Вмешательство Золя в дело Дрейфуса...

Вольтер вовсе не был предубежден в пользу невинно казненного Калласа. В начале он даже нисколько не сомневался, что Каллас действительно совершил преступление и задушил своего сына, потому что тот собирался перейти в католичество. На этом основании Вольтер объявил даже в своем письме к советнику Ле-Бо, что "гугеноты еще хуже католиков".

Но каково было удивление Вольтера, когда вскоре после этого один марсельский негоциант, бывший в Тулузе во время процесса Калласа и следивший за всеми его подробностями, сказал Вольтеру, посетив его проездом, что он уехал из Тулузы с полным убеждением, что совершена страшная судебная ошибка. Вольтер отнесся с недоверием к этим словам негоцианта и заметил ему, что "еще более невероятно, чтобы судьи, без всякой нужды, подвергли невинного такой страшной казни". Но по отъезде негоцианта в душу Вольтера закрались сомнения. В самом деле уж не было ли тут судебной ошибки? Он решил разследовать это дело, которое не давало ему спать спокойно. Справки, наведенные им о семье Калласов, совершенно опровергли все рассказы, выставлявшие яростными фанатиками членов этой семьи. Это усилило подозрения Вольтера. Со свойственною ему энергией он принялся за это дело, не щадя ни своих сил, ни денег и несмотря на упорное сопротивление высшей власти и клерикалов, добился его пересмотра, поставив буквально на ноги всю Францию.

одного из сыновей, принявшого католицизм. Но Каллас был так далек от всякого фанатизма, что, узнав о переходе своего младшого сына в католичество, заявил, что не осуждает его, если только его убеждения искренни; стеснение же свободы совести порождает только лицемерие и ничего больше! Другой сын Калласа, Марк Антуан, был литератор, но по всем признакам, он был несовсем нормальный человек. С ним часто бывали приступы меланхолии и притом он питал отвращение к торговой профессии. Ему хотелось быть адвокатом, но он не получил степени кандидата прав, потому что не был католиком. Он часто говорил о самоубийстве, в последнее время он сделался игроком и проигрывал большие суммы. В день своей смерти он играл очень долго и именно в этот день отец поручил ему разменять крупную сумму денег, но денег этих не было найдено при нем, когда было обыскано его тело. Он ужинал в этот день вместе с родителями и гостем, но до окончания ужина встал и вышел. Около десяти часов мать его сказала своему второму сыну, Пьеру, чтобы он проводил гостя до ворот и посветил ему. Оба вышли и, спустившись в лавку, увидели, что дверь на, улицу раскрыта настеж и на палке, укрепленной на обеих половинках двери, качается тело Марка Антуана.

был арестован, подвергнут пытке, и хотя он продолжал протестовать против такого обвинения, его все-таки приговорили к колесованию и привели в исполнение эту страшную казнь.

Когда Вольтер узнал все подробности этого вопиющого дела, он был потрясен до глубины души. Только ослепленные фанатики, желавшие во чтобы то ни стало погубить гугенота, могли действовать подобным образом и казнить заведомо невинного! Это была уже не казнь, а страшное убийство. Вольтер тщательно собрал все улики, документы, относящиеся к этому преступлению и суду и возстановил все факты преступления и свидетельския показания. Он повел свою агитацию так искусно и с таким жаром, что, действительно, как он и предсказывал, "Париж и вся Европа, охваченные состраданием, потребовали, чтобы несчастной семье казненного была оказана справедливость и возстановлено его доброе имя". И вот ровно через три года после казни победа была одержана". Калласы были оправданы и отдано приказание тулузскому парламенту вычеркнуть в своих реестрах приговор по делу Калласа и вписать акт реабилитации.

Победа Вольтера доказала, что нравственный и умственный авторитет бывает зачастую выше могущества власти. Хилый, больной старик, апеллируя к общественному мнению Европы, мог взволновать ее только своим словом. Когда спустя несколько лет после торжественного оправдания Калласа, в 1778 году, Вольтер был в Париже, какая-то женщина, находившаяся в толпе, окружавшей Вольтера, спросила: кого это так восторженно приветствуют, - ей отвечали.* "Разве вы не знаете, ведь это спаситель Калласов!"