Джек Реймонд.
ГЛАВА I.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Войнич Э. Л., год: 1901
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джек Реймонд. ГЛАВА I. (старая орфография)



ОглавлениеСледующая страница

 

ДЖЕК РЭЙМОНД. 

Роман Е. Л. Войнич. 

Перевод с английского Л. Я. Сердечной.

 

I.

- И это вы здесь называете хорошей дорогой? - сказал доктор Дженкинс.

Он остановился на полу-горе, чтобы оглядеться и дать Тимоти, рыбаку, который встретил его на станции железной дороги, поставить на землю тяжелый чемодан и отдохнуть немного, прежде чем взбираться выше. Крутая дорога за их спиной избивалась между дикими гранитными глыбами и низкорослыми кустами дрока.

Перед ними она круто, поднималась, усыпанная камнями и окаймленная мокрыми кустиками вереска, и исчезала из глаз, повернув за покрытый мохом утес.

Кругом безплодное, высохшее болото, перерезанное холмами, красное, словно сердитое солнце, готово уже спуститься за горизонтом; пронзительный северный ветер с визгом носится кругом; а там, за прибрежными утесами, угрюмое, отчаянное, стонущее море - и больше ничего. Может быть, в хороший летний день, когда высохшее болото залито золотыми и пурпуровыми цветами, оно выглядит приветливее; без сомнения, в ясное утро, после теплого летняго дождя это свинцово-серое море блещет голубыми и зелеными переливами; но д-р Дженкинс в первый раз увидел его в декабрьский вечер, когда все казалось ему таким холодным, мрачным и безнадежным. Солнце скрылось, оставив на воде длинный огненный след, точно след окровавленной руки, который волны поспешили смыть. Тимоти снова поднял чемодан.

- Теперь уже недалеко, сэр; мы дойдем до темноты. Э, да это мастер Ричардс, с Гурнадс-Хэда, и старуха с ним. Добрый вечер, хозяин!

Тележка, запряженная косматым пони и нагруженная яблоками, показалась из-за утеса, подпрыгивая на камнях. Фермер и пони шли рядышком, и если бы не разница в количестве ног, их можно было-бы принять за близнецов: так они были похожи, оба задумчивые, кругленькие, оба выступали неторопливою, солидною поступью. В тележке, среди яблок, сидела старуха и дремала.

- Это новый доктор для Порткэррика, - сказал Тимоти. Теперь у нас будут два доктора, потому что и старик д-р Вильямс остается, хотя он уже не может много работать. Вы отдохнули, сэр?

Они стали взбираться выше, а фермер Ричардс и его пони тихонько спускались с холма.

- Алло! - сказал доктор, оглянувшись. - С тележкой старика что-то не ладно. Смотрите, он машет нам. В чем дело?

Фермер делал отчаянные жесты кнутом и старался перекричать вой ветра.

- Грабят! - вопил он в отчаянии. - Грабят! Помогите! Полицию!

- Помяни, Господи, царя Давида! - визжала старуха, складывая руки. - Это разбойники!

С холма во всю прыть летел здоровый, мускулистый, черноволосый мальчик с темно-коричневой от загара кожей и с лицом, поразившим доктора своим отталкивающим безобразием.

Целая шайка других бесенят следовала за ним по пятам, размахивая дубинами и вопя дикими голосами. Маленькие разбойники появились так внезапно, что, прежде чем фермер успел оглянуться, пони был выпряжен из оглобель, старуха очутилась на дороге, плача и ломая руки, тележка была опрокинута, и яблоки дождем посыпались в грязь.

Когда Тимоти и доктор прибежали на помощь, фермер уже пришел в себя и размахивал кнутом направо и налево. После жаркой стычки шайка отступила и разсыпалась во все стороны с холма, визжа и крича, с оттопыренными карманами, набитыми яблоками. Преследовать их было невозможно, но на бегу один из мальчишек, длинноногий, с лицом, покрытым веснушками, шалопай, зацепился ногою за камень и свалился. Фермер набросился на него.

Предводитель одним скачком вернулся назад, ловко подставленной ногой сбил на землю тяжеловесного фермера, ухватил упавшого мальчика за шиворот и одним толчком в спину отправил его вниз с холма. Затем он быстро оглянулся, чтобы убедиться, не нужна ли еще кому-нибудь его помощь. Очевидно, у них был уговор, что он должен первым нападать и последним бежать.

Когда он повернулся и собирался последовать за своей шайкой, чья-то рука опустилась на его плечо.

- Я изловил, по крайней мере, одного, - сказал д-р Дженкинс. - Нет, не бейте его, - прибавил он, отводя кулак фермера. - Если вы будете ругаться, приятель, это не: поднимет вашей тележки. Тимоти, помогите ему поднят ее и предоставьте мне расправиться с мальчиком.

Фермер, громко ругаясь, присоединился к Тимоти, который старался поднять опрокинутую тележку, пока старуха, собирала разсыпавшияся яблоки.

- Однако, ты ловкий чертенок, - сказал д-р Дженкинс своему пленнику, который вертелся, как угорь, стараясь вырваться из его крепких рук. - Как тебя зовут?

- А вас как зовут?

- Ей Богу, сэр, - сказал Тимоти, - ведь это Джек Рэймонд. Он племянник нашему викарию.

- И сын самого сатаны, - проворчал фермер.

Черномазый чертенок ухмыльнулся при этом комплименте, показав ряд ослепительно-белых зубов.

- Племянник викария? - недоверчиво повторил д-р. Дженкинс. - Стой смирно, мальчишка, не брыкайся. Я тебе ничего не сделаю. - Глаза Джека широко раскрылись с выражением сердитого недоумения, и доктор заметил, какие они мрачные и в то же время сверкающие.

- Так я вам и поверил!

Однако, он перестал брыкаться и выпрямился.

Его безобразное лицо было странного, варварского типа, но в нем не было ничего порочного, не смотря на выдающуюся нижнюю челюсть; форма головы была очень блого, родная, а глубокие глаза были бы прямо великолепны, если бы не их угрюмое, недоверчивое выражение. Большое разстояние между ними и черная линия сросшихся бровей придавали лицу выражение силы и напряжения, более свойственное дикому бизону, чем ребенку.

- Так ты атаман шайки скверных мальчишек? - спросил доктор - Какое же ваше специальное занятие, смею спросить? Грабить бедных людей и до полу-смерти пугать, старух? А?

- Да, - ответил Джек, прямо смотря ему в лицо, - и жалить при случае, как та оса, что запуталась в вашей бороде.

Д-р Дженкинс, забыв, что стоит зима, инстинктивно провел рукой по лицу. В ту же минуту он получил сильный удар, нанесенный с замечательной быстротой, и прежде чем он успел сообразить, что его одурачили, Джек уже стрелой летел с холма, рискуя сломать себе шею.

Доктор прислонился к скале и хохотал до слез. Сердиться было невозможно, слишком уж ловко была разыграна вся эта сцена.

- Вот чертенок! - проговорил он, наконец, продолжая хохотать.

Когда, тележка была наконец, поднята, и они пошли дальше, Тимоти сказал:

- И подумать, что этот мальчишка воспитывается в богобоязненном доме и с детства видит христианские примеры и наставления! Да, все это ни к чему. Что там ни говорят, а яблоко от яблони не далеко падает.

- Что вы, сэр! Да во всем Порткэррике не найдется мальчишки, которого бы пороли чаще, чем Джека Рэймонда; по крайней мере, с тех пор, как умер капитан.

- Кто?

- Капитан Джон, младший брат викария. Он утонул, три года минуло в октябре, спасая погибающих в бурю около Лэндс-Энда, по дороге к Лонгшипу. У викария своих детей нет, вот он и взял сироток, потому что они остались без всяких средств, и заботится о них, как истый христианин.

- Значит детей несколько?

- Двое, есть еще девочка, сэр, так лет восьми; милое, кроткое дитя, так же мало похожее на это отродье сатаны, как сардина на акулу. Она вся в Реймондов.

- Так викарий держит мальчишку в строгости?

Тимоти только свиснул.

- Вот видите ли, сэр, некоторые господа из училищного совета говорят, что он слишком строг, даже палачем его зовут, потому что он настаивает, чтобы в школе сильнее драли. Только, по моему, он прав, сэр, человеческая природа греховна и безнадежно дурна, и как же вы можете иначе внушить страх Божий?

- Однако, этому-то он плохо внушен!

- Ох, дурная кровь в нем говорит. Не мало слез он стоит бедной миссис Рэймонд! Надо вам сказать, сэр, что она принадлежит к очень почтенному семейству из Сент-Айва; они все такие благочестивые и вовсе не привыкли к подобным чертенятам. Она сама такая богомольная женщина, помогает бедным, как и подобает жене священника, и заботится об этих сиротах, точно они её собственные дети, хотя они даже не из её семьи. Маленькая Молли ей дороже глаза. Она старалась лаской изгнать дьявола из мальчика, а викарий - палкой, а тому все, как стене горох. Настоящее отродье своей матери.

- Кто она была?

- Отчаянная женщина, сэр; актриса из Лондона; сэр Джон привез ее, когда был еще молод и необуздан, и покрыл позором свой честный дом. Господь знает, чем она была, пока он не женился на ней. Поверите ли, сэр, она курила, как мужчина, и нога её никогда не переступала порога храма Божьяго. А её нарядные платья и безстыдный вид! Было от чего старикам в гробах перевернуться! Она таскалась по скалам под дождем, распевая песни, распустив волосы по плечам, точно сумасшедшая. Ей-Богу, я сам видел, как она сидела полу-раздетая, полоща в луже на скалах голые ноги, а какой-то безумный художник из Лондона срисовывал ее. Дурна она была, как смертный грех, вы можете по мальчику судить, а капитан Джон по ней съума сходил. А все-таки она пошла на путь погибели после рождения девочки, "взяла ангажемент", как она говорила, да и умчалась в Париж ломаться, как говорится в священном писании: "пес возвращается к своей блевоте и свинья валяется в грязи". В Париже она заболела холерой и умерла нераскаянной грешницей, как я слышал. Суд Божий! А капитан, бедный безумец, вместо того, чтобы возблагодарить Провидение за то, что оно избавило его от этой вавилонской блудницы, такой вид принял, точно из него душу вынули, и уже никогда больше не поднимал головы.

- Это Порткэррик? - перебил его доктор, когда за крутым поворотом открылась рыбачья деревушка, приютившаяся между двумя громадными серыми утесами.

- Точно так, сэр. Вон там маяк на Скале Мертвеца. Белый дом - это школа м-ра Хюйтта. Многие дворяне присылают сюда своих детей, викарий - попечитель школы; а вот в том большом доме по выше, на Вересковом холме, живет сквайр.

- А этот старый дом около церкви, весь покрытый плющем?

- Это церковный дом, где викарий живет.

* * *

На следующее утро, когда д-р Дженкинс вернулся домой после своей первой прогулки по деревне, он нашел на своем столе визитную карточку: "Преподобный Джозана Рэймонд, викарий, Порткэррик, Корнуэль".

- Викарий сказал, что еще раз зайдет, - заявила хозяйка. Он казался очень разстроенным; опять верно этот чертенок Джек выкинул новую штуку; люди говорят, что он вчера на скалах чуть не до смерти напугал бедную миссис Ричардс, разбил тележку, переломал ноги пони и...

- Довольно, довольно, - перебил доктор. - Ничего ужасного не случилось. Я сам там был. Что, фермер жаловался?

- Да, сэр; говорят, викарию пришлось уплатить ему сегодня утром длинный счет. Фермер грозился, что будет жаловаться в суд за грабеж и увечье.

Когда доктор входил в сад церковного дома, топот быстро бегущих ножек донесся из-за живой изгороди. Прежде, чем он успел посторониться, маленькая фигурка в большом полотняном переднике выскочила из-за угла, налетела на его ноги и отскочила, отбросив назад целую гриву золотистых локонов.

- О, мне так жаль! Я не ушибла вас, сэр?

Доктор посмотрел на нее, удивляясь, неужели это прелестное дитя могло быть родной сестрой Джека Рэймонда.

- Ушибла меня? Полно, крошка. Я боюсь, что я зашиб тебя. Ты племянница м-ра Рэймонда?

- Я - Молли. Вы пришли к дяде?

Она повела его в дом, а он безуспешно старался заставить ее вступить в разговор. Доктор очень любил детей, и здоровенькая, чистенькая Молли, застенчивая, но не дикая, загорелая и покрытая веснушками от солнца и ветра, казалась ему очаровательным созданьицем.

Она была прелестна, но не обещала быть красивой в будущем, у нея был тот же упрямый рот, что и у брата, хотя с более мягким выражением, и выдающаяся нижняя челюсть, но глаза её не походили на глаза Джека: они были восхитительно-ясные и голубые.

Преподобный м-р Рэймонд был седой, серьезный, холодный человек, с такими же безцветными, лишенными жизни глазами, как и его седые волосы. Он держался прямо, как солдат. Манеры его были деревянные, но не лишенные некоторого скромного достоинства; казалось, он всегда помнил, что создан по образу и подобию Божию.

Он был гладко выбрит, и в углах его рта видна была чисто китайская безчуственность. Если бы черты его были несколько определеннее и резче, лицо его можно было бы назвать если не симпатичным, то, по крайней мере, интересным, теперь же оно казалось просто раскрашенной диаграммой добродетели.

Викарий выслал Молли из комнаты и начал изысканно извиняться за дурное поведение Джека. Видя, как близко к сердцу принимает он вчерашнюю проказу, гость добродушно прервал его извинения, по своему изобразив происшедшее, как простую шалость школьников, и перевел разговор на другую тему.

Подали чай, и вместе с ним появилась миссис Рэймонд, полная, добродушная, покорная на вид женщина, повидимому, старше своего мужа, с неопределенными бровями, приподнятыми в застывшем выражении какого-то вечного жалобного удивления. Её черное платье было образцом чистоты и аккуратности, волоса причесаны волосок к волоску. Молли в чистом белом передничке, с тщательно расчесанными и связанными лентой локонами, робко прижималась к тетке. Казалось, настроение мира и довольства вошло в комнату вместе с женщиной и ребенком. Хлеб, масло и пирожное были превосходны и, очевидно, домашняго приготовления, а когда после чая миссис Рэймонд села к окну, чтобы докончить вышивать платьеце для Молли, гость мог убедиться, что она такая же искусная рукодельница, как и хозяйка.

Миссис Рэймонд была добра к бедным, если судить по красной шерстяной душегрейке, которую вязала Молли; очевидно, девочке внушили, что снабжение бедных теплой одеждой - долг всякого.

Доктору пришло в голову, что этой добродетельной женщине тяжело приходится служить буфером между мужем и племянником.

- Сара, - сказал викарий, когда чай был убран, - я выразил доктору Дженкинсу, как глубоко мы сожалеем о том, что случилось вчера на холме. Он был так добр, что легко отнесся к этому, и не требует формального извинения.

Миссис Рэймонд подняла на посетителя свой кроткий взгляд.

- Нам так жаль, что с вами случилась такая неприятность. Право, мы сделали все, что от нас зависит; вы очень добры, что не требуете, чтобы мальчик был наказан.

- Он будет наказан во всяком случае, - спокойно произнес викарий. - Его поступок уже внесен в книгу поведения.

- Надеюсь, не из-за меня? - вступился д-р Дженкинс. - Право, я смотрю на это, как на мальчишескую выходку, и не подумал бы жаловаться, если бы вы сами не услышали об этом.

- Вы очень добры, - ответил викарий, - но я никогда не прощаю оскорблений.

- Господи, Боже! Какой счет должен быть у мальчика! - подумал доктор. При первой возможности, он постарался перевести разговор с прегрешений Джека на постороние предметы. Оказалось, что викарий очень интересный собеседник, опытный, умный и хорошо образованный. Он очень интересовался местной благотворительностью и благочестивыми предприятиями, в особенности деятельностью миссионеров. Он только что начал рассказывать гостю о своем участии в миссии Рыбаков дальняго плавания, как входная дверь с громом захлопнулась, и миссис Рэймонд с нервным испугом подняла глаза с работы.

- Не забудь переменить передник, - сказала миссис Рэймонд в догонку уходяшей девочке, - и скажи Мери-Анне... О, Джек, где ты был, что ты в таком виде!

Джек вошел в комнату, засунув руки в карманы. Он одним взглядом окинул комнату и остановился у двери, глядя нахмурившись на гостя.

Надутый, грязный и нечесанный, с вызывающим видом выставив свой упрямый подбородок, в запачканной и разорванной куртке, оставляя мокрые, грязные следы на ковре, он выглядел настоящим разбойником, проклятием порядочной семьи.

- Помнишь ли ты этого господина? - спросил викарий с хладнокровием, не предвещавшим ничего хорошого.

- Он-то, наверное, меня помнит, - ответил Джек.

Голос его был замечательно низкий и звучный для его лет.

- Конечно, помню, - сказал весело гость, стараясь отвести готовую разразиться грозу. - Иди сюда и дай мне руку, мальчик, чтобы показать, что мы не сердимся друг на друга.

Джек молча посмотрел на него из-под опущенных ресниц.

- Иди и дай руку, - сказал викарий попрежнему спокойно, но с горящими гневом глазами. - Твоя тетка и я, мы извинились за тебя, так как ты сам не догадался это сделать.

Джек подошел к гостю своей неловкой походкой и протянул левую руку, не вынимая правой из кармана.

- Почему же не правую руку? - спросил доктор.

- Не могу.

- Что ты опять натворил? - спросила миссис Рэймонд с безсознательным пафосом в голосе. - Да у тебя весь рукав в грязи, ты изорвал всю новую куртку!

- Вынь руку из кармана, - приказал викарий. Резкий голос его звучал сдержанным раздражением.

Рука, завернутая в грязный, окровавленный носовой платок, оказалась расцарапанной и в ссадинах.

- Как ты это сделал?

Джек угрюмо взглянул на дядю.

- Когда взбирался на Утес Мертвеца.

- Куда тебе строго запрещено ходить?

- Да.

- О, Джек! - безпомощно взвывала тетка, - Как ты можешь быть таким непослушным?

- Иди в свою комнату и жди, пока я приду, - было все, что он сказал Джеку.

Джек повернулся, пожимая плечами, и, посвистывая, вышел из комнаты. Миссис Рэймонд вышла вслед за ним, бросив на мужа испуганный взгляд.

- Шила в мешке не утаишь, - сказал викарий со вздохом, обращаясь к своему гостю. - Вы сами были свидетелем. Дурной характер моего племянника - тяжкий крест для моей жены и для меня; самый тяжкий из всех, какие угодно было Провидению взвалить на наши плечи.

- Он, вероятно, исправится, когда подростет, - попробовал сказать доктор примирительным тоном. - Многие очень хорошие люди были в детстве скверными мальчишками.

Он с минуту глядел на огонь, затем добавил с покорным жестом:

- Если Тимоти не рассказал вам этой несчастной истории, вы скоро познакомитесь с ней из деревенских сплетен. Джек наследовал от своей матери характер, который невозможно исправить; порок пустил в его душе слишком глубокие корни. Ни убеждения, ни строгости не действуют на него; после целых годов стараний и серьезных усилий возбудить в нем хоть искру лучших чувств, он постоянно становится все хуже и хуже. Мы благословляем Бога, что до сих пор в Молли нет порочных наклонностей; что касается до мальчика, то он безнадежен.

При первой возможности д-р Дженкинс распрощался. Ему надоело слушать о Джеке и его прегрешениях.

- Чорт возьми, - думал он, - если все будут меня угощать рассказами об этом проклятом щенке, то мне придется повесить на дверях объявление: "просят не говорить о преступлениях племянника викария".

углу покатой крыши, держа в одной руке большой ломоть хлеба, в другой - зеленое кислое яблоко, по всей вероятности, остаток вчерашней добычи, и по очереди откусывая от обоих.

- Алло! - сказал доктор. - Как ты сюда забрался? Мне казалось, что тебя послали на верх

Чертенок молча взглянул на него и молча откусил от яблока. У доктора заныли зубы, когда он услышал этот хрустящий звук.

- У тебя заболит живот, если ты будешь есть незрелые фрукты.

- Некогда мне разговаривать, - отвечал Джек с полным ртом. - Через минуту я должен быть дома, чтобы получить порку, и мне нужно сначала закусить.

Джек пожал плечами и принялся за другое яблоко.

Миссис Рэймонд, задыхаясь, бежала по дорожке, ломая руки.

- Джек, Джек! Где ты? Иди сейчас же домой, гадкий мальчик! Ой, голубчик, иди скорее, дядя разсердится!

Она только теперь заметила гостя и остановилась.

- Ну, а ты, конечно, не ревешь?

- Я?! - гордо ответил Джек. - Разве я старая баба? Дядя уже пошел наверх, тетя Сара? Держу пари, что я поспею раньше его.

Он спрыгнул с крыши и одним скачком, с ловкостью записного акробата, очутился на окне первого этажа.

Миссис Рэймонд с отчаянием обратилась к гостю:

- Что нам с ним делать?

 



ОглавлениеСледующая страница