Рабы Парижа.
Часть 2.
Глава 45

45

Де Круазеноа действительно жил в роскошном новом доме рядом с церковью Святого Августина.

Правда, дом этот ему не принадлежал.

Генрих ютился в скромной квартире, снятой от имени его камердинера, и ездил в карете, якобы принадлежавшей его кучеру: маркизу досаждали кредиторы.

Увидев однажды Мореля, - так звали камердинера, - Батист Маскаро сразу же спросил у Генриха, кто этот человек и откуда он взялся.

Де Круазеноа объяснил, что взял его в услужение по рекомендации своего друга, сэра Ватерфильда. Морель долго жил в Англии, потому и производит такое странное впечатление.

Камердинер вел себя так спесиво, словно его хозяин был лордом-канцлером Великобритании. Воротничок его всегда был туго накрахмален. Говорил Морель с английским акцентом. Его невозможно было заставить произнести "да, месье", как говорят все слуги. Он неизменно отвечал: "Йес, сэр".

Андре не знал всех этих подробностей.

Однако ему был отлично известен обычай парижских слуг собираться по утрам в кафе, чтобы позавтракать и посплетничать о своих господах, пока те еще не проснулись.

Поэтому в восемь часов он уже входил в маленький кабачок, расположенный напротив церкви Святого Августина.

Там уже было полно посетителей.

Андре заказал завтрак и стал осматриваться.

"Кто же из этих людей служит у Генриха? - думал он. - Его лакеи, могут прийти сюда, молча поесть и уйти, а я так и не узнаю, что это были они. Надо найти какой-то повод, чтобы расспросить хозяина кабачка, не выдав себя..."

В зал вошли два новых посетителя.

Сидевший рядом с Андре пожилой лакей крикнул:

-- Господа де Круазеноа, пожалуйте за мой столик!

Слуги часто зовут друг друга именами своих господ. Андре знал это.

Лакеи Генриха приняли приглашение старика и сели рядом с художником, презрительно покосившись на его рубище.

Они позвали хозяина и заявили, что очень торопятся и требуют подать им завтрак немедленно.

-- Чем же вы так заняты? - спросил пожилой слуга.

-- Я повезу господина маркиза в его контору. Он теперь директор компании по добыче медной руды. Если у вас есть деньги, господин Бенуа, то можете купить акции.

-- А их хорошо берут?

-- Локтями пихаются.

Бенуа с сомнением покачал головой.

-- Часто плохое кажется хорошим, а хорошее - плохим. Я подожду и посмотрю, как пойдет дело.

-- Если маркиз уезжает, то вы, господин Морель, будете свободны, - сказал Бенуа. - Не желаете ли поиграть со мной в карты?

-- Ноу, сэр, - ответил камердинер, аккуратно разрезая мясо.

-- Как, вы все равно заняты?

-- Йес, сэр.

-- Что же вы будете делать?

-- Я надену уайт перчатки энд пойду к невесте моего лорда.

-- Зачем?

-- Понесу корзину флауэз.

-- Корзину чего? - переспросил Бенуа.

-- Фиалки, камелии... Как это по-французски?

-- Цветы?

-- Цветы, - кивнул Морель. - Сэнк ю.

-- Держу пари на двадцать фанков, - проговорил кучер с набитым ртом, - что маркиз не станет вкладывать приданое жены в акции своей компании!

Никто ему не ответил.

Трое соседей Андре немного поболтали о погоде и других пустяках, затем расплатились с хозяином и ушли.

Зал постепенно пустел.

Слуги, позаботившись о себе, отправились кормить господ.

Переодетому художнику только теперь подали завтрак.

К этому времени в кабачке осталось всего пять-шесть человек, увлеченно игравших в карты.

"Кучер уверен в том, что Генрих не станет покупать акции своей компании, - рассуждал Андре. - Морель не стал с ним спорить. Все это подтверждает мои подозрения: Тифильские рудники - бессовестное надувательство. Надо бы подружиться с "господами де Круазеноа", как их назвал старый лакей, и выведать у них подробности. Для этого мне придется изменить внешность. С бродягой они откровенничать не станут..."

Он отодвинул пустую тарелку и принялся за кофе с булочкой.

Дверь кабачка отворилась и вошел долговязый бродяга. Сиплым голосом пьяницы он потребовал вина и закуски.

Проходя мимо Андре, оборванец опрокинул его кофе.

Художник ничего не сказал: это могло произойти случайно.

Оборванцу подали стакан вина и тарелку с едой.

Андре очень хотелось дать негодяю пощечину.

Его остановила мысль о том, что это, может быть, шпион Генриха, которому поручено затеять с ним драку и прикончить его ударом ножа.

Кто поручится, что картежники не заодно с этим наглецом?

Словно подтверждая предположение художника, бродяга ловко плюнул на его блузу.

"Хорошо бы, конечно, намять мерзавцу бока... Но я не принадлежу себе. Надо спасать Сабину", - подумал Андре и встал, собираясь уходить.

Увидев это, бродяга выплеснул свое вино ему в лицо.

Это уже было слишком!

Художник вытерся рукавом и, дрожа от гнева, проговорил:

-- Если вы немедленно не извинитесь, то я научу вас, как себя вести с порядочными людьми.

-- А вы что, недовольны мной, ваше оборванное сиятельство?

-- Нет.

-- Тогда я научу вас быть довольным, - сказал бродяга, вставая и поднося кулак к самому носу Андре.

Тяжелая рука скульптора нанесла наглецу такой мощный удар в грудь, что он кубарем покатился под соседний стол, опрокидывая стулья.

Картежники обернулись на шум.

Из кухни выглянул хозяин и закричал:

-- Я не позволю здесь драться! Сейчас же прекратите!

Бродяга выбрался из-под стола и, не обращая внимания на хозяина, кинулся на Андре.

Тот отскочил в сторону и ловко ударил нахала ногой. Это был мастерски выполненный прием восточного боевого искусства.

Игроки бросили карты и обступили дерущихся.

Бродяга шумел и бранился, но мебели от него доставалось гораздо больше, чем художнику. Все его атаки были блестяще отбиты. Тогда негодяй переменил тактику. После нескольких отвлекающих маневров он обхватил Андре руками. Кулачный бой перешел в борьбу.

Но тут подоспел хозяин в сопровождении слуг.

Бойцов разняли.

-- Платите мне за убытки семнадцать франков и убирайтесь, - сказал кабатчик. - И чтобы ноги вашей тут больше не было!

Хозяин хотел послать за полицией, но не успел. Блюстители порядка уже входили в зал. По-видимому, их внимание привлекли крики нахального оборванца.

"Пока меня будут судить и карать за драку, Генрих женится на Сабине! Какая подлая ловушка!" - в отчаянии подумал Андре и обратился к полицейским:

-- Я ни в чем не виноват, господа!

-- И я тоже! - закричал бродяга, отвратительно кривляясь.

Бывших противников арестовали и повели на Иерусалимскую улицу.