Рабы Парижа.
Часть 2.
Глава 6

6

Мысли Норберта все чаще возвращались к Доману.

Юноша расспрашивал о нем крестьян и все в один голос отвечали, что это - мошенник, способный на любое черное дело. Такие отзывы не могли не насторожить маркиза, но к кому он еще мог обратиться за советом и поддержкой? Ненависть душила его и он давно бы дал ей волю, если бы не привычный с детства страх перед отцом,

Доман тоже с нетерпением поджидал его. Хитрец знал, что семена зла. брошенные им в неопытную душу юноши, дадут богатые всходы.

Он развернул перед Норбертом яркую картину свободной жизни и указал путь к ней. А теперь оставалось только ждать, когда мальчишка решится приступить к делу.

меньше всего на свете интересуют охотники.

Возвращаясь домой, он всегда останавливался на опушке и грозил кулаком в сторону замка де Шандоса. бормоча при этом себе под нос:

-- Ничего, старый черт, погоди! Дай только повидаться с твоим дикарем! Уж я тебе тогда!...

На этом месте адвокат умолкал. То. что должно было бы следовать за этими словами, нельзя было произносить вслух даже наедине с самим собой.

Адвокат умел ждать. Рано или поздно он встретит Норберта в лесу или, еще лучше, тот сам придет за советом.

Он вышел из замка с ружьем и собакой, словно на охоту. Войдя же в лес, свернул на тропу, истоптанную сапогами адвоката, и вскоре очутился перед дверью врага своего отца.

Доман видел его в окно и успел приготовиться. Встреча была им давно уже обдумана. Осталось надеть маску и выйти на сцену

Норберт робко постучал.

-- Что вам угодно, господин маркиз? - бесстрастным деловым тоном осведомился адвокат, открывая дверь.

Идя сюда, он представлял себе этот разговор как продолжение предыдущего, в той же атмосфере гостеприимства и откровенности. Хозяин же с порога окатил его холодным душем официальности.

Норберт так смутился, что хотел тут же уйти.

Но в тот же миг адвокат, угадав его намерение, тем же тоном добавил:

-- Я к вашим услугам, господин маркиз.

-- Мне необходимо с вами посоветоваться, месье Доман. Я еще слишком неопытен и нуждаюсь в помощи.

-- Прошу вас пожаловать в мой кабинет. Все, что только в моих силах, я готов сделать для вас, господин маркиз.

Тот, кто один раз перешагнул границу благоразумия, уже не может остановиться и идет все дальше и дальше по пути, ведущему в пропасть. Норберт вошел.

-- После нашей встречи я все время думал о том, что услышал от вас, - сказал он.

-- О, ваша светлость, неужели вы до сих пор помните весь тот вздор, который мы с вами наговорили под действием вина? Стоит ли об этом вспоминать?

-- Что?!

-- Мало ли что можно наболтать за бутылкой. Не придавайте значения словам, господин маркиз: от слова до дела - огромное расстояние.

Норберт побледнел, ударил прикладом об пол и закричал:

 Да вы что, смеялись надо мной, когда предлагали всякие способы моего освобождения?

Казалось, еще мгновение - и он ударит адвоката.

Собака зарычала.

-- Или вы приняли меня за младенца, который рад послушать пустые разговоры?

-- Ваша светлость...

 Если вы действительно надо мной подшутили, то вы за это поплатитесь! - кричал Норберт, надвигаясь на адвоката.

-- Боже мой! - вдруг завопил Доман, молитвенно поднимая взор и протягивая руки к небу, которое изображал собой заплеванный потолок. - Как вы могли обо мне так подумать? Разве можно подозревать меня в такой низости? Вы же видите, господин маркиз, с каким уважением я всегда отношусь к вам!

-- Тогда объясните, как мне вас понимать!

-- Видите ли, ваша светлость, я должен признать, что в какой-то мере вы угадали. Поэтому вы вправе сердиться на меня...

-- А!

 ... и я прошу у вас за это прощения. Но главная причина не в этом.

-- А в чем же?

-- Я поразмыслил и одумался.

-- Тогда другое дело. Признайтесь, что вы просто струсили!

-- Господин маркиз, я человек маленький. Если я начну помогать вам против герцога де Шандоса, то наживу себе страшного врага. Ему ничего не стоит раздавить меня одним пальцем. Ведь я не обладаю ни знатностью, ни миллионами, как ваш отец...

 И что же вам грозит?

-- Герцог может, например, обратиться к королевскому прокурору. После этого ко мне приедут незваные гости из полиции и пригласят отдохнуть несколько лет в их пансионе, да так убедительно, что мне трудно будет им отказать.

Норберт ничего не понял.

-- А при чем тут полиция? - наивно спросил он.

-- То, чего вы от меня хотите, предусмотрено законом, статья триста пятьдесят четвертая. Стоит только герцогу захотеть - и я надолго окажусь в тюрьме.

 А откуда отец узнает, что я обратился к вам?

Доман промолчал, многозначительно поглядывая на юношу.

Норберт топнул ногой и закричал:

-- Как отец узнает, что я обратился к вам? Я вас спрашиваю!

Собака громко залаяла.

 Вот так и узнает, - спокойно ответил адвокат. - Вы сами кричите об этом на весь Беврон.

-- Простите меня, месье Доман, - Норберт перешел почти на шепот. - Но все же объясните, в чем дело.

-- Как бы вам это помягче сказать, господин маркиз... Я опасаюсь вашей несамостоятельности.

-- О чем это вы?

-- Разумеется, каждый сын должен бояться своих родителей. Но мне иногда кажется, что у вас сыновняя почтительность развита чрезмерно.

 Вы только что говорили, что не считаете меня младенцем! Неужели же я такой простак, что пойду к отцу каяться?

-- Нет. Этого я не боюсь. Но если у него возникнут подозрения, герцог устроит вам допрос. И тогда...

-- Что тогда?

-- Вы же сами мне признавались, что не можете ничего скрыть от отца, когда он смотрит вам прямо в глаза.

Теперь Норберт понял. Ему стало стыдно, что его - и не без основания - не считают мужчиной.

 Послушайте, Доман, - сказал он. - Пусть я дикарь, но я не доносчик. Если я даю слово сохранить тайну, то ее у меня не вырвут и под пытками. Не забывайте, что во мне тоже течет кровь де Шандосов!

-- Ну, если вы даете мне слово...

-- Даю вам честное слово дворянина, что ни одна душа в мире не узнает о вашей помощи мне!

Адвокат сразу же отбросил всякую официальность.

-- Надеюсь, вы не подумали при виде моих колебаний, что я хочу обмануть вас? Бог свидетель, что с моей стороны это - простая осторожность.

 Что мне делать? - спросил Норберт.

-- Никто не даст вам лучшего совета, чем я, ваша светлость. Я хорошо разбираюсь в законах. Вот оно, мое Евангелие!

Адвокат торжественно взял со стола толстую книгу.

-- Здесь мы можем узнать, что говорит закон по любому вопросу.

-- У меня только один вопрос: с чего начать?

 Увы, господин маркиз! Полагаю, что ни с чего.

-- Вы опять издеваетесь надо мной?

-- Ни в коей мере, ваша светлость. Просто я считаю, что выгоднее всего - дождаться вашего совершеннолетия.

Норберт подпрыгнул в кресле.

-- Я уже говорил, что не могу ждать! Иначе я не сидел бы сейчас в вашем кабинете, - резко сказал он.

 Но так действительно будет лучше для нас. Что вам стоит подождать? Ведь осталось недолго...

Громовой удар кулаком по столу заставил Домана умолкнуть. Юноша вскочил:

-- Если это - все, что вы можете мне посоветовать, то я напрасно потратил время, - бешено прокричал он и кинулся к двери.

Собака, рыча на адвоката, побежала за хозяином.

Доман был доволен: все шло как по маслу.

 Ваша светлость, можно поискать и другие возможности.

-- Ищите, да поскорее! - буркнул Норберт, обернувшись.

-- Есть разные способы, но все они гораздо опаснее того, что я предлагал.

-- Я дал вам слово. Чего вы хотите еще?

-- Господин маркиз, я подчиняюсь вашей воле. Но прошу вас не забывать, что это вы заставили меня продолжать дальше.

 Не забуду, - презрительно сказал юноша. Ну и жалкий же трус этот Доман!

-- Тогда извольте присесть.

Норберт вернулся в кресло.

-- Ну?

-- Вы можете в замке Шандос оставаться почтительным сыном, а на стороне завести свой отдельный дом. И быть там независимым.

 Где же я возьму деньги на эту независимость?

-- Деньги мы найдем. А вы представьте, как это будет здорово: отец думает, что вы на охоте, а вы - в собственном доме, в кругу веселых товарищей, одетый по последней моде. Не тратьте молодость напрасно, она и так коротка!

Норберт задумался.

При всей ненависти к отцу молодому человеку не хотелось его обманывать. Но как иначе получить те развлечения, которые по праву принадлежат юности?

Наконец, он решился.

 Да, все это хорошо. Но где же взять деньги? Отец не даст.

-- Вас ожидает несметное богатство, господин маркиз. Неужели нет друга, который одолжил бы денег до получения вами наследства?

-- Вот мой единственный друг, - ответил Норберт, указывая на Бруно.

Друг завилял хвостом и лизнул ему руку.

-- Но у Бруно денег не больше, чем у меня... Так что, месье Доман, перестаньте меня уговаривать. Есть только один способ освободиться: застрелиться из отцовского ружья...

-- Будь что будет! Я боюсь герцога, но не могу видеть ваших страданий! Так и быть, я готов рискнуть!

-- Вы дадите мне деньги, месье Доман?

-- К несчастью, я и сам едва свожу концы с концами, ваша светлость, - сменив напыщенный тон на смиренный, продолжал старый мошенник. - Но несколько крестьян дают мне свои излишки, чтобы я пускал их в оборот, Эти деньги можно у них одолжить за хорошие проценты.

-- О, если бы вам удалось это устроить!

 Устроим, устроим, господин маркиз. Но предупреждаю: проценты будут большие. Это вам обойдется очень дорого.

-- Мне все равно. Берите столько, сколько надо!

-- Вы щедры, как король, ваша светлость. Однако тут возникает еще одно препятствие...

-- Опять? Какое препятствие?

-- Закон не позволяет брать проценты сверх установленного предела, - сказал адвокат, положив руку на книгу. - И я, устраивая для вас подобную сделку, могу пострадать. Поэтому я умоляю вас еще раз подумать - и все-таки подождать своего совершеннолетия.

 Я не хочу ни о чем думать! Который раз говорю: я не могу больше ждать ни одного дня! - вскричал Норберт.

-- В таком случае, ваша светлость, я повинуюсь. Пусть будет так, как вам угодно. Но помните: теперь вы не имеете права когда-нибудь упрекнуть меня в том, что я воспользовался вашей неопытностью.

-- Где деньги? - спросил Норберт.

Доман изложил условия займа, обильно уснащая свою речь совершенно непонятными словами и поминутно спрашивая:

-- Вы понимаете, господин маркиз?

-- Конечно, понимаете, ведь вы уже не мальчик!

Господин маркиз не понял ничего, но с радостью подмахнул, не читая, вексель на десять тысяч, получив на руки всего четыре тысячи.

Адвокат проводил клиента, затем вернулся к себе в кабинет, упал в кресло, в котором раньше сидел Норберт, и долго, от души, хохотал.