выпить. И волна, все еще прибывающая, разливается уже по городу, на Площадь Народов, где еще оставались наши начальники, бледные, немые, неуверенные. Ле-Брэ крикнул на ухо одному из командиров: "Конец войне! Нет ни победы, ни поражения, это праздник." Тогда этот негодяй принялся ругаться, бешеный от гнева, он наудачу махал саблей и ранил свою лошадь. Двое из его соседей, пользуясь замешательством, удрали. Они направились к властям: может быть, они организуют некоторое сопротивление и консульская гвардия поможет им. Я уже видел: здесь мелькают их зеленые мундиры.

КЛАРА. А неприятельские генералы?

ЭРЕНЬЕН. О, те - в плену у своей армии. Вчера, убедившись, что побеги и болезни уничтожили половину армии, они решились на безумный поступок, N решились предпринять последний штурм. Солдаты отказались идти; раздалось несколько выстрелов в начальников. Это был конец.

КЛАРА. Я слышала, как отряды входили в Оппидомань; можно было подумать, что это шумит океан. Никогда я так не волновалась и никогда не была так счастлива.

ЭРЕНЬЕН. Теперь в нашем распоряжении двадцать тысяч человек. На площадях ставят столы. Все, кто наготовил в погребах запасы на время осады, раздают их теперь народу. Эно говорил: "Никогда Оппидомань не унизится до того, чтобы принимать своих врагов; никогда Оппидомань не позволит им бродить по её улицам и площадям; никогда не уничтожатся предразсудки оскорбленной Оппидомани". Так разсуждают в обыкновенные дни, но не сегодня! Такое смятение царствует в умах, застигнутых врасплох, что можно было бы основать новые религии и огласить неизвестные вероучения. Посмотри, на высотах горит Капитолий! Жгут морския и артиллерийския казармы. К вечеру будут делить все запасы оружия и провианта. Во время осады совершили правосудие над биржами и балками. Пора совершить справедливый суд над основною несправедливостью, над войною: её срок настал! С нею одной исчезнут все другия: ненависть деревень против городов, нищеты против золота, слабости против силы. Организованное зло поражено в самое сердце. (На улице слышны крики "ура!") Слушай: это поет и безумствует всемирный праздник человечества.

(Клара и Эреньен приближаются к окну и долго обнимаются. Вдруг Эреньен поспешно освобождается)

. Одень ребенка; я пришел за ним, чтобы показать ему мое дело.

КЛАРА. Ребенка? Но он не понимает.

ЭРЕНЬЕН. Все-таки одень. Я ему скажу пред лицом старого умирающого мира такия слова, которых он не забудет никогда. Одень его. Я хочу повести его туда.

КЛАРА. А я?

ЭРЕНЬЕН. За тобой зайдет твой брат, Эно.

КЛАРА. Почему нам не идти вместе?

ЭРЕНЬЕН. Одень ребенка, говорю тебе, - и поскорее...

Клара выходит. Эреньен осматривает свое бюро, кладет несколько пакетов в карман, потом опирается на окно, откуда он говорил народу.

ЭРЕНЬЕН.

О, жизнь жестокая - вся в блеске, в мятеже!

Тебя я пережил, тебя перестрадал,--

Отныне отдых я на славном рубеже

Себе снискал.

Над миром мной одержана победа: я - велик;

Так от руки моей покорно мир поник.

И странно думать мне, что жил в полях крестьянин,

И вот закон поверженный изранен,

На нем лежит рука моя;

Я горло пальцами сдавил,

И зубы жадные в него вонзил.

Так гордость древнюю кровавой власти,

В порыве страсти,

Я наземь повалил.

Деревни, фермы и лачуги

Все гибнут, все умрут.

А в городах всеобщий труд

Влечется к близкому паденью, - и недуги

Его снедают; золото, грабеж, разврат

Все воют вместе; громоздят

В борьбе безобразной холмы насилий;

Инстинкты борются среди слепых усилий

На замкнутых полях -

В домах,

Где царствует рулетка, биржа, страсть,--

И страшная чудовищная власть

Тучнеет власть в грехе и жадно мерзость пьет.

И был я молнией: окно я осветил,

Откуда люди все смотрели в мир небесный;

И не разсудок мной руководил,

А дар любви безумный и чудесный:

Я целый мир с собой отождествил,

И человеческий союз

От каторжных тюремных уз

Освободил.

Я наземь старую низверг Оппидомань -

- Обманы, хартии, и милости, и дань.--

Оппидомань воздвигнется для новых дней,

Что молнии ударами куют.

Оппидомань - моя, как дар предназначенья;

Она следит за мыслью огненной моей;

Мое безумие и страсть моя горят, растут

В очах недвижных Провиденья.

(Слышны ружейные выстрелы)

КЛАРА (из своей комнаты). Эреньен, солдаты правительства - на улице.

(не слыша, продолжает).

По плану моему я мир пересоздал,

И жизненные силы, и толпу людей

Со дна инстинкта я воззвал

К порогу светлому мечты моей.

КЛАРА (появляясь). Эреньен! Эреньен! Вооруженные люди окружили дом. Они убьют тебя, если ты выйдешь.

ЭРЕНЬЕН. Полно! Одень ребенка.

(Снова ружейный залп)

КЛАРА. Пальба со стороны перекрестка стала слышней.

ЭРЕНЬЕН. Одень ребенка.

КЛАРА. Они караулят тебя; они ждут тебя; они хотят твоей смерти...

ЭРЕНЬЕН. Одень ребенка.

(Она идет за ребенком; он дрожит; Клара берет его на руки и защищает)

КЛАРА. Друг мой! Я умоляю тебя: не рискуй; подожди, когда они пройдут.

ЭРЕНЬЕН. Мне некогда ждать. Сегодня я не боюсь ни других, ни самого себя. Я достиг такой степени человеческой силы...

КЛАРА

ЭРЕНЬЕН (запальчиво). Мне нужен ребенок. Я хочу, чтобы он был со мною там.

КЛАРА. Он сейчас придет... Эно приведет его тебе.

ЭРЕНЬЕН. Нужно, чтобы приветствовали вместе с отцом и его. Давай его! Полно, давай!

КЛАРА. Я никогда не противилась тебе. Я слушалась тебя, как служанка, но сегодня я заклиного тебя...

ЭРЕНЬЕН. Дай мне его, говорю я тебе!..

(Он вырывает ребенка из рук Клары, отталкивает ее и убегает с ним)

КЛАРА. Друг мой! Друг мой! О, это безумие! Всегда это несчастное и безграничное безумие! (Треск ружейного залпа неожиданно ее прерывает. Мгновение безумной тоски, и она бросается к окну, свешивается в него и кричит) Сын мой! Сын мой!

Потом она выбегает на улицу. Топот удаляющихся лошадей. Смятение. Крики. Молчание. Наконец, кто-то кричит, заглушая всех.

ГОЛОС. Только-что убили Жака Эреньена!
 

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Утро. Площадь Народов, имеющая вид террасы. В глубине видна панорама Оппидомани, подернутая дымом пожаров.. Направо - статуя правительства, - на виду, на голой земле. Налево - горит дворец войны. Горожане украшают окна флагами; проходят пьяные; безумные хороводы мчатся через сцену; одна толпа сменяется другой. Со всех сторон слышно пение. Мальчишки бросают камни в статую правительства.

НИЩИЙ. Эй, ребята, берегитесь! Вот вам надерут уши.

МАЛЬЧИШКИ. - Мы побиваем камнями низверженное правительство.

- (Бросая камень) Вот этот в скипетр.

- Вот этот в корону.

(окружают статую и водят хороводы).

Счет ведем и раз, и два,

Будет смелым нашим братом,

Кто не хочет быть солдатом:

Ныне вольности права!

Воля смелая жива.

Счет ведем и два, и раз,

Будет смелым нашим братом,

Кто волнуется набатом:

В день кровавый, в красный час

Слышен Неба грозный глас!

Раз, два, три - ведем мы счет,

Будет смелым нашим братом,

Тот, кто враг властям проклятым:

Прочь привычек старых гнет!

За свободу - все! Вперед!

КРЕСТЬЯНИН. Пусть меня повесят, если я думал, что снова увижу Оппидомань!

ГРУППА

- Я был попеременно на службе двух партий. Граждане Оппидомани звали меня кротом: я их извещал о планах неприятеля; а враг думал, что я неуловим, как дым: им я давал сведения о делах Оппидомани.

- Мы делали то же самое. Я действовал на севере.

- Я - на западе.

- И предавая тех и других, мы, наконец, заставили их помириться. (Иронически) Это мы заключили мир.

ЦЫГАН. Часто случается, что так называемое преступление превращается в добродетель. Не правда ли?

НИЩИЙ. Правда, что Эреньена нет в живых?

ЦЫГАН. Эреньена! Полно, теперь он - господин, король... Когда становятся такими большими, не умирают.

НИЩИЙ. Говорят, что его убили на пороге его дома.

ЦЫГАН. Кто это?

НИЩИЙ. Консульские солдаты.

ЦЫГАН. Не может быть.

НИЩИЙ. Еще бы! Они должны были его ненавидеть! Никогда еще человек не совершал такого большого дела.

ЦЫГАН. Это не один человек; это мы все совершили его.

ПАСТУХ. Наконец-то, мы будем в состоянии жить!

ЦЫГАН. Мы! Полноте! Нужно, чтобы земля наша была перепахана до самой глубины: только тогда проникнет свет в наши погреба.

Война иль мир,

А мы останемся все в той же нищете.

Её не нарушает суета

Оппидомань свои законы обновляет,

Освобождает от опеки свой народ;

И мы одни остались так, Бог знает, до какого дня,

Бродягами и дикими зверями,

Скупую землю мы с налета расхищаем,

Как вороны, которых гонят прочь,

Пугают с огородов и с порога хижин,

В то время как народ встречает

Иных свободных птиц.

ПАСТУХ. Вы говорите так, как будто правительство существует еще. Деревни возродятся; города должны очиститься.

ЦЫГАН. Прекрасно! Однако, все на свете путь ко всему. Завтрашний день всегда будет недоволен нынешним. (Через сцену проходит группа пьяных женщин с факелами. Они кричат: "К церквам! К церквам! Мы сожжем Господа!" Нищему) Посмотрите, вот наши союзницы! Когда вы решитесь быть мужчинами, вы придете за мной, как другие шли за Эреньеном.

(Он уходит)

ГРУППА РАБОЧИХ (воздвигают эстраду, чтобы положить там труп Эреньена. Приносят черное сукно) - это такое несчастье, какого еще никогда не бывало.

- Он получил две пули в лоб.

- Его сын убит?

- Нет.

- Сражались у входа во дворец правительства. Оставался какой-нибудь час, чтобы выгнать консульския войска. Эреньен был уже мертв.

НИЩИЙ. Говорят, это дело Эно.

РАБОЧИЙ. Ты сам не знаешь, что ты говоришь! Эно! Он теперь в большем еще отчаянии, чем мы.

НИЩИЙ. Он был его врагом.

РАБОЧИЙ. Молчи. Каждый зуб твоей челюсти лжет.

НИЩИЙ. Я повторяю то, что мне говорили.

РАБОЧИЙ. Вот такие люди, как ты, распространяют гнусные сплетни.

(Неприятельские солдаты и солдаты Оппидомани проходят под руку, толпятся на террасе и ступенях)

ТОЛПА. - Будет празднество?

- Почему же нет? Новые правители Оппидомани велели его устроить.

- При жизни никогда Эреньен не казался таким великим.

ГРУППА ПРОХОЖИХ. - Его тело торжественно носят по всему городу.

- Я видел, как его тело несли по Мраморному Перекрестку. Красная рана зияла на его лице.

- Я видел тело на мосту у Порта;

Детей к нему протягивали светлых.

И все, что жизнь дает

Счастливого и молодого,

Над ним парило,

Склонялося над трупом...

- Так тело следует - увенчано цветами;

Его пожаром обвивает красный саван;

Порыв любви, морским волнам подобный,

Подъемлет тело

И держит над толпою.

И никогда король; сверкавший златом,

Убийствами, и битвами, и кровью,

Такою пышностью огромных похорон

Прославлен не был.

- У колоннад один юноша приблизился к носилкам, он намочил свой платок в крови, которая была на щеке усопшого, и медленно, благоговейно, как будто причащаясь, поднес его к своим губам.

РАБОЧИЙ (слушавший прохожих). Тело Жака Эреньена будет выставлено здесь, на этой эстраде, среди толпы, во всей своей славе.

КРЕСТЬЯНИН. Пусть смотрит на него солнце.

ПРОХОЖИХ. - Слезы, цветы, песни, кровь, танцы, пожар: противоположные страсти горят в воздухе!

- Создается атмосфера, необходимая для создания миров.

Происходит сильная толкотня. Ле-Брэ, в сопровождении солдат и рабочих, взбирается на крыльцо одного дома и делает знак, что он хочет говорить. Молчание.

ЛЕ-БРЭ. Граждане, через несколько мгновений на эту площадь Оппидомани, посвященную Народу, принесут тело Жака Эреньена. Примите его, как победителя. Пули могли закрыть ему глаза, сделать недвижными его руки, сделать мертвым его лицо, но убить его не могли, нет, - Жак Эреньен живет еще в его словах, его делах, мыслях, его книгах; он - та сила, которая в это самое мгновенье нас волнует; он желает, думает, надеется, действует в нас. Это не похороны, это последняя победа... Разступитесь, вот он.

(Дети взбираются на плечи. Большое волнение во всех группах. Лезут на окна. Взбираются на колонны)

РАЗЛИЧНЫЕ ГРУППЫ НА СТУПЕНЯХ. - Какая толпа! Никогда эта площадь не вместит всех.

- Как его любили! Такие люди, как он, не должны были бы умирать.

ГРУППА ЖЕНЩИН. - Его жена идет за носилками.

- Она несет ребенка.

- Она выглядит христианкой!

- Римлянкой!

- Молчите: вот тело.

Появляются носилки. Их несут вокруг площади. Одни плачут, другие приветствуют; некоторые падают на колени, некоторые женщины крестятся. - На ступенях люди висят гроздьями, стараясь лучше увидеть.

МОЛОДЫЕ ЛЮДИ

- Как сильным вихрем, страсть твоя

Огонь души моей вздымала!

- О, Эреньен! Ужели нас оставил?

Тебе мы посвящаем

Все то, что вдохновенье наше

Когда-нибудь свершит

Прекрасного и сильного -

На жизненных путях.

- О, Эреньен! О, Эреньен! Воспоминанье о тебе -

Как трепет сердца будущих времен.

- О, Эреньен! О, Эреньен!

Пусть будем мы всегда и сильны, и безумны,

Как в дни ужасные,

Когда один твой знак

Сбирал раздробленные силы наши,

Бросал нас в бурю духа твоего.

(Труп возложили на эстраду; женщины покрывают цветами черное сукно)

ПРОРОК (стоит на ступени и возвышается над толпой).

Когда жалкому плачу не внемлю,

Ныне час наступил,

Когда гром низвергает на землю

Этих древних суровых богов

Перед правдой нежданно-раскрывшихся слов.

Воплощаются снова живые надежды,

И желаний одежды

В цветах. И в глазах - красота. И сердца возродились,

И безвестные силы в пространстве скрестились

(Указывает на катафалк)

Поспешите на страшный покров возложить

Из торжественных пальм украшенья

И страшитесь забыть прославленье,

И страшитесь обряд оскорбить

Этой памяти, чистой и сильной,

Что сияет над плитой могильной.

С возрождением мира созвучным он был

И со звездным путем, и с путями времен;

Целый мир он ударом одним победил:

(Встает Ордэн. Волнение. Толпа указывает на него и приветствует. Люди объясняют друг другу)

ТОЛПА. - Это он отказался погубить Оппидомань.

- Он привлек на нашу сторону врагов.

- Он так же велик, как Эреньен.

ОРДЭН которым судьба позволяет осуществит в один роковой час то, что было высшей мечтой их учителя. Если родина прекрасна, мила сердцу и незабвенна, то нация, вооруженная границами, ужасна и отвратительна, а еще весь мир покрыт ими. Наш союз должен послужить им примером. (Крики одобрения) Они когда-нибудь оценят то, что было сделано безсмертного, здесь, в этой прославленной Оппидомани, откуда вылетали самые высокия идеи, в течение ряда веков, одна за другой. В первый раз с тех пор, как возникла сила, с тех пор, как ум научился исчислять время, две расы, одна - отказавшись от победы, другая - от своей оскорбленной гордости, слились в одно объятье. Вся земля должна была задрожать от радости, вся кровь, все силы должны были снова прилить к сердцу мира. Союз и согласие победили ненависть. (Крики одобрения) Человеческой борьбе в её кровавой форме было сказано: нет! Отныне горит маяк на горизонте будущих бурь. Его упорный свет ослепит глаза, победит умы, заставит бредить желания. Необходимо к концу испытаний и скорбей придти к гавани, вход в которую он указывает. Он золотит своими лучами тихия мачты и суда. (Всеобщий энтузиазм: кричат, обнимаются. Прежние неприятели встают и окружают Ордэна. Жители Оппидомани протягивают к нему руки. Он освобождается от объятий и возлагает пальмы к ногам Эреньена. Обращаясь к вдове) Во имя жизни и победы я прошу вас, Клара Эреньен, представить этим двум взволнованным народам того, кто явится в наших глазах как бы самим Жаком Эреньеном, - его сына! (Он протягивает руки, чтобы показать ребенка)

КЛАРА (останавливая его). Я сама попытаюсь... (Она встает)

В этом сердце столицы,

В час великой надежды и грезы,

На пороге грядущих времен,

Я хочу осушить мои слезы... (Она указывает на толпу)

Вам отныне ребенка его поручаю

И великому долгу его посвящаю

И судьбе роковой, и таинственной вере,

Укрощенной рукою отца;

И грядущим векам я его посвящаю,

Что поют в ослепительном блеске венца

Всенародных торжеств и возстаний,

Здесь, пред вами, у ног неостывшого тела.

Клара некоторое время высоко держит ребенка, среди приветствий и протянутых рук; потом она передает его в руки Ордэна. Тогда она, теряя силы, склоняется с рыданием к трупу. Медленно возстановляется молчание.

ЛЕ-БРЭ. Этот час слишком велик и слишком прекрасен, он слишком тесно связывает нас, одних с другими, чтобы мы могли думать о договоре или клятве! С полной свободой, пред лицом всего, что есть ненарушимого и священного, пред лицом этого гениального человека, мертвое тело и безсмертная душа которого возбуждает в нас лихорадку и вдохновляет нас, мы отдаемся друг другу навсегда.

ОРДЭН. Вчера, когда нас встретили в городе с открытыми объятиями и сердцами, я удивлялся, что тот, кто более всех послужил нашему делу, может присутствовать - живой - при торжестве своей победы. Такое завоевание требует надлежащей жертвы. Если вы представите себе, при каких странных обстоятельствах, без конвоя, без друзей, без защитников, Эреньен подставил свою грудь пуле, быть может, последней пуле, вы поверите, как я, что его смерть связана с таинством великих и высших сил.

ЭНО. Он растоптал старую власть, изображение которой еще стоит. (Он указывает на статую. - Свистки, крики: "Долой ее! Долой ее!" - Рабочие берут шесты, чтобы свалить ее, и лезут на пьедестал) Он преодолел её разложение: её трусов консулов, её незаконнорожденные законы, её постыдные обычаи, её наемную армию.

ТОЛПА. Долой ее! Долой ее!

ЭНО. Он очистил от грязи её воровские банки, - её казну, её парламенты и советы: он убил все соперничества. Эта статуя глумится над тем, что он сделал.

ТОЛПА. - О, древняя каналья!

- Зловещая кукла!

- Отвратительный истукан!

СО ВСЕХ СТОРОН

ТОЛПА. - Тащите ее в сточный канал.

- Разбить ее! Раздробить!

- Долой ее! Долой ее!

НЕКТО ИЗ ДЕРЕВНИ

РАБОЧИЙ (с высоты пьедестала - тем, кто его окружает). Берегитесь! Она падает! Она падает!
 

Среди криков ненависти огромная статуя шатается и падает. Тотчас наступает молчание. Эно берет голову, оставшуюся целой, поднимает ее и, шатаясь, под своей колоссальной ношей, молча бросает и разбивает ее у ног Эреньена.

ПРОРОК

Сборник Товарищества "Знание" за 1906 год. Книга одиннадцатая



Предыдущая страницаОглавление