Город Чумы.
Акт II

АКТ II

СЦЕНА I

Улица против дома, стоящего у Ольтгетского кладбища.

Франкфорт.

Побудем, Вильмот, здесь, я помолюсь,

А вон мой дом, но я боюсь взглянуть,

Его душой я только созерцаю.

Дай руку мне. Ты слышишь что-нибудь?

Вильмот.

Я ничего не слышу. Время сну, -

Дома, мне кажется, счастливо дремлют

При ясном лунном свете. В ночь такую

Они красивы, и внутри их мир.

Франкфорт.

Вильмот.

Франкфорт.

Луна, скользнув по раме легким светом,

Увы, и все дома мне возвещают,

Как эти камни кладбища, о смерти.

Вильмот.

Франкфорт.

Вильмот! Вон, я слышу,

Как матушка поет! Ты слышишь голос

И звуки погребального напева?

Вильмот.

Твой слух обманывает горе. Там

Никто не пел...

Франкфорт.

Но пусть бы в самом деле

Он прозвучал, и ожил бы весь мир!

О, боже, в этой улице пустынной

Жилища, как могилы; все они

Полны ли трупов или вовсе пусты, -

Не знаю я, но этот дом молчит

Всей тишиною улицы, и стены

Ничьей ногой не тронут на ступенях

Слой праха. Нет, я чей-то вижу след,

И в матушкиной комнате шаги

Мне чудятся, и свет я вижу: он

От призрака какого-то исходит...

Дверь отворяется и священник, появлявшийся в первом акте, выходит на улицу.

Лицо встревожено, смертельно бледно...

Дом падает. Вся улица куда-то

Вниз рушится. Мне худо. Дай мне руку...

Священник (Вильмоту, вместе с ним поддерживая Франкфорта).

Франкфорт.

Священник.

Благословен, кто в боге жил смиренно

И в боге опочил.

Франкфорт.

Священник.

Немного раньше матери. Я видел,

Она к груди прекрасное дитя

С улыбкою прижала, и подумал,

Что это не душа была земная,

Но ангел, к нам слетевший - унести

Младенца в тихий рай.

Франкфорт.

И воспарили

Прекрасные в мир вечного блаженства

Прочь от того, кто их лелеял в сердце,

Как вечную отраду, в этом бурном

И мрачном море...

Священник.

Франкфорт.

Зачем должны рыдать

Мы, жалкие насельники жилищ -

Телесных оболочек.

Вильмот,

Как ты бледен!

Плачь на моей груди и не стыдись:

Я видел, как скорбел ты о ребенке,

Когда он жил и весело резвился.

Франкфорт.

Резвился! Умер он, прелестный мальчик!

Мечты его, как розы, облетели,

И детство светлое прошло, как сон.

Но поцелуй последний жив... (плачет.)

Вильмот.

И я

Оплакивать его, как брата, стану,

Хоть лишь виденьем нежным было мне

Младенческое личико...

Франкфорт.

Нежданно

Над горем веет радость. Время, мир -

Я возле матери. Но что за слабость!

Далеко распростерто царство неба,

Душа - прикована к земле; могила

Взывает голосом незаглушимым,

И жизнь земная длится, словно вечность,

С тех пор, как нет ее, любимой...

Священник.

Сын мой,

Нам говорят, что время - друг печали.

Но утешители есть выше; ты ли

Надежду заменишь слепым забвеньем?

Я знаю, что из сердца твоего

Изъято то, что не вернется - радость.

Она далеко в море с берегов

Неслась к тебе мечтой о вашем доме,

На корабле она была желанней

И сладостней, чем ароматный ветер,

С неведомых летящий островов.

Франкфорт.

Согласный с этой мирною картиной,

Мне душу успокоил. Эти ж кудри,

Годами убеленные и горем,

Нам светятся улыбкой всепрощенья

И учат нас, неопытных в печали,

Твоей покорности судьбе, смиренью

И кротости такой же, как твоя.

Священник.

Мой сын, ты в силах ли взглянуть на тех,

Чья прелесть, озаренная улыбкой

Последней, стала боле совершенна?

Франкфорт.

Священник.

Сегодня

В тот самый час, когда в былое время

К заутрене звонили, дух ее

Вознесся к небу, а немного раньше

Скончался младший брат.

И в этом доме

Мать и малютка-сын, почив, лежат.

К ним подойти, поцеловать их лица,

Холодные и белые, обнять

Тела, душой покинутые нежной,

На сомкнутые веки поглядеть,

Откуда дивный свет не излучится,

И прошептать слова любви и горя,

Склонившись к ним, хоть замерли они

В молчании и ничего не слышат.

Священник.

Франкфорт.

В час смерти их

Я приближался к берегу на шлюпке.

В воде медлительной и черной весла

Беззвучно падали, как будто их

Для этого окутали нарочно.

Был мрачный час, но то, что встретил здесь, -

На них. О, много есть тяжелых дум,

Их слышит бог.

Священник.

На улице пустынной

Помолимся мы, обнажив главы,

Пока твоя душа не усладится

Благоговейною беседой с ними.

И мы придем к тебе и посидим

С тобой близ них. Тебя да не оставит

В такой тяжелой горести господь.

Франкфорт.

Войти не смею, хоть и жажду лечь

Навеки возле них. Та красота,

Что в их уснувших лицах я увижу,

Скует меня недвижно. Мрак бездонный

За этой дверью. Досточтимый пастырь,

Поведай мне, как умерли они.

Тогда, быть мажет, хватит сил пойти -

Узреть их мертвыми. Сейчас - не в силах.

Священник.

Внезапность смерти их гласит о том,

Что их Чума сразила; но лежат,

Не схожи с жертвами ее другими,

Не в смертной красоте. Их лиц покой

В последний раз предстал мне в лунном свете

Как сон невинности в любви небесной

И в жалости, хоть там была улыбка,

Едва ль понятная людскому взору,

И мне в лицо сияла - свет печали,

Всю комнату наполнивший безмолвьем

Одной сладчайшей святости своей.

Франкфорт.

Но в жизни мне они милее были.

Скажи, как умерли они?

Священник.

В тот вечер

Провел я с ней спокойно два часа

В беседе о тебе. И крошка Вильям

Придвинув стул к коленям материнским,

Поглядывая снизу ей в лицо,

Следя рассказ о брате в море дальном.

С утра я заглянул к ним мимоходом.

Но маленький светловолосый Вильям

Лежал с румянцем на лице - и мертв!

Сперва подумал я: он просто спит.

"Ты думаешь, он спит, - сказала мать, -

Он умер! Только ночью занемог;

Молилась я, а он вздохнул глубоко, -

И больше не дышал..."

Франкфорт.

Священник.

Я взглянул на мать.

В ее сухих глазах увидел нечто,

Что больше горя матери: холодный

И тусклый блеск смертельного недуга,

Остаться с ней, и я был там, пока

Святой ненужны стали утешенья.

Достойней быть ли христианской смерти?

Ее душа померкла, как звезда,

Торжественно в великолепьи утра,

Франкфорт.

Добро, коль слез не тратила она

О бедном моряке. Жесток был ветер,

Державший в дальнем море наш корабль!

Священник.

Она сказала: "В жизни я была

Счастлива сыном, и теперь, в час смерти,

Счастлива им, как ни одна на свете".

Я видел: на постели разложила

Она подарки первые твои

Из Индии: вот раковин морских

Печально-тусклый блеск на белизне

Покровов погребальных, пышность перьев,

Которыми вот-вот играл ребенок,

Тонувшее в каштановых кудрях

Ее лицо меж них так было бледно,

А судорожно сжатая рука

Держала два письма. Одно пришло

От капитана с вестью о победе

Над Рюйтером, с высокой похвалою

Отваге сына, образца в бою,

Где жизнь он спас двум юным, благородным

Голландцам, в бурю бросившись за борт.

Другое, смытое ее слезами, -

Последнее твое, где ты писал,

Что скоро возвратишься. Мальчик мой!

Я слишком стар, чтоб плакать, но не в силах

Слез удержать в изнеможенном сердце

При этой встрече матери и сына.

Франкфорт.

Горька разлука: непомерно в ней

Нежна, печальна, глубока любовь

Ко всем друзьям далеким. Возвратимся -

Напрасные в их радостные дни.

И вновь моряк идет с разбитым сердцем

Обратно в море, плещущее мрачно

У берегов бездомных.

Священник.

Франкфорт.

Я к ней пойду, ты за меня не бойся,

Я не ворвусь в священную обитель,

Неистово шагая, с диким воплем,

Столь не идущим к смертной тишине.

Нет, затаив дыханье, не слышней,

Чем падает роса, я подойду

К безмолвной матери и лягу рядом,

Склонивши голову на грудь ее -

Холодную, холодную, как лед.

СЦЕНА II

Маленькая комната в глухой улице, на окраине. Изабелла сидит с библией на коленях. Входит Mагдалена.

Благослови тебя святая дева!

Я провела проклятый долгий день

Совсем одна, и в страхе уж решила:

Ты не вернешься.

Магдалена.

Тщетный страх! Сестра,

Не научить испуганное сердце

Подумать о себе, не о других.

Друзьям в тебе и недостатки милы, -

За них сильнее любят.

Изабелла.

Как бледна ты!

Бледна, слаба, устала! Сядь же здесь,

Благотворенье свято, госпожа,

Из рук обыкновенных; из твоих же

На деток бедняков оно нисходит,

Как росы неба на ягнят невинных..

Магдалена.

Я посижу. К назначенному часу

Печальное событье - мать Франкфорта

И брат-малютка поутру скончались.

Изабелла.

Магдалена.

Я убрала их прах для погребенья

Цветами разными, какие можно

Еще набрать в заброшенном саду.

Почившие спят рядом - крепко, тихо...

Изабелла.

Что ж будет с этим добрым моряком,

Когда вернется?!

Магдалена.

Изабелла.

Да, но ты и Франкфорт,

Чета, соединенная любовью

И красотой, теперь, осиротев,

И, словно голуби на голой ветке,

Вы, юные, прильнете грудь ко груди.

Магдалена.

Пусть будет счастлив он, пускай корабль

В далеком море, в долгом-долгом штиле

Иль в дружественной гавани уснет,

Но не вернется в этот чумный город.

Пусть он живет, пусть долго будет жить -

Вот счастье для меня. Его я вижу:

По палубе идет, вот - говорит...

О, Изабелла, свет виденья сходит

С молитвой в душу даже у постели,

Где смерть на страже. Затемнить, крушась,

Хочу его, но, ангелу подобный,

Он дорог человечностью своей,

И, словно дух, бродящий у могилы,

Он - у моей опустошенной груди.

Изабелла.

Лелей же этот образ: он вернется,

Магдалена.

Дух благородный!

Мне вспоминалось время: я любила,

Счастливой радостью мы жили вместе

В блаженном соучастьи. Смерть пришла,

Оставила в любви нас сиротами,

И ныне, кажется, любовь к отцу

И к матери - вся разлилась над этим

Отважным, кротким, благородным сердцем.

Ах, что-то, возвратясь, мне скажет он?

Изабелла.

Лишь месяц, как родители скончались

Тут, на твоих глазах, а ты все так же

Озарена бессмертным светом счастья,

Как ни одно живое существо, -

О, Магдалена!

Магдалена.

Он вернется,

И тишина, что дышит в сердце вашем,

Повеет в душу Франкфорта, и вместе

Вы памятовать станете о них -

Ушедших в мир далекий и счастливый,

Который ждет и вас, и всех.

Магдалена.

Я знаю,

Что нежно любящий всегда теплее

Поймет потерю друга. Есть в любви

Таинственная сила, и она

Приходит к нам из глубины сердечной,

Когда покой ее нарушит смерть.

Она превыше этих знаков горя, -

И слез, и вздохов, - все они пройдут,

Но не она, в спокойствии прекрасном

Подобная луне средь темной ночи,

В которой грусть сливается с покоем.

Изабелла.

Магдалена.

Каким прекрасным, светлым был тот вечер,

Когда расстались мы. Еще теперь

Я чувствую его росистый холод,

Над озером я слышу гимны ветра,

Он с острова, от тех высоких сосен

Примчался с дружеским приветом к нам,

Стоявшим на весеннем берегу.

В восторге Франкфорт был, и был оплачен

Незримый музыкант его улыбкой, -

Спросил он: "Дикий менестрель холмов,

Споешь ли так, когда вернусь сюда?"

Но он замолк, и тишина сошла

На этот час последний расставанья.

В природе нет такого ветерка,

Который бы любила так.

Изабелла.

Ужели

Ты больше не вернешься в ту долину,

Где мы родились? Возвратится Франкфорт,

Таким двум душам, видит бог, нельзя.

До той поры, пока не съединитесь

С блаженно отошедшими, они

В селеньях светлых возликуют, глядя,

Как бродите вы тихо по долинам

И по лесам, и будут вас хранить

От всяких зол.

Магдалена.

Чтоб ни было со мной, -

Несчастлива не буду никогда:

Мне дан от бога отреченья дар.

Пусть даже смерть, - я ужасы ее

Перенесу спокойно, как теперь.

А если суждено вернуться мне

В родимую долину, почему

Должна бояться я сказать, что там

Я буду счастлива не по заслугам?..

Увижу ль вновь я озеро Рейдаля,

Услышу ль волн его счастливый плеск?

Вот, как сейчас я вижу: мы гуляем

Веселою гурьбою у залива,

Где летний домик...

Магдалена..

Хижина моя,

В уютной тишине, в тени прохладной,

И долгий вечер, полный милых снов!

Там грусть была легка, равно как радость,

И в горе там печальную отраду

Мы находили. Птичка-коноплянка

Свила ль опять весной свое гнездо

У тихой двери, в розовом кусте?

Нет нас - ее друзей... А сад фруктовый

Уж, верно, без призора весь заглох.

Изабелла.

Случись мы там, - в неделю было б все,

Как и тогда. Не враг себе природа,

Она и в своевольи диких трав

Нам говорит о росах и о солнце.

Я слышу пчел бесчисленных жужжанье

В душистой жимолости, у стены,

Защитою служившей той семье,

Счастливее какой я не встречала.

И где ж она теперь! О, Изабелла,

Как будто я в могилу погружаюсь,

И в прах рассеяны картины эти,

Как волны у пустынных берегов.

Изабелла.

А розы у окна гостиной нашей,

Залитые потоком ярким солнца!

Хоть посидеть бы там еще разок!

Магдалена.

Жестоко быть счастливой там, когда

Родители скончались. Как гуляла б

Я по аллее моего отца,

Так мною названной, раз он - в могиле?

На матушкино деревцо глядела б -

В цветах, в плодах, - где я рукою детской

Изабелла.

Магдалена.

Как Франкфорт полюбил отца и мать!

Он с первой встречи образ свой оставил

Глубоко в лоне нашего семейства,

Знак, что при нас - отсутствующий друг.

И все мне кажется: вот, он читает

Стихи иль песню дикую поет

О бедствиях безжалостного моря.

У моряков бывает бодрый голос,

А у него он - тихий и печальный,

Как будто в сердце память сохранила

И отзвуки бунтующей стихии,

И грохот битв, и с тонущих судов

Привет друзей пред смертью или пленом

Изабелла.

Он, сильный, много выстрадал, но, чуток

К чужому горю, о себе не больше

Магдалена.

Ты помнишь грустный сладостный напев,

Им сложенный у нас в тот летний вечер,

Когда пришла сиротка, вся в слезах,

Нам сообщить, что госпожа ле Флеминг,

Владетельница замка, умирает.

Изабелла.

Магдалена.

Скорбящим, грустным

Всегда любезны думы о печали,

А смерть ее печальна. Повтори же

Напев, возникший в смертный час ее.

Ты запоешь - и вижу я страну

Прекрасную озер, лесов и гор,

Всю озаренную печальным светом

Для глаз моих навеки. Изабелла,

Лишь над унылым городом восстанет

Грассмирской белоснежной церкви башня...

Изабелла (поет).

Хелвеллин фея озаряет,

Горит алмазами краса

И росы каплями вплетает

В сверканьи дивном в волоса.

Пусть вихрь и ливень сокрушит

Убежища ее тайник, -

Навечно камень сохранит

Прекраснейший бессмертный лик.

У нашей леди, врождена,

Лучилась радость из очей -

И в боли, не омрачена,

Сквозит улыбка первых дней.

Есть чудо-птица, говорят:

Не сядет, крыльев не свернет,

Но даль небес наполнит в лад

Напев ее, как запоет.

И славит радость, и парит,

Светясь в своей родной дали,

Прикосновением земли.

Так леди, чьи стопы скользят

Земным движеньем, мнится нам;

Но ангелы с небес спешат

Вдыхать хваленый фимиам.

Вон в том пруду, где глух затон,

Сквозь зелень колыбель видна;

Смотри, кувшинок легок сон,

В них тишина сердец ясна!

Равны цветку в красе бесстрастья

Бальзам росы, колючий град, -

Улыбка солнца, мрак ненастья

Покой ее навек хранят.

Над ложем леди нашей, дик,

Пронесся вихорь, дух могил;

Но на подушке тихий лик -

Как на волне кувшинка, мил.

Созданья дивные летят

Сон смертных ночью охранять, -

Как плачущего утешать.

Ласкают спящего чело

Касанья нежных белых рук.

Улыбка, миг, - несет крыло

Их в край, чужой для наших мук.

Проснусь, гляжу, - а леди вот -

С улыбкою над сиротой

Очарованья жизни льет

В согласьи с мертвой красотой.

Прекрасен жалостный напев,

Когда в вечерней мгле летит

И, лунный сумрак одолев,

С землею небо единит.

И память выстраданных мук

Неясно брезжит сквозь туман,

И радостью отраден звук,

Хоть дышит горем прежних ран.

И нашей леди чистый дух -

Как музыка минувших грез.

Вся - грусть, вся - тень, вся - чаша слез?

Магдалена.

Я словно вижу пышность похорон

На кладбище Грассмирском, блеск ненужный

Для толп рыдающих, стоящих там,

Над этим столь прекрасным мертвым телом,

В цветах лежащим перед их очами.

Старинный замок в этот день, казалось,

Вдруг начал разрушаться. Лес дубовый

В день солнечный был черед и угрюм

И на берег зеленый и цветущий

Рейдальский, ей родной, струи доносят

Печально-мирный похоронный гимн

Природы - госпоже своей любимой.

Так тихи были проводы природы.

Пред взорами потускшими проплыли

Картины, милые душе ее,

Сойдя с небес на землю. Как различна

Вся наша участь! Слушай вопли ночи!

Изабелла.

О, слышу я не этот мерзкий шум, -

В Грассмирском доле колокольный звон,

Звучащий стройно в тишине рассветной,

А в озере - все краски неба.

Магдалена.

Полно

Об этом, Изабелла! Что так долго

Все лишь о нас! Мать Франкфорта, лежит

Мертва. Ее мы как бы не любили,

Себялюбивые, когда и мыслим,

Что далеки от радостей земных.

Изабелла.

Магдалена.

Завтра в полдень.

А в ночь хотел притти тот старец чудный -

Покойников в могилу проводить.

Пойду и я среди немногих близких

У изголовья милой, чтимой всеми,

О, как она прекрасна грустью кроткой,

Счастливая, в торжественном вдовстве!

Изабелла.

Магдалена.

Да, мой добрый друг.

На этот день единый удержусь

И не пойду к больным. День испытанья

Он для меня. О, праведники, вы,

Совместники святых в блаженстве, долу

На нас воззрите, здесь в уединеньи

Поникших с думой темною о смерти,

Со скорбью в душах! Друг мой Изабелла,

Петь не могу с тобой вечерний гимн,-

Так я устала. Сердце ж излила

В священной песне на ухо Христу

Жалеющему. Спой ее одна,

Я молча буду следовать напеву,

Изабелла (поет).

Всему, что жило - тлеть;

И похоронный звон гудит:

"Готовься умереть".

Лик, нам сиявший так светло

На солнце в блеске дней,

Поблек,- едва оно зашло, -

Под золотом кудрей.

Серебряная седина

Могиле отдана

И детских локонов волна

Под глиной холодна.

Ушли, как замирает звук, -

Кто любит, кто любим;

И, бледный, смотрит лунный круг

На памятники им.

Но, помолясь, забыв тщету,

Живой живет с живым:

В могиле тело, - красоту

В сердцах своих храним.

Плывет, как фимиам,

В тиши блаженный сонм духов,

Сияя, сходит к нам.

Мы знаем, кто виденья шлет

И из какой страны!

Смежаем взор, лишь свет взойдет,

Которым спасены!

Телесный тлен и слабый вздох -

Добычею Чумы;

Но в смерти зрим, коль в сердце бог,

Живую радость мы.

Туманен свет минувших лет

Во славе, что грядет.

Напрасно горе! Плача нет!

Христос домой зовет.

Младенец, плакать подожди,

Игрой не теша глаз!

Умрем - проснемся: на груди

Сокровище у нас.

Улица. Собралась взволнованная толпа.

1-й мужчина.

Вот он - известный шут. Взошла луна

И светит, правда, потусклее солнца,

Но хорошо, а этот сальный плут

Все рыщет с факелом, дымит всем в рожу

Вонючим маслом и спешит, мошенник,

На улицах, куда бы ни приткнулся,

Зажечь свои ничтожные светила.

А что за польза в фонарях? Чуме

Не страшен свет: и днем она разит,

При фонарях, при месяце, при звездах,

При всяком свете. Или хочет он,

Чтоб мы яснее видели друг друга?

Клянусь, на всяком встречном человеке

Прочтете вы одно и то же: смерть,

Вот этот, - тощий, длинный, - он подобен

Анатома сухому препарату,

Сбежавшему из-под стекла. И вас,

А ну, девчонка, покажись при свете.

Ошибся я: фонарик не без пользы.

Будь Евой ты, Адам не согрешил бы.

2-й мужчина.

Шутить - все шутят, а на сердце тяжко.

Уверен я: пока не перемрут

Все, здесь живущие, Чума навряд ли

Уйдет от нас. Касательно ж луны,

Что светит ярко, то слыхали ль вы,

Что говорят астрологи о ней?

Женщина.

2-й мужчина.

1-й мужчина.

Да, человек, живущий на луне.

Он сильно изменился. Помню, в детстве

Я знал его согбенным под вязанкой

Сухого хвороста. Он должен был

Таскать свой груз. Теперь же он, огромный,

Косою острой лондонцев несчастных

Сечет, как травы на лугу.

3-й мужчина.

Доныне

Кто не был слеп, свидетельствовать может

О жутких знаменьях, томивших нас

Предвестьем страшных бед. К нам свет дневной,

Казалось, не от солнца исходил,

А от земли мерцающим туманом

Вставал. И люди с видом изнуренным

По улицам бродили, и во тьме

Их поступь эхо гулко повторяло.

Когда ж рассеялся туман, за ним

Кроваво-красное открылось солнце,

От ярости лишенное лучей.

Таким оно на зорях и весь день

Над городом маячило, и все

Не верили, что это было солнце.

Как видел это я, что над собором

Святого Павла трижды, ровно в полночь,

Являлся призрак в облаках, на троне,

И королевским манием оттуда

Он мощную к нам руку простирал,

Сверкавшую как молния, и в этом

Была, казалось, верная угроза.

И хмурились под мрачною короной

Его гигантские черты, когда

Он нам и Лондону сулил погибель.

Потом вставал величественный дух,

Сурово глядя вниз, и исчезал

За облаками в черной бездне неба,

Светящейся рукою угрожая.

Голос из толпы.

Я видел это, я, в ту ночь, когда

Пришла Чума.

3-й мужчина.

А не видали ль вы,

Увиты саванами, длинной-длинной

И молчаливой вереницей, вниз

Скользя по ряду темных ступеней,

Которые вели как будто в вечность?

Голос из толпы.

Так расскажи подробней, что ты видел,

Ученый человек. Ты говоришь,

Как пишут в книгах. Что ж еще ты видел?

3-й мужчина.

Как двигались по небу катафалки...

Не так, как по земле - поодиночке

Пустынною дорогой проезжают,

А тысячи, десятки тысяч в ряд

На милю растянулися по небу,

И, с ветром споря, бунтовали перья,

Торчавшие на конских головах,

И кони черной, дикой кавалькадой

Бесшумно двигались сквозь ураган,

Неудержимые, казалось... Но...

На синем своде заблестели звезды.

Голос.

3-й мужчина.

Еще я видел,

Что кладбище раскинулось в полнеба.

Там, в черноте процессий погребальных,

Стесненных у ворот, стонали люди

И плакали, и горько причитали,

А над воздушным кладбищем из тучи,

Вот-вот готовой громом разразиться,

Спускался колокол. Качался он,

Звонил, и звоном потрясал все небо.

Не я один, а многие слыхали,

Вскочив с постели, думали: "не сон ли?

Землетрясенье, может быть?" И больше

Не смели спать.

1-я женщина.

Ну, о виденьях в небе

И призраков, и похорон, и кладбищ

И без небесных знамений твоих.

Голос.

Не слушай эту тварь и продолжай.

Люблю, чтоб волос дыбом поднимался

И было слышно, как колотит сердце.

3-й мужчина.

А помните, как ночь была черна,

Когда внезапно прекратилась буря,

И так, как свет сменяет тьму, ее

Безмолвие сменило? Город наш,

Как чудище, лежал и задыхался

В ужасной тишине и ждал беды,

Не знал, какой, но знал - она близка.

Тогда, подобно реву океана,

С нависших туч раздался голос: "Смерть",

И эхо подхватило мощный крик,

И лишь тогда он начал затихать,

Когда опять забушевала буря,

2-я женщина.

Его рассказ я слушаю, как сон,

И эти звуки и виденья с неба

Страшнее ужасов самой Чумы.

1-й мужчина.

Ну, женщина, ты, вижу, не мечтатель:

Глаза горят, как уголь, а в усмешке

Есть горечь, мне приятная. Что скажешь?

1-я женщина.

Я б не сказала, что Чума плоха.

Нам, беднякам, приверженным к труду,

Она дает изрядную добычу:

Сидеть ночами у таких постелей,

К которым вряд ли подойти решится

Кто побогаче. И притом скажу я,

Что не Чума разит, а страх. К примеру;

Идет солдат, испытанный в боях.

Кивните на него, словечко бросьте -

Достаточно: его в могилу тащат.

Купцы, писцы присяжные, - так те

От страха мрут, увидев, как сиделка

Посмотрит на часы. Пустое дело.

Лет через сто все будет хорошо.

2-я женщина.

1-я женщина.

Два месяца я по десятку в день

В могилу снаряжала. Тоже надо

Похлопотать. Коль хорошо платили -

И я старалась. А скупых и бедных -

Тех уберешь без всякого старанья:

Закроешь рты, потом опустишь веки,

Разок-другой оправишь - вот и все.

Что говорить, небрежная работа.

2-я женщина.

А почему же так добра была ты

К ленивым и жестоким богачам?

Но, впрочем, пусть богач хоть в этом деле

1-я женщина.

Вот, что о погребении таком

Подумает дворянство - я не знаю.

Банкир и нищий, джентльмен и крючник,

Бездомница и леди-белоручка -

В бездумном сне, в соседстве необычном

Лежат теперь в одной и той же яме.

2-я женщина.

1-я женщина.

Боюсь, вы станете еще бледней,

Коль развяжу язык свой перед вами.

А впрочем, расскажу о Ривингтоне.

Сегодня умер негодяй. Да будет

Навеки имя проклято его.

Будь проклят он и там, в могиле общей,

Пусть бремя сотни тел гнетет его

Стесненный дух, пока он в тяжких муках

Не, свергнется под ними в ад стремглав.

Достаточно проклятий. Ты, ей-ей,

Испортишь глотку. Джентльмен твой умер,

Душе его найдется место. Дальше.

1-я женщина.

Меня позвали в дом чумной убрать

Двух деток. Ривингтон. Мне это имя

Знакомо двадцать лет. И уж не тот ли

Отцом их стал, что, в Оксфорде живя,

Церковные науки изучал?

Он слыл тогда у матери такой,

Как церковь наша, благонравным сыном

И пестуном у Оксфорда, у няньки;

Мерзавца я узнала. Смертный час

Застиг его средь мертвого семейства,

И лица посиневшие детей

С отцом своим чертами были схожи.

Добра от них не ждать, коль были б живы,

Когда в них кровь такая же текла.

Забыла помянуть, что и жена

Лицо ее прекрасное скорбело:

Снесла она, наверное, не мало,

Проживши с ним бок-о-бок десять лет.

Я кончила работу и спросила:

"А где же плата?" Он молчал, и тупо

И неподвижно на меня глядел.

"Где ж золотые у тебя, злодей?"

Да что рассказывать. Конечно, он

Узнал меня и понял, что пришла я

Не с тем, чтоб хриплый вопль его услышать,

Взывающий трусливо о прощеньи,

А с тем, чтобы проклясть. Будь проклят он.

2-я женщина.

1-я женщина.

Росло нас три сестры. Мы были

Красивые, беспечно-молодые.

Мы, весело трудясь, кормили мать,

Разбитую параличом. И вот

И золотом своим поверг нас всех

И в грех, и в стыд, и в скорбь. Тут наша мать

Скончалася от горя, а сестра

Не вынесла родов. Другая вскоре

Зачахла от печали; я одна

Осталась жить и ждать судьбы несчастной.

И, кажется мне, только день один,

Те два часа, пока он умирал,

Тот краткий миг, когда в предсмертном хрипе

Его язык коварный онемел,

И, в корчах извиваясь, стал он трупом, -

Послали мне земного счастья долю,

И месть моя мне усладила жизнь.

2-я женщина

Ужель тебя совсем не мучит совесть?

Ведь ты ж его любила.

1-я женщина.

Никогда

Я не любила. Знал и он, какую

Я - за свое тщеславье, спесь да глупость,

И к деньгам низкую любовь (теперь

Она не то, она - необходимость).

Влачила жизнь бесстыдную, на голод,

Презрение и смерть обречена.

А он - за похоть, ложь и за жестокость

Был обречен увидеть смерть детей

И смерть жены, что сгинула под вопли

Безумия. Раскаянье смутило

Помятую постель, изрыв могилу.

А та, чья грудь была ему утехой,

Смотрела с яростью, как негодяй

В страданьях и отчаяньи томится

И мечется на ложе. Божий перст

Избрал меня орудьем недостойным.

2-я женщина.

Давай гулять. С тобой мы будем пара.

Я с малых лет, в чем родила мамаша,

На улице осталась, и все детство

А в годы женские, как ты, шаталась

На улице, где начинала жизнь

Бродячею девчонкой, посейчас

Без крова, без еды и без гроша.

Так что же мне Чума? Пойдем, подружка,

Гулять со мной.

1-й мужчина.

Хоть это хорошо,

Да ни к чему. Эй, бледнолицый, хочешь, -

Ограбим церковь? А? Ограбить церковь

И с нашею ватагой оборванцев

Добычу разделить?

2-й мужчина.

1-й мужчина.

Так ты - грабитель, видно, щепетильный.

А вдруг на клиросе, при лунном свете,

Да запоют гнусавые хористы.

Но стоило б собраться с духом, парень.

Стоят без дела, их любой мальчишка

Способен унести. Да, кстати, посох,

Украшенный камнями, не стоит ли

В каком углу? Игрушка не пустая.

Но, в десять раз дороже всех безделиц,

Увесисты сосуды для причастья,

Которые священник в стихаре

Обеими руками преподносит.

Что, если растопить их, езуит?

Сам Крез нам позавидует тогда.

Пойдем к собору.

2-й мужчина.

Нет, я здесь останусь,

Иль поищу какой другой работы.

А это - святотатство. Я бы сна

Лишился, только посягнув на церковь.

Я, правда, не хожу туда молиться,

Но грабить тоже не пойду. А, впрочем,

Я не упрям. И жаль мне расставаться

Мы нападем на дом чумной, где люди,

Возможно, умерли, иль, умирая,

Не могут защищаться. Так убить их -

Ведь не убийство.

Голоса.

Слышится дикий крик, и в толпу врывается полуобнаженный человек.

Помешаный.

Несчастный город! Горе! Горе! Горе!

Царь воздуха в свои дворцы сгоняет

Преступников и нечестивых души.

Покайтесь! Красноглазый Гнев вас всех

Иссушит, и вы станете тенями.

Над городом его кровавый меч.

Падите, богохульники! Нет, поздно.

Несчастный город! Горе! Горе! Горе!

2-й мужчина.

Помешаный.

2-й мужчина.

Помешаный.

Лишь месяц - и один останусь тут,

В огромном городе, вопя, как демон,

И вечным одиночеством казним,

И духами немыми осажденный.

Вот, посинелые, скользят за мной,

В глазах проклятье, смертный холод веет

От рук костлявых, а персты презреньем

Клеймят меня, а я к камням прикован,

Глухим к остановившемуся сердцу.

Толпа.

Помешаный.

Мой грех наслал на город эту кару.

Есть грех, которого простить нельзя.

Я в нем повинен, оттого могучий

И страшный снизошел на землю бог

Лишь я один навеки осужден -

Жить! Вечно жить! И стану я напрасно,

Как стонущая птица тьму пещеры,

Безмолвие могильного покоя

Пытаться разбудить безумным воплем.

О, Иисус! О, разрушитель! Твой

Громовый голос оглушил меня.

Вдоль улиц кровь бежит, и стоны смерти

Вдруг рушат стены, как землетрясенье.

Вон башня падает... Ура! Вниз! В ад!

Что ж вы-то, бледные, немые духи?

Вот вас бы крылья бури разметали,

Как клочья облаков, как лист осенний,

Свистящий в злом, холодном сердце леса!

Я слышу: граду - горе, горе, горе!

Убегает с воплем.

1-й мужчина.

Сброд жалких трусов, воплями безумца

Повергнутый и в страх, и в ужас! Так

Поднявши насмех голос, чуждый лжи,

Своей же тени трусят! Вас в столбняк

Вгоняет бред слюнтяя-идиота!

1-я женщина.

Смотрите! Небо явлено над адом!

За демоном измученным вослед -

Наш ангел, - милосердие за горем.

2-я женщина.

Входит Магдалена, вся в белом, с библией в руке.

1-я женщина.

Никто не знает этой чудной леди.

Она по захолустьям всюду бродит

И бедняков дарит, и утешает

В предсмертный час, и погребает мертвых.

Я грешница, но от ее улыбки

Вновь нежно сердце, и душе невинность

Ее волшебный голос возвращает.

Магдалена.

Голос.

Как ласково ты бедных привечаешь!

Слыхали мы, что ангелы слетали

На землю; если ангел ты, позволь

Нам пасть перед тобою ниц. Мы грешны,

И наша жизнь бесчестия полна,

Но знай, дитя небес, что вера в бога

И в наших душах теплится еще.

Магдалена.

О, зрелище печали! По рожденью

Я грешное созданье, как и вы,

И если жизнь моя была чиста,

Я чистотой обязана тому,

Чья кровь грехи людские омывает

И душу делает белее снега.

2-я женщина.

Магдалена.

Вы сами предрекли себе погибель

Покой душевный приведет к надежде,

Надежда - к вере, вера же - к блаженству;

Оно отучит вас бояться смерти

И, победивши тлен, восторжествует.

2-я женщина.

Магдалена.

Вернитесь в дом - те, у кого он есть.

Он и пустой покажется отрадным.

А если там недужный или старый -

Вы вспомните, что делал утешитель.

А если все погибли - обратите

К сидящему в Сионе ваши взоры

И не страшитесь одинокой смерти.

Я помолюсь за вас. Всегда молитесь.

Вам радостно благословлять меня,

Созданье грешное, за доброту,

Которую мне даровало небо, -

Молитеся распятому за вас.

И если даже дом ваш опустеет,

Сердца от счастья ваши будут петь,

Как жаворонок на закате солнца,

Забывший, что жестокая рука

Разрушила его гнездо поутру.

2-я женщина.

Пускай скорее нас разит Чума.

Небесный Дик твой скроется, и кто

Нас защитит от гнусной образины

И голоса порока?

Магдалена.

Голоса.

1-й мужчина.

О, как она прекрасна! Страшно думать,

Что небо - это только сон глупца.

Зачем дивлюсь я на нее, как будто

От суеты мирской такой далекий

И неземной, мне проникает в душу,

И я, ему внимая, погружаюсь

В извечный океан покоя. Как?

Разубедить ужель улыбка может

Безбожника? Насмешка.

2-я женщина.

Вот она

Рукою белоснежной посылает

Благословенье. Тихая плывет

Над нами ночь, усыпана звездами,

И светит ясный месяц. Этот ангел

Своей невинностью и красотой

К нам, гибнущим в отчаяньи, склонил

Всеблагостного бога взор. Мир нам.

СЦЕНА IV

Франкфорт сидит возле мертвых тел матери и маленького брата. Поодаль стоят Священник и Вильмот.

Франкфорт.

Что смотришь на меня печально, старец

На этот лик, - его покой глубокий

И мне овеял сердце.

Священник.

Франкфорт.

Слушай:

Один оставшись с ней, недвижной, я,

Неистово крича, стал звать ее,

Вернуть желая к жизни. И улыбка

Помнилась на устах с укором нежным

Бессмысленному горю моему.

Взгляни на лик ее! На нем вся вечность

Отражена. Покой бессмертья чистый,

При коем вся мирская суета -

Как мимолетный ветер, а в душе

Эфир иных высот неслышно веет.

Священник.

Не мало нежных лиц я видел в смерти,

Преступника суровый лик. Я видел -

И грешника тревожные черты

Покрылись - только жизнь прошла - нежнейшей

Тончайшей тенью, словно от крыла

Невинности, пришедшей слезы лить

Над некогда и юным, и любимым.

Здесь - совершенная краса почиет.

И кротких черт, как и ее дитяти,

Грех не коснулся: святостью сияют,

Им отворившей рай обетованный.

Франкфорт (Вильмоту).

Ты плачешь, друг! Такие слезы ей

Сна не смутят. Смотри, текут безмолвно

К ней на ланиту, но она недвижна:

Твои глаза как бы не смеют плакать.

Вильмот.

Франкфорт.

Знай: страшен холод дивного лица.

Взглянуть на матушку. Так обещанье

Исполнил. Вот она!

Вильмот.

Франкфорт.

Возьми себе ты прядь ее волос,

Нежно-каштановых, хоть в них мелькает

И серебро. Пускай они совьются

С кудрями радости неомраченной

От лучезарной головы ребенка

Прелестного - и ради дружбы нашей

Их сохрани.

Вильмот.

Коль заслужил любовью,

Святых останков часть моей да будет,

Франкфорт.

Так! Чьей благочестивою заботой -

Спрошу теперь - у гроба здесь цветы?

Мне дело женской ласковой руки,

Не позабывшей сладкого искусства

Времен счастливейших - здесь, при печальном

Убранстве мертвых. Лишь одна рука,

Одна на всей земле, была достойна

Так положить цветы, - она далеко.

Священник.

Франкфорт.

Священник.

Ты прав, одна рука была достойна

Здесь укрепить венок. Персты ее

Не спутали прикосновеньем кос,

Ни складочки покрова не измяли;

Цветы, разложенные ими - словно

Роса с небес. Твоя то Магдалена -

Вот чьи персты почившую убрали.

Как? Магдалена средь Чумы свирепой!

Судьба моя таинственна. О, дух,

Дух матери, прости мне, если тут,

Где ты почиешь, с мукою душа

Невольно возвращается к живым, -

Коль Магдалена, правда, средь живых!

В улыбке этой жизнь. Благословенный

Старик, ты истинно слуга господний.

Священник.

Она жива! И в этот миг идет

Мать хоронить твою.

Франкфорт.

Священник.

Франкфорт.

Священник.

С прелестной дочкой три недели чудных

Они здесь жили. Был назначен день

Их возвращения в родные горы.

И вот - Чума.

Франкфорт (страстно).

Не бросили же их

Пред состраданьем, плачущим напрасно,

Всех вместе в отвратительную яму?..

Священник.

Тогда не мало мест упокоенья

Давала мать-земля. Их погребли

В день смерти их в спокойном месте, даже

Красивом; под широкой тенью древа,

Посаженного здесь самой природой,

На кладбище укромном городском.

Франкфорт.

Священник.

Об этом дне не должно говорить

Жива. Вот все, что я сказать решаюсь.

Есть воздух, коим да не дышит память,

Есть место свято - черному забвенью,

Хранимое навек несчастьем горьким.

Франкфорт.

Могила в городе, в толпе могил!

И в бурях океана убеленный

Борец ночей, и эта голова,

Над коей снег годов так нежно падал

Из тишины миров - в земле, в земле!

Не вспомнили ль о кладбище родном?

Священник.

Франкфорт.

Это все равно.

Есть маленькое кладбище на склоне

Полугоры над озером Рейдальским,

За домом, где родилась Магдалена,

Красивое, в прогалине весенней

Защищены и в вечном спят покое.

Поди туда, когда захочешь, - место

Зеленое, все светится. И лечь

Они желали там, и Магдалене

Нередко говорили. Смерть похожа

На ангела в краю, который ею

Был освящен. Я вижу уголок,

Для сна избранный ими; но далеко

От тихого святилища они

Покоятся - и не его покоем.

Страшусь, не возвратиться Магдалене

В свой дом родной.

Священник.

Она лишь улыбнулась,

Как я ее молил покинуть город,

Примолвив, что не бросит прах отцов.

Мать вашу навещала б каждый день,

Когда бы не зараза.

Франкфорт

Прости мне, небо! Нет, я не забыл,

Что слушаю тебя - здесь, возле гроба.

Напрасно опасалась Магдалена:

Пришла ж с венком на гроб.

Священник.

Живет она

Не в одиночестве смертоподобном,

Невдалеке (от смерти. Целый день,

Три месяца - и ночи напролет

У смертного одра она проводит,

Откуда с трусостью бесчеловечной

Любовь, горячая во дни веселий,

Бежала, - чтоб споткнуться о могилу.

Хоть раньше знала наша Магдалена

Лишь по названью горе и жила

Глубоко в сердце мира со стадами

И птицами, с цветами и звездами -

Ее любви и чистоты друзьями, -

Она, дремавшая в саду отрад,

Вдруг вспрянув вместе с бурей, словно ангел

(И прядь волос не шелохнулась!) стала

У ложа мечущейся муки смертной!

Вся бестревожна, как весенний день,

Одна гуляя в горной тишине,

Чтобы новорожденного козленка,

В руках согрев, снести домой.

Франкфорт.

Да, знаю!

Любил я трогательную красу,

Улыбчивый и светлый лик души;

Но я смотрел с немым благоговеньем

В спокойствие бездонное глубин,

Где отражался нежный лик небес.

Священник.

Иные мнят: у ней есть талисман

Против Чумы. Да, так - он ей дарован;

Но не в кольце, не в амулете: спит

Он в тишине души ее безгрешной.

В слезах глядят на смертное созданье,

Что смерть вот-вот похитит - и согласны

Все: сострадательней, добрей, прекрасней

Здесь по земле созданья не ступало.

Отворяется дверь и входит Магдалена.

Священник.

Она, благословенная! Смотри!

Магдалена (видя Франкфорта и Вильмота, коленопреклоненных, с лицами, обращенными к ложу).

Франкфорт (вставая).

Магдалена (бросаясь на колени рядом с ним).

Тс! Тс! Мой Франкфорт! Обнимаю правой

Тебя, мой друг, а левою касаюсь

Почившей и безмолвной.

Франкфорт.

Магдалена.

Франкфорт.

Молчи, все знаю.

Иль руки ангела вокруг меня?

Нет, смертной, но преображенной горем,

Что многие сердца сломить сильно.

В твоих объятьях что мне смерть сама!

В святом дыханьи этой груди - вера,

Благоговение и мир души.

Тень мира преходящего, дохнув

В лицо чистейшей смертной красоты,

Не замутит святой души твоей:

Не знает, светлая, потоков слезных.

Священник (Вильмоту).

Вильмот.

Небесным милосердьем этот ангел

Ниспослан - с этим голосом кристальным,

С прозрачным взором, - у могилы другу

Поведать, как прекрасна в небе мать

Преобратит отчаянье в покорность.

Священник и Вильмот уходят.

СЦЕНА V

Кладбище. Полночь, яркая луна и чистое небо; свежевырытая могила возле церковной стены, к которой прислонились Могильщик и его помощник.

Могильщик.

Работа не плохая; для начала

Порядочно ты заступом владеешь.

На путь бы стать кладбищенскому делу

(А то ведь яма с пастью безобразной -ї

Что разоренье), - станешь, мальчик мой,

Могильщиком заправским. Но послушай!

На добрых футов пять в могиле стоя,

Распяль глаза и не швыряй песком

В глаза мне, филин! Бодро подтянись,

Как истый сын могильщика, отвал

Отделай хорошенько над собой.

К моим могилам я хочу доверья;

Хоть родственники и плохие судьи,

На эти вещи не глядят, да глаз

Чтоб яма честно вырыта была.

Что там, как лист осиновый, дрожишь?

Мальчик.

В жисть не любил по кладбищу ходить,

А ныне, в самый мертвый час ночной

Стоять в могиле с головой, - как хочешь,

А сделаешься холодней ледяшки,

Застынешь вроде как могильный камень.

Непрочь бы я могилку вырыть в поле.

На вольном воздухе, да днем, на солнце;

А то сиди в глубокой черной яме

Средь мостовой из гробовых камней, -

А над башкой - луна, что привиденье, -

Заместо гладких голышей швыряй

Изъеденный червями жёлтый череп

Оскаленный. Работа - жуть.

Могильщик.

Позорь

Старинное благое ремесло!

Псаломщика, а то и звонаря -

Зарыть тебя, как пса; не в тот конец

Гроб изголовьем вдвину. Ну тебя!

Мальчик.

Уж и старик! Одной ногой в могиле,

Как говорится...

Могильщик.

Ну, молчи, болтун!

Одной ногой в могиле! Буду петь

За годом год я над своей работой,

Как вас, певцов с цыплячьими сердцами,

Давно уж в клетку приберут. Смерть любит

Могильщика - и волоска не тронет.

Что до Чумы - она боится нас,

С мотыгой и лопатой на плече.

Взгляд кинет - и пойдет на дичь, как ты,

Как девочка, что на тебя похожа.

Мальчик.

Ты видел леди и ее ребенка,

И жалости не ведал за работой;

И Желтый Чарльз {*} - король тебе не в страх,

Ты б в летаргии спящего зарыл.

{* Золотая монета с изображением короля Ричарда (Чарльза).}

Могильщик.

Шесть лет прошло, как добрый, благородный

Ее супруг мной в землю положен.

Я все семейство знал в трех поколеньях

И всех любил. Но что за польза хныкать,

Как маленький ребенок, что могилы

Не видел отродясь? Клянусь лопатой,

Когда б я был способен слезы лить,

Все б излились над этою могилой.

Прелестней леди не ходила к храму

По этим плитам - и она на небе!

Кто мыслит так, тот ей могилу роет

С весельем, как садовник по весне.

Мальчик.

Могильщик.

Вздор, - убьют!

Ограбят - да. Держи-ка деньги крепче,

Коль деньги есть. Могильщики еще

Без золота не ходят на работу.

Убьют, ограбят и зароют вмиг.

Могильщик и мальчик стоят молча в тени церковной стены, а Вальсингам и Фицжеральд приближаются.

Фицжеральд.

Вот это место лучше нам годится,

Чем выбранное раньше. Здесь могила

Как раз тебе готова, Вальсингам!

Ночлег теплей тебе дало бы нынче

Коротенькое слово: "извини".

Вальсингам.

Я думаю, надменность эта мало

Подходит к делу. Что? Просить прощенья

У низкой твари? Зрит великий бог:

Стоим мы тут и мыслим об убийстве

Над темной бездной вечности. Подумай,

Фицжеральд.

Дурак! Мерзавец! Лжец! Таков ответ

Твоим словам невыносимым. Ты -

Ожесточен, насмешлив. Час пришел,

Я б мог простить тебя. Но нет! Смотри

На эту шпагу и готовься к смерти.

Вальсингам.

Не трус я. Да! Хочу я умереть, -

Однакоже в тени господня дома

Не должен быть убийцей.

Фицжеральд.

Дом господень!

Благочестива речь, да не поможет.

Могла б Чума спугнуть мечты такие,

Что в детской дороги, или у баб:

Опоры ищут слабые сердца, -

О нас, мол, бог заботится, о верных!

И все ж, хоть в ночь мы тысячами гибнем

И как скотов хоронят нас, - его

Из общей ямы, где лежим, как пчелы,

Задушенные серными парами, -

И духами во славе воспарить!

Насмешка горькая! Ты в яму -глянь,

Откуда тленье паром всходит к небу,

Как брошенная в небреженьи жертва, -

И о бессмертьи говорить посмей.

Могильщик (появляясь).

Почтеннейшие господа, простите,

Могилу эту рыл я не для вас.

Она заказана. Ее владелец

Чрез полчаса прибудет взять ее.

Из пустяков, слыхать, дерутся люди;

Но перерезать горло на кладбище,

Хоть дело ново, больно неказисто.

Фицжеральд (бросаясь на Вальсингама).

Он получает от Вальсингама удар в сердце и восклицает:

Тут не убийство, тут самозащита.

А быстрый глаз! Не то б он вас проткнул.

Уродливы и неудобны шпаги, -

Я не люблю.

Вальсингам.

Теперь убийца я!

К лицу мне это мерзостное имя.

Его безбожное слепое сердце

Послать на суд! Мне руки обагрила

Могильщик.

Вальсингам.

Похоронная процессия приближается к могиле, у которой Вальсингам сидит возле мертвого тела. Магдалена, Изабелла, Священник, Франкфорт и Вильмот.

Священник.

Что за ужасный вид? О, Вальсингам!

Боюсь, ты грех великий совершил,

Обрек себя раскаянью до гроба.

Вальсингам.

Тебя я слышу, глаз поднять на смея

Твой гнев; но жалость праведника будит

Остатки доброго в душе безумной,

И, внемля ей, я чувствую: лежать

Мне лучше бы во тьме глухой, немой!

Вальсингам.

О, Франкфорт! Знаю, кто лежит в гробу.

Смотри, как я дрожу пред этим прахом -

Взгляни сюда - на труп, что коченеет

И в судороге мне кричит: "Убийца!"

Бросается ниц.

Могильщик.

Франкфорт.

Он нас не слышит, погруженный в боль

Раскаянья. Дух с большим состраданьем

И Отвращением к пролитью крови,

Не звался моряком.

Священник.

Опустим гроб

В могилу? Час прощания настал.

Иль подождете - вон за той могилой?

Вальсингам.

Заупокойная прекрасна служба.

Ей со слезами я могу внимать,

Когда сказал последнее прости

Той, что на небе; причащались оба

Мы тела господа в тот самый день.

Когда мы шли домой из церкви нашей

Мать, на меня взглянув, шепнула тихо:

"Любой твоей судьбе я подчинюсь;

Коль ты вернешься, а меня не будет,

Святое причащенье это вспомни

".

Магдалена.

Гроб опускается в могилу.

Бросайте

На гроб тихонько землю. Магдалена!

Смотри, он исчезает. О, конец

Годам блаженства, радости и солнца!

Магдалена.

Не прожил смертный жизни безмятежней.

Муж умер у нее, - она скорбела,

Но ясности несчастье не смущало

И днем и ночью, - иль напевом гимнов

Так нежно пело, достигая неба.

Франкфорт.

Не так дивлюсь, что умерла она;

Жила так долго в этом грустном мире!

Малютка Вильям, в кроткой красоте

Схороненный, прощай. Тебя и словом -

Хвала творцу - я не обидел, милый!

Что раковин красивых привезу;

Он улыбнулся и заплакал. Ныне

Он улыбается в могиле темной.