Накануне Мартинова дня.
Часть I.
Глава XXI. Аделина де-Кастелла.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Накануне Мартинова дня. Часть I. Глава XXI. Аделина де-Кастелла. (старая орфография)

XXI. Аделина де-Кастелла.

Во всех странах мира, также как и в Англии, наступил праздник Рождества, и в этот торжественный день девицы высшого учебного заведения M-me де-Нино в Бельпорте собрались утром вокруг камина классной комнаты. Роза Дарлинг, по обыкновению, заняла лучшее место и, по обыкновению, первенствовала в этом маленьком кружке. Роза была в скверном расположении духа, воображая, что она самое угнетенное существо в мире. Она разчитывала провести праздник дома, или по крайней мере в Беркшире, и отговорки мистрис Дарлинг, которая сама еще не знала куда она двинется, еще более сердили ее.

- Пожалуста, не хвастайтесь вашими привилегиями и преимуществами, гневно произнесла она, отталкивая от себя девочек локтями и откидывая назад свои золотистые кудри.-- Много смыслят ваши Французы в рождественских празднествах? По образованию, Франция на целое столетие отстала от Англии, так же как французския девочки отстали от вас, Англичанок.

- Славно, Роза! воскликнула Аделина де-Кастелла.

- Разумеется, исключая Аделины, продолжала Роза, не обращаясь вы к кому особенно.-- Как же? Французы не имеют и понятия об употреблении омелы, а ваши родные посылают вас сюда учиться и воспитываться! ни святок, ни праздников, кроме одного месяца вакации осенью, когда можно почти быть уверенным, что мы ею не воспользуемся. Прегнусная страна, пренеестественный порядок вещей, и почему Английское правительство не войдет в это и не запретит принимать в эти заведения английских девочек?

- Но разве Французы не празднуют Рождества? спросила одна преглупая, вновь поступившая воспитанница, Грация Лукас.

- Ба! воскликнула Роза.-- Как будто они празднуют что-либо, кроме Нового года!

- Кроме чего? робко спросила Грация Лукас.

- Quelle est bête! воскликнула Роза с своим обыкновенным легкомыслием.

- Будьте посдержаннее, Роза, сказала Аделина по-французски.

- Вот еще! она уже пятьдесят раз слышала это, отвечала ей Роза по-английски.

- Ведь не каждый отличается такими способностями как вы.

- Способностями к чему? запальчиво спросила Роза, краснея до ушей. Со времени приключения с мистером Мальборо, не совсем спокойная совесть Розы в каждом слове отыскивала скрытую насмешку.

- Способностями к изучению французского языка, смеясь ответила Аделина.-- А то к чему же еще?

- Спасибо, с сердцем возразила Роза.-- Понимаем.

- Не сердитесь, Роза. Разве я не для того осталась здесь, чтобы провести праздник вместе с вами? А вы оказываетесь неблагодарною.

- Вам хорошо смеяться и чваниться тем, что вы остались здесь, возразила Роза,-- когда через семь дней вы совсем выходите из пансиона.

- Вы бы лучше за себя говорили, а не за других, Мери Карр, сказала Роза.-- Вам, кажется, самой хотелось бы быть на её месте. Но, знаете, Аделина, в чем я вам завидую? На скольких балах вы перебываете от Рождества до Великого поста!

Семейство Кастелла не принадлежало к разряду обыкновенных посетителей Бельпорта. Г-н де-Кастелла, которого в его собственном семействе чаще всего звали синьйором де-Кастелла, принадлежал по отцу к благородной испанской фамилии, а мать его была гордая и знатная Италиянка. Обыкновенным его местопребыванием был Париж. Но за несколько лет до описываемого нами времена, здоровье Аделины стало заметно разстраиваться; медики строго предписывали ей приморский климат, и вот ее привезли в Бельпорт. Это настолько поправило ее, так возстановило её здоровье и силы, что г-н де-Кастелла нанял самый красивый и самый большой дом в городе. Иногда он уезжал на продолжительное время в Париж, в Испанию или в Италию; г-жа де-Кастелла всегда сопутствовала ему, а Аделину на это время оставляли у M-me де-Нино. По всей вероятности, они проводили теперь последнюю зиму в Бельпорте; лето они намеревались провести во французском замке матери г-жи де-Кастелла, родом Англичанки, а потом они думали окончательно поселиться в Париже. Они были очень богаты, со связями в высшем кругу, и пользовались большим уважением. Аделина была их единственная дочь. Старшая сестра её, Мария, умерла, и с тех пор меньшая дочь стала им еще дороже. По мере того как вы будете читать эти строки, вы познакомитесь с ней покороче и полюбите ее.

Она должна была скоро вступить в свет; ей наступал уже 18-й год, и день её рождения совпадал с днем Нового года, а вам, вероятно, известно, что у Французов день Нового года считается самым большим праздником, конечно, исключая праздника Всех Святых. Г-жа де-Кастелла разослала пригласительные билеты к себе на вечер, где и хотела в первый раз представить Аделину обществу. Пансионерки называли этот бал посвящением Аделины.

В числе прочих тайн, тщательно скрываемых воспитанницами пансиона M-me де-Нино от своих наставниц, была колода так-называемых гадательных карт. Ее привезла в школу Жанета Дофф в октябре месяце. Она прибыла прямо из Шотландии, проникнутая местными суевериями, и часто у девочек мороз пробегал по коже от её разказов, ночью в дортуаре, о привидениях и двойном зрении.

Действительно ли она питала к этим картам такую веру или просто притворялась, но таинственный и страстный вид, какой принимала она при каждом гаданьи, сильно действовал на воображение её подруг. Собственно это были вовсе не карты, а маленькие тонкие и прозрачные четырехугольники, сделанные из листьев цветка "не тронь меня" На каждом четырехугольнике тщательно нарисован был цветок, представлявший собою какую-нибудь эмблему. Роза обозначала счастливую любовь, кавалерская звезда - печаль, подснежник - холодную чистоту, василек - пустоту, гиацинт - смерть, и т. д. Гадали таким образом: на ладонь клали по три или по четыре цветка, так чтобы нельзя было отличить один четвероугольник от другого. Обыкновенно эти листики мало-по-малу свертывались и слетали с руки, но когда какой-либо из них приставал к ладони, это обозначало его тайную симпатию с гадающим и как бы предсказывало будущее. Если, например, на руке оставалась кавалерская звезда, это предвещало горе; василек означал, что жизнь пустой девочки пройдет в тщеславии.

По правде сказать, это было весьма пустое препровождение времена, годное лишь для пустеньких девочек, но в этом случае некоторые из пансионерок могли, в оправдание своего суеверия, указать на случай необъяснимый по законам разума. Почему, могли оне спросить, к руке Аделины де-Кастелла приставала всегда одна и та же карта, которая так верно предсказала её судьбу? А что карта всегда оставалась у нея, это был действительный факт, иначе я и не подумала бы упомянуть о такой детской забаве.

Первая проба гадательных карт происходила в дортуаре, когда все были уверены, что воспитанницы уже легли спать. Мамзель Фифина унесла с собою свечку, и Роза должна была зажечь одну из своих длинных восковых свеч, которые она держала под замком от завистливых глаз. Аделина протянула обе руки; на каждой руке у нея было по три квадратика. Пять из них скатились очень скоро, скорей обыкновенного; шестой же приподнялся было слегка, но тихо, тихо опустился и остался у ней на ладони. Жанета сняла его наконец, но опять опустила, как бы в испуге.

- Ох, это скверно, сказала она чуть слышно.

Мери Карр повернула к себе листок. На нем изображены были "французские ноготки".

- "Французские ноготки - несчастная любовь; может окончиться смертью", прочла Жанета Дофф в объяснительном листке.-- Это почти самая дурная карта во всей колоде.

Некоторые девочки задрожали; в дортуаре всегда было холодно. Но Аделина весело засмеялась. "Это чистый вздор", сказала она. И в самом деле говорила то, что думала. Но страннее всего было, что Аделина де-Кастелла раз двенадцать после того принималась гадать, и зловещие "французские ноготки" постоянно оставались на её руке. Гиацинт наводил на всех такой ужас, что Жанета Дофф еще с самого начала вывула его из колоды. Но "французские ноготки" как нарочно не оставались ни у кого кроме Аделины.

"Это в самом деде странно", подумала Аделина, когда загадав в последний раз перед отъездом из пансиона, она увидела, что "французские ноготки" по обыкновению осталась у нея на руке.

Наступил Новый год; шум экипажей, нетерпеливый топот копыт и крики ссорившихся кучеров раздавалась в этот вечер по улицам Бельпорта; весь веселый люд стекался к дому синьйора де-Кастелла.

Парадные комнаты, залитые ярким светом и уставленные разными тропическими растениями, представляли чудное зрелище. Аделина де-Кастелла стояла возле своей матери и принимала гостей. Все ожидали увидеть ее простенькою, скромно-одетою пансионеркой, какою они знали ее прежде, и никто не узнавал ее в роскошном наряде, сияющую ослепительною красотой. Её белое кружевное платье, легкое и изящное, блестело изумрудами; изумрудные цепи обвивали её шею, руки и роскошные пряди шелковистых волос. Это было древнее фамильное украшение семейства де-Кастелла, переходившее из рода в род. Лицо Аделины, чистое и правильное, как мраморное изваяние, от волнения пылало ярким румянцем, делавшим ее еще очаровательнее.

- О Аделина, шепнула ей Мери Карр, как скоро нашла возможность перекинуться с нею несколькими словами,-- как вы прекрасны сегодня!

- Как! и вы начинаете мне льстить!

- Льстить - вам! И можно ль было думать, что Роза затмить всех! Пусть только взглянули бы на вас!

- Да, сказала Аделина, отвечая на молчаливое изумление Мери Карр,-- мамаша встретила их сегодня в ту самую минуту, как они прибыли из Парижа, и взяла с них обещание приехать сегодня к вам. Они здесь проездом в Англию. С ними лорд Сеймур.

- Что скажет на это Роза? произнесли Мери Карр.

- Мне самой приходило в голову написать словечко об этом Розе, возразила Аделина. - Конечно, еслибы мамаша имела хоть малейшее понятие о том, что мы знаем, она, по всей вероятности, не пригласила бы их. Но я вспомнила как обижает Розу каждый намек на это обстоятельство и решилась лучше промолчать. Роза не из таких чтобы сделать сцену, или испугаться её.

Мистер и мистрис Мальборо, Аделина и прочие стояли в одной группе, когда к ним подошла Роза. Ей и в голову не приходило кто был тут, когда вдруг она очутилась лицом к лицу с Джорджем Мальборо. Какое-то пустое замечание, которое она хотела было передать Аделине, замерло у нея на языке, и она сделалась бледнее полотна. Элеонора вся вспыхнула; положение было весьма неловкое, но мистер Мальборо скоро нашелся.

- Как вы поживаете, мисс Дарлинг, сказал он, приятно улыбаясь ей. - Я думаю чуть не замерзли в этот холод. У вас в Париже было ужасно холодно.

Роза собралась с духом и начала болтать с ним что пришло в голову, но с Элеонорой она едва-едва обменялась обычными приветствиями.

- Эллен, шепнул мистер Мальборо своей жене,-- в течении вечера можно мне протанцовать с нею кадриль.

- Как глупо, что ты меня спрашиваешь об этом. Отлично сделаешь!

Сказав это, мистрис Мальборо однако смутилась и покраснела. Заметив это, муж с улыбкой отошел от нея и через минуту уже танцовал с Розой.

- Что вам больше всего нравится из моих подарков? спросила Аделина у Мери Карр, указывая ей на огромную коллекцию разных красивых вещиц, разложенных в той комнате, где играли в карты: это были все подарки, которые она, по французскому обычаю, получила в день Нового года от своих родных и друзей.

- Что за прелестные часы в миниатюре! воскликнула Роза из-за плеча Мери Карр.

- Это настоящие часы, сказала Аделина,-- с курантами. Бабушка моя всегда говорила мне, что в день моего рождения, когда мне минет восемнадцать лет, она непременно подарит мне что-нибудь солидное, и прислала мне эти часы. Как жаль, что она больна и что ей нельзя было приехать к вам сегодня! Постойте, я пожму пружинку.

Аделине хотелось, чтобы Роза и Мери Карр поскорей услыхали мелодические куранты этой затейливой вещицы, и она торопливо подняла правую руку, но в эту минуту цепочка от её изумрудного браслета зацепилась за пуговицу в рукаве одного господина, который также стоял в окружавшей ее группе. Быстрым движением рука Аделина освободила свою цепочку, но вместе с нею увлекла и цветок, который молодой человек держал ж руках. Цветок был "французские ноготки".

Румянец, игравший на щеках Аделины, стал еще ярче, при взгляде на цветок. Она обернулась и подала его владельцу.

Это был незнакомый молодой человек изящной наружности, с тем оттенком настоящого аристократизма, которого нельзя ни скрыть, ни усвоить по произволу. Он был удивительно хорош собой, и взоры его с живейшим восторгом устремлены были на Аделину.

Читатель уже знаком с ним, но Аделина видела его в первый раз.

Возвращая ему цветок, она инстинктивно сказала ему в извинение несколько слов по-английски; ей не трудно было угадать, что этот высокий, изящный молодой человек не Француз. Он принял цветок и любезно отвечал ей,-- что прикосновение её прекрасной руки придало особенное значение этому цветку. В эту минуту к их кружку подошел отец Аделины в сопровождении одного пожилого гостя.

- Аделина, сказал он, обращаясь к дочери.-- Ты еще не забыла своего старинного друга, барона де-ла-Шасс?

Аделина с веселым восклицанием протянула ему свою руку. Она так долго жила между Англичанами, что совершенно усвоила себе их обычай приветствовать пожатием руки. Старый барон, казалось, не понял ее и взял ее, вместо того, под руку. Они отошли от кружка, и группа разсеялась.

- Лотти Сингльтон, начала было Роза,-- не знаете ли, кто этот красивый господин?

- Я вовсе не о французском бароне говорю, а о красивом Англичанине, который держит в руке "французские ноготки".

- О нем я ничего не знаю. Он приехал сюда с Максвеллами. Я надела, как сэр-Санди представлял его госпоже де-Кастелла.

- Откуда он достал "французские ноготки" в это время года? с удивлением заметила Роза.

- О, у мисс Максвелл можно найдти разные диковинки в её цветочном ящике, который имеет четыре фута в квадрате и который она называет своею оранжереей, отвечала мисс Сингльтон.-- Он, вероятно, там и нашел ах.

- Лорд Джон, закричала Роза, безцеремонно останавливая проходившого мимо её Джона Сеймура, которого она видела всего один раз в жизни и то несколько месяцев тому назад,-- кто этот красивый господин, с которым вы сейчас говорили?

- Это муж моей кузины, мисс Дарлинг, зашепелявил лорд Джон, имевший недостаток в произношении.-- Молодой Мальборо.

- Я не о нем говорю, с нетерпением воскликнула Роза, краснея при этом имена.-- Кто этот высокий, бледный господин с тонкими чертами лица?

- Вы, вероятно, разумеете Сент-Джона.

- Кого? повторила опять Роза.

- Фредерика Сент-Джона, брата Сент-Джона из Вефера.

- А! воскликнула Роза протяжно.-- Так это-то Фредерик Сент-Джон! я слыхала о нем и о его красоте.

- Да, он действительно очень хорош собою, сказал лорд Джон,-- но его любезность еще замечательнее его красоты. Фредерик Сент-Джон славный малый. Мы были с вам вместе в Краст-Черче.

- Он живет в Бельпорте?

- Нет, он здесь проездом. Он обедал сегодня у Максвеллов, а они привезли его сюда.

- Представьте мне его пожалуста!

"Какова Роза," подумала Мери Карр, стоявшая возле её.

- С удовольствием, ответил лорд Джон, подавая ей свою руку.

- Нет, не надо, ответила Роза с своею изменчивою, причудливою, но в высшей степени привлекательною манерой и также быстро отняла свою руку, как и подала ее. Я лучше подойду к нему сама. Ведь мы в родстве.

- Да, мы с ним в родстве, прибавила Роза.

Она выждала минуту, когда мистер Сент-Джон остался один, и подошедши к нему прямо, протянула ему руку. Сент-Джон посмотрел на нее с удивлением.

- Вы меня не знаете, сказала Роза. - Лорд Джон Сеймур вызвался было представить мне вас, но я ему сказала, что между родными это лишнее. Я много слышала о Фредерике Сент-Джоне; ведь мы с вами двоюродные. Я Роза Дарлинг.

Мистер Сент-Джон никак не мог вспоминать этого имени. Он с улыбкой смотрел на красивую девочку, с веселыми голубыми глазами и роскошными золотистыми кудрями.

- Вы забыла, я вижу; я сейчас объясню вам. Моя сестра Шарлотта Норрис, вышла замуж за мистера Карльтона Сент-Джона. Мамаша недавно надела вас в Анвик-Галле. И брат мой Франк был там.

Вместо ответа Фредерик Сент-Джон взял Розу за обе руки, как бы стараясь загладить перед всю свою разсеянность, и уверял ее, что ему весьма приятно и лестно встретить такую кузину. Роза продолжала разговаривать с ним.

- Какой ужасный случай, смерть этого мальчика! воскликнула она.-- Мне многое рассказывали о нем, о маленьком Вене Сент-Джоне. И он-то сгорел? О, это ужасно! Чья это была вина?

- Няни его. Она оставила его одного с бумажною игрушкой, в которую вставлена была зажженная свеча, и он каким-то образом поджег себя. На его-то похоронах я и встретил капитана Дарлинга.

- Мамаша писала мне об этом происшествии, но подробностей я не знаю, сказала Роза.-- Она говорит, что не в состоянии их описывать. Бедный мальчик! Как жаль, что его не могли спасти! Что вы скажете о Шарлотте?

- О мистрис Карльтон Сент-Джон? Я никогда не видал её; её не было на похоронах. Я слышал, что смерть ребенка имело на нее сильное влияние, как в нравственном, так и в физическом отношении. Она на время уехала из Анвик-Галла и теперь путешествует.

- Знаю, возразила Роза с особенною интонацией, в которой слышалась бездна досады.-- Шарлотта как отчаянная бросалась из одного места в другое. От этого и мамаша вела непоседную жизнь и не могла взять меня к себе на рождество. Я просто взбесилась, когда узнала, что меня не возьмут домой; представьте себе, какой стыд, оставлять меня до сих пор в школе, когда мне скоро минет девятнадцать лет. Мы весь век должны были уступать во всем Шарлотте.

Мистер Сент-Джон улыбнулся, взглянув на её хорошенькое, надутое, негодующее личике.

- Смерть этого малютки, кажется, сериозно потрясла вашу сестру, сказал он,-- и перемена места была ей безусловно необходима.

- Ну, так я вам скажу, что это не в её обыкновении, потому что Шарлотта не способна слишком предаваться каким бы то ни было огорчениям. Она скорее апатична. Конечно, смерть ребенка не могла не потрясти её, но я не могу понять, каким образом она произвела на нее такое продолжительное впечатление и так разстроила её здоровье, как пишет мамаша. И теперь, когда её сын сделался наследником... вы, вероятно, найдете, что с моей стороны жестоко говорить все это, мистер Сент-Джон, сказала Роза, внезапно переходя к другой мысли,-- но вы не знаете Шарлотту так, как я ее знаю. Я уверена, что права доставшияся теперь её сыну Джоржу давно были её любимою мечтой, которую она не переставала лелеять, несмотря на её кажущуюся неосуществимость.

- Вы, повидимому, не чувствуете большой привязанности к вашей сестре, мисс Дарлинг, заметил мистер Сент-Джон, не переставая улыбаться.

- Это правда, чистосердечно созналась Роза.-- Еслибы вы знали, как мамаша заставляла нас всегда подчиняться Шарлотте, вы бы тогда не удивлялись этому. Я одна возмущалась, я-то уж ни за что бы не покорилась. Сказать вам по секрету, я думаю, мамаша от этого-то и отдала меня в пансион.

Звуки музыки положили конец их разговору, и когда Роза выступила с своим кавалером за паркет, она увидела Фредерика Сент-Джона, танцующого с Аделиной, с которою он и пробыл почти весь остальной вечер.

- Какая игра?

- Вы уже влюбились в прекрасного незнакомца, это видно по вашему лицу, а он в вас. Что вы скажете о приключении с французскими ноготками?

- Какие у вас дикия фантазии! воскликнула Аделина с неподдельным удивлением.-- Влюбилась? я не понимаю о чем вы говорите.

- Поверьте мне, этот человек, Фредерик Сент-Джон, будет иметь огромное влияние на вашу судьбу.

- О Роза, Роза! с веселым укором сказала Аделина:-- мы, ведь, не все так легко поддаемся влиянию как вы.

- Когда-нибудь мы все должны испытать это, возразила Роза, не обращая внимания на упрек. - Смотрите, Аделина, не забывайте моего совета: Берегитесь этого незнакомца: французские ноготки эмблема несчастной любви.

Аделина де-Кастелла засмеялась небрежно-безпечным, торжествующим смехом. Горделивая и самоуверенная, она отошла от Розы Дарлинг, чтобы возвратиться на свое блестящее место посреди окружавшей ее толпы.

Дитя многих стран,-- и ее справедливо можно было назвать этим именем,-- она отличалась особенною привлекательностью. Странным стечением обстоятельств она по предкам своим принадлежала Англии, Франции, Испании и Италии. Но по природе она была настоящая Англичанка. За исключением дочерей наших аристократов, трудно встретить такую редкую красоту облика и стана в соединении с таким чудным цветом лица, какой был у Аделины; а застенчиво-скромное изящество её манер и грациозная сдержанность были совершенно английския.

Незнакомый с нею человек непременно принял бы ее за Англичанку, и её отличное звание языка и отсутствие иностранного акцента непременно сбили бы его с толку. Она с детства привыкла к английскому языку, о чем позаботилась госпожа де-Кастелла, которая говорила по-английски как природная Англичанка; она окружила своих детей нянями Англичанками, а потом взяла для них гувернантку той же нации, хорошого происхождения и воспитания, но обедневшую. Она оставалась у них до смерти старшей дочери и научила Аделину ценить и уважать английский характер, который та незаметно усвоила себе. Короче сказать, несмотря на свою фамилию и смешанное происхождение, Аделина де-Кастелла была настоящая Англичанка.

Прошло около двух месяцев. Аделина де-Кастелла навещала иногда своих старых подруг у M-me де-Нино; но большею частью время её проходило в удовольствиях и выездах. Балы, театры, вечера сменяли друг друга, и никогда Аделина не ложилась в постель ранее двух часов утра, часто и позже. Госпожа де-Кастелла, еще молодая женщина, в полном смысле этого слова, жила постоянно в свете. Пансионския подруги Аделины замечали, что у нея бледное и утомленное лицо, а однажды она приехала к ним после обеда с сильным кашлем.

- Точно чахоточный кашель! воскликнула Роза, по обыкновению, необдуманно.

- Я все это время сильно кашляла, заметила Аделина,-- и теперь этот резкий переход от холодного воздуха к вашей душной атмосфере, опять раздражил мне легкия.

Никто, однако, не придавал сериозного значения ни её кашлю, ни утомлению. То было еще впереди.

Наступила середа первой недели Великого поста, и Мери Карр была приглашена провести этот день у синьйора де-Кастелла. В прошедший понедельник, Lundi gras, госпожа де-Кастелла давала костюмированный бал; Роза и Мери были также приглашены, но M-me де-Нино отказалась за них наотрез, отчего Роза пришла чуть не в изступление. После службы одна из служанок проводила мисс Карр к госпоже де-Кастелла, так как читателю, вероятно, известно, что во Франции молодые девушки никогда не выходят одне.

В доме заметно было необыкновенное движение, слуги бегали взад и вперед с растерянными лицами, а госпожа де-Кастелла, когда Мери вошла к ней, ходила в шлафроке по комнате, конвульсивно рыдая, между тем как остывший завтрак стоял не тронутый на столе. При ней была горничная Сусанна.

- Что это значит? вскричала Мери в испуге.

- О, это ужасно! произнесла Сусанна в виде ответа:-- Несчастная мадемуазел Аделина!

"Неужели и она.... О, как не стыдно мне", мысленно воскликнула Мери Карр, "допустить подобную мысль об Аделине!" И она стала умолять их сказать ей что случилось с Аделиной.

- Она умирает! воскликнула мать.-- Мое дорогое дитя! мое единственное дитя! Она умирает, и я причиной этого! Боже праведный, прости меня!

- О, Сусанна! воскликнула Мери Карр, обращаясь к горничной: - что это значит?

Сусанна и госпожа её залились горькими слезами и объяснили, наконец, в чем дело. Мать и дочь приглашены были во вторник на первой неделе поста присутствовать на последнем бале, которым завершалась масленица, но когда пришло время одеваться, Аделина почувствовала себя столь слабою и утомленною, что принуждена была отказаться от этой мысли. Мать упрашивала ее принудить себя немного и пересилить болезнь, но отец вступился и уговорил Аделину лечь в постель. Она легла в девять часов вечера, госпожа де-Кастелла отправилась в десять на бал, но вернулась около двенадцати, вероятно, безпокоясь об Аделине.

Она взошла в её комнату и застала Аделину сильно кашляющею, но что хуже всего, в сильнейшей испарине с головы до ног. Пораженная испугом, несчастная женщина стала допрашивать Аделину о причине этого, но Аделина ничего не могла объяснить, кроме того, что этот убийственный кашель и обильная испарина повторяются каждую ночь. Можно ли было удивляться после того, что её пробуждение всегда сопровождалось унынием и усталостью, что она была бледна и изнурена.

- Но этот кашель, этот кашель, запинаясь проговорила несчастная мать, не позволяя себе поддаваться страху,-- ведь ты днем немного кашляешь, Аделина.

- Зато я безпрерывно кашляю ночью, мамаша, вот как теперь.

С ужасом и угрызениями совести выбежала безпечная женщина из комнаты. Во всем доме поднялась тревога, послали за доктором. Его разбудили и сейчас же привезли.

По его мнению, чахотка уже наложила на Аделину свою печать. Без сомнения, зародыши таились в ней и прежде, хотя до сих пор их нельзя было подозревать; а удовольствия, которым она предавалась этою зимой, быстро развили их; кроме того, этому способствовали холодный ночной воздух, переход от сильного жара к холоду, легкия платья, утомление и безсонные ночи. Он не сказал, что сомневается в её выздоровлении, но потребовал консилиума.

Как скоро наступил день, весь факультет французских и английских докторов позван был на консилиум, и все подтвердили мнение домашняго врача.

- Я думаю, что мне нельзя будет и повидаться с ней, оказала Мери Карр, узнав все эти подробности.

- Никак нельзя, вмешалась горничная. - Ей предписано полнейшее спокойствие. Ей поставили теперь мушку на грудь, и привели сиделку.

Но в эту самую минуту горничная Аделины, Луиза, вошла в комнату; она передала мисс Карр приветствие своей молодой госпожи, которая спрашивала, почему она до сих пор не идет к ней.

- Ну, вот! проговорила госпожа де-Кастелла, всхлипывая:-- ей сказали-таки, что вы здесь. Подите к ней минут на пять; но не оставайтесь долее, прошу вас.

- И, пожалуста, не позволяйте ей разговаривать, сударыня, прибавила Сусанна.

Мери Карр последовала за Луизой в комнату Аделины и на цыпочках подошла к её кровати. Слезы выступили у нея на глазах, когда она увидела Аделину в постеле, бледную, исхудалую.

- И вы также заразились их страхом, Мери? сказала она, улыбаясь ей с своего изголовья. - Не смешно ли это? Как будто бы никому до сих пор не случалось кашлять! Знаете, ведь у вас было сегодня шесть докторов?

- Сусанна сказала мне, что была консилиум.

совершенно со мною согласен, и что, по его мнению, я еще всех их переживу.

- Надеюсь и даже уверена в этом, Аделина! Эта женщина ходит за вами?

Мери Карр была того мнения, что доктора сделали огромную ошибку, открыв Аделине какая болезнь таилась в ней. Но ей об этом проговорилась госпожа де-Кастелла в припадке горя и волнения.

- Все это лишния хлопоты, заметила Аделина.-- На грудь мне поставили мушку, уложили в постель и будут теперь пичкать лекарствами. Ненавижу эти лекарства.

- Вовсе никакого, отвечала Аделина.-- Но, знаете, в болезни всегда являются разные прихоти, и Луизи хотела-было принести мне то, чего я желала. Но при сиделке это решительно невозможно. Она до нестерпимости аккуратна и буквально исполняет докторския приказания. Перед самым вашим приходом я попросила у нея воды с вином; даже умоляла ее, мне так хотелось пить! Кажется, я с жадностью проглотила бы этого трехкопеечного пива, которое так любят у нас в школе некоторые Англичанка.

- Что же, она дала вам?

- Нет. Она сказала, что ни за какие сокровища в мире не даст мне ни капли вина. Я заплакала, мне было так досадно и так хотелось пить; кроме того, суматоха и волнение, которые были у нас в доме все утро, и тревожное состояние папаши и мамаши так раздражили меня, что я не на шутку расплакалась. А она все-таки не дала. Она принесла мне сухарной воды и сказала, что приготовит мне отличное питье, которое будет гораздо лучше вина. Вот, она там что-то варит на огне. Превкусное питье будет, нечего сказать!

- Полноте, дорогая моя Аделина, перебила ее мисс Карр.-- Делайте все чего от вас потребуют и выполняйте все предписания, чтобы только поскорей выздороветь.

я так изменилась?

- Нет, нет - нет, Аделина, с участием отвечала ей Мери.-- Вы просто утомлены безсонными ночами и притом простудилась. Вот и все.

- Я не за себя огорчаюсь; то-есть не очень; хотя, и тяжело так рано разстаться с жизнью, когда все мне улыбается, сказала она, рыдая. - Но вы не можете себе представать, в каком отчаянии папаша и мамаша. Он с тех пор не выходит из своего кабинета, а мамаша будто помешанная.

Мистрис Брайфорд подошла к Мери Карр и шепнула ей, чтоб она уходила. Всякое волнение было вредно для Аделины.

Она уже дошла до половины комнаты, когда Аделина опять позвала ее к себе. Сиделка, возившаяся над кострюлей, осмотрела на нее с упреком, хотя не сказала ни слова, но мисс Карр все-таки вернулась.

- Мери, шепнула ей Аделина,-- родите к мамаше и уверьте ее, убедите ее, что я вовсе не так больна, как она опасается; её любовь ко мне преувеличила опасность.

- Или умрет, сказала Мери Карр.

- Умрет! Вы так же глупы, как и французские доктора, Мери. Разве люди умирают от нескольких выездов на бал! только позволили бы мне

- Еслибы вы видели что у них в доме делается, еслибы вы взглянули на госпожу де-Кастелла!

Тем лучше для них. Они меньше чувствуют.

- Слишком было бы жестоко сказать это о госпоже де-Кастелла, заметила мисс Карр. - Бодьшого горя я и не желаю видеть.

- Разумеется, она чувствует свое горе так, как может, а выражается оно у нея, как и у всех Французов, неистовыми воплями и истерикой. Я одно могу вам сказать, Мери Карр, что единственное горе, которого нужно бояться, которое гложет и уничтожает сердце,-- это молчаливое горе!

Можно ли было ждать подобного замечания от Розы Дарлинг!