История абдеритов.
Книга вторая. Гиппократ в Абдере. Глава вторая. Демокрита обвиняют в тяжком преступлении. Один из его родственников оправдывает это тем, что тот не совсем в своем уме. Как Демокрит заблаговременно предотвращает грозу, которую готовил ему жрец Стробил

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Виланд Х. М.
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Кристоф Мартин Виланд

История абдеритов

Книга вторая. Гиппократ в Абдере

Глава вторая. Демокрита обвиняют в тяжком преступлении. Один из его родственников оправдывает это тем, что тот не совсем в своем уме. Как Демокрит заблаговременно предотвращает грозу, которую готовил ему жрец Стробил. Таинственное средство, редко не оказывающее действия, если оно только вовремя применено

- Что слышно о Демокрите? - спрашивали друг друга абдериты. - Вот уже целых шесть недель, как никто его не видел. Его никак не застанешь дома; а когда, наконец, застаешь, то он погружен в глубокие размышления, и вы можете простоять перед ним битых полчаса, говорить с ним и уйти, а он вас даже и не заметит. То он копается во внутренностях собак и кошек, то он варит травы, то раздувает мех у волшебной печи и изготавливает золото или еще что-нибудь похуже. Днем он взбирается, как серна, по крутым скалам Гема[163] и ищет травы, словно их мало в ближайших долинах. А ночами, когда даже неразумные существа отдыхают, он закутывается в какую-то скифскую шубу и глядит - клянусь Кастором[164] - через подзорную трубу на звезды.

- Ха-ха-ха! Глупее этого ничего и во сне не увидишь, - смеялся толстый коротышка-советник.

- При всем том все-таки жаль человека, - заметил архонт Абдеры, - и следует признать, что он много знает.

Но что пользы от этого республике? - возразил советник, заработавший от республики кругленькую сумму благодаря своим проектам, планам улучшения общественного управления, толкованию устаревших законов и поэтому постоянно кричавший о своих заслугах перед абдеритским общественным благом, хотя это абдеритское благо, несмотря на все его проекты, планы, толкования ни на грош не улучшилось.

- Верно, - заметил другой. - Вся его наука - просто детская игра. Ничего основательного! In minimis maximus![165]

- А какая при этом несносная гордость, упрямство, вечное умничанье, критиканство и насмешки!

- А его дурной вкус!

- В музыке он не смыслит ни черта! - сказал номофилакс.

- А в театре еще менее! - воскликнул Гипербол.

- А в возвышенных одах - ровным счетом ничего! - прибавил Физигнат.

- Он шарлатан, хвастун…

- И к тому еще вольнодумец! - вскричал жрец Стробил. - Законченный вольнодумец, ни во что не верящий, для которого нет ничего святого. Его можно уличить в том, что он вырвал языки у множества живых лягушек.

- Упорно поговаривают, что некоторых из них он даже анатомировал, - заметил кто-то.

- Я только передаю то, что слышал, - ответил тот.

- Это необходимо расследовать! - кричал Стробил. - Высокочтимый господин архонт, премудрые господа! Я требую этого во имя Латоны. Дело должно быть расследовано!

- А к чему расследование? - сказал Трасилл,[166] один из главарей республики, близкий родственник и предполагаемый наследник имущества философа. - Дело и так ясно. И оно только доказывает то, что и я уже сам, к сожалению, долгое время замечаю у моего двоюродного брата - бедняги: с головой у. него не все благополучно. Демокрит неплохой человек, он не богохульник, но на него порой находит такое, что он сам не свой. Если он и анатомировал лягушку, то могу поклясться, что в этот момент он считал, что это кошка.

- Тем хуже! - заметил Стробил.

- В самом деле, тем хуже… для его ума и для его родственников, - продолжал Трасилл. - Бедный человек находится в таком состоянии, что мы не можем оставаться к этому равнодушными. Семья его должна будет обратиться за помощью к республике, он не способен распоряжаться своим имуществом. Ему следует назначить опекуна.

- Если это так… - произнес архонт и остановился в нерешительности.

- Я буду считать за честь познакомить вашу милость ближе с этим делом, - вставил советник Трасилл.

- Как? Демокрит не в своем уме? - воскликнул один из присутствующих. - Господа абдериты, подумайте хорошенько, что вы делаете! Над вами будет смеяться вся Греция! Да я скорей готов лишиться головы, если только вы найдете более разумного человека по обеим сторонам Гебра,[167] чем Этого самого Демокрита! Осторожней, господа, дело это более щекотливое, чем вы думаете.

Наши читатели, наверное, изумлены… Но мы сейчас разрешим их недоумение. Тот, кто произнес эти слова, не был абдеритом. Он был чужестранец из Сиракуз и - что вызывало почтение советников Абдеры, - близкий родственник Дионисия Старшего,[168] ставшего недавно правителем этого государства.

- Вы можете быть уверены, - заверил архонт сиракузянина, - что мы не начнем дела, пока не найдем веских оснований.

просветления и в одну из таких и беседовал с ним принц. Но, к сожалению, это только минуты…

- В таком случае минуты в Абдере слишком продолжительны, - заметил сиракузянин.

- Высокочтимые и премудрые господа! - начал жрец Стробил. - Каковы бы ни были обстоятельства, учтите, что ведь речь идет об анатомировании лягушек! Дело серьезное, и я настаиваю на расследовании. Да сохранит нас Юпитер и Латона, я боюсь, чтобы…

- Успокойтесь, господин верховный жрец, - прервал его архонт, которого (между нами говоря) самого подозревали в том, что он не питал к лягушкам того благоговения, какое требовалось в Абдере. - По первому донесению сенату со стороны

Сиракузянин тотчас же рассказал Демокриту все, что говорилось о нем в обществе.

- Распорядись зарезать самого жирного павлина,[169] пусть его насадят на вертел, и сообщи мне, когда он будет готов, - приказал своей домоправительнице Демокрит.

В тот же вечер, когда Стробил сел ужинать, ему был подан на серебряном блюде жареный павлин - подарок Демокрита. Когда его разрезали, то, к удивлению жреца, он был нашпигован сотней золотых дариков.[170]

«А с умом этого человека дело обстоит вовсе не так плохо», - подумал жрец. Средство подействовало незамедлительно и именно так, как оно и должно было подействовать. Верховный жрец с наслаждением вкушал павлина, запивал его греческим вином, положил сотню дариков в свой кошелек и возблагодарил Латону за то удовольствие, которое она доставила своим лягушкам.

- У каждого из нас есть свои недостатки, - говорил на следующий день Стробил в одном большом собрании. - Демокрит, правда, философ, но я не нахожу, что он так дурно мыслит, как в этом обвиняют его враги. Люди злы, о нем рассказывали невероятные вещи, но мне хочется думать о каждом лучше. Я надеюсь, что сердце Демокрита лучше его головы! Ум ученого, быть может, и расстроен, и я даже верю в это, но следует быть снисходительным к человеку в подобных обстоятельствах. Я убежден, что он был бы, вероятно, превосходнейшим гражданином Абдеры, если бы философия не повредила его разум.

Этой речью Стробил убил двух зайцев сразу. Говоря о Демокрите как о хорошем человеке, он тем самым проявил свою признательность по отношению к нему и вместе с тем услужил советнику Трасиллу, ссылаясь на неблагополучие разума философа. Отсюда можно заключить, что жрец Стробил, при всей своей простоте или глупости (если это угодно называть так), был порядочным хитрецом.

Примечания

163

Гем - Балканские горы.

164

(греч. миф.) - один из двух братьев Диоскуров и название звезды.

165

В мелочах велик! (лат.).

166

Трасилл «наглец».

167

Гебр - река во Фракии, ныне - Марица.

168

Дионисий Старший (431-367 гг. до н. э·) - тиран сицилийского города Сиракузы, известный своей воинственностью и властолюбием.

169

Здесь, по-видимому, в текст вкралась неточность. До завоевания Александром Персидского царства [Александр Македонский завоевал Персию в 334-331 гг. до н. э. ] павлины в Греции были неизвестны. И впоследствии, появившись из Азии, они были первоначально настолько редки в Европе, что их показывали в Афинах за деньги. Однако очень скоро они широко распространились и, по свидетельству комедиографа ·) - афинский комедиограф. ] стали таким же обычным явлением, как и перепела. В эпоху расцвета Рима их разводили в бесчисленном количестве, и павлин был отменным блюдом за римским столом. Не знаю, откуда взял г-н Бюффон, что греки не ели павлинов. Он мог бы убедиться в противном из одного места у поэта Алексиса [Алексис (или Алексид, IV в. до н. э·) - афинский комедиограф. ], приведенного Афинеем. Впрочем, если до Александра Европа не знала павлинов, то Демокрит и не мог послать жрецу Стробилу зажаренного павлина. Поэтому следует предположить, что этот естествоиспытатель среди прочих редкостей, привезенных им из Индии, имел также и павлинов. На худой случай, если это необходимо, мы могли бы сослаться на самосские монеты [т. е. монеты острова-государства Самос, расположенного в Эгейском море. ], где рядом с Юноной изображен павлин.

170

Персидская золотая монета, отчеканенная впервые после завоевания Вавилона Киаскаром II или Дарием Мидянином [(или Дарий Мидянин, VI в. до н. э·) - властитель Вавилона; монеты назывались дариками не по его имени, а в честь персидского царя Дария I (550-486 гг. до н. Э·).].



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница