Женщина победила.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Женщина победила. (старая орфография)

КНУТ ГАМСУН. 

Пер. Л. А. Добровой.

ЖЕНЩИНА ПОБЕДИЛА.

Я служил кондуктором на электрической железной дороге в Чикого. Сначала я был приставлен к трамваю, циркулирующему между центром города и скотным рынком. Во время ночного дежурства мы не были гарантированы от вторжения сомнительных людей. Однако мы не имели права стрелять в кого бы то ни было, а тем более убивать, так как общество электрических железных дорог было ответственно за наши поступки; что касается меня, то у меня даже не было револьвера, и я должен был надеяться на свою звезду. В общем совсем обезоружены бывали мы редко: так, например, у меня была ручка тормаза, которую можно было снять в одно мгновение, и она могла служить прекрасной защитой. Но мне пришлось употребить ее в дело всего один раз. На Рождестве 1886 года я благополучно продежурил все ночи на своем трамвае. Но вот как-то раз подошла целая толпа ирландцев со скотного рынка, и они разом заполнили весь вагон, они были пьяны и имели при себе бутылки, они жаловались на нужду и не хотели платить мне денег за билеты, хотя вагон уже тронулся. В продолжение целого года, утром и вечером они выплачивали обществу свои пять центов, говорили они, а теперь - Рождество, и потому они хотят хоть раз не заплатить. Это соображение было вовсе не безсмысленно, но пропустить их без денег я не решился, боясь "шпионов", бывших на службе у общества электрических железных дорог и обязанных следить за честностью кондукторов. Констэебль влез в вагонь. Он постоял несколько минуть, сказал несколько слов о Рождестве и о погоде и выпрыгнул обратно на мостовую, так как вагон был переполнен. Я прекрасно знал, что мне стоило сказать констэблю два слова, и все пассажиры тотчас же заплатили бы свои пять центов, но я ничего ему не сказал. - Почему вы не донесли на нас? - спросил один из них. - Я считал это лишним - возразил я, - я ведь имею дело с джентльменами. В ответ на мое возражение многие от души расхохотались, но часть меня поддержала, и они нашли предлог заплатить за всех.

На следующее Рождество меня переведи на Коттедж-линию. Это было большое разнообразие. Теперь у меня был целый поезд, состоящий из двух, а иногда и трех вагонов, который должен был проходить подземным туннелем; публика в этой части города была чистая, и я должен был собирать свои пятачки в перчатках. Здесь не бывало никаких недоразумений, но зато я скоро утомился при виде такого громадного количества людей.

На Рождество 1897 года мне пришлось пережить небольшое событие.

Утром в сочельник я привел свой поезд в город; тогда у меня было дневное дежурство. В вагон входить господин и начинает со мною разговаривать; пока я обходил вагоны, он ждал меня на задней площадке, где было мое постоянное место, и возобновил разговор. Ему было лет тридцать, он был бледен, носил бороду и был очень изысканно одет, но без пальто, несмотря на довольно холодную погоду.

- Я уехал из дому, в чем был, - сказал он. - Я хочу сделать жене сюрприз.

- Рождественский подарок, - заметил я.

- Совершенно верно! - ответил он и улыбнулся. Но это была странная улыбка, какая-то гримаса, нервное подергивание рта.

- Сколько вы зарабатываете? - спросил он.

Это самый обыкновенный вопрос в Америке, и потому я ответил ему, сколько зарабатываю.

- Хотите заработать лишних десять долларов? - спросил он.

Я ответил: - Да.

Он вынул бумажник и без дальнейших разговоров подал мне банковую ассигнацию. Он сказал, что чувствует ко мне доверие.

- Что я должен сделать? - спросил я.

Он спросил росписание моего времени и сказал:

- Вы заняты сегодня в продолжении восьми часов?

- Да.

- В одну из поездок вы должны оказать мне услугу. Здесь на углу улицы Монроэ мы проезжаем мимо люка, ведущого к подземному кабелю. Над люком крышка, я подниму ее и спущусь вниз.

- Вы хотите лишить себя жизни?

- Не совсем. Но я хочу так сделать.

- Ага!

- Хорошо, будет исполнено.

- Благодарю вас. Я впрочем не психически разстроен, как вы, может быть, предполагаете. Я все это делаю из-за моей жены, она должна увидать, что я хотел лишить себя жизни.

- Ваша жена, следовательно, будет сидеть в моем поезде?

- Да. Она будет сидеть на передней площадке.

Я удивился. Передняя площадка была отделением вагоновожатого, там он стоял и управлял трамваем - она была открыта со всех сторон, зимой там было очень холодно, и никто туда не садился.

- Она будет сидеть на передней площадке, - повторил господин, - она писала об этом своему любовнику и обещала дать ему знак, когда она к нему придет.

- Хорошо. Но я должен вам напомнить, чтоб вы как можно скорее открывали крышку и влезали в люк, иначе нас настигнет следующий поезд. Мы ездим каждые три минуты.

- Все это мне известно, - возразил господин. - Крышка будет уже открыта, когда я подойду. Она уже и сейчас открыта.

- Еще одно: как можете вы узнать, с каким поездом поедет ваша жена?

-- Об этом я буду извещен по телеграфу. У меня есть люди, которые следят за каждым её шагом. На моей жене будет коричневый меховой костюм, вы ее легко узнаете - она очень красива. В случае, если она упадет в обморок, я попрошу вас отнести ее в аптеку, находящуюся на углу улицы Монроэ.

Я спросил:

- Говорили ли вы с моим вагоновожатым?

- Да - сказал он, - и я дал ему ту же сумму, что и вам. Но я не хочу, чтобы вы смеялись над этим фактом. Вы не должны говорить о нем между собою.

- Хорошо.

- Когда вы будете приближаться к улице Монроэ, то поместитесь на передней площадке и смотрите в оба. Как только вы увидите над люком мою голову, вы дадите сигнал, и поезд остановится. Машинист поможет вам вытащить меня из люка, если даже я буду сопротивляться и утверждать, что хочу умереть.

Я обдумал все сказанное и заметил:

- Мне кажется, вы могли бы сберечь ваши деньги и никого не посвящать в свои планы. Вы просто могли бы влезть в люк.

- Великий Боже! - воскликнул господин, - предположим, что вагоновожатый меня не заметит! Вы меня не заметите! Никто меня не увидит!

- Вы правы.

Мы поговорили еще кое о чем, господин доехал со мной до последней станции и, когда поезд повернул обратно, он поехал назад. На углу улицы Монроэ он сказал:

- Вот тут аптека, в которую вы отнесете мою жену в случае, если она упадет в обморок.

Затем он выпрыгнул из трамвая.

ветра; при малейшем движении я скрипел самым неприятным образом, и товарищи постоянно издевались надо мною. Зато теперь часть денег пойдет на покупку меховой куртки удивительной плотности! Если товарищи придут дразнить меня, то я этого не потерплю...

Я проехал два, я проехал три конца; ничего не происходит. Когда, наконец, мы собрались отъезжать в четвертый раз от главной станции, в вагон вошла молодая женщина и заняла место на передней площадке. На ней был коричневый меховой костюм. Когда я подошел к ней, чтоб получить деньги, она подняла голову и посмотрела на меня. Она была очень молода и красива, глаза у нея были голубые и совершенно невинные. Бедняжка, подумал я, вам предстоит пережить большой страх; но вы совершили, вероятно, маленький проступок и теперь должны понести наказание. Во всяком случае я с наслаждением осторожно отнесу вас в аптеку.

Мы покатили в город.

Со своей площадки я заметил вдруг, что вагоновожатый начал говорить с дамой. Что он мог сказать ей? К тому же во время движения было запрещено разговаривать с пассажирами. К моему большому удивлению, я замечаю, что дама пересела ближе к нему, а он с величайшим вниманием слушаеть, что она ему говорит.

Между тем мы въезжаем в город, останавливаемся, люди садятся, останавливаемся снова, люди выходят, все идет своим чередом, Мы приближаемся к улице Монроэ.

Я думаю про себя:

- Эксцентричный молодой человек удачно выбрал себе место, на углу этой улицы всегда небольшое движение, и ему едва ли могут помешать влезть в люк.

Я вспоминаю, что неоднократно видал служащих общества электрических железных дорог, стоящих в люке и починяющих то, что было сломано. Но если бы, не дай Бог, случилось какому-нибудь рабочему застрять в дыре, в то время как проезжает поезд, то он наверное стал бы на несколько дюймов короче: вилка, ведущая к кабелю отрезала бы ему голову. Так как следующая улица была Монроэ, то я перешел на переднюю площадку.

Теперь дама и вагоновожатый не разговаривали между собою. Последнее, что я успел заметить было то, что вагоновожатый кивнул головою, как бы в знак того, что он согласен. После этого он стал пристально смотреть вперед и поехал полной скоростью. Мой вагоновожатый был ирландец. - Slack her а bit, - сказал я ему на жаргоне. Это значит, поезжай тише. Я увидал черную точку между рельсами, это могла быть человеческая голова, торчащая из земли.

Я посмотрел на даму, она пристально смотрела на ту же точку и крепко ухватилась за сиденье, она уже волнуется от того, что может произойти несчастие, - подумал я, - что же с ней будет, когда она увидит, что это её собственный муж, покушающийся на самоубийство!

Ирландец Пат не замедлил однако хода. Я закричал ему, что из люка видны люди - никакой перемены. Мы теперь ясно различаем голову, это был сумасшедший молодой человек, он стоял в люке и повернул голову в нашу сторону. Тогда я приложил свисток к губам и дал сигнал остановиться; ирландец Пат продолжал ехать с прежней скоростью. Через несколько секунд произойдет несчастие. Я начал трезвонить в колокольчик, а затем бросился вперед и схватился за тормаз. Но было уже поздно, поезд со скрипом переехал люк прежде, чем мне удалось его остановить.

Я соскочил с площадки и думал только о том, что мне нужно спасти человека, который станет оказывать сопротивление. Но я тотчас же обратно влез на площадку и никак не мог успокоиться. Вагоновожатый - тоже казался смущенным, он как бы потерял разсудок и спрашивал, были ли люди в люке и как могло случиться, что он не задержал поезда. Молодая женщина воскликнула: - Ужасно! ужасно! - Она была бледна, как смерть, и судорожно схватилась за сиденье. Но она не упала в обморок, и вскоре затем вышла из вагона и пошла своей дорогой.

Собралась толпа народу, мы нашли голову несчастного под последним вагоном, а тело его еще стояло в люке. Железная вилка тормаза попала ему под подбородок и оторвала голову. Мы убрали труп с рельсов, явился констэбль, который должен был его увезти. Констэбль записал имена пассажиров; все подтвердили, я звонил, давал сигнал и, наконец, сам бросился к тормазу. Впрочем, мы, служащие на электрической железной дороге, должны были давать показания в нашем бюро. Ирландец Пат попросил меня одолжить ему ножик. Я не понял его сначала и сказал, что несчастие было и без того велико. Тогда Пат разсмеялся и показал мне револьвер в доказательство того, что у него не было недостатка в оружии, а ножик был ему нужен совсем для других целей. Получив от меня ножик, он простился со мною: теперь он не может оставаться больше на службе; ему очень неприятно, что я буду принужден сам отвести поезд на станцию, там мне дадут другого вагоновожатого. И он объяснил мне, что я должен был делать. Он просил меня подарить ему ножик для того, чтобы отрезать форменные пуговицы.

Затем он ушел.

Делать было нечего, я должен был сам вести поезд на станцию; за нами стояло несколько поездов, ожидавших, чтобы мы тронулись с места. А так как мне раньше приходилось иметь дело с машиной, то мы благополучно поехали.

Однажды вечером, между Рождеством и Новым Годом, я был свободен и бродил по городу. Подошедши к одному из вокзалов, я зашел туда на минутку, чтоб посмотреть на сильное движение. Я вышел на платформу и стал смотреть на поезд, который должен был отойти.

Вдруг я слышу, что меня кто-то окликает. Я оборачиваюсь. Улыбающийся человек стоит на подножке вагона и зовет меня по имени. Это был ирландец Пат. Я сразу его не узнал, он был отлично одет и сбрил себе бороду. Я невольно вскрикнул от удивления.

- Тише, не так громко! Чем кончилось дело? - спросил Пат.

- Нас допрашивали. Разыскивают тебя.

деньги. Если хочешь, поедем вместе и поищем себе клочек земли недалеко от Фриско.

- Я не могу уехать.

- Я только что вспомнил: вот твой ножик. Большое спасибо. Нет, видишь ли, служба на трамвае не дает никакой будущности. Я прослужил три года, не имея возможности бросить эту службу.

Раздался свисток.

- И я столько же получил от него. Ну, он был в общем, честным плательщиком. Но жена была щедрее.

- Жена?!

- Да, молодая женщина. Мы состряпали с ней небольшое дельце. Она не пожалела тыщенки-другой, так как хотела избавиться от своего мужа. Если я теперь могу начать более легкую жизнь, - то это благодаря её деньгам........