Город Чумы.
Акт III

АКТ III

СЦЕНА I

Священник и Вильмот проходят по городской площади. Вечер после похорон матери Франкфорта.

Вильмот.

Я отдохнул, лишь мглою осенил

Покой смятенье делового дня

Большого города. Безмолвно звезды

Украдкой просквозили в небе темном.

Их не встревожил беспокойный гул

Соборов, колоколен здесь, внизу,

Что спят уже, как ночью тучи.

Священник.

Да.

Взгляни - была ль луна когда ясней,

Безоблачнее небо, гуще звезды?

Вильмот.

Ночь так тиха, как тихим был и день.

Но чудится - небес великолепье

Омрачено отчаяньем земли.

Так моря дивного тиха краса

Священник.

Присядем на скамью - здесь, под ветвями.

И, если дух мой в силах созерцать

Весь виденный и выстраданный ужас,

Услышь, как сгинул город, - целый город!

Ведь, берегом идя, ты б мог назвать

Спокойным океан, хоть волны где-то!

Со стоном разбиваются о скалы.

Вильмот.

У места здесь безумный разговор:

Дома пустынны, недостроен шпиль,

Торчащий между праздными лесами.

Священник.

Рои видений зрю, тебе не видных.

Вокруг мерцают смутно лики горя,

Вплетаясь в хоры радости и счастья.

У ног моих повсюду детвора

За играми: здесь площадь - место спорта;

Людей благополучных семьи здесь,

Смеясь, гуляли. Вереницей дроги,

Я вижу, тянутся и одиноки

Мужчины в черном с гробиком подмышкой.

Так в образах смешались жизнь и смерть.

Задумавшись над личиком немым

Умершего ребенка, вижу - духи

Идут, поют, живые; вижу гроб;

Они - не видят, светлыми стопами

Скользя над черным, уходя навеки.

Вильмот.

Священник.

Громовой удар!

Вдруг утром слух, - и город побледнел:

В безумьи глядя друг на друга, люди

Дрожащим топотом твердили слово:

"Чума!" Потом, во сне, глухою ночью

Был многим голос, предвещавший горе.

Вставали в ужасе и покидали

Невмоготу. Как убивает гром

Детей бессильных воздуха и персти,

Чума вдруг смяла человечьи души;

Отважный рядом с трусом прирожденным

Шел и дрожал. До черни беспокойной,

В жизнь деловую погруженной слепо,

Не слышащей в смятеньи душ своих

Обычного предвестья разрушенья,

Донесся глас, что слушать всех понудил.

Внезапное их привело в себя

Касанье леденящих пальцев смерти,

В могилы свергших целые кварталы.

Тут встала жуткая борьба с Чумой.

Все распорядки жизни повседневной

Напор отчаянья бесследно смел.

Широко распахнулись все театры

И зритель бледный, страшный и смятенный

Боль обнажал сквозь взрыв рукоплесканий

И судорожный смех, вопил приветы

По улицам войска маршировали

Под звуки труб, султаны развевались

Привычно-гордо. Выставка пустая

Орудий смерти, жалких, недостойных -

И обреченных. Детская насмешка!

Над ней Чума глумилась, в ночь одну

Пробив литавры и плюмажи скомкав.

Воскресный день, хоть откровенный страх -

Не благочестье - полнил божий дом,

Вдруг почитаем стал. Друзья, встречая

На улице друзей, решались робко

Приветить их, и были очаги,

Еще хранившие все счастье дома

Средь не распавшейся семьи, а разум

Весь изощрялся на борьбе с Чумой,

В искусстве, рвеньи, милосердьи ужас

Позабывал и, мнилось, восставал

Для жизни средь опустошений смерти.

Но вскоре благороднейшие души

Как крепость осажденная, утратив

Весь цвет защитников. Тогда Чума

Как буйный победитель разразилась,

И тщетно милосердия искал,

Кто повстречался с ней. Восставший вновь

Полз по земле, покорный агонии.

Вильмот.

Отец! Что ни воскресный день, как мрачно

Отсутствие давно знакомых лиц!

Глядишь - в неделю скольких смерть скосила!

Скамьи пустуют, библия на них

Лежит в пыли.

Священник.

О, ведь и божий дом

Был для Чумы открыт. Среди молитв

Коленопреклоненные вставали -

Больны, смертельно-бледны, - зарыдав,

С биеньем сердца, слышным издалека;

Звон гробовой не молк, пока умрут.

И вся под саванами каменела.

Иль приходил он - и таил в глазах

Тревожащую жуть, священный возглас

Был смерти глас глухой.

Вильмот.

Священник.

Уехали. Куда, - спросил ли кто?

Сейчас не до могущества земного

И пэров, и монархов. Сильных мира

На тронах их не видят. Дух глядит

За океан, за сушу и за воздух.

Ему нет дела: чьи поля? чьи волны?

Как будто заповедный лес стоит

Среди могучего материка,

Священный остров - в зыби океана,

Куда уносятся мечтою люди

От ярого владычества Чумы.

Носить венец в пределах рокового

Размаха костяной руки.

Ей либо

Безмолвье и безлюдье царств.

Священник.

Раз в полдень

Один стоял на башне я, взнесенной

Средь города. Вниз с ужасом глядел

На этот мир мучений - и скажу:

На миг не видел ничего, как только

Тончайшее, широко разлитое

Сияние смущающего дух

Величия. Тут все обычным стало,

Явился город, широко раскинут

Вокруг в пространство, где сливался с небом.

И первыми сады (увидел я:

Безлюдны и кудрявы, расстилались

С вершинами деревьев на свету

Отрадные места картин природы,

Безмолвны, как пустынные долины,

Дремали улицы. Могучий Лондон

С чертогами, соборами, церквами,

Высоких величавых скал собранье,

Всю тишь небес низведших долу, чтобы

Прикрыться ей в пустыне. Мачт леса

Вздымались в блеске солнцем озаренной

Реки; но флаги сняты, даруса

Все спущены. Для скольких дальних стран

Вдруг сердце мощное не билось больше.

Тщета стремлений человека, мнилось,

Сходна с величьем, столь внезапно в прах

Низвергнутым. Когда смотрел я вниз

На все дворы и рынки, где когда-то

Мирское сердце билось, как прибой,

Тот звук боролся в памяти напрасно

С неодолимой силою молчанья,

Давившего меня, как тень небес

Туманных или туча грозовая,

Вильмот.

Страх жалкий за себя пропал: так внятен

Мне голос твой; но он уже дрожит,-

Довольно слушать. Почему - бог весть,

Но ужасом я жажду насладиться.

В ночь видел я довольно. О, кладбище

И пляс безумного!

Священник.

Дрожит мой голос,

Мне не видать восьмидесяти лет,

Но говорить могу с тобой спокойно

О буйствующей здесь вокруг Чуме.

Как будто больше сотни лет назад

Вот этот дом чумной услышал вопли -

Не просто агонии!

Вильмот.

Дом Чумы!

О, страшный вид! Гляжу - как бы пустой,

Безмолвный он стоит. Но слышишь? Вопли!

И выплеснуть толпу - как привиденья -

На воздух, страхом скованный. Молчат!

Как будто в этом вопле все погибли.

Священник.

Не проникай душой за эти стены.

Спаситель их жалеет.

Вильмот.

Священник.

О, этот страшный замок тут стоит,

Так мрачен! Стены знают, что за муки

В нем смертные. И все ж туда бредут

Сыны отчаянья и нищеты

С раскрытой грудью в желтых чумных пятнах,

"Впустите", - молят голосом глухим

И пламенно благодарят, страдальцы,

Коль головы истерзанные склонят

На пук соломы и умелый врач

Что нет надежды в них. Пусть наконец

В предсмертный час к ним утоленье сходит,

Но, лишь туда войдет жилец как призрак -

Ему не видеть солнца.

Вильмот.

Священник.

Да.

Тому две ночи, я туда ходил

Для причащенья. Не достигнув двери,

Я жуткий шум услышал, а войдя,

Увидел ужасающих больных,

Бродящих в беспорядке по палате,

Кто - в злобе, все - в отчаяньи немом.

Служители меж них лежали мертвы!

Томилась жаждой бледная толпа:

Раскрыты рты, и дики взмахи рук,

И замерли мольбы или проклятья.

Вильмот.

Священник.

Нет, воспринял я

Ужасней зрелище. Пожар Чумы

Забушевал в угрюмом сердце дома

Умалишенных. Бурной ночью шел я

Мимо огромных врат железных. С громом

Они разверзлись - и творений стадо,

Не сознающих мира в обаяньи

Грез пожирающих, загромыхало

Оковами в туманном лунном свете

Из-за бегущих туч. Они прошли

По светлой площади - одни спеша,

Гонимы сдоено вихрем, а другие

За шагом шаг, в задумчивости - лица

Бескровные, бессмысленно-пустые.

День-два встречал то дикий взор и вопли,

То неподвижность горького молчанья

С заломом рук над копнами волос.

Все умерли, не зная о Чуме,

Вильмот.

Священник.

На тысячи - ни одного.

Двоих таких несчастных видел я.

Они еще живут. Но лучше смерть.

Нет прошлого, грядущего не будет -

Вот чувства их. Имен своих не помнят,

Не знают о себе: ты человек.

Сидят, как каменные изваянья,

Где умирают люди. Засмеются -

Лишь страшно искажаются черты,

А нет души. О, длителен и громок

Зловещий хохот тел окаменелых

С недвижными стеклянными глазами!

И не сказать, чему смеются те,

Что слез не знают.

Вильмот.

Убил детей невинных и прелестных

Жестокий рок!

Священник.

Погибло нежных, чистых

Цветов не мало! Чаще никли в мире;

Все ж иногда, бывало, с болью слышишь

Мольбы к родителям - прогнать Чуму.

Боялись спать одни в своих постельках:

Вдруг чудище - Чума! Теряло детство

Всю радость, все беспечное веселье.

Младенцы пятилетние бродили

С тревогою в глазах; дрожа, таились

Возле родных, их слыша разговор

О смерти, видя слезы, не улыбки.

Вильмот.

Но лето не было ли дивным, даже

Среди невзгод?

Священник.

Чудесная пора!

Над городом проплыли величаво,

Когда внизу все было боль и смерть.

"О, жители далеких тихих звезд,

Горящих ласково в своем блаженстве!" -

Взывали души наши, - "Племена

Неведомых миров! Не досягнет

Несчастье тех, кто одарен бессмертьем!"

Река мимотекущая, казалось,

Из некой дивной стороны плывет,

Не знающей стремительной Чумы,

С улыбкою катится в океан, -

Избранный путник в этом царстве смерти!

В разладе душ людских им был завиден

Бездушных сил блистательный покой.

Густая зелень скверов городских,

Росой сияя, мнилась им блаженной:

На них небес дыхание лило

Красу и тишь; вокруг все умирало.

На всей земле, казалось, проклят Лондон.

В глуши ли дикой, в шуме ль темных улиц,

Но без людей; убежища ль порока,

Печалей, нищеты и преступленья

Манили всех благословеньем рая,

Куда б на крыльях легких улететь -

И без возврата,- стон стоит повсюду:

"Где нет Чумы, там пребывает счастье!"

Вильмот.

Подумать страх: ведь месяцы без счета

Прошли, идут, - ни признака надежды.

Священник.

И жил народ, скажу я, не в домах, -

На кладбищах: там укрывались люди;

Как ты себе представишь, тяжкий вид.

Повсюду гладь могильных плит темнят

Ряды людей, сидящих день и ночь,

Друзей оплакивающих. Тяжеле

Увидеть те же плиты вновь пустыми:

Как мало наконец и тех, что плачут!

На кладбище пространном. Предо мной

Проходит множество знакомцев - смутно,

Как существа, покинувшие мир.

Пока смотрю, все отвергает память

Созданье дикое моих же дум;

И образы несчетных мириад -

Как странный ход неведомых существ,

Неведомым путем идущих мимо,

Как облако - прочь из души моей -

Зыбучей вереницей в бесконечность.

Вильмот.

И души все бессмертные, из мира

Как дуновеньем взятые внезапно, -

Рой насекомых - легким ветерком

В горячий летний полдень.

Священник.

Вильмот.

Взглянь - это Франкфорт к нам сюда идет.

Благополучна, верю, Магдалена;

Увы, жива ль она?

Священник.

О нем самом,

Боюсь, не плакать ли? Походка шатка;

То остановится, то вдруг спешит,

Гонимый словно ветром против волн.

Дрожу я за него: порой Чума

Так забавляется своею жертвой.

К тому же возбуждение ума...

Вильмот подходит к Франкфорту, между тем как тот с видом помешаного проходит мимо, их не замечая.

Вильмот.

Товарищ и соратник, лучший друг,

Скажи хоть слово нам!

Франкфорт.

Спустите катер!

В прибой его с командой поведу.

Мать умирает от Чумы.

Вильмот.

Франкфорт.

Говори: кто ты,

Что так упорно смотришь на меня?

Был у тебя когда-то брат?

Вильмот.

Франкфорт.

Вильмот.

Франкфорт.

Боже мой,

Смерч обуял мне душу. Но стою

И ощущаю камень под ногой;

Вокруг домов громады; все ж, коль был

На палубе моряк, так это я -

"Громовержце". Что за мрачный дом

Там высится как туча? Желтый дом?

Я без оков. О, приковать молю

Меня к недвижной точке на земле,

Не влечь вперед, как гребень на волне,

Над морем в ночь.

Священник.

Франкфорт.

Старик! Твой вид и добр, и благороден;

Ответь же мне, - благословлю тебя, -

Шла ль девушка сегодня на корабль,

Прелестная, что Магдаленой Ломбарт

Столь грустным голосом себя зовет?

Спросил ли обо мне тот грустный голос?

Ушла ль в слезах, здесь не найдя меня?

Она вся в белом, как поют поэты

Об Ангеле Невинности. А молвит...

Да, Вильмот, это ты. Какой-то ужас

Обрушился на голову мою, -

Священник.

Да, мы твои друзья. Вот прядь волос,

Ее ношу у сердца, - посмотри:

То память матери твоей. Как нежны

Каштановые в нитях серебра,

Меж кудрей Вильяма, как солнце светлых.

Франкфорт падает на колени и плачет.

Франкфорт.

Домой, домой! Что б я ни говорил!

Так не смотрите... Мутные виденья,

Не знаю вас... И я у вас в плену...

Ведите прочь - в темницу и в оковы!

Священник (обращаясь к Вильмоту)

Сведем его домой. Готовь свой дух

К тому, что друга в эту ночь постигнет,

Коль суждено: смерть на его лице.

СЦЕНА II

Магдалена спит на постели. Изабелла и маленькая девочка сидят возле нее.

Изабелла.

Во сне - что за улыбка! Даже в грезах

Ее душа благотворит.

Ребенок.

А можно

Мне тихо подойти - поцеловать?

Что так бледна?

Изабелла.

Ребенок.

Считала бледность я приметой горя.

Была как смерть бледна, я помню, мать,

Все плакала - о чем, не знаю. Леди

Была, ведь, счастлива?

Изабелла.

Ребенок.

Изабелла (Магдалене, которая просыпается).

Едва ль ты помнишь этого ребенка.

Служенью милосердной госпоже:

Стол с яствами, потребными тебе,

Душист, как сироты благодаренье.

Магдалена.

А хочешь ты за сотни долгих миль

Перенестись, бог весть куда, со мною

И с этой нежной девушкой? Тогда,

Сестра, ты будешь в дальней той стране

По солнечным холмам зеленым бегать

Средь беленьких ягнят. А птицы в дроке

На гнездышках от счастья будут петь.

Ребенок.

Магдалена.

Ребенок.

Все умерли - отец, мать, братья, сестры;

Я и в слезах невольных быть счастливой

Должна. Во сне прошедшей ночью мама

У изголовья моего стояла;

Велела мне не плакать больше: ангел

Меня крылом небесным осенил.

Проснулась я, - а у постели ты

С улыбкой сладостной.

Магдалена.

О, Изабелла!

Меж горестей, терзаний, умилений,

Какие скорбь встречает в мире скорби,

Всего печальнее порывы счастья:

Младенческое сердце вдруг хватают,

Из слез творя восторг. Прекрасны дети!

В парении меж радостью и горем,

Морские птицы яростно рыдают,

Встревоженные шквалом; миг - на волны

Садятся тихо в проблесках сиянья,

Плывут в красе бесстрашного покоя,

Магдалена.

Пронзила сердце

боль смертная мне даже в этот миг.

Внезапный страх томит. Взгляни в лицо мне

Есть дикое и страшное в глазах?

Скажи, не бойся.

Изабелла.

Ничего не вижу

В твоих глазах, как только мягкий свет,

Нежнее слез, - а на твоем лице

Все та же бледность, милая для всех

От детства твоего - живая бледность,

Что трогательней яркого румянца

Других детей, - вот все, что вижу я.

Магдалена.

О, стыд! Слеза сбегает по щеке:

Жаль умирать. О, вы, - и дни, и ночи

У ложа смерти, на коленях, - вы ли

Ребенок этот мог бы, - что за слабость!

Ребенок.

Магдалена.

Подай мне зеркало, дитя мое.

С ним подойдя, взгляни в него: прелестней

Нет личика, в каком бы созерцала

Невинность ясно собственную душу.

Ребенок подает зеркало Магдалене, которая, посмотревшись в него, продолжает:

Изабелла (падая на колени).

Магдалена.

Изабелла.

Сломил в тебе и дух, и тело. Оба

Потрясены, но вскоре, несомненно,

Восстанут в мире. Помоги мне, Маргрэт,

Мы, ласковы и тихи, словно сон,

Ее уложим. Лучше ль госпоже?

Магдалена.

Знакома я с Чумою слишком близко.

Все роковые признаки. Дремота

И тяжесть век; тень тусклой синевой

Легла на щеки, чтоб уж не сойти,

И помертвели губы. Раньше утра...

Полночный краток час... храни, о небо,

Ты Изабеллу верную! Безбольно

Восхить на крыльях ангельских к озерам

Родным, которых мне не видеть боле.

Изабелла.

Магдалена.

Приди же, Франкфорт!

Вчера мне снились смерть и погребенье:

В тревожном сне меня Чума сразила!

Вот клейма смерти на груди!

Изабелла бросается к ней в объятья и целует ее грудь.

Изабелла.

Лобзанья

Мне боль целят. Как ты свирепа, смерть!

Касанья груди ангельской да склонят

Твой дух необоримый к милосердью!

О, этой смертной синевой разлит

Могильный холод!

Магдалена.

Изабелла.

Ребенок.

Магдалена.

Так отопри, пугливое дитя;

Священник.

Изабелла.

Священник.

Магдалена.

Священник.

Дочь! Небесам твое любезно имя.

В твоем уделе было что-то выше

Природы нашей, и душа твоя,

Блестя звездой немеркнущей вовек,

Сияла городу всему, лия

Отраду утешенья. Ты нужна

В сем мире злом, порочном и печальном,

И потому благоговейно верю:

Вновь явишься, блистая чистотой, -

Коль божья воля.

Магдалена.

За меня молись,

Пока еще я слышу, понимаю.

Высоко мыслишь обо мне, а я

Всем существом слабей не восхваленных

И не оплаканных, но оскверненных.

Грех гордости, презренное лукавство,

Коль в глубине души унылой я

Не каялась. В моей земной природе

Нередко тайным наважденьем страсти

Осаждена, я, стоя на коленях,

Молясь с другими, голову подняв,

Сознанье все теряла. Милосердье

Тогда почти неискренно, ущербно.

Все ж беспредельная любовь не презрит

Усилий слабых. И со мною - вера.

Уйди все это - я была бы нищей.

Магдалена.

Порою счастья, испивая радость,

Я, грешная, нередко забывала

Благодарить дарящего. Шли годы, -

Я все цвела цветком, не помышлявшим

О солнце, что его благословляет.

Но вот неблагодарности печаль

Меня долит, и нет мне утешенья.

Священник.

Для господа невинности довольно.

Покорность вышней воле - вот порука:

Так благодарна чистая душа.

И мыслей мир, и кроткие желанья

Не ищутся, а к юности нисходят

В прямом, простом, природном благочестьи,

Что зрит любовь, красу и радость в мире,

На их крылах счастливца подымая

К вратам небес. Твои года отрады

Нет ни одной благой, высокой мысли,

Когда-нибудь в твоем мелькнувшем сердце,

Что в книгу милосердья не была б

Занесена, - так успокой свой дух.

Магдалена.

Сомнений нет при свете этих глаз,

Торжественных, как бы святых. Будь Франкфорт

Счастлив, - теперь сошла бы я в могилу

С той радостью, с какой ягненок в мае

Скользит за матерью, блеющей нежно,

В нетоптанной росе на светлый луг.

Господь хранитель Изабеллы! Ты же,

Подруга милая на день единый,

Найдешь отца второго. Вытри слезы.

Но их осушит юность. Лишь мой Франкфорт...

Внезапно поднимается с постели.

Прими, прими прочь руки от лица,

Скажи одно мне слово: жив ли он?"

Священник.

И вовлечен в тяжелый мрачный сон.

Магдалена.

И он один - с безумием своим?

О, пусть Чума тела снедает наши,

Остался б дух свободен!

Священник.

Магдалена.

Священник.

Магдалена.

Изабелла.

Магдалена встает с постели и стоит среди них.

Магдалена.

На то, что говорю, грех возражать.

Вы любите меня - тогда ни слова.

Я, к Франкфорту идя, не упаду,

Пока не буду с ним. Я так крепка,

Что много миль пройду. Дай, Изабелла,

Мне прежде приложиться к божьей книге.

Ну, комнатка, прощай. Была ты мне

Укромной кельей в тишине часов,

Проникнутых благоговеньем счастья.

Твой одинокий сумрак покидаю

Для вечного спокойного жилища.

СЦЕНА III

Франкфорт лежит на постели в доме покойной мастери, Вильмот бодрствует возле него.

Франкфорт.

Ступай на палубу. Не вьется ль флаг -

Сигнал, что близко линия огня?

Не в авангарде ль нынче наш корабль?

Иль, трусы острожные, голландцы

Все прячутся в береговых водах?

Франкфорт.

Да шуток ли? Скажите лейтенанту,

Что не было отважней моряка,

Но нынче в бой сам свой корабль веду.

Он поведет, когда меня убьют.

Вильмот.

Здесь птичек хор на пологе кровати -

Весной, в ветвях. В твоей каюте, Франкфорт,

Столь мирных украшений нет. Взгляни:

Нет на море у нас таких окон.

Моряк ты честный, Франкфорт. И в бреду

Тебе бы все с голландцами сражаться

Злосчастными. Ну, дай им отдохнуть

На плоскодонных суднах хоть денек.

Ты улыбаешься?

Франкфорт.

Смешон, конечно,

В блужданьях жалких дух твой. В океане

Царить над ними - дело корабля.

Меня Ж! влечет по блещущему морю;

Не знаю, как мне шторм одолевать.

Вильмот.

Франкфорт.

Сейчас тебя я знаю, но через миг

Твое лицо увижу ли таким -

Бог весть. Неизмеримо тяжело.

Конь, молнией ошеломленный насмерть,

Душа летит, не ведая удил, -

И чувствуешь, что конь вперед спешит,

Нет сил остановить, - вперед спешит -

О, страшно! Прочь, прочь, прочь! Ужасный бег!

Вильмот.

А помнишь ли то наважденье ты

Неистовства тропического солнца,

Как мозг мой был раздавлен лихорадкой?

Тогда - бог спас!- во снах я был мирней:

Франкфорт.

Какой дурак крепит корабль на якорь?

Вниз шкипера! Готов поклясться, флот

Нас всех поднимет насмех. Слышишь? Залп!

За много лиг кильватер адмирала,

А он меж тем сшибается с врагом.

И дюйм холста поднять! А то я скоро

Вновь лягу в дрейф.

Стремительно вскакивает с постели и без чувств падает на пол. После продолжительного обморока восклицает:

Вильмот.

Франкфорт.

Вильмот.

Франкфорт.

Свирепствуют в душе моей.

Вильмот.

Франкфорт.

О, обними - держи, держи меня!

Я на борту, корабль идет ко дну,

Вглубь, вглубь, ко дну бездонному - и вдруг -

Вдруг прядает из пропасти на гребни, -

Скользит без сил, - вот вмиг, полузалит,

Спускается, спускается - и тонет,

Чтоб вновь не всплыть. Команда! Тише! Тише!

Стой в кораблекрушеньи, как в бою!

Безмолвно погрузимся в вечность.

Вильмот.

Милый,

Мы наконец на доброй мирной суше,

Хоть боковая качка не дает

Мозгам покоя. Улыбнись, товарищ.

Франкфорт.

В опасностях и в диких приключеньях?

Ты словно что-то спрашиваешь взглядом!

Ну, слушай, расскажу ужасный случай.

Но не перебивай. Моя душа -

Прилив, пробушевавший ночь в горах.

И, с диким одиночеством порвав,

Должна нестись, пока найдет покой

Неистовым до исступленья мыслям.

Меня ты не прервешь?

Вильмот.

Франкфорт.

Как будто много-много лет прошло,

Как силюсь что-то вспомнить о себе -

И почему лежу я здесь, не знаю.

Сном этим не охвачен, видел я

Величественнейшую в мире площадь

Большого города. То не был Лондон?

Нет, абрис и окраска этих туч -

Небес прекрасных Англии, ни гром

Так не рычал в стране моей родной.

Столица королевства то была,

Безвестная, в морях несудоходных,

Где башни и дворцы восточной стройки

Воздушно-пышны, оплели мне душу.

Смотря на них, я вдруг был поражен,

Распадом памяти, и слепотой,

И болью сердца, схожею со смертью:

Раскаянье в небывшем преступленьи

Меня пронзило. С головокруженьем

Стоял, раздавленный - невинный, каясь

В немыслимом злодействе, безымянном,

Но как-то страшно связанном со мной.

Старик отвратный, отрок благородный, -

Но жаркий взор с улыбкою свирепой, -

Идут ко мне в безмерном изумленьи:

У ног моих что здесь за капли крови

На грядке цветника? Вскричал старик:

"Вот где убийство матери твоей!

Ха! Ты зарыл ее - здесь под цветами!"

Цветы, смеясь, ногой откинул отрок,-

Там мать моя, убитая, лежит

С лицом небесным! Молит милосердья

Для сына-изверга. Меня в плечо

Толкнул старик перстами ледяными, -

Боль жгучая объяла вдруг меня -

И жар, и дрожь, и огненные слезы,

Ошеломляющий вихрь слепоты,

Пронзительный укол, сверлящий кости, -

Пока не зарыдал я в агонии.

И тело матери все время видел,

Спокойное пред исступленным сыном,

И знал: убил ее во гневе - я.

Страшней была судьба моя, чем если б

Я подлинно сразил ее. Во сне

Душа такой вместить способна ужас,

Какого въяве нет. Какой колодник,

Которого влекут в санях на казнь,

Те, что тогда мой истерзали дух? -

О, Вильмот! К матери веди - всю душу

Отдать порыву нежности, целуя

Бесценный лик, что умертвил во сне.

Вильмот.

Вчерашним утром, тут, на этом ложе

Скончалась мать твоя спокойно, мирно,

Благословляя сына за любовь.

Франкфорт.

Ты - лживый враг, тот отрок, что цветы

Кровавые в лицо мне отряхал -

Из мира снов пошел вослед за мной

В наш светлый мир, как призрак, по пятам -

В наш этот высший мир. Скажи, где он,

Седоволосый дьявол в облаченьи?

Чудовищно он на тебя похож,

Мой лучший в мире друг. Я на коленях

Кричу тебе, взываю прямо в душу:

Ты - Вильмот? Дай взглянуть тебе в глаза.

Есть отчего: несчастнее меня

Бог в мире никого не покидал.

Вильмот.

Твой дух воспрянет к свету наконец,

И мрака, здесь царящего, не бойся,

Франкфорт.

Чума! Чума! Чума! Не от Чумы ль

Мать умерла? Кто хоронил? Никто.

Безумца этого - с могилы прочь!

Пусть этот ангел глянет, весь в свету,

В могилу ликом солнечным: творит

Улыбка яму - небом. Магдалена!

Твой дух нисходит с тихой высоты

И погребенье матери почтит.

Что здесь, любя, мы Жалостью зовем,

То в кебе именуем Милосердьем.

Вот серафим, спасителем любимый.

Вильмот.

Она жива. О том не должно плакать,

Благословеньем милых. Магдалена

Твоя - жива.

Франкфорт.

Бездушная насмешка!

Здесь мне о Магдалене говорить?

Ты дал, как все, зарок убить меня -

Сладчайшим именем, но не земным.

Покорно знаю: умерла она.

Но пусть умрёт и имя: каждый слог

Жжет огненными письменами мозг, -

Осталось лишь пылающее имя.

Вильмот.

Франкфорт.

Жалей же зачумленного, о, Вильмот!

Не сознает, что скажет. Сострадай

Смертельным мукам, мною понесенным!

Во сне, иль бодрствуя в аду, - не знаю, -

Но выстрадала их душа моя -

В безветрие. Но что такое? Слышу

Легчайший шум шагов у головы, -

Шагов живых?

Вильмот.

Входят Магдалена, Священник, Изабелла и девочка.

Франкфорт.

Собранье лиц, мне с юности знакомых,

И личико прелестного ребенка.

Она в таком сообществе должна быть,

Чем кажется, - незнаньем о грехе.

Магдалена становится на колени у постели и смотрит на Франкфорта.

Магдалена.

Франкфорт.

О, Магдалена! Так зову тебя.

Прекрасна ты!

Магдалена.

Но что ж я здесь, в постели, Магдалена?

И что вокруг печальных столько лиц?

И смотрят на меня, лишь на меня?

Уж не узнать вовеки. Вижу слезы,

Что льют вокруг меня, - все обо мне.

О чем же плач такой, никто не скажет.

Бесчестье ль пало на меня какое?

Лишь слово от тебя, - все станет ясно.

Душе с таким небесным ликом жить

Возможно только - улегчая скорби.

Магдалена.

Бесчестью дальше имя Франкфорт, чем

Хвала - хуле. Друг нежный, дай мне руку.

Живым касаньем да прервется ужас,

Что мнится в сновиденьи. Магдалена

Пришла с тобою умереть вдвоем.

Франкфорт.

О, музыка, истерзанному мозгу

Родная! Дышишь ты неложной жизнью

Все снова ясно. Сознаю себя;

Вот Магдалена, Вильмот, Изабелла

И ты, мне милый старец. Как зовут

Малютку эту?

Ребенок.

Франкфорт.

Магдалена.

Покой вдруг разлился в лице твоем,

Прекрасней сна, и радости, и счастья.

Уж я не безутешна. Мы умрем -

Блаженных две волны, что, встретясь в море,

Где лунный свет и звуков мерный строй,

В пучине умиренной тают мирно.

Франкфорт.

Отрадный вид для моряка. Покой

Во след отчаянью душе так сладок!

О, если б вечно мне лежать на ложе

Родные утешители, святую

Песнь напевая, говоря друг с другом

Или со мной - и в самый час кончины!

Сладчайший голос между многих нежных -

Твой, Магдалена! Я - предмет счастливый

Любовных взглядов, трогательных звуков.

Магдалена.

Франкфорт.

Сотри, о боже, этот цвет с ланит,

Ужасный смерти отсвет! Кто сюда

Принес тебя из комнатки далекой?

Магдалена.

Я шла между любимых двух друзей

Без мук, без утомленья. Но сейчас

Итти не в силах. Дайте же мне лечь

И умереть, чтоб нас похоронили

Друг с другом рядом.

Франкфорт.

Дать ей итти, измученной и бледной,

В такую даль - смотреть, как умирает

Злосчастный!

Они поднимают Магдалену и укладывают рядом Франкфортом.

Магдалена.

Франкфорт.

Как белокрылый ангел состраданья,

Грудь чистая твоя коснулась сердца!

В нем тишина подобна снегу в полночь

Безветреную.

Магдалена.

Франкфорт.

Далеко отдается голос кроткий

В глубинных областях души моей.

Сейчас ясней, сейчас - вновь замирает,

Оставив тишь, разлитую как море,

Когда все звезды на его груди.

Франкфорт.

Спой стих из гимна, прежде чем умру,

Как петь любила ты в воскресный вечер -

Давно, давно. Не плачь же, Магдалена.

Магдалена (поет).

Высоко сонмы светлых душ

Над шумом бурь мирских;

Омыты кровию Христа,

Как снег - одежды их.

Их ложе током струй живых

Простер, сладчайший, он, -

Ни вздоха, ни слезы: разлит

Лишь ясный - вечный сон!

Франкфорт.

Тебя не вижу, но твой голос внемлю, -

Он дышит верою в грядущий мир.

Я знаю: умираю, - погружаюсь

Я в мягкость волн, лепечущих вокруг

Целуй, о, Магдалена! Погружаюсь, -

Прости, друг Вильмот, старец, Изабелла, -

Целуй меня!

Вильмот.

Священник

Магдалена.

Да! Губы целовала, -

Нет жизни в них. Дай голову склонить

На грудь не бьющуюся. Нежно кудри

Недвижный лик прекрасный затеняют,

Не знавший гнева. Я улыбку вижу, -

Ее не в силах жизнь занять у смерти!

Священник.

Магдалена.

Да, отец, в том счастье:

Могло б на нас отчаянье смотреть,

Я умираю, потому над мертвым

Лью слезы радости.

Изабелла.

Магдалена.

Сон клонит. Изабелла, дай уснуть

В объятьях Франкфорта. И освеженной,

Счастливой я проснусь в соседстве смерти.

Священник.

СЦЕНА IV

Кладбище. Полночь. Толпы народа вокруг большой ямы, вырытой для погребенья мертвых.

1-й человек.

Вперед не лезьте, други, чтобы всякий

Мог ладно видеть яму. Все стоим

На равном основаньи здесь, толкаясь.

Чем меньше друг на друга напирать,

Тем лучше мы все зрелище увидим.

2-й человек.

В чем дело? Что за жулик у ворот,

Совал костлявые в морщинах пальцы -

Плут, полу-нищий, полу-вор, - как знать,

Пожалуй, только что стянул он су:

Небось, в другой руке блеснул так нежно

Мне краешек серебряных мокнет.

Я и толкни седого прощалыгу.

Он - деньги подбирать,- я (что ж зевать-то?)

Сам пообчистил нескольких бродяг.

Даешься диву: где ж конец поборам,

Нещадным и в жилище мертвецов!

3-й человек.

А уже яма эта, ровно вдвое,

Чем в Мурфильде. Людей с полсотни рыло

Ей черные бока не меньше суток, -

А вот в недельку доверху полна.

Нет, яма - никуда. Сверх сот пяти

Ей взрослых тел не взять. Какого чорта

Еще бросать и деньги, чтоб взглянуть

На этакую жалкую дыру.

Подвинься, говорю, - ты, полоумный!

В тряпье до глаз и в шляпе до бровей,

Широкополой - молча жмется к краю ;

Подумаешь - вся яма для него,

Другим взглянуть украдкой не дает.

2-й человек.

Не тронь его: несчастный обезумел,

Знать, от Чумы, приплелся, как слепой

Живьем себя похоронить: бывает!

Пусть вниз прыгнет. Почувствовавши мякоть

Холодных тел, как те под ним осядут,

Небось начнет карабкаться обратно:

Хоть выть, да жить, - а стен отвес-то крут.

3-й человек.

В лицо-то дай взглянуть. Или боишься,

Обветрит нежное сырая ночь?

Приподымает шляпу незнакомца.

Незнакомец.

Не смейтесь, о, не смейтесь над несчастным,

Жену, отца и четверых малюток

В телеге Мертвых скоро привезут,

И я увижу, как их тут зароют -

Под смех, под смех, предсмертный, мертвый!

Смейтесь,

О, смейтесь, ибо целый мир ничто,

Как пустота насмешки. Я и сам

Смеяться с вами буду, - не боюсь:

Веселье, горе - разные названья

Единого обмана. О, могила

Весь хлад земли послала сквозь меня,

Я с плесенью слился, сырой и черной.

Бросается прочь и простирается на могильной плите.

3-й человек.

Его лицо ты видел? Страшный вид!

Припоминаю я совсем такое:

В цепях безумец так вопил в темнице,

Вскочивши вдруг на каменном полу,

Весь - дикий взор отчаянья и вопль.

Да что - безумное лицо живого!

Без саванов видали ль мертвецов -

Шеренгой, как солдаты, у стены?

Они казались издали живыми:

Все лица в пятнах, красные глаза

Навыкат, но как бы в предсмертном сне

2-й человек.

Тут, близко, за углом, как раз сейчас

На мерзкий сбор такой же я наткнулся.

Мигал фонарь. Вздымалась колокольня

Меж мною и луной. Увидел я

Вдоль стен мерцающую белизну

Домов безмолвных. Шаг - и предо мной

Отвратнейшие трупы. Искаженных

Лиц - сердобольная рука в последней

Услуге не коснулась. Но - вот ужас! -

Сквозь маски судорожных черт узнать

Друзей - с кем сиживал у очага!

Я прочь бегу, от страха весь дрожа,

Всей вереницы жалких мертвых лиц

Дрожит в сгущающемся мраке улиц.

1-й человек.

3-я человек.

1-й человек.

Внезапною волной недвижный воздух

Взмывает с каждым медленным ударом.

Откуда звон?

2-й человек.

С Марии Оверийской.

Мне гул знаком. В нем - рой видений смерти.

Он наполняет логовище ночи

Смертельным страхом, тишину небес -

Кишащим клубом ужасов безумных.

Прислушайтесь: как внятен стук сердец!

1-й человек.

1-й человек.

Говорят,

Услыша как-то в полночь этот звон,

Прокрался пономарь на колокольню

И видит: кто-то в саване как дернет

Веревку черной костяной рукой, -

Как взвоет на напев несосветимый,

Неслыханный людьми! А обернулся -

Так взгляд один горящих мрачных глаз

Бедняге ум скрутил.

2-й человек.

1-й человек.

Звон такой

Тревожит, мыслю, тихий мир духов.

Кто усумнится,- как нездешний звук

Вдруг загудит в мозгу, - что есть в могилах

Там не живут ли сонмы диких снов,

Бесплотных мыслей? Пени, угрызенья -

С придушенными воплями? Безумье

С полусознаньем божьего проклятья

В могилу заточенного! навек?

3-й человек.

Я верю так. Порой их цепи слабнут:

А то откуда ж эти звуки-вздохи

Вдруг в полночь бездыханную провеют,

Нечеловечески борясь со смертью?

Бывало, видишь лица по ночам

Давно умерших; вслед за похоронной

Процессией однажды призрак шел,

Рыдал и плакал, как и христиане;

Спустили гроб в могилу, - он исчез,

Лежат в пыли одни сухие кости.

2-й человек.

3-й человек.

Нагружена, как видно: не спешит.

Еще на мостовой, а звук меж тем

Глухой, как по притоптанному торфу.

Раз гроб с покойником на ней я вез

Унылой топью, в полночь. Ни души.

И сзади только тот, - завернут в саван.

Так вся спина заледенела. Глянь:

Два фонаря, как два огромных глаза,

Все ближе к нам. Катит телега Мертвых

Беззвучно по кладбищенскому торфу.

Все дают ей дорогу, когда она подъезжает к яме.

1-й человек.

Противный идиот - возница-негр!

Взмахнет кнутом над головой, - сверкнет

Вдруг в желтом свете фонарей змея,

Вся огневая. Идиот смеется!

И блеск зубов на черноте лица:

От уха и до уха бел оскал.

Да, не христианин, а только - негр.

Незнакомец (прыгая вниз).

1-й человек.

И пусть зароют.

Я б не решился в эту яму лезть -

Помочь ему - за все, чего он стоит,

Как бы богат он ни был.

2-й человек.

Да. А жаль:

Часы, цепочка и печатки - верно,

Ведь, золото. Зря пропадут. Прыгну-ка

Да притащу, - вот только б удержать их.

Негр, собиравшийся отвезти телегу обратно, опускается в могилу и вытаскивает незнакомца оттуда с маленьким мертвым ребенком на руках.

Незнакомец.

Узнал я дочь по золотым кудрям!

Сияли и на дне зловещей ямы

Звездой небес. Ее дыханье слышу.

Ответь на поцелуй: я спас тебя

От погребенья вживе. Эммелина,

На личике земля - сыра, темна

На теплых щечках розовых, невинных.

Уж их не целовать. Что ты молчишь?

Домой тебя снесу, на грудь родимой.

В уюте залепечешь, засмеешься.

Скончалась, - бредит мама. Нет, жива

Или воскреснешь, мертвой быть не можешь

И не должна. Домой, о, Эммелина!

Ждет мама нас. Домой! Домой! Домой!

Бросается прочь с мертвым ребенком на руках.

1-й человек.

Ну, и проваливай. Луна, спасибо,

Ясна идет из своего шатра,

Как добрая. Чудесный вид на яму

До дна как есть. Теперь опять черна -

Что деготь. Слышь-ка, слышь: как тупо, глухо

Вглубь осыпается земля на нижний

Слой каменистый: ужасть - глубина!

Небольшая процессия входит на кладбище. Слышны голоса, поющие погребальную песнь.

Процессия приближается. Вильмот, Священник и пр. несут тело Франкфорта.

Вильмот.

Прах милый, отдохни на этом камне.

Я вырою тебе могилу сам.

Ее зароют, - о, какой пустынной

Земля мне будет!

Голос из толпы.

Священник.

Все грешны мы, - так и душе твоей

Не чужды слабости природы падшей.

И вот молю грехам твоим прощенья

В таинственном покое нивы божьей:

Сколь может быть знакомо сердце сердцу, -

Отважней, выше, чище, благородней

Дух не жил в мире испытаний. Милый

И кроткий юноша, любимый с детства!

У матери ты на коленях, вижу,

Твердишь вечернюю молитву. Ты ли

Со спутанными светлыми кудрями

Здесь, на плите могильной - мертв, без гроба,

Готов от нас навеки воспарить?

Лишь месяц - и земная часть твоя

Распалась в прах, чтобы смеситься мрачно

На кладбище с пустыней чернозема,

Где спят одним неразличимым прахом

И стар, и млад; зол, благ, урод, красавец,-

Все попираемы стопой ничтожной,

Людской, звериной, и в немом забвеньи

Осмеяны потоком неизбывным

Все новых толп труждающихся в мире.

Столь кроткий лик, - тот образ, что вчера

Так величаво по земле ступал!

Вильмот.

Пока лежал в постели, он казался

Прекрасным существом, во сне простертым,

И мог смотреть я. Но лежащий здесь,

Без савана и гроба, у могилы!

Отец, - благочестив ли этот плач

Над мертвым телом? Ведь душа на небе

Должна с улыбкой (нежной, столь знакомой)

Зреть на друзей в их неразумном горе,

Обнявшем прах.

Священник.

Его душа на небе

Глядит с любовью на такого друга.

Здесь - дряхлых рук прими благословенье

Главе, его достойной. Был ты другом

И в ясную погоду процветанья,

А после - дружбы вся краса явилась

Несущая сквозь музыку стихий -

Что светлый облак - парус. Потонуло

Оно; а та, во мраке одинока,

Все борется, - нет мачты, парус порван, -

Но не без славы, хоть спасти нет сил!

Прости мне этот образ: предо мною

Живой моряк и друг его усопший, -

Мне море грезится.

Вильмот.

Кто к нам идет!

Подходит Магдалена, как бы лишившаяся рассудка, в сопровождении Изабеллы и ребенка.

Магдалена.

В дремотный слух мой вдруг прорвался голос:

"Встань, Магдалена, и спеши: хоронят

Возлюбленного Франкфорта". Куда

Рукой жестокой мой моряк положен?

Лежать в сырой могиле этой ночью,

Лишь мысля о себе! Нет, я, невеста,

Прильну к его устам, будь даже червь

На грудь, что холодней плиты могильной.

Могила - счастья брачная постель

За черными стенами скользкой глины.

Где он? Иль вами, подлыми, зарыт?

Изабелла.

Мой долг - сказать тебе: взгляни вокруг,-

Увидишь: мертвым здесь лежит твой Франкфорт,

Вот твой моряк!

Магдалена бросается на тело.

Магдалена.

Ты на земле еще!

Лед поцелуев. Бледность мертвых губ,

И кроткий взор ужель закрыт навеки?

Он в этом платье плыл по океану!

Ты плаванье свершил, и пристань - здесь,

В покое вечном стал на якорь ты,

А над тобой земного мира волны

Все буйствуют в неистовстве холодном.

Изабелла.

Магдалена.

Да, совершенной

Была любовь к тебе, сестра. Что, Вильмот,

Ты роешь этим заступом свирепым?

Могилу Франкфорту! Тебя - зарыть?

Прекрасному не должно быть в могиле.

Падает без чувств на тело.

Вильмот (священнику).

Вручаю умирающую вам.

Мой дух силен последнею любовью

И беспримерным горем, лишь взялся

Я рыть могилу брату. Буду рыть,

Покуда гроба матери его

Достигну.

Голос из толпы.

Пусть ему поможет бог.

Могилка эта, тело моряка,

Пред смертью - леди, чудный круг друзей,

Возвышенно-спокойных в общем чувстве,

Нам души потрясли, чем эта яма

С несчетными телами.

Следующий голос.

Скорбь и смерть

И ангела себе в добычу взяли.

Вчера лишь видела: вопящий дом

Утешен был одной улыбкой кроткой.

По ней седые космы будут рвать,

И детвора шептать святое имя

Во сне, в слезах.

Следующий голос.

Глаза моих детей

Она закрыла,- плачет; повернулась -

Уйти; лицо в слезах пронзило сердце

Такою прелестью, что я гляжу

На тельца бедные - и как бы рада:

В улыбке ангельского состраданья -

Весть, что они - на небе.

Магдалена (приходя в себя).

Тот холод, что живому не под силу.

Я у родителей, на их могилке

Без чувств упала, да? Кто здесь лежит?

Где больно, Франкфорт милый?

Изабелла.

Магдалена.

Благословенная тень друга, ты?

Он на земле?

Изабелла.

Магдалена.

Вильмот.

Магдалена.

Магдалена.

Вся боль, все горе, жалкий страх земной

Меня оставили, и я простерта

Прекрасно тело, но оно лишь прах,

С последними объятьями забытый,

И нет его в моих предсмертных думах.

Священник.

Магдалена.

Бог милосердный! Сладостен восторг

Душою чистой с вечностью слиянья.

Итак, я видела заветный берег

Где солнца свет и дремлющие воды

В прекрасном и недвижном единеньи.

Ты, Изабелла, думай обо мне,

Гуляя с этим радостным ребенком

Прости!.. О, этот образ... Да, прости!

Вильмот.

Изабелла, посмотри:

Отец и мать со мною. Осените

Меня - крылами! Улетели в небо -

Небесные. Христос, прими меня!

Священник.

Надгробие тебе своим пером

Напишет ангел.

Вильмот.

Священник.

Их мне прости;

Прекрасны, юны перед тайной мира, -

Изабелла.

Оплачет мир,

Весь необъятный мир. Я восседала

На дальнем облаке над бренным градом,

Из лучезарной той страны - и вот

Моя душа блуждает одиноко,

Без сил средь зол, чуть видимых когда-то,

Священник.

И городу, и острову всему,

Задышит в гимнах и призывах общих -

Высоких од и песен к милосердью,

Святых для слез в невинных детских снах.

Уберегут от темного забвенья

Его покров святой.

Изабелла (с силой).

Да, будет жить

Родимый звук... И в дом священный тот

Придут с поклоном; самый прах его,

Когда смиренные истлеют стены,

Не попранный в почете сохранится.

О девушке, вдали Чумою взятой.

Ей милые равнины огласятся

Отзвучьем имени ее. Весь в белом

В долинах будет появляться ангел

И девушкам, домой идущим ночью

Холмами при луне.

Священник.

Изабелла.

Да, здесь покой. Мой дух вперяет взор

В грядущий мир, где Магдалена с теми,

Кого любила здесь. О, смертный прах,

Люблю тебя, как будто ты - душа.

Священник.

Изабелла.

Здесь, на груди моей, на самом сердце

Несу мою в могилу Магдалену!

Целую лоб, ланиты, губы, веки

И волосы. Я руки обвиваю

Так облик весь в душе отпечатлен.

Священник.

Вильмот.

Ребенок.

О, еслиб я могла уснуть в могиле -

С такой прекрасной! Призрак не пришел бы

И в полночь бы кладбище мнилось местом,

Где можно спать и видеть счастья сны,

Где почивает ангел. Умереть бы

С тем гимном, что вчера она пропела,

Изабелла.

Вильмот.

Вот он. Склонимся - и прочти молитву

За упокой.

Изабелла.

В день роковой покинут

О, нежный свет, на озере сиявший!

Священник.

Изабелла.

Они ведь в небе - духи. Не рыдай.