| Автор: | Вовенарг Л. Д. |
| Категории: | Философская статья, Цитаты, афоризмы |
РАЗМЫШЛЕНИЯ И МАКСИМЫ
331
От простодушия как бы исходит свет; при нем обретают осязаемость предметы столь неявные, что большинство прошло бы мимо, их не заметив.
332
Простодушие умеет все объяснить куда более внятно, чем самые точные определения: оно говорит на языке чувства, более совершенном, нежели язык воображения и разума, ибо он и красивей, и доступней людям всех званий.
333
На свете мало кто ценит простоту и не старается прикрасить природу. Дети надевают шляпы кошкам, натягивают перчатки на лапы щенкам, а ставши взрослыми, обдумывают свои жесты, писания, речи. Однажды мне довелось проезжать деревню, где крестьяне согнали на площадь мулов, чтобы по случаю какого-то праздника их окропили святой водой; я стал свидетелем того, как на спины бедным животным навязывали банты. Люди так любят всяческие покровы, что навешивают их даже на четвероногих,
334
Я знаю людей, которым простодушие претит не меньше, чем, скажем, иным деликатным натурам - вид голой женщины: они жаждут нарядить ум, как наряжают тело.
335
Лишь воодушевление помогает нам постичь великие истины: хладнокровие рассуждает, но ничего нового ему не открыть. Истинному философу пыл души столь же, быть может, необходим, как и верность суждения.
336
Уму только порывами дано взлетать к вершинам великого.
337
Лабрюйер был великий художник, но, пожалуй, не слишком великий философ; герцог де Ларошфуко был философ, но не художник.
338
Локк был великий философ, но слишком умозрительный или расплывчатый, а порою и малопонятный. В его книге глава «О власти» 27 изобилует темными местами и противоречиями, она скорее вносит путаницу в этот вопрос, нежели помогает нам познать истину.
339
Если автору пеняют на непонятность его книги, пусть он не вздумает обороняться. Начните только доказывать, что это вина не ваша, а читателя, попробуйте защищать свой слог, как немедленно откроют огонь по вашим мыслям. Я вас отлично понял, скажут вам, но мог ли я допустить, что именно таков смысл ваших фраз?
340
Человек разумный не станет придираться к прямому смыслу слов, если ему понятно, что хотел ими сказать автор.
341
Перескажите кому-нибудь вычитанную в книге мысль, и вам ответят, что она не нова; спросите тогда, а верна ли эта мысль, и выяснится, что вот об этом ваш собеседник не думал.
342
Если хотите высказывать серьезные мысли, отучитесь сперва болтать вздор.
343
Почему называют достойной члена Академии речь цветистую, изящную, остроумную, благозвучную, но никогда так не говорят о речи, полной глубоких мыслей, сильной, справедливой, простой? Где же взращивать подлинное красноречие, если в Академии его разбавляют водою?
344
В наши дни под дурным слогом многие люди разумеют простое, без шуточек, острот и прикрас изложение истины.
345
Некто написал письмо на тему, имеющую капитальное значение, причем написал с горячностью, ибо стремился убедить своего адресата; перед отправкой письма он показал его приятелю, человеку несомненно умному, но приверженному моде. «Почему, - сказал тот, - вы не сдобрили ваши доводы солью остроумия? Мой вам совет, возьмите и все перепишите».
346
28 будто некий народ попросил оракула научить способу удерживаться от смеха во время публичных прений: наша глупость еще не достигла таких высот благоразумия.
347
Не удивительно ли, что почти все наши поэты то и дело повторяют выражения Расина, меж тем как Расин ни разу не повторил ни одного своего выражения?
348
Мы восхищаемся Корнелем, самыми примечательными своими красотами обязанным Сенеке и Лукану,29 которыми мы отнюдь не восхищаемся.
349
Хотел бы я знать, не считают ли люди, знающие латынь, Лукана более великим поэ* том, нежели Корнель?
350
Кто пишет прозой, тот не поэт, тем не менее в прозе Боссюэ больше поэзии, чем во всех стихах де Ла Мота.30
351
Среди множества вояк мало храбрецов, среди множества стихоплетов мало поэтов. Целые толпы людей хватаются за почитаемые в обществе ремесла, хотя все их призвание ограничивается тщеславием или, в лучшем случае, славолюбием.
352
Буало судил о лирических стихах Кино только по их недостаткам, а поклонники этого поэта - только по их достоинствам.
353
Музыка Монтеклера в знаменитом хоре «Иеффай»31 возвышенна и прекрасна, а слова аббата Пеллегрена не более чем красивы. Я пеняю не на то, что в парижском оперном театре танцуют вокруг гробницы или умирают с песней на устах - смешным это кажется лишь очень неразумным людям; нет, меня печалит, что стихи в операх всегда слабее музыки, что выразительность они заимствуют у композитора. Это большой недостаток; вот почему меня удивляет утверждение, будто Кино достиг совершенства в избранном им роде поэзии,32 и хотя я не считаю себя знатоком в этом вопросе, подписаться под таким приговором никак не могу.
354
Не всякий человек, умеющий рассуждать последовательно, способен при этом рассуждать правильно: он исходит из какого-то свойства предмета, не замечая других его свойств и особенностей, иначе говоря, судит односторонне и впадает в заблуждение. Чтобы рассуждать всегда правильно, нужен ум не только ясный, но и обширный, меж тем мало кто умеет, сразу охватив предмет со всех сторон, сделать затем все нужные выводы: вот и получается, что люди, обладающие истинной верностью суждения, так малочисленны. Одни последовательны, но узколобы, поэтому ошибаются всякий раз, когда необходим широкий охват; другие умеют многое схватить, но стройные заключения даются им с трудом, поэтому там, где нужна последовательность, они теряют нить рассуждений.
355
Размышляя о нелепостях людского поведения, убеждаешься, что в их основе всегда лежит либо глупое тщеславие, либо какая-нибудь страсть, которая слепит нам глаза и делает непохожими на самих себя: глядя на человека, совершающего глупые поступки, я всякий раз думаю, что он не помнит в эту минуту ни кто он такой, ни какая ему дана сила.
356
Все нелепости людского поведения говорят об одном-единственном пороке - о тщеславии, а так как именно этому недостатку подчинены страсти светского человека, становится понятным, почему так мало естественности в его манерах, нравах, удовольствиях. Тщеславие, столь натуральное в светских людях, чаще всего заставляет их вести себя ненатурально.
357
Самая убедительная на первый взгляд критика отнюдь не всегда справедлива: Монтень упрекал Цицерона за то, что, совершив так много великих деяний на благо республики, он пожелал прославиться еще и своим красноречием, но Монтеню не пришло в голову, что эти великие деяния, которыми он так восхищается, Цицерон совершил с помощью слова.
358
Правильно ли утверждение, что нашу мысль ничем не удовлетворить, а вот натура довольствуется малым? Но тяга к наслаждениям, но жажда славы, но жадность к деньгам, короче говоря, все страсти - разве их можно насытить? А что дает размах нашим стремлениям, что ставит пределы нашей мысли или, напротив того, подстегивает ее, как не натура? И не натура ли понуждает нас пренебречь этой самой натурой, как рассуждения иной раз сметают наставленные разумом преграды, уподобляясь стремительным рекам, прорывающим плотины и выходящим из берегов?
359
Катилина понимал, какие опасности подстерегают заговорщика, но мужество твердило ему, что он их преодолеет; мысль управляет лишь слабыми душами, а надежда вводит в обман даже самых сильных.
360
На все есть свой резон, все происходит, как и должно произойти, мы действуем в согласии со своим чувством или натурой. Я себя понимаю, так какое мне дело, понимают ли меня другие?
361
Женщине не следует притязать на ум, королю - на красноречие или поэтический дар, воину - на тонкость чувств или обходительность - таков общий суд: неумение видеть дальше собственного носа умножает эти правила и законы, ибо чем ограниченней ум, тем больше он стремится всему поставить пределы. Но натура смеется над нашими ребяческими требованиями, она вырывается из теснин предрассуждений и творит ученых женщин и коро-лей-поэтов, невзирая на все возведенные нами преграды.
362
принуждают к этому: никому в голову не приходит взращивать в нем самобытность, мужество, независимость.
363
Если бы к детям приставляли учителей красноречия и здравомыслия, а не только языков; если бы развивали в них не одну лишь память, но и бодрость духа, а также природные способности; если бы вместо того чтобы притуплять их ум, старались придать размах высоким порывам души, каких свершений могли бы мы ждать от натур с хорошими задатками! Но родители отнюдь не считают, что мужество, равно как любовь к истине и славе, так уж необходимы их отпрыскам; напротив того, детей стремятся нравственно поработить, дабы они усвоили, что залог процветания - это умение покорствовать и идти на сделки с совестью.
364
Дети только потому наследуют отцам, что так установлено законом; по той же причине из рода в род переходит и знатность: сословные различия - одна из основ, на которой покоится власть государей.
365
Кто чтит законы, тот уважает права знати, и это уважение еще возрастает от сознания, что своими привилегиями она владеет уже много веков. Собственность - вот единственное мерило людских ценностей: на ней зиждутся все международные установления, все государственные границы, благосостояние частных лиц и даже величие королей. Кто берет на себя труд исследовать начальные времена, тот обнаруживает, что из-за всего этого некогда шли ожесточенные распри, а следовательно, собственность и впрямь достойна высочайшего уважения: она обеспечивает нам мирную жизнь.
366
Не во внешнем мире, а в самих себе черпаем мы большую часть наших знаний; дураки почти ничего не знают, потому что голова у них пуста, а сердце невместительно, меж тем как возвышенные души обретают в собственных глубинах понимание многих внешних вещей: им не нужно ни читать, ни путешествовать, ни слушать, ни работать, чтобы постичь высочайшие истины, им довольно погрузиться в самих себя и - да не посетуют на меня за такой образ -. перелистать свои мысли.
367
Мы не способны заподозрить чувство в лицемерии.
368
Когда прославленный автор «Телемака» внушает королям, что не следует назначать на высокие должности людей пусть к ним и способных, но при этом честолюбивых, не отдает ли его совет робостью? Истинный властелин не боится своих подданных и не ждет от них ничего дурного.
369
Государь, который не умеет подчинить себе тех, кто ему служит, либо неумен, либо малодушен.
370
Когда правит добродетель, ее венчает такая слава, какой не стяжать благоразумию: великодушие - вот первая примета монаршего сана.
371
Отсутствие честолюбия у сильных мира сего становится порою источником хмногих пороков - таких, например, как пренебрежение долгом, заносчивость, трусость, вялость. Именно честолюбие побуждает их к благожелательности, трудолюбию, честности, готовности прийти на помощь и т. д., учит добродетелям, от природы им не присущим и поэтому более похвальным, чем добродетели врожденные, ибо они, как правило, говорят о сильном духе.
372
Следует без устали вдалбливать в головы людей, что любое преимущество мало чего стоит, если у его обладателя нет задатков, без которых это преимущество не обрести: богатство надо беречь, чтобы оно не истощилось, славу - поддерживать, чтобы она не потускнела; любой высокий сан - пустой звук, когда ему не сопутствует честолюбие: оно одно способно сохранить за этим саном должное значение и должный вес.
373
Нечего сказать, достойное Боссюэ положение - быть капелланом в Версале! Фенелон - тот по крайней мере был на своем месте, потому что он прирожденный наставник королей, а вот Боссюэ пристало быть первым министром при честолюбивом государе.
374
Я всегда дивился тому, что государям и в голову не приходит проверить - может быть, сочинители великих творений способны и на великие деяния? Объясняется это, видимо, тем, что государям некогда читать.
375
Если венценосец добр, если он любит своих слуг, министров, домочадцев, своего фаворита, это еще не значит, что он привержен к своей стране: нужно быть великим государем, чтобы любить народ.
376
Венценосец, который не любит свой народ, может быть великим человеком, но он никогда не станет великим государем.
377
Венценосец лишь тогда велик и достоин любви, когда ему присущи добродетели истинных государей и недостатки простых смертных.
378
Людовик XIV был слишком уж преисполнен сознанием своего величия; мне в нем не хватает доступности. Он написал г-ну де. . .: «В качестве вашего друга я рад, что в качестве вашего повелителя могу сделать вам этот подарок». Он ни на минуту не забывал, что повелевает людьми. Да, Людовик XIV великий король, я им восхищаюсь, но не хотел бы родиться его подданным.31
379
В восемнадцать лет Люин был уже произведен в коннетабли.05 Милость королей - вот кратчайший путь к блистательной карьере, это отлично знает любой придворный. Ну, а кому не дано привлечь к себе благосклонный взор венценосца, тот старается расположить к себе министра или, на худой конец, его лакея. Все они заблуждаются: втереться в доверие сильных мира сего необычайно трудно, для этого нужно обладать достоинствами совсем особого рода. Неужто при дворе Людовика XIII не было других восемнадцатилетних юнцов, на которых король мог бы остановить свой выбор?
380
Человек с заурядными способностями вполне может сделать блестящую карьеру, но его старания и заслуги тут не при чем.
381
382
Наши крестьяне любят свои селения, древние римляне отличались страстным патриотизмом, пока их родиной был всего лишь небольшой городишко, но по мере его роста все больше охладевали к нему: город, ставший владыкой мира, уже не вмещался в их сердца. Людям не присуща любовь к великому.
383
Безумства Калигулы 36 меня ничуть не удивляют: многие мои знакомцы, случись им стать римскими императорами, тоже, наверное, назначили бы консулами своих коней. Совсем по другим причинам я прощаю Александру требование воздавать ему почести, подобающие лишь богам, - воздавали же их Гераклу и Вакху,37 людям, как и он, только менее достойным. В слово бог древние вкладывали иной смысл, чем мы, потому что богов у них было много, при чем очень далеких от совершенства, а поступки людей следует судить по законам их времени. Храмы, возведенные римскими императорами в память своих умерших друзей, были частью посмертных почестей, и эти дерзновенные памятники надменности властителей земли не оскорбляли ни верований, ни обычаев на-рода-идолопоклонпнка.
384
Однажды мне привелось сидеть в Опере рядом с человеком, который широко улыбался всякий раз, когда публика в партере начинала рукоплескать. Этот человек сказал мне, что в юности страстно любил музыку, но с годами люди ко многому остывают, ибо научаются хладнокровно судить о вещах. Тут я заметил, что он глух, и подумал: <'Вот что люди называют умением судить хладнокровно!». Старики и мудрецы заблуждаются: лишь пылкая юность имеет право судить, особенно когда речь идет о наслаждениях.
385
Хладнокровного человека лучше всего уподобить тому, кто объелся за обедом и с отвращением взирает на самые утонченные блюда: кто в этом виноват - кушанья или его желудок?
386
И мои страсти, и мои мысли умирают, но лишь для того, чтобы воскреснуть; я сам еженощно умираю у себя в постели, но лишь для того, чтобы вновь обрести бодрость и силы. Этот мой опыт умирания помогает мне спокойно принимать телесный распад и постарение; ощущая, как деятельная сила моей души оживляет угасшую было способность мыслить, я начинаю понимать, что сотворивший меня тем паче может вновь одухотворить мою плоть. Глубоко потрясенный, я говорю себе тогда: «Что ты сделал с легкокрылыми созданиями твоей мысли? Вернитесь, о быстролетные, по вашим собственным следам!». Я произношу эти слова, и моя душа пробуждается, и подвластные смерти образы слышат меня, и лики былого покорно возвращаются ко мне. Бессмертная душа мироздания, твой милосердный глас вот так же потребует возврата сотворенного тобою, и устрашенная земля отдаст то, что было ею по-хищсно.
387
Жестоко и низко оскорблять человека обесчещенного, особенно если он несчастен: какой бы низменный проступок ни совершил этот человек, души, исполненные кротости, будут сострадать его несчастью.
388
Постыдные поступки иных людей скорее следствие бедственного их положения, нежели порочности: срам-всегдашняя участь бедняков.
389
Превратности судьбы и всеобщее презрение часто связаны друг с другом: позор сопутствует не столько пороку, сколько бедности.
390
Бедность так принижает людей, что они стыдятся даже своих добродетелей.
391
Порок и добродетель не всегда исключают Друг друга; в особенности мы не должны брать, на веру, что приятное во всех случаях порочно: иной раз правильнее поддаться влечению сердца, чем покориться запрету разума.
392
Меня приводит в содрогание непреклонная суровость, и я не верю, что она может принести пользу. Так ли уж непреклонны были римляне? Не они ли послали в нзгн«нне Цицерона за то, что он предал смерти Лентула, хотя тот был изобличен в измене? И не помиловал ли сенат остальных сообщников Катилины? Так отправлял правосудие самый могущественный и самый грозный народ, меж тем как мы, жалкое варварское племя, жаждем все новых виселиц и пыток!
393
Разве не чудовищна та добродетель, которая только и хочет, что ненавидеть и вызывать к себе ненависть, мудростью же почитает не помощь немощным, а наведение страха на слабых и обездоленных, добродетель, в безумном своем самомнении забывающая, что главные обязанности людей основаны на их беззащитности друг перед другом!
394
Попробуйте в разговоре с человеком непреклонно суровым сказать доброе слово о милосердии и вы услышите в ответ: «Если закон не будет безжалостен, вас удавят в собственной постели». О кровавая трусость!
395
Памятуя о великой слабости людей, о несоизмеримости их удач с притязаниями, об их несчастьях, всегда более тяжких, нежели пороки, и добродетелях, всегда более легковесных, нежели обязанности, я делаю вывод, что единственно справедливый закон это закон человеколюбия, единственно справедливое чувство - снисходительность к себе подобным.
396
Дети бьют стекла и ломают стулья, когда поблизости нет их наставника; солдаты, покидая место постоя, поджигают его, несмотря на запрет командира: им нравится вытаптывать посевы, сулящие урожай, сметать с лица земли великолепные здания. Что побуждает их везде и всюду оставлять за собой неизгладимые следы варварства? Просто ли удовольствие разрушать? Или же уверенность всех слабодушных, что разрушение - верный признак смелости и могущества?
397
Солдаты потому полны такой вражды к народу, на чьей земле воюют, что им нельзя грабить в свое удовольствие и что мародеров наказывают: люди всегда ненавидят тех, кому причиняют зло.
398
Если вы постигли некую возвышенную истину и глубоко ее прочувствовали, не бойтесь поведать о ней, даже если у вас были предшественники: всякая мысль нова, когда человек выражает ее на свой лад.
399
400
Полна самобытности и новизны та книга, которая пробуждает в нас любовь к старым истинам.
401
Говорил ли уже кто-нибудь, что подлинной смелостью обладает лишь тот живописец, который, избрав возвышенную тему, ограничивает себя правдой, изображает природу, как она есть, ничем ее не прикрашивая? Если и говорил, повторение будет не лишним: судя по всему, люди начисто об этом забыли и вкус их так испорчен, что смелостью они именуют даже не правдоподобие, не наибольшее приближение к правде, а, напротив того, наибольшее от нее удаление.
402
Природа создала немало людей с задатками дарований, но не соблаговолила завершить начатое. Эти слабые побеги талантов сбивают с толку пылких юношей, приносящих им в жертву все радости, все прекраснейшие дни своей жизни. Я гляжу на таких молодых людей и думаю, что они подобны женщинам, видящим в своей красоте верный залог успеха: презрение и нищета - вот суровая кара, которая постигает их за подобные надежды. Свет безжалостен к несчастным, так и не стяжавшим славу.
403
Будем спокойно выслушивать просвещенную и беспристрастную критику на людей и произведения даже самые почитаемые: меня коробит от запальчивости тех, кто из себя выходит, если их кумирам отказывают в совершенстве, если видят не только их достоинства, но и не* достатки.
404
Осмеливаемся ли мы думать о некоторых весьма именитых людях, чей ум отточен знанием света и беспорядочным чтением, что приятные свойства этих людей, чарующие нас сегодня, когда-нибудь перестанут казаться пленительными, а достоинства, внушающие такое уважение, отнюдь не всегда считались почтенными? Человек, который умеет блеснуть ненужными или поверхностными знаниями, тщится прослыть оригиналом, к месту и не к месту умничает, думает и говорит наперекор здравому смыслу, в былые времена назывался просто-напросто педантом.
405
Политика - вот величайшая из всех наук.
406
Настоящие политики лучше разбираются в людях, нежели те, что подвизаются на поприще философии; другими словами, именно политики - настоящие философы.
407
Большинство великих политиков, подобно великим философам, имеет разработанную систему взглядов, поэтому они так тверды в своем поведении и умеют идти прямым путем к намеченной цели. Люди легкомысленные презирают их последовательность, утверждая, что действовать нужно сообразно обстоятельствам; тем не менее человек, способный в каждом данном случае поступать наилучшим образом, будет держаться принятых им правил, но при необходимости делать из них исключения.
408
У того, кто правит людьми, немалые преимущества перед тем, кто их наставляет, так как он не обязан давать отчет всем и во всем; ну, а если его порою несправедливо бранят за поступки, смысл которых пока еще скрыт, то, возможно, и хвалят за многие благоглупости.
409
Управлять одним человеком иной раз куда труднее, чем целым народом.
410
Следует ли рукоплескать такой политике, чья главная цель - осчастливить немногих ценою покоя большинства? И так ли уж мудры те хваленые законы, которые, пройдя мимо стольких укоренившихся зол, принесли так мало добра?
411
Если бы люди открыли секрет, как навсегда искоренить воины, умножить род человеческий и всем обеспечить верный кусок хлеба, до чего варварскими и тупыми показались бы наши самые просвещенные законы!
412
Любое насилие, любой захват чужой земли всегда опирается на какой-нибудь законный акт, но даже если бы государи перестали заключать между собой договоры, сомневаюсь, чтобы в мире стало после этого больше несправедливостей.
413
Мы удостаиваем названия «мир» то короткое перемирие, когда более слабый отказывается от своих притязаний - неважно, справедливых или несправедливых, - только для того, чтобы до зубов вооружиться и при первом удобном случае снова их предъявить*
414
Возвышая и ниспровергая империи, одаривая неизмеримым могуществом одни народы и порабощая другие, природа всего лишь прихотливо шутит, забавляется. Трудится же она, создавая свои, так сказать, шедевры, то есть тех немногочисленных гениев, которые порою появляются на земле и озаряют ее ярким светом: пусть при жизни ими часто пренебрегали, посмертная их слава с ходом времени все растет, занимает все больше места в памяти человечества, оттесняя государства,39 которые были родиной этих людей и пытались присвоить хотя бы долю воздаваемых им почестей.
415
Случилось так, что над возведением величественного храма трудилось несколько зодчих, один вслед за другим, причем каждый из них сообразовался лишь со своим вкусом и талантом, не помышляя о единстве целого, и вот некий молодой человек, увидев это великолепное здание и заметив его недостатки, но не оценив, пусть даже неправильных, а все же красот, уверовал в свое превосходство над помянутыми знаменитостями, пока ему самому не поручили пристроить к этому храму еще один придел; тут он впал в те же ошибки, которые отлично разглядел у своих предшественников, но не смог сотворить ничего равного по красоте уже созданному ими.
416
Сочинитель, у которого нет дара живописания, должен решительно избегать всяких подробностей.
417
Не существует столь заурядных людских характеров, которым искусное перо не придало бы некоторой прелести: пример тому - любитель цветов у Лабрюйера.40
418
419
Те же достоинства, которые побуждают подражать иному произведению, ведут к тому, что оно быстро устаревает.
420
Меж тем произведения великих мастеров, сколько их ни изучают, сколько ни копируют, хранят, побеждая время, свою самобытную красоту, ибо заурядным людям не дано с такой точностью увидеть и изобразить даже самые знакомые им предметы. Именно эта непогрешимая способность видеть и изображать отличает в любом роде искусства людей гениальных: стоит им прикоснуться к самой простой, самой обыденной теме, как она обретает вечную молодость.
421
Язык великих людей так же прост, как язык самой природы; их простота, равно как твердость в принципах, внушают уважение к ним, и когда они начинают поучать, народ им верит. Те, кто не столь слаб, чтобы покоряться, и не столь силен, чтобы покорять, чаще всего склоняются к пирронизму.41 Невежды превыше всего ставят сомнение, ибо любая наука кажется им пустой болтовней, меж тем как умы подлинно возвышенные и ясные редко примиряются с неуверенностью, особенно если им в спутники дано воображение, ибо они первые подпадают под власть придуманной ими системы и становятся страстными ее последователями.
422
Человек, одаренный в какой-нибудь области талантом, отличается от всех прочих тем, что умеет, как никто другой, живо и всесторонне представить себе интересующий его предмет; вот почему у хороших писателей мысли выражены так ярко и отчетливо, что в первую минуту они кажутся читателю совершенно неожиданными.
423
Чем бесспорнее изречеиие, тем больше опасность, что оно станет общим местом.
424
Люди потому любят смешные рисунки, что видят в них своего рода месть обществу, зараженному смешными пороками, но еще больше они любят искусное высмеивание высоких душевных свойств, им недоступных. Меж тем истинно порядочный человек презирает художника за столь низменное потакание недоброжелательству черни, равно как своему собственному, и за попытки принизить то, что достойно уважения.
425
Пишущая братия в большинстве своем весьма ценит искусства и нисколько не ценит добродетель: статую Александра эти люди предпочитают его благородству, восхищаются изображением, но холодны к подлиннику. Они не желают, чтобы их считали ремесленниками, а меж тем кто, как не они, ремесленники до глубины души, до мозга костей?
426
Великие, лежащие в основе основ правила слишком возвышенны для людей и не только в области искусств и изящной словесности, но даже в том, что касается религии, нравственности, политики, и почти всех наших обыденных обязанностей; особенно же они недоступны заурядным писакам, не то понудили бы их отказаться от бумагомарания.
427
Вы утверждаете, что Гораций и впрямь некогда жил на свете? Вы твердо верите, что в Венгрии и впрямь есть королева? 42 Ну, а я берусь доказать, что философам случалось отрицать факты куда более очевидные. Следовательно, нельзя считать, что такое-то событие выдумано или такой-то принцип сомнителен только на основании досужих домыслов; напротив того, эти домыслы следует отвергнуть; наши умники удостаивают оспаривать лишь то, что все прочие считают неоспоримым.
428
Кто сомневается в незыблемых принципах, тот тем более должен чтить красноречие: если не существует реальности, видимость обретает особенную ценность.
429
Вы считаете, что все на свете гадательно, не видите ничего незыблемого, ни во что не ставите искусства, честность, славу, тем не менее считаете нужным писать и при этом такого плохого мнения о людях, что убеждены - они станут читать ваши пустые выдумки, в которые вы и сами не верите. К тому же вам нужно доказать им, что вы умны, не так ли? Значит, на свете все же существуют неоспоримые истины, и вы избрали из их числа самую великую и важную для людей: состоит эта истина в том, что изысканностью и тонкостью чувств вы превосходите всех на свете. Вот главная мораль, которую они извлекут из ваших писаний; вопрос лишь в том, не надоест ли людям читать их?
430
Процветание придает особую проницательность здравому смыслу.
431
Блюсти свою выгоду - вот жизненное правило здравого смысла.
432
Все жизненные правила следует черпать только в мужестве.
433
Подлинного величия в области политики, равно как и нравственности, достигает лишь тот, кто старается совершить все доброе, что ему под силу, и не посягает на большее.
434
Главное правило мудрого правителя - руководствоваться господствующим направлением умов.
435
Не во всякое время можно следовать всякому хорошему примеру и руководствоваться всяким хорошим правилом.
436
437
Если некое новшество трудно приживается, это означает, что в нем нет необходимости.
438
Перемены, необходимые государству, обычно происходят независимо от чьей-то воли.
439
Пытаться изменить нравы и обычаи, укоренившиеся в большом государстве, значит до некоторой степени посягать на права всевышнего; тем не менее некоторым людям это удается.
440
Насилием добродетель не насадить.
441
Человеколюбие - вот первейшая из добродетелей.
442
Добродетели не под силу осчастливить дурных людей.
443
Если воцарение мира ставит предел развитию талантов и расслабляет волю народа, такой мир нельзя считать благотворным ни для нравственности, ни для политики.
444
Любовный порыв - первый творец рвда человеческого.
445
Нет искуса тяжелее для целомудрия, нежели одиночество.
446
Одиночество необходимо разуму, как воздержанность в еде - телу, и точно так же гибельно, если оно слишком долго длится.
447
Камень преткновения для посредственностей - это их старания подражать имущим; нет фата нестерпимее, нежели остряк, который пыжится прослыть светским человеком.
448
Даже у молодой женщины меньше поклонников, чем у богача, который славится хорошим столом.
449
Хорошая кухня - вот что крепче всего связывает между собой людей «хорошего тона».
450
Хороший стол исцеляет раны, нанесенные картами и любовью, и примиряет людей друг с другом перед тем, как они отходят ко сну.
451
Карты, богомольство, светская болтовня - вот прибежища женщин не первой молодости.
452
Олухи останавливаются перед умным человеком, точно перед статуей Бернини,43 а уходя, награждают его дурацкой похвалой.
453
Преимущества, которыми одаривает ум и даже сердце, не менее хрупки, чем дары Фортуны.
454
Люди идут и по пути успеха, и по пути добродетели, пока достанет сил, а постигнет неудача - находят утешение в разуме и все в той же добродетели.
455
456
Для человека, твердого духом, который всегда хранит мужество, единоборствуя с сильнейшим гнетом обстоятельств, - для такого человека почти не существует безвыходного положения.
457
Мы нередко ’: лим людей за их слабость и осуждаем за г силу.
458
Никак нельзя считать пороком способность иных людей сознавать собственную силу.
459
Нередко люди уважают нас тем больше, чем больше уважаем мы самих себя.
460
Тщеславие уравнивает вельможу с плебеем.
461
Мы проявляем не разум, а слабость, когда стыдимся, что чего-то лишены, и в этой слабости - корень множества низменных поступков.
462
На мой взгляд, всего благороднее в человеческой натуре способность мириться с тем, что ей не дано достичь совершенства.
463
Мы можем отлично сознавать собственное несовершенство и при этом не чувствовать себя униженными.
464
Сильные мира сего не только не понимают простой народ, но и не желают его понять.
465
Просвещенность - главнейшее преимущество знатного происхождения: она помогает нам постичь, что истина - величайшее благо в жизни.
466
На свете всего долговечнее истина.
467
Только человеку с сильной и прозорливой душой дано сделать истину средоточием всех своих страстных помыслов.
468
Истина менее изношена, чем слова, потому что не так доступна.
469
Людским мыслям не хватает точности и определенности в еще большей мере, чем истинности. Думая о чем-нибудь, мы редко полностью заблуждаемся, но еще реже умеем целиком и полностью выразить в словах ничем не замутненную истину.
470
Мы невольно соглашаемся с любой истиной, если она вся целиком выражена в словах, доступных нашему пониманию.
471
Нет идей врожденных в том смыслеч в каком это понимали картезианцы,44
472
Доказывает истину только ее очевидность, а убедить в этой очевидности можно только путем рассуждения.
473
Истина говорит языком столь характерным, что его заимствует порою даже ложь, и эту характерность можно, на мой взгляд, определить как истинно хороший вкус: красноречие не имеет ничего общего с жаргоном умствования.
474
Ум не может подменить собой знание.
475
Ум вбирает в себя все черты натуральной простоты, дабы потом кичиться ими как своей принадлежностью.
476
Лишь одна страсть всегда изъясняется нелепо и неубедительно - это страсть к умствованию.
477
Подлинный и основательный ум всегда коренится в сердце.
478
Ум редко когда способен придать остроту беседе.
479
Беседе сообщает остроту не ум, а чей-то затронутый ею интерес; на мой взгляд, ум только тогда вносит в нее свой вклад, когда разжигает страсти, если только не он сам - предмет страсти собеседников.
480
Нам скучны многие люди и приятны некоторые только из-за нашего тщеславия.
481
Бедность ставит преграды нашим желаниям, но она же их ограничивает; богатство умножает наши потребности, но и дает возможность их удовлетворить. Человек счастлив, лишь когда он - на своем месте.
482
Иные люди живут совершенно счастливо, хотя и не подозревают об этом.
483
Любая страсть, владеющая человеком, как бы открывает прямой доступ к нему.
484
Если мы хотим обмануть людей насчет наших корыстных интересов, не следует пускать в ход обман, когда дело касается их собственной корысти.
485
Иных людей надо брать нахрапом, пока они не успели охладеть к вам.
486
У посредственных писак больше поклонников, чем завистников.
487
У самого дрянного бумагомарателя всегда найдется хоть один горячий поклонник.
488
Не войдет в милость к эконому человек, который добивается ее подарками.
489
Расположения сильных мира сего скорее добьется тот, кто помогает им пустить по ветру их добро, нежели тот, кто пытается научить, как его приумножить.
490
Мы не очень печемся о благополучии тех, кому помогаем только советами.
491
492
Философия нынче не в моде, и люди делают вид, будто склонны к ней с той же целью, с какой иные носят красные чулки, - чтобы иметь право смотреть на всех прочих свысока.
493
Нам недосуг обдумывать все наши поступки.
494
Слава стала бы главной приманкой наших вожделений, если бы надежда на нее не была так сомнительна.
495
Слава полнит мир множеством добродетелей и, подобно благотворному солнцу, украшает землю цветами и плодами.
496
Слава украшает героев.
497
Непреходяща лишь та слава, которая подтверждена силой оружия.
498
Желание славы говорит о том, как мы самонадеянны и в то же время - как неуверены в себе.
499
Мы не так домогались бы всеобщего уважения, когда бы твердо знали, что достойны его.
500
У веков просвещенных лишь то преимущество над всеми прочими, что их заблуждения небесполезны.
501
Мы ничуть не превосходим так называемых варваров ни в мужестве, нп в человечности, ни в здоровье, ни в умении наслаждаться; короче говоря, мы не стали ни мудрее, ни счастливее этих народов, а меж тем твердо верим, что куда как разумнее их.
502
Огромная разница, которая, по нашим понятиям, существует между нами и дикими народами, сводится к тому, что мы чуть-чуть менее невежественны.
503
Мы весьма осведомлены в пустяках и невежественны в насущно необходимом.
504
Столкнувшись с извечно простым, мы отдыхаем от глубокомысленных рассуждений.
505
Пожалуй, на свете не существовало писателя, довольного веком, в котором ему привелось жить.
506
Даже если считать, что древняя история с начала до конца - вымысел, все равно она за-служивает внимания как привлекательная картина, изображающая нравы столь возвышенные, сколь это вообще доступно для человечества.
507
Разве это не безрассудство - считать тщеславием ту самую любовь к добродетели и славе, которой мы восхищаемся у древних греков и римлян, таких же людей, как мы, только менее просвещенных?
508
У каждого сословия свои заблуждения и высокие понятия, у каждого народа свои нравы и особый, сообразный его истории, дух; мы превосходим греков утонченностью, они превосходили нас простотой.
509
Как мало высказано правильных мыслей! И сколько еще среди них непонятных, ожидающих, чтобы их разъяснили нам истинно глубокие умы!
510
Какой бы темы ни касались писатели, они всегда слишком немногословны для большинства и чересчур болтливы для людей осведомленных!
511
512
Великое не терпит заурядности.
513
Одни ждут от писателя подтверждения своих мыслей и чувств, другие восхищаются лишь таким произведением, которое опрокидывает все их прежние понятия, не щадя ни единого принципа.
514
Мы ни за что не откажемся от тех благ, которыми твердо рассчитываем завладеть.
515
С особенным пылом мы почитаем и отстаиваем тех, чьи громкие имена делают честь партии, в которую входим мы сами.
516
Великие короли, полководцы, политики, замечательные писатели - все они люди; пышные эпитеты, которыми мы себя оглушаем, ничего не могут прибавить к этому определению.
517
Несправедливость всегда оскорбляет наши чувства - разве что она приносит нам прямую выгоду.
518
Как бы робок, или кичлив, или корыстен ни был человек, всей правды, идущей ему во вред, он скрыть не сможет.
519
Притворство - это уловка человеческого разума, а не порок человеческой натуры.
520
Ложь не сродни человеку, который, если и лжет, то лишь имея на то веские причины.
521
Все люди рождаются правдивыми, а умирают обманщиками.
522
Человек словно рожден для того, чтобы дурачить других и самому оставаться в дураках.
523
Отвращение к обманщикам чаще всего вызвано страхом остаться в дураках; именно поэтому люди не слишком проницательные таг: ополчаются не только на хитроумные уловки, но и на скрытность и осторожность людей дальновидных.
524
Кто легко дает слово, тот легко и нарушает его.
525
Как трудно заниматься выгрдным делом, не преследуя при этом собственной выгоды!
526
В любом деле так называемые порядочные люди выигрывают не меньше всех прочих.
527
Два человека жаждут разбогатеть. Один добивается своего откровенным обманом, другой - честным путем, и оба достигают цели. Забавно, не правда ли?
528
Выгода - двигатель светского человека.
529
Бывают жесткие люди, к которым совсем уж не подступиться там, где они гонятся за выгодой.
530
531
Вельможа слишком дорого продает свое покровительство; поэтому никто и не считает себя обязанным платить ему признательностью.
532
Вельможа слишком низко ценит людей, чтобы привязывать их к себе благодеяниями.
533
О потере тех, кого любят, отнюдь не всегда сожалеют.
534
Корысть утешает нас в смерти близких, как приязнь утешала в том, что они живы.
535
Мы пеняем порой людям за то, что они слишком сокрушаются, как браним других за чрезмерную сдержанность, хотя прекрасно знаем истинную цену их чувствам.
536
Тратить красноречие на соболезнования, когда заведомо известно, что горе притворно, значит бесстыдно ломать комедию.
537
Какую бы нежность ни питали мы к друзьям и близким, их счастья все равно мало, чтобы осчастливить и нас.
538
В старости друзей не заводят, поэтому любая потеря - невосполнима.
539
Древние смотрели на обыкновенную человеческую нравственность более разумно, да и более практически, нежели наши нынешние философы.
540
Изучение нравов не помогает узнать человека.
541
Когда здание подведено под крышу, остается лишь украшать его или менять мелочи отделки, не трогая фундамент. Точно го же в вопросах нравственности: кто не способен выдвинуть новые принципы, которые были бы шире и основательней прежних, позволяя вывести больше следствий и открыть простор для размышлений, тому остается лишь топтаться в колее старых правил.
542
Новизна - единственная неоспоримая примета гения.
543
Чтобы научить людей истинным наслаждениям, надо отнять у них ложные блага: доброе зерно не взрастет, если не выполоть вокруг плевелы.
544
Ложных наслаждений не бывает - уверяют нас. Прекрасно! Зато бывают наслаждения низменные и презренные. Предпочитаете их?
545
Живейшие радости духа - это как раз те, что приписывают плоти, ибо плоть не должна знать, когда именно она становится одухотворенной.
546
Высочайшее совершенство души проявляется в способности к наслаждению.
547
Тщеславие - первая забота и первая радость богачей.
548
Когда панегиристы наводят скуку, это вина либо их самих, либо их героев.
549
Надо уметь ставить себе на службу и снисходительность друзей, и суровость врагов.
550
551
Я от всего сердца хотел бы, чтобы люди любых званий были равны; мне куда как приятнее думать, что я никого не попираю, нежели сознавать, что кто-то стоит выше меня. В теории нет ничего прекрасней равенства, на деле же нет ничего неосуществимей и фантастичней.
552
Великие люди бывают подчас велики даже в малом.
553
У нас не всегда хватает смелости высказать людям свои взгляды, но мы обычно так плохо схватываем чужие мысли, что, может быть, меньше проигрывали бы в общем мнении и уж во всяком случае не казались бы такими скучными, если бы говорили то, что думаем.
554
Справедливо замечено, что плод воображения никогда не выглядит так самобытно, как плод ума.
555
Редко кто говорит и пишет, как думает.
556
Как разнообразны, новы, интересны стали бы книги, когда бы их авторы писали только то, что думают!
557
Мы без особого труда прощаем вред, причиненный нам в прошлом, и бессильную неприязнь.
558
Отваживаясь на великое, неизбежно рискуешь добрым именем.
559
Стоит удаче отвернуться от человека, как злоба и слабость разом смелеют, а это - словно сигнал, призывающий наброситься на того, кто пошатнулся.
560
Люди не выставляют напоказ свои господствующие черты, а, напротив, стараются скрыть, ибо этими чертами являются страсти, которые и определяют подлинный наш характер, а в страстях не принято признаваться, если только они не так пусты, чтобы их можно было извинить модой, и не так умеренны, что разум может их не стыдиться. Пуще всего прячут честолюбие: оно - нечто вроде унизительного признания в превосходстве сильных мира сего, в ничтожности нашего положения или в чрезмерном нашем самомнении. Обнаруживать свои притязания подобает лишь тому, кто в силах осуществить их или хочет совсем уж немногого. В основе всего, над чем смеется свет, всегда лежат наши притязания - либо непомерные, либо кажущиеся беспочвенными; а поскольку слава и богатство мало кому даются в руки, они также делают смешным человека, который их не добился.
561
Если человек рожден с высокой и мужественной душой, если он работящ, горд, честолюбив, чужд низкопоклонства, а ум его глубок и скрытен, я могу смело сказать, что у него есть все необходимое, чтобы его не замечали вельможи и высокопоставленные особы: они больше, чем остальные, боятся тех, кем не могут помыкать.
562
Наградить человека честолюбием, не наделив талантом, - вот самое большое зло, какое может причинить ему судьба.
563
Нет людей, довольных своим положением из одной лишь скромности: обуздать честолюбие властны только религия да сила обстоятельств.
564
Посредственные люди боятся подчас высоких должностей, но если они их не ищут или отказываются от них, из этого следует лишь одно: они сознают свою посредственность.
565
Даже самый добродетельный человек иной раз, как и простолюдин, невольно преклоняется перед дарами Фортуны, потому что чувствует силу и выгоду власти; но он скрывает это чувство, как порок и признание в собственной слабости.
566
Если бы высокое положение зависело от заслуг в той же степени, в какой зависит от удачи, не нашлось бы человека, который не предпочел бы первые второй.
567
Удачников больше, чем талантов.
568
Уменью блюсти свою выгоду в переговорах нет нужды учиться долго: вся наша жизнь - непрерывная цепь хитростей и расчета.
569
Высокий пост - лучший учитель для высокого ума.
570
571
Когда войска побеждают, а страна в упадке, винить следует министра и только его - если конечно, это он выбирает плохих генералов и мешает хорошим.
572
Ограничивать полномочия дипломата следует так, чтобы не ставить его способностям слишком узкие рамки или, по крайней мере, не стеснять его в выполнении данных ему инструкций. Он ведь вынужден вести переговоры не по своему разумению, а по воле министра, говорящего его устами и часто в разрез с его собственными взглядами. Разве так уж трудно найти достаточно верных и ловких людей, которым можно открыть тайную цель переговоров и доверить ведение их? Или, быть может, министры хотят быть душой всего и вся, не делясь ни с кем своими прерогативами? Кое-кто из них зашел в ревнивом властолюбии столь далеко, что пробует из своего кабинета направлять военные действия на самых отдаленных театрах, и приказы двора до такой степени закрепощают генералов, что тем почти невозможно использовать благоприятный поворот событий, хотя ответственность за неудачу по-прежнему ложится только на них.
573
Любой трактат - это как бы памятник вероломству государей.
574
В любом трактате проглядывает подчас немало двусмыслицы, а это доказывает, что каждая из договаривающихся сторон сознательно намеревалась нарушить его, как только представится возможность.
575
Войны меж европейскими народами ведутся нынче так гуманно, так ловко и приносят так мало выгоды, что их, отнюдь не ради парадокса, можно уподобить гражданской тяжбе, где судебные издержки превышают спорную сумму и действовать приходится не столько силой, сколько хитростью.
576
Какие услуги ни оказывай людям, им все равно не сделаешь столько добра, сколько, по их мнению, они заслуживают.
577
Приятельство и дружба плодят много неблагодарных.
578
Чем выше добродетель, тем злее зависть, чем щедрее великодушие, тем глубже неблагодарность: нам не по карману справедливость к выдающимся достоинствам.
579
Бедность не властна принизить сильную душу, богатство - возвысить низкую: славу сохраняют и в безвестности, позор постигает и на вершинах величия. Удача, почитаемая столь всемогущей, почти бессильна там, где нет природных дарований.
580
Влияние на людей дороже богатства.
581
Бывает, что и самая крупная выгода не в силах заставить нас отказаться от самых ничтожных благ.
582
Так ли уж важно для честолюбца, навсегда упустившего свое счастье, умрет он чуть более бедным или чуть более богатым?
583
Удержаться на высоте своего успеха или на уровне своего богатства - вот на что нужно больше всего ума.
584
Бывают весьма порядочные люди, которые умеют веселиться лишь на один манер - зло потешаясь над собеседниками.
585
Кое-кто заводит разговоры с кем попало так же панибратски и бесцеремонно, как мы оперлись бы в церкви на соседа, если бы нам стало худо.
586
Не иметь ни одного достоинства так же невозможно, как не иметь ни одного недостатка.
587
Довольствуйся добродетель сама собой, она была бы свойством не человеческим, но сверхъестественным.
588
Сила души проявляется обычно в том, что в человеке господствует одна гордая и мужественная страсть, которой подчинены остальные, хотя они тоже отнюдь не слабы, но я вовсе не заключаю отсюда, что души, раздираемые несколькими страстями, всегда слабы: правильнее всего, пожалуй, предположить, что подобные души менее тверды.
589
Человек не бывает ни совершенно добрым, ни совершенно злым, но не всегда по слабости своей, а потому, что в нем перемешаны добродетели и пороки. Противоположные страсти, сталкиваясь, поочередно влекут его то в сторону добра, то в сторону зла. Дальше всех как в добре, так и в зле заходит не тот, кто мудрей или безрассудней других, а тот, кем движет могучая страсть, которая не дает ему свернуть с пути. Чем больше в человеке сильных, но разноречивых страстей, тем меньше он способен первенствовать в чем бы то ни было.
590
даже фасон башмаков.
591
Я согласился бы жить под игом тирана при условии, что буду зависим только от его прихотей и свободен от деспотизма моды, обычаев, предрассудков: законность - самая легкая форма рабства.
592
Необходимость избавляет нас от трудностей выбора.
593
Высшее торжество необходимости - поставить на колени гордыню: добродетель - и ту легче сломить, нежели тщеславие. Возможно даже, что тщеславие, когда оно противостоит силе судьбы, само становится добродетелью.
594
Кто осуждает деятельность, тот осуждает способность созидать. Действовать всегда значит производить: каждое действие порождает нечто новое, что возникает только теперь и чего не было раньше. Чем больше мы действуем, тем больше производим и тем больше живем. Таков уж удел всего человеческого: воспроизведение - непременное условие нашего существования.
595
Иные полагают, что в основе всех физических явлений лежат одно первичное начало и одна общая причина, но это не так: мне, а я - существо свободное, - довольно дохнуть на снег, чтобы изменить картину вселенной. Какое забавное заблуждение - думать, будто природой управляет единый закон, в то время как Земля кишит мириадами крошечных деятелей, которые по своей прихоти сводят на нет его власть!
596
Кто станет работать для театра, писать портреты и сатиры? Кто осмелится поучать и развлекать? Сотни людей, стремясь к этому, лезут из кожи, и никогда еще не было такого множества артистов, как в наши дни, но увы, люди ценят лишь то, что ново или редко. У нас уже есть совершенные произведения любого рода, все великие сюжеты уже разработаны, но даже если у кого-нибудь достанет таланта придерживаться образцов, я все равно сомневаюсь, что он добьется такого же успеха и что самые умные люди далеко уйдут по такому пути.
597
Даже самое лучшее, став общим достоянием, набивает оскомину.
598
Самое лучшее - всегда самое доступное: мысли Паскаля можно купить за одно экю; еще дешевле стоят удовольствия тем, кто способен им предаваться. Редко и малодоступно лишь то, что служит излишеству и причудам, но, к несчастью, именно оно возбуждает любопытство и вожделение толпы.
599
Кто нынче станет тешить себя надеждой, что ему удастся блеснуть в философии или словесности, судить о которых способны столь немногие, если находятся чернители и слепцы, оспаривающие даже славу политиков, столь всем очевидную и полезную?
600
Люди презирают изящную словесность, потому что судят о ней, как о ремесле, - действительно ли она способствует житейскому успеху.
601
Рассудительным нужно родиться: мы мало что извлекаем из опыта и знаний ближних.
602
Нельзя быть рассудительным и в то же время неумным.
603
Если афоризм нуждается в пояснениях, значит он неудачен.
604
У нас достаточно хороших правил, но мало хороших наставников.
605
Маленький сосуд скоро наполняется: хороших желудков куда меньше, нежели хорошей пищи.
606
Ремесло воина приносит меньше житейских благ, чем отнимает.
607
Военных отличают согласно их чинам либо талантам; это два предлога, которыми всегда можно скрасить несправедливость.
608
Бывают люди, чьи таланты никогда бы не обнаружились, не будь у них еще и недостатков.
609
Писатели берут у нас и перелицовывают то, что нам принадлежит, а мы получаем удовольствие, узнавая наше собственное достояние.
610
611
Искусство нравиться, искусство мыслить, искусство любить, искусство говорить! Сколько прекрасных правил и как мало от них проку, если они не преподаны самой природой!
612
Мы действуем лучше, нежели мыслим.
613
Человек, избавленный от горестей нищеты, не избавлен от горестей гордыни.
614
Гордыня - утешительница слабых.
615
Подчас, намереваясь сделать глупость, мы долго обдумываем ее, созывая друзей и советуясь с ними, подобно тому, как государи тщательно блюдут все формальности правосудия, когда уже твердо решили попрать его.
616
Остроумцы вымещают презрение к ним богачей на тех, у кого есть покуда одни заслуги.
617
Умы нынче в такой низкой цене лишь по одной причине - развелось слишком много умников.
618
Шутки философов так серьезны, что их не отличить от рассуждений.
619
Пьяный отпускает иногда более забавные шутки, чем записные остроумцы.
620
Кое-кто был бы немало изумлен, узнай он, за что его ценят окружающие.
621
Тело не всегда в одиночку расплачивается за суровые требования души - она сама иссыхает вместе с ним.
622
Бывает, что злополучное тело становится многострадальной жертвой неугомонной души, беспощадно терзающей его до самой смерти. В подобных случаях мне рисуется огромное государство, которое один человек потрясает и разрушает своим непомерным честолюбием, пока оно не распадется и не погибнет.
623
Солнце после ненастья - и то не так ослепительно, как добродетель, торжестующая после долгих и злобных гонений.
624
Мрачные и холодные осенние дни - вот картина наступающей старости. Природа всегда прообраз человеческого бытия, потому что оно само прообраз всего сущего и вся вселенная подчиняется одним и тем же законам.
625
Дети начинают испытывать любовь и тщеславие еще до того, как научаются понимать, что это такое; взрослые - и те поддаются чувствительности, еще не зная, на кого изольют свое чувство, и часто сами обрекают себя на поражение, прежде чем им представится случай потерпеть его.
626
Тот, кто вечно злословит, не опасен: он задумывает больше зла, чем может сделать.
627
Предисловие - это обычно та же речь адвоката в суде, где никакое ораторское искусство не властно повлиять на ход дела: если произведение удачно, его оценят и так; если неудачно - его все равно не оправдать.
628
В известном смысле недостатки любого произведения сводятся к одному - оно слишком длинно.
629
Многие литераторы скрывают все хорошее, что думают друг о друге, и вот почему: они боятся, что тот, кого они похвалят, не похвалит их в свой черед и ему поверят, полагаясь на авторитет, который он приобрел благодаря их похвалам.
630
45
631
Слогу Руссо недостает изобретательности, мыслям - размаха. В его стихах мало содержания, они искусно отшлифованы, но холодны.
632
Кто написал больше, нежели Цезарь, и кто свершил больше великих дел, нежели он?
633
Уму, как и телу, можно придать живость и гибкость; для этого нужно только упражнять первый, как упражняют второе.
634
Красноречив тот, кто даже непроизвольно заражает своей верой или страстью ум и сердце ближнего.
635
Неспособен хорошо писать человек, который говорит плохо даже тогда, когда оживлен и чувствует себя уверенно.
636
Стоит человеку начать распространяться о каком-нибудь громком процессе, цитировать законы, применять их к данному случаю, и собеседники уже считают его хорошим юристом; стоит другому завести речь о траншеях, гласисах, скрытых подступах или набросать перед женщинами план сражения, где его самого и в помине не было, и все говорят, что он знает свое дело, а слушать его - одно удовольствие. Люди кокетничают пренебрежением к знаниям и неизменно принимают на веру видимость их.
637
Зачем судейскому знать, как берут крепости? К чему финансисту изучать механику стихосложения? Довольствуйся человек знаниями, которые ему нужны и соразмерны его способностям, у него было бы время углублять их, но нынче модно быть сведущим во всех науках. Тот, кто умеет говорить лишь о своем ремесле, не решается и помыслить, что у него тоже есть ум.
638
Я восхищался бы всеобъемлющим знанием, будь люди способны к нему, а пока что предпочитаю столяра, знающего свое дело, болтуну, который мнит, будто знает все, хотя ни в чем ничего не смыслит.
639
Никогда еще наш ум не отягощали столькими ненужными и поверхностными знаниями, как ныне; былая образованность сменилась показной и чисто словесной нахватанностью. Что мы от этого выиграли? Не лучше ли уж быть педантами вроде Юэ 46 и Менажа? 47
640
У светских людей своеобразная образованность: они обо всем знают ровно столько, чтобы обо всем судить как бог на душу положит. Что за охота выходить за пределы нашего разума и потребностей, перегружая память такой массой ненужного хлама? И по какой иронии судьбы, исцелившись от чрезмерного почтения к подлинной образованности, мы так увлеклись образованностью мнимой?
641
В дуэли было и нечто хорошее - она обуздывала высокомерие сильных мира сего; вот почему я дивлюсь, как это они не нашли способа начисто запретить ее.
642
Простой народ по пустякам доводит дело до рукоприкладства, но споры судейских и духовенства никогда не решаются подобным непристойным способом. Неужели дворянство не может подняться до такой же учтивости, коль скоро это удается двум столь почтенным сословиям? И почему не может?
643
Если кто-нибудь найдет, что я сам противоречу себе, я отвечу: «Я уже обманулся один, а то и несколько раз и отнюдь не желаю обманываться всегда».
644
Когда я вижу человека, превозносящего разум, я готов держать пари, что он неразумен.
645
Я составляю себе хорошее мнение о молодом человеке, когда вижу, что рассуждает он здраво, но тем не менее не слишком рассудителен. В таких случаях я говорю себе: «Вот сильная и смелая душа. Ее часто будут обманывать страсти, но по крайней мере свои собственные, а не чужие».
646
Родиться гордым - вот самое прискорбное для того, кто не родился богатым.
647
Люди вечно удивляются, как это недюжинный человек может иметь смешные слабости или впадать в серьезные заблуждения, а я был бы крайне изумлен, если бы сильное и смелое воображение не толкало на очень большие ошибки.
648
Я провожу весьма серьезное различие между глупостями и безумствами: посредственность может не творить безумств, но непременно делает много глупостей.
649
650
Мы презираем предания своей страны и учим детей преданиям древности.
651
Мы пренебрегаем преданиями своей страны,48 многие вовсе их не знают, но, надеюсь, настанет день, когда им начнут учить детей. Они станут достоянием наших потомков, и это справедливо: может ли быть иначе, если мы сегодня так старательно изучаем предания древности?
652
Дело прозы говорить о доподлинном, а вот что касается поэзии, глупцы полагают, будто единственная забота ее - рифма, и коль скоро в стихах положенное число слогов, таким людям уже кажется, будто плод их трудов заслуживает того, чтобы другие потрудились познакомиться с ним.
653
Почему молодой человек приятней нам, нежели старик? Мало найдется людей, способных объяснить себе, за что они любят или уважают ближнего и боготворят самих себя.
654
Философ - человек холодный, а то и просто лживый; поэтому его можно лишь мимоходом выводить в трагедии, призванной дать подлинную и страстную картину жизни.
655
Большинство великих людей провели лучшую часть жизни среди тех, кто не понимал, не любил и не слишком ценил их.
656
Не странно ли, что даже в искусстве пения нельзя быть первым, не вызывая зависти и споров?
657
Бывают люди, которые, мня, будто они стоят на вершинах духа, уверяют, что любят безделушки и пустяки, что их забавляют проделки арлекина, что им нравится фарс, комическая опера и пантомима. Меня лично это нисколько не удивляет, и я верю таким людям на слово.
658
Когда я вступил в свет, меня поначалу изумляла быстрота, с какой мои собеседники скользили в разговоре от одного важного предмета к другому, и я говорил себе: «Эти умные люди, вероятно, находят, что есть много мыслей, которые им не стоит развивать, потому что они заранее видят суть вопроса. Что ж, они правы». Потом я понял, что ошибался, и уразумел, что в хорошем обществе, как и всюду, можно распространяться о любом предмете, лишь бы вы умели правильно его выбрать.
659
У меня был молоденький слуга. Как-то, путешествуя, я отужинал с одним знакомцем, и мой слуга заявил, что это очень умный человек. Я спросил, по каким признакам он судит об уме человека.
- Умный человек всегда говорит правду.
- То есть никого не обманывает?
- Нет, сударь, не обманывает сам себя.
Я тут же заключил, что юноша, пожалуй, поумней Вуатюра49 и Бенсерада.50 Во всяком случае, ни один остроумец не ответил бы лучше.
660
В сущности, почти все, что люди считают зазорным, совершенно невинно. Мы краснеем от того, что не богаты, не знатны, что у нас горб или хромая нога и еще по множеству поводов, о которых не стоит даже упоминать. Унижения, которым подвергают из-за этого обездоленных, умножая тем самым их беды, - самое убедительное доказательство нелепости и варварства наших взглядов.
661
Я не могу презирать человека, если только не имею несчастья ненавидеть его за причиненное мне зло; я не приемлю бесстрастного презрения к людям, которое питается равнодушием к ним.
662
51 и увидев, как лица любого пола, возраста и звания купаются в одной и той же воде, я мгновенно уразумел то, о чем мне столько толковали и чему я не хотел верить, - что слабости и несчастья сближают людей, делая их общительнее. Больные более человечны и менее высокомерны, нежели прочие люди.
663
Еще на этих водах я заметил, что нагота не производит на меня впечатления: я ведь тоже был болен. С тех пор, встречая человека, которого не трогает ничем не прикрашенная природа, я повторяю себе: «У него больной вкус».
664
Разрабатывать великие темы и рассуждать о всеобщих истинах - значит подчас попусту тратить силы. Сколько томов уже написано о бессмертии души, о природе тела и духа, о движении и пространстве и пр.! Конечно, великие темы влекут к себе воображение, а трактуя материи, непостижные уму светских людей, можно снискать уважение последних, но от подобных рассуждений редко бывает много проку. Лучше браться за предметы подлинно по учительные и полезные, чем предаваться подобным выспренным разглагольствованиям, из которых все равно не сделать разумных и окончательных выводов. Человеку необходимо знать кучу мелочей - вот им-то и следует учить в первую очередь.
665
Произведение не должно страдать чрезмерной утонченностью. Книга - общественный памятник, а памятнику подобает быть величественным и прочным. Утонченности следует добиваться столь простыми средствами, чтобы ее, так сказать, чувствовали, но не замечали. На мое разумение, выражаться утонченно можно только там, где нельзя говорить просто.
666
Бывают умы непринужденные, порывистые, плодовитые, торопливые, которые начисто отвергают лаконичный, сжатый, побуждающий к размышлению слог; им бы не читать, а как бы бежать без остановки по книгам: они походят на человека, которого утомляет слишком медленная прогулка.
667
Когда вы перестаете понимать читаемое, надо не упрямиться и не тщиться вникнуть в текст, а напротив, отложить книгу: пройдет час, пройдет день, вы снова возьметесь за нее и во всем без труда разберетесь. Вдумчивость, равно как находчивость или любая другая человеческая способность, не может служить нам ежеминутно: мы не всегда расположены усваивать чужую мысль.
668
Если писатель никогда не позволяет себе шутить и к тому же во всем покорствует предрассудкам, этого довольно, чтобы люди говорили, будто он мыслит правильней любого поэта. Убежден, что многие считают Роллена 52 более великим философом, нежели Вольтера.
669
Софисты не ценят Фенелона, находя, что он недостаточно философ, а я предпочитаю сборнику тонких мыслей книгу, пробуждающую во мне возвышенные чувства.
670
все равно кажутся нам мелкими.
671
Баяра53 прозвали Рыцарем без страха, по его образцу создано большинство героев наших театральных пиес. Иное дело герои Гомера: Гектор обычно мужествен, но подчас испытывает и страх.
672
Гордость, без сомнения, страсть весьма театральная, но проявляется она, лишь когда ее к тому побуждают; фат заносчив без всякого повода, а вот сильная душа не обнаруживает, сколь она высока, пока ее не вынудят.
673
Ошибки в средствах порождаются ошибочностью суждения. Когда, например, в драматическом произведении действующие лица говорят то, о чем им следовало бы молчать, когда их поступки не соответствуют характерам, когда они роняют свое достоинство низменными, длинными или ненужными речами, - все это плоды неразборчивости. Если автор, обдумав план произведения в целом, погрешил в частностях, он заблуждается отнюдь не меньше, нежели тот, у кого нет ошибок в частностях, но не продуман план.
674
Когда в трагедии плохо обдуманы частности, внимание публики неизбежно слабеет, и она настолько охладевает, что никакие красоты в дальнейшем не привлекут ее внимания и пройдут незамеченными. Разве человека, приехавшего в театр к пятому действию, трагическая развязка взволнует так же сильно, как того, кто внимательно прослушал всю пиесу и проникся чувствами действующих лиц?
675
«республика» все равно, пожалуй, что сказать «дурно устроенное государство». Думаю, именно поэтому в таких государствах встречаются люди, исполненные высочайших добродетелей: 54 человек совершает больше всего великих дел там, где ему позволено безнаказанно делать глупости.
676
Честолюбие - примета дарования, мужество - мудрости, страсти - ума, а ум - знаний, или наоборот, потому что в зависимости от случая и обстоятельств любое явление то хорошо, то дурно, то полезно, то вредно.
677
Любовь сильнее самолюбия: женщину можно любить, даже когда она презирает вас.
678
Мне жаль влюбленного старика: юношеские страсти губительно опустошают изношенное и увядшее тело.
679
680
Неглупые дурнушки часто злы: их гложет досада на свое безобразие, ибо они видят, что красота восполняет любой недостаток.
681
У женщин обычно больше тщеславия, чем темперамента, и больше темперамента, чем добродетели.
682
Тот, кто не любит ни женщин, ни карт, заблуждается на свой счет, утверждая, что любит бывать в обществе.
683
Кто легкомысленней, нежели француз? Кто еще поедет, как он, в Венецию лишь затем, чтобы увидеть гондолы?
684
685
Что порождает столько злых, плоских и смешных остряков - глупость или недоброжелательность? Или та и другая вместе?
686
Между ловкостью и ложью такая же разница, как между откровенностью и грубостью: человек лжив или груб по недостатку ума. Ложь - это грубость людей фальшивых, донная муть фальши.
687
Несовершенство - составная часть любого порока, совершенство же едино и неделимо.
688
Я нахожу вполне извинительным, когда люди, неспособные добиться подлинной славы, создают себе ложную, но просвещенный человек, транжирящий время и силы на пустые занятия, представляется мне похожим на богача, который просаживает состояние на безделицы. И он - самый неразумный из смертных, если даже на склоне дней надеется преуспеть за счет тех достоинств, что помогали ему в лучшую пору жизни: приятнейшие свойства юноши постыдны в старике.
689
690
Надежда - единственное благо, которым нельзя пресытиться.
691
Одна мода исключает другую: человеческий ум слишком узок, чтобы одновременно ценить многое.
692
Кто мог бы извлечь выгоду из обаяния, тот его лишен; у кого оно есть, тот неспособен им воспользоваться. То же самое относится к уму, богатству, здоровью и т. д.: дары природы и Фортуны более часты, чем умение поставить их себе на службу.
693
На мой взгляд, лучшим способом воспитания принцев было бы поближе познакомить их со многими людьми разного нрава и положения: незнание своего народа - извечная беда государей. Стоит им взойти на трон, как все вокруг прячут лица под масками: властелин видит подданных, а не людей. Отсюда - дурной выбор фаворитов и министров, позорящий монархов и губящий народы.
694
значит привить ему все добродетели сразу.
695
Мелким людям следует давать мелкие должности: здесь они трудятся по склонности и с достоинством, не только не презирая своих заурядных обязанностей, но даже гордясь ими. Иным нравится раздавать солому, сажать под арест солдата за дурно повязанный галстук или рассыпать на плацу палочные удары. Они грубы, заносчивы, самонадеянны и вполне довольны своим скромным положением, тогда как человек более одаренный считал бы для себя унижением то, что им по душе, и, вероятно, стал бы пренебрегать своими обязанностями.
696
Солдаты идут на врага, как капуцины к заутрене. Сегодня армию ведет на войну не жажда наживы, не любовь к славе и отечеству, а барабан, который гонит войска вперед и назад, как колокол пробуждает или отправляет ко сну иноков. Правда, монахами становятся из набожности, а солдатами - из нечестия, но затем те и другие исполняют свои обязанности почти всегда по необходимости или по привычке.
697
Приходится признать, что зло иногда неизбежно: чтобы пресечь дезертирство из армии, человека расстреливают под звуки груб и барабанов, и без подобного варварства не обойтись.
698
Все, что слишком длинно, приедается, даже жизнь; однако ее любят.
699
700
Ах, как трудно решиться умереть!
Примечания
27 ... глава «О ». . . - Из сочинения Локка «Опыт о человеческом разуме» (кн. 2, гл. XXI).
28 В какой-то книге рассказывается. . . - Имеются в виду «Новые диалоги мертвых» Фонтенеля, диалог Парменисха и Феокрита Хеосского.
29 Сенека и Лукан. - См. примеч. на с. 416 и 415.
30
31 «Иеффай» (1732) - опера композитора Монтекле-ра на библейскую тему, либретто Пелегрина.
32 ... в избранном им роде поэзии. . . - В опере, см. примеч. на с. 414.
33 прирожденный наставник королей. . . - Фене-лон был воспитателем внука Людовика XIV, герцога Бургундского, будущего наследника престола.
34 ... не хотел бы родиться его подданным.
35 ... Люин уже был произведен в коннетабли.- Шарль д’Альбер Люин (1578-1621) - фаворит Людовика XIII. Коннетабль - высший военный чин, главнокомандующий войсками (упразднен в 1627 г.).
36 Калигула Гай Цезарь Август Германик (12- 41)-римский император с 37 г., известный своим деспотизмом и самодурством. Собирался назначить консулом своего любимого коня.
37
38 . . . навсегда искоренить войны. . . - Идея «вечного мира» широко дискутировалась в эпоху Просвещения, в особенности после выхода труда Шарля-Ирене Кастель де Сен-Пьера (1653-1743) «Проект вечного мира» (1713).
39 .. . оо оттесняя государства. . . - Такое понимание истории восходит к Вольтеру («Опыт о веке Людовика XIV»).
40 . . . любитель цветов у Лабрюйера. «Характеры», гл. 13. «О моде», 2.
41 Пирронизм - См. примеч. на с. 418.
42 ... в Венгрии и впрямь есть королева} - Подразумевается Мария-Терезия, с 1740 г. эрцгерцогиня австрийская, с 1745 - германская императрица.
43
44 Нет идей врожденныхсо картезианцы. . . - Учение Декарта и его последователей (картезианцев) о врожденных идеях, заложенных в человеке божественной силой, было решительно оспорено в эпоху Просвещения философами-сенсуалпстами под влиянием идей Локка, в частности Вольтером в «Трактате о метафизике» (1734).
45 . . . - Кроме собственно политических сочинений («Политическое завещание»), Ришелье написал трагедию «Мирам», весьма слабую в художественном отношении.
46 Юэ Пьер-Даниель (1630-1721) - епископ д’Ав-ранш, эрудированный литератор, математик, эллинист, автор «Опыта о происхождении романов» (1678), в котором выступает защитником этого жанра, отвергаемого классицистической поэтикой.
47 Менаж Жиль (1613-1692) - поэт и ученый-филолог, знаток древних языков, высмеянный Мольером в комедии «Ученые женщины».
48 Мы пренебреьаем преданиями своей страны. . и традиций разных народов (например, в «Духе законов» Монтескье).
49 Вуатюр Венсан (1597-1691) - поэт, пользовавшийся большим авторитетом и известностью в аристократических салонах. Буало критиковал его за манерность и вычурность.
50 Бенсерад Исаак (1612-1691) - популярный поэт, автор галантных стихов и балетных спектаклей, написанных по заказу двора.
51 Пломбьер - курорт в Вогезах, известный своими целебными минеральными водами.
52 Роллен Шарль (1661 -1741)-историк античности, профессор Королевского коллежа, Сорбонны, других учебных заведений. Автор обширного компилятивного труда «Древняя история» (1730-1738) и ряда сочинений о методах и системе преподавания.
53
54 . . . исполненны высочайших добродетелей. . . - Вовенарг, почти не касавшийся в своих сочинениях вопросов государственного устройства, разделяет предубеждения многих современников, считавших республиканский строй пригодным только для небольших государств (например, для Женевской республики). Выдвинутая Вовенаргом парадоксальная мотивировка высоких добродетелей, свойственных жителям республики, может быть сопоставльиа с совсем иной трактовкой этого вопроса у Монтескье («О духе законов», кн. Ш, гл. 3. «О принципе демократии»). Труд Монтескье вышел в 1748 г., уже после смерти Вовенарга.