Зори. Акт третий.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Зори. Акт третий. (старая орфография)

Квартира Эреньена - та же, что и во втором акте. Рабочий стол, заваленный бумагами, стоит у окна, в котором выбиты стекла. На улице толпа проходит, удаляется и вновь возвращается. Группы кричат: "Долой изменника! - смерть предателю! - смерть! - долой!"

КЛАРА. Вот уже две недели, как это продолжается! Дом похож на корабль, потерпевший крушение. Его застигла буря криков и гнева. О, это проклятое предприятие там, наверху, на Авентине! Упасть вдруг со щита восторгов в немилость и ненависть.

ЭНО. Так ты не знаешь о моей речи на Старом Рынке?.. Я ожидал лучшого приема.

КЛАРА (указывая на комнату Эреньена). Как... Ты! Его соперник и враг! (Указывает на улицу) Ты, который раздуваешь эти крики и эту бурю!

ЭНО. Теперь, после того, что стало известно Эреньену, он, вероятно, примет меня лучше, чем ты, мой друг и моя сестра.

ЭНО. Ты скоро поймешь. А пока скажи мне, какое было у него настроение во время этих дней напрасной и жалкой злобы.

КЛАРА. О, не думай, что он побежден! Он остался непреклонным; он приводит к концу самый смелый из замыслов: он примирит Оппидомань с неприятелем.

ЭНО (указывая на улицу). А эти бунтовщики, что горланили у его двери?

КЛАРА. Первое время это было тяжело. Сколько я ни старалась смягчить его гнев, ухаживать за ним, заботиться о нем больше, чем когда-либо, он снова впадал в ярость, сам себя раздражал, вскакивал на окно, грозил кулаком городу, кричал от боли, и слезы текли из его глаз. Во всех своих порывах он оставался ужасным ребенком: ведь ты его знаешь.

ЭНО. Ах, если бы он слушал меня, мы никогда не перестали бы понимать друг друга. Правительство не обмануло бы его. Народ продолжал бы его любить. Но он строптив" он никогда не знал, что значит настойчиво добиваться. Он действует стремительно и порывисто, как ветер его родины.

ЭНО. Все было возможно в состоянии лихорадки, которой мы были охвачены. Но необходим был план, хладнокровно выработанное решение, которому надлежало следовать. Прежде всего нужно было организовать самооборону, - у нас была стачка там, наверху, - потом нападение и, наконец, кровавую борьбу. Нужно былоло заботиться о действиях ближайших, определенных, неотложных. Власть была бы убита: правитель и консулы. Мне начинали повиноваться. В недобрый час пришел Эреньен на Авентин: ему помогали обстоятельства. Он говорил, как трибун, с чувствам, с трагическими жестами и эффектными словами: он ведь говорит, как в бреду, а не убеждает. Ах! Когда я думаю об этом, вся ненависть возвращается ко мне.

(Крики на улице. - Эно и Клара не обращают на них внимания)

ЭНО. Казалось, что он сам не знает, чего он хочет. Он смотрит всегда дальше настоящого. Я его никогда не понимаю.

ЭНО. Это заблуждение - тратить всю свою волю на служение каким-то мечтам. Кто слишком усердно выдувает стекло, заставляет его лопнуть.

КЛАРА. Не будем спорить. Ты - насильник, чувствующий себя слабым и неловким. Если ты пришел сюда, к нему, то для того, чтобы просить о чем-нибудь. Что же это?

ЭНО (с гордостью). Я пришел тебе сказать, что вчера я, который говорит с тобой, я укротил толпу, я защитил Эреньена, я добился того, что ему выразили одобрение. Мое упорство победило его дурную репутацию.

КЛАРА. Ты сделал это, ты... Но почему же ты делаешь одно, а думаешь другое?

ЭНО. А вот... Это значит, что когда я действую за свой страх, то терплю неудачу, меня предают; это оттого, что на меня сердятся; это оттого, что Ле-Брэ меня вытесняет... Это значит, что, в конце концов, остается один Эреньен, несмотря ни на что. Он один может спасти все дело. Он все напутал, так пусть и распутывает теперь.

ЭНО. Конечно, так как возстания нельзя начать снова, так как все ускользает из моих рук, я терплю несчастье и неудачу. Если бы ты знала, пасколько народ еще ребенок и как он уже раскаивается, что потерял учителя!.. О! это кончено! Это кончено! И нужно было бы иметь мужество скрыться.

КЛАРА. Так, значит, ты поддерживаешь мужа, отчаявшись в самом себе?

ЭНО. Ну, хотя бы и так. (Берет шляпу и палку и готовится уйти) Прощай. Теперь ты знаешь то, что нужно... Когда Эреньен выйдет, предупреди его, что я вернусь еще.

(Он уходит. - Новый взрыв свистков и криков. Входит Эреньен)

КЛАРА (показывая на толпу). Неужели люди так дурны, что даже лучшие из них так легко делаются жестокими?

ЭРЕНЬЕН. Будь терпелива. Я такой же упрямый, как тот крестьянин, который был моим отцом. Вчера эти крики преследовали меня сквозь запертый дом, они бились о стены, сверху до визу, от погреба до чердака, всюду, как набат. Я чувствовал поднимающийся гнев, я хотел их задушить, уничтожить, испепелить. Ненависть охватила меня лихорадкой. Я отвечал бранью на ярость этих неизвестных. Сегодня я чувствую себя очень твердым. (Развертывая письмо) Слушай, вот что мне пишут: "Теперь я могу вас вполне обнадежить. Все офицеры на стороне нашего дела и последуют за вами. Одни по злобе, другие по охоте, все из отвращения. Мы столковались вчера вечером на тайном собрании. Они у меня в руках. Они будут покорны мне, как это перо, которым я пишу вам, как этот человек, которого я посылаю к вам. Через них вся армия - наша. Генералы? Они - слишком далеко, слишком высоко; солдаты не знают их: обойдутся без них". (Снова складывает письмо) И это пишет мне Ордэн, капитан вражеской армии.

ЭРЕНЬЕН. Пусть кричат, пусть! Впрочем, я предвидел, что правительство, когда даже обещает все, когда оно отдает все, удерживает половину у себя в руках, как рыночные торговцы и шарлатаны. Было, конечно, безразсудно идти на Авентин! Но мне был нужен народ, мне нужен был мой народ и его страсть, чтобы придти к соглашению с осаждающими.

ЭРЕНЬЕН. Правительство надменно посмеялось надо мной! Эти ничтожные люди в галунах, меряющие мою гордость по своей, пришли сюда предложить мне кусок своего разрушающагося могущества, как будто люди, подобные мне, не могли бы сами завоевать их место прежде других. Вот в эту дверь они ушли - эти холопы, которых выгоняют из дома. И с тех пор мое поражение возбуждает их страсти. Им осталось жить несколько дней, и они забывают о своей агонии, мечтая о моей казни. Ах, если бы народ знал! Все улики против меня! Я доверился какой-то несчастной росписке, какой-то подписи, которую можно зачеркнуть тем же пером, которым написали. Чем больше давало правительство лживых обещаний, тем большим лжецом оказывался я. Конечно, меня можно счесть за их сообщника.

КЛАРА. Это народ виновен. Ты обманывал его только потому, что сам обманывался. Невинность всего, что ты делал, бросается в глаза... Ах! У меня есть свое убеждение. Масса так же недоверчива, злобна, неблагодарна, глупа, как те, кто ею правит. Никогда она не поверит, что можно быть чистым и великим так, безкорыстно.

ЭРЕНЬЕН. О! Я - это другое дело!.. (Пауза) Народ любит меня, и я люблю его, несмотря ни на что, при всяких обстоятельствах. То, что происходит, не более, как ссора между нами двумя.

КЛАРА. Эта тысячная толпа готова жалить нас оскорблениями. И это те же самые уста, которые превозносили тебя! Ах! Трусы! Презренные! Безумцы!

ЭРЕНЬЕН. В самом деле, можно подумать, что они меня никогда не знали. (Идет к окну с поднятыми кулаками) О, эти звери! Звери! Звери! (Потом возвращается к бюро) Однако, вчера, на собрании, на Старом Рынке, все выразили мне одобрение. Эно защищал меня с таким жаром, что я прощаю ему все. Ле-Брэ пришел ко мне сегодня ночью, чтобы ободрить меня. Двуличность правителей стала видна насквозь. Вся Оппидомань вернулась к своему истинному учителю. Мой час снова наступил. Неправда-ли? (С нетерпением) Ну, говори же!

КЛАРА (указывая на улицу). Если бы они видели тебя, как бы они были подкуплены твоей уверенностью!

ЭРЕНЬЕН. Если бы я сам себя потерял, я снова нашел бы себя в тебе: так моя сила перешла к тебе в сердце! Но я так тверд в своей судьбе, что ничто из того, что происходит теперь, не кажется мне реальным. Я верю в неожиданное, в случай, в неизвестное. (Указывает на улицу) Пусть кричат и кричат еще! Они уже готовы раскаяться.

(Волнение растет. Слышны глухие удары в дверь внизу. Стекла в окнах разбиты)

ЭРЕНЬЕН. Если они будут стучать, я отворю им.

ЭРЕНЬЕН. В иные минуты одно мое присутствие было уже победой! Никогда я не отталкивал их, когда они стучались в мою дверь.

Эреньен бежит к окну, оттолкнув Клару, которая хотела его удержать. Он отворяет окно и стоит перед ним, скрестив руки. Шум стихает и сменяется молчанием. Внезапно, издалека, доносятся другие крики: "Долой правительство! Долой провокаторов! Да здравствует Эреньен!"

. Наконец-то! Вот настоящий народ. Это он приветствовал меня на Старом Рынке! Мое сердце меня не обмануло. Когда я был еще глух, он уже слышал.

(Волнение. Толкотня. Противоречивые возгласы. Потом постепенно все стихает)

КЛАРА (у окна). Ле-Брэ хочет говорить. Слушай.

ЭРЕНЬЕН (нетерпеливо). Я сам хочу говорить.

ЛЕ-БРЭ (на улице). Эреньен был искренен и прав. (Ропот) Вот вас тут человек пятьсот, и вы освистываете его, а между тем среди вас нет ни одного, кому бы он не помогал. (Ропот) Меня он вырвал из когтей консульских судей. В прошлом году он сражался, чтобы выручить Эно. А вы все? В страшные дни стачки, когда вам угрожал голод, он спас вас, он вас...

ЭРЕНЬЕН (нетерпеливо). Я не нуждаюсь в защите. (Говорит на улицу, обращаясь к Ле-Брэ) Я хочу взять этот народ; я не хочу, чтобы мне его давали.

ЭНО (на улице). Я - Шарль Эно - я не доверял Жаку Эреньену. Он мне казался двуличным человеком: я его отвергал, как вы все... Теперь я раскаиваюсь в этом.

ТОЛПА (перебивая друг друга) - Да здравствует Эреньен! - смерть! Долой!

ЭНО. Правительство послало к нам подстрекателей. Я заметил их вчера на собрании Старого Рынка. Они советовали разным бездельникам пойти убить Эреньена, разушить его дом и придать этому вид народной мести.

ТОЛПА. - Зачем он взял на себя такое подозрительное поручение?

ЭРЕНЬЕН. Простит вас, да; потому что такой человек, как я, не должен возбуждать сомнений; потому что правительство Оппидомани обманывает так же легко, как легко я дышу. Кусок за куском обваливается фасад его власти; клочки мантии его могущества слетели с его плеч. Оно призвало меня сшить эти клочки. Оно послало меня на Авентин с задней мыслью или завладеть мною, или погубить меня. Миссия была трудна, опасна, соблазнительна. Я расквитался с этим, как с долгом. И вот я не погиб для вас и не взят им в плен. Я был и остаюсь свободным; я посвящаю, как всегда, все мои силы на служение моей высшей идее. (Несколько апплодисментов) Я слышал только-что крики: Изменник! Изменник! (Оборачивается и берет со стола пачку бумаг) "Изменник", - чего только не делали, чтобы я стал им! (Размахивает пачкой бумаг) В этой пачке писем мне обещают все, что может предложить низость отступнику и подлость изменнику. Я отдаю вам эти письма, чтобы вы могли коснуться пальцами цинизма, коварства, вероломства, низости и слепоты правительства. Все они сопровождались настойчивыми хлопотами, все были прологом к самым горячим домогательствам, во всех заключалась лишь тень того вероломства, которое разоблачали их личные переговоры. То, что не смели писать, говорили; то, что не смели запечатлеть на бумаге, поверяли словам; намекали на то, что не смели высказать открыто. После каждой неудачи возобновляли попытку; на отказ отвечали более щедрыми предложениями. Наконец, потеряли всякую гордость. Стоило мне сделать один только жест, открыть вот эту руку, и я захватил бы все могущество и в одном себе олицетворил бы все прошлое. Ах! Я сам любуюсь собою, когда думаю о том, с какою силой моя рука оставалась сжатой. А теперь читайте сами эти письма. (Он бросает их в толпу) Обсуждайте их, делите их, распространяйте их по всем углам Оппидомани. В них обнаруживается полное разложение правительства. Вы поймете все. Что касается меня, то я пришел к безумному решению - себя обезоружить, - и в этом я вижу спасенье для себя; охотно и радостно я готов навсегда пасть в глазах консулов; я наношу им оскорбленье, которое не прощают, и отдаю себя на ваш суд. Отныне вы будете отвечать за мою голову. (Восторженные крики) Меня могут поразить со всех сторон. Разве я не блестящая мишень, в которую целятся все стрелки? Клянитесь же мне, какую бы клевету ни распространяли обо мне, какую бы басню, безумную или правдоподобную, ни выдумали про меня, клянитесь мне следовать за мной с закрытыми глазами и ясным сердцем. (Клянутся, апплодируют) Мы должны радоваться и гордиться тем, что мы принадлежим друг другу, что мы одинаково ненавидим, любим и думаем. (Крики одобрения) Я буду вашей душой, а вы моими руками. И вместе мы одержим такия великолепные победы, что люди, увидев их, благодаря нам, живыми и сияющими, сделают своей эрой день нашей победы! (Одобрения; наступает тишина; Эреньен продолжает) А теперь я прошу Викентия Ле-Брэ и Шарля Эно присоединиться ко мне. Я хочу, чтобы между нами не было никаких недомолвок. (Новые одобрения. Эреньен обертывается и подходит к Кларе, которая целует его) Теперь ты видишь, что никогда не нужно отчаиваться в народе! (Помолчав) Скажи нашему разведчику при Ордэне, чтобы он вошел, - сейчас же.

(Эно и Ле-Брэ входят. Клара выходит)

ЭНО. О, вы настоящий учитель. Когда я выступаю против вас, я чувствую себя безсильным; я становлюсь сильнее в тысячу раз, когда мы вместе.

ЭРЕНЬЕН. Наконец-то! На этот раз, по крайней мере, наше старое правительство, кажется, окончательно увязло в своей грязи. (Садится) Несмотря на все свои обещания и клятвы, оно не помогло еще ни одной семье революционеров. Оно поручило нашим исполнять самые опасные дела - приготовление пороха и взрывчатых веществ. Неприятельския бомбы падали на их работу. Составили списки подозрительных: у каждого из военных начальников свой список.

ЛЕ-БРЭ. Вы, вероятно, раскаиваетесь в вашем поступке на Авентине?

. Полноте! (Внезапно обращаясь к Эно) Знаешь ли, Шарль Эно, что я прицумал в то время, когда ты направлял против меня это мятежное движение?

ЭНО. Учитель, верьте, что во всем этом моя роль...

ЭРЕНЬЕН. Не извиняйся, не прерывай меня, разве я не забыл всего? Да, поверх голов и тысячи рук мятежа, побежденного сегодня, я осуществлял самую смелую мечту моей жизни, единственную, для которой я живу. (Внезапно поднявшись) Не далее, как через три дня, враг мирно войдет в Оппидомань, и мы его примем.

ЭРЕНЬЕН. Лица из среды правительства непрестанно искушали меня. Я терпеливо спорил с ними, разспрашивая их, обманывая, требуя гарантий и доверия; поочередно то давая, то снова отнимая у них надежду, выведывая их секреты, противопоставляя их старческой тактике мою быстроту и мою злобу. Я дерзко, безумно забавлялся ими - и теперь я знаю лучше, чем кто-либо, особенно лучше их самих, как неизбежна и близка их гибель. Их казна? Она опустошена. Их запасы? Истощены. Их житницы? Разграблены. Более нет хлеба, чтобы выдержать осаду; нет денег, чтобы защищаться. Спрашивается, на какие безумия, на какие растраты, на какие оргии ушли общественные деньги и провиант. Каждый обвиняет всех. Армия? Третьяго дня пять батальонов отказались идти. Решили казнить зачинщиков. Приводят на место казни: ни один солдат не хочет убивать; они еще живы. (Радостные крики на улице: "Да здравствует Эреньен!") Консулы ссорятся в совете. Один предлагает план, сосед его отвергает, излагает свой и желает, чтобы его приняли. Уже восемь дней министры обдумывают план общей вылазки через Римския Ворота; они готовы поставить его на голосование: никто из консулов не становится во главе полка. Каждый правитель присылал мне своего разведчика: эти старики даже между собой не могут столковаться. Они похожи на несчастных сов в клетке, в которой перевернули насести. Они горячатся, кричат и не замечают пожара, который пылает вокруг. Все неловкости, ошибки и преступления они сваливают друг на друга. Они боятся быть ответственными. Девизом их управления становится вопрос - что делать?

ЭРЕНЬЕН. Пусть войдет. (Обращаясь к Эно и Ле-Брэ) Я показал вам положение вещей здесь, у нас, в городе; сейчас вы увидите, что делается там, у неприятеля. После этого вы поймете, что война больше невозможна. (Представляет разведчика) Вот один из тех, в которых я уверен. Он знает больше, чем мы все о настроении обеих армий. (Разведчику) Разскажите им все, что узнали.

(Эреньен ходит по комнате взад и вперед)

РАЗВЕДЧИК. В прошлый вторник, ночью, мой брат был послан на разведки на аванпосты. Он отошел очень далеко, чтобы узнать, не разрушился ли окоп, который мы бомбардировали, и не помешает ли он общей вылазке через Римския Ворота.

ЭРЕНЬЕН (прерывая). Это та вылазка, о которой я вам говорил.

РАЗВЕДЧИК (продолжает). Неожиданно его спрашивает в темноте чей-то тихий голос, как бы опасаясь испугать и заставить убежать. Обменялись несколькими мимолетными, дружескими словами. Его спросили, правда ли, что в Оппидомани не осталось людей с характером, которым не надоела бы война окончательно.

ЭРЕНЬЕН (живо). Это происходило два дня тому назад, а с тех пор подобные беседы повторяются все чаще и чаще.

РАЗВЕДЧИК что беглецов не сочтешь, что нарушение дисциплины обнаруживается ежедневно, что нет больше армии, что вынуждены будут отказаться от осады, если ужасная эпидемия, которая опустошает войска, не прекратится. Хотят союза всех бедствий против всех властей.

ЭРЕНЬЕН. Ну кто, после такого подтверждения человеческой солидарности, осмелился бы сказать, что сознание остается косным.

ЭНО. Право, я удивляюсь вам! По малейшему лучу света, который упадет на вас из двери, вы готовы заключить, что там - огромное солнце. С тех пор, как началась осада Оппидомани, прошел ли хоть один день без того, чтобы против вас не строили козней? Кто вам ручается за искренность этих солдат? Кто вам сказал, что Оппидомань откроет ворота хотя бы и безоружному врагу? Вы всему верите слепо. Сила, влекущая вас, настолько же безумна, насколько пламенна.

ЭРЕНЬЕН. Одно несомненно: необходимо помогать обстоятельствам и отдаться во власть великой надежде, которая ныне проходит через мир.

ЭНО. Так вы думаете, что враг откажется от победы и заключит невыгодный для себя мир?

ЭРЕНЬЕН подтверждает их донесения, и я проверял все. Бомбардировка должна была прекратиться. Эпидемия истребляет войско: двадцать тысяч человек умерло; все рвы траншей до края наполнены трупами. Одного генерала убил солдат, внезапно сошедший с ума. Подчиненные соединились между собою, чтобы разрушать осадные работы. Заклепывают пушки; бросают в реку пули и порох. Нищета, скорбь, тоска, плач, гнев, всемирный ужас рождают, наконец, эти надежды на согласие, эти искренние, братские крики. Сами обстоятельства содействуют нам.

ЛЕ-БРЭ. Вы удивительный! Вас считали сраженным, а вы больше, чем когда-либо, приблизились к великому делу.

ЭРЕНЬЕН. Это оттого, что я имею веру, веру, способную сообщиться целому миру. Я вижу себя в других, я в других себя чувствую, я во многих повторяю себя; я им уподобляюсь. Армия Оппидомани принадлежит мне; армия вражеская принадлежит Ордэну, моему ученику и стороннику. Мы оба работали с увлечением. Что за дело до прежней мудрости, умеренной, систематической, записанной в книгах! Она участвовала в деле малого милосердия вчерашняго дня; сегодня - дело моего милосердия. (Разведчику) Иди, скажи тем, кто сегодня вечером пойдет на аванпосты, что я буду с ними. Ты предупредишь Ордэна.

ЭРЕНЬЕН (к Эно и Ле-Брэ). Вы пойдите со мной? Не правда ли? Говорите скорей!

ЭНО. До тех пор, пока живы начальники, они будут иметь возможность вредить. Пока у них оружие, они будут убивать. Они явятся реакцией, которая пойдет по пятам за вашей победой. Прежде всего необходимо уничтожить их.

ЭРЕНЬЕН. Они будут прошлым, они будут безсильными и ничтожными. Итак, вы идете со мной?

ЭРЕНЬЕН. Хорошо. Великия дела мы совершим без вас.

(Снова радостные крики на улице. Эреньен наклоняется в окно и принимает приветствия)

ЭНО. У этого человека какая-то непонятная сила жизни. (После паузы) Я все-таки пойду с ним.

Разоренный дом. Ночью, на аванпостах. С одной стороны холмы и траншеи; с другой - отдаленные окрестности Оппидомани, полуосвещенные. Ле-Брэ сидит на груде камней; перед ним - неприятельский офицер и солдаты. Появляются молчаливые группы.

ОФИЦЕР. У нас не осмеливаются больше наказывать. Все связи, соединявшия нас с нашими начальниками и предводителями, порваны. Мы - подчиненные и ничтожные - мы стали хозяевами. Подумать только, что после двадцати месяцев войны, после завоевания шести провинций, после взятия десяти крепостей, мы - безсильные, терпим неудачу перед вашей безумной столицей.

ЛЕ-БРЭ. Я с нетерпением жду его. Я не знаком с ним.

ОФИЦЕР замыслам и к своей вере. Он садился у меня, по ночам, у камина при свете лампы; мы спорили. Труды Эреньена просветили его; они были и моим светом. Ордэн мне их объяснял, комментировал с такою искренней убежденностью, что ничто мне не казалось более ясным в мыслях и суждениях человеческих. Ах! Эти безсонные ночи, дружеския и пылкия! Вы все, вы, граждане Оппидомани, никогда не поймете, какие чудеса может произвести одна книга в серьезных душах, обманутых и глубоких, - там, в этих мрачных и пустынных странах.

(Появляются Ордэн и Эреньен почти в одно и то же время, с разных сторон; их сопровождают офицеры и солдаты)

ОРДЭН. Я пришел к вам и горжусь тем, что могу познакомиться. Нет ни одной идеи, которая не была бы у нас общей.

ЭРЕНЬЕН. Но вашим письмам я чувствовал, что мог бы всецело положиться на вас. Мы оба рискуем жизнью, оба любим друг друга в одной и той же идее, глубокой и прекрасной.

ОРДЭН. Моя душа более спокойна и ясна, чем накануне сражения. Все слова, которые оправдывают наш союз, уже прозвучали в веках.

. Если бы нужны были чудеса, они совершились бы сегодня. Воздух, которым дышат; горизонты, на которые смотрят; лихорадка, что стучит у нас в висках; весь этот пожар, в котором каждый из нас не более, как пламя, - все это предсказывает новую справедливость.

ОРДЭН. Моя пропаганда не прекращалась. Прежде я вел ее в глубокой тайне. Потом надзор до того ослаб, что моя осторожность оказалась излишней. С тех пор, как маршал Арменц, который был, в сущности, единственным начальником, подвергся опале, наша армия более не существует. Не зная ничего точно, наши солдаты предугадывают, что замышляется. Один приказ, - и все уйдут к Оппидомани счастливые, доверчивые и братски настроенные. Большинство погибших генералов заменено офицерами, из которых некоторые - наши друзья. Только старики-начальники кажутся мне безнадежными. Они могут быть опасны, если мы не станем действовать немедленно, быстро, завтра.

ЭНО. Но я думаю, необходимо, чтобы Оппидомань как можно скорее узнала то, чего мы хотим.

ЭНО. Но нельзя же двигать тысячами людей, нельзя открывать ворот города, не приняв мер и не обезпечив себе успеха.

. Все меры приняты; все гарантии у меня в руках; вы один колеблетесь и дрожите, у вас нет веры, вы боитесь доверять.

ОРДЭН. Вот что я предлагаю: завтра, лишь только стемнеет, в семь часов, все присутствующие здесь и все наши друзья дадут приказ их подчиненным идти миролюбиво к Опиндомани. В это время те, кто останется из наших начальников, сойдутся, чтобы отпраздновать их первую победу. Мой брат с тремя батальонами, которые преданы нам, составят стражу вокруг пиршества. Движение полков начнется с востока; они направятся одновременно к Римским воротам и к Вавилонским; они достигнут их через час.

ЭРЕНЬЕН. Римския ворота находятся слишком близко ко дворцу правительства. Первые полки должны войти в Вавилонския ворота и разсыпаться по народным кварталам. Ах! Вы увидите, какой удивительный наш народ, как он примет вас, будет приветствовать, раскроет свою душу, бурную и великолепную. На пути у вас будут две казармы; из них солдаты присоединятся к вашим, и вы будете в центре города, когда правительство будет еще глухо и сонно. Тогда только вы подойдете к Римским воротам. Безумие наших правителей и их приверженцев поможет нам. Только пятьсот консульских стражников останутся им верны. Все другие полки, расквартированные во дворце, примут вас с восторгом. Если между стражей и нами произойдет схватка, предоставьте нашим уладить это дело. Оставайтесь вне всяких столкновений. Вы не должны произвести вы одного выстрела.

ЭРИНЬЕН. Только вы, как победители, можете осуществить нашу мечту. Революции всегда начинаются отказами от привиллегий: вы откажитесь от победы.

ОФИЦЕР. Войны хотел только один наш король.

ОРДЭН (перебивая). Последний раз наметим роли. Мой брат позаботится о наших начальниках. В восемь часов три тысячи человек проникнут в Вавилонския ворота. Римския ворота откроются потом, чтобы пропустить другие батальоны. Ни труб, ни знамен; ни одного выстрела, ни одной песни. Вступление произойдет внезапно, мирно и молчаливо. Не правда ли?

ЭРЕНЬЕН. Прекрасно. Остальное касается нас. Оппидомань готова; она вас ждет. В один час вы займете весь город. А теперь разойдемся; пусть у нас не будет времени для возражений... Они мешают энергии, они волнуют. Наша единственная тактика - быстрота и отвага. Итак, до завтра - там!

(Жмут друг другу руки; расходятся. Ордэн и Эреньен обнимаются)

Автор:	Верхарн Э., год: 1906
Категория:	Пьеса


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница