Голос жизни

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Голос жизни (старая орфография)

Мой друг, писатель X***, рассказывает: вдоль внутренней гавани Копенгагена тянется улица Деставольд, новый, безлюдный бульвар. Домов там мало, мало фонарей, а прохожих - почти никого. Даже и летом редко кто гуляет там.

Ну вот! Третьяго дня вечером со мной приключилось там кое-что, я хочу тебе рассказать об этом.

Я несколько раз прошелся взад и вперед по аллее, вдруг подходит ко мне дама. Кругом ни души. Фонари зажжены, но темно, и я не могу разглядеть её лица.

"Обыкновенное дитя ночи", - думаю я и прохожу мимо.

В конце бульвара поворачиваю и иду назад. Дама тоже поворачивает, я встречаю ее опят. Думаю про себя: ждет кого-нибудь, посмотрим, кого она там ждет. И вторично прохожу мимо.

Но, встретив в третий раз, я приподнял шляпу и заговорил с ней. Добрый вечер! Она поджидает здесь кого-то?

Она вздрогнула. Нет - да, она поджидает кой-кого. Будет она иметь что-нибудь против, если-я составлю ей компанию, пока не придет тот, кого она ожидает?

Нет, она не имела бы ничего против. Она благодарила меня. Впрочем, она никого не поджидает, она пришла сюда просто немножко погулять, - здесь сегодня так тихо.

Мы бродили и болтали о пустяках; я предложил ей руку.

- Ах нет! - сказала она и покачала головой. Мне становилось скучно. В темноте нельзя было ее разглядеть; тогда я зажег спичку, как-будто посмотреть на часы, и попробовал осветить ее.

- Половина десятого, как-раз половина десятого, - сказал я.

Она пожималась, как-будто от холода. Я воспользовался случаем и спросил:

- Вам холодно, может, нам куда-нибудь зайти, выпить чего-нибудь? В Тиволи, в Националь.

- Нет, как видите, сейчас я никуда не могу зайти, - отвечала она.

Только тут заметил я впервые, что на ней была длинная черная траурная вуаль. Я извинился, сославшись на темноту. И то, как она приняла мое извинение, сразу сделало для меня ясным, что она не из обыкновенных ночных женщин.

- Возьмите меня под руку, - сказал я еще раз. От этого будет теплей.

Она взяла меня под руку. Мы прошлись несколько раз взад и вперед. Она попросила меня посмотреть на часы.

- На Гамле Конгевей.

Я остановил ее.

- Можно мне проводить вас до дому?

- Нет, нельзя, - отвечает она. - Нет, этого вам нельзя. Вы живете на Бредгаде?

- Откуда вы это знаете? - спросил я с изумлением.

- Я знаю, кто вы, - отвечала она.

Пауза. Мы шли под руку, потом свернули в освещенные улицы. Она шла быстро; длинная вуаль её развевалась. Она сказала:

- Пожалуйста, пойдемте быстрей.

У своего подъезда в Гамле Конгевей она обернулась но мне, как-будто желая поблагодарить меня за то, что я ее проводил. Я отворил ей дверь, она медленно прошла - и оглянулась на меня. Я толкнул слегка дверь плечом и вошел за ней. Тогда она схватила меня за руку. Никто из нас не произнес ни слова.

Мы прошли два марша вверх по лестнице и остановились во втором этаже. Она сама отворила наружную дверь, потом еще одну дверь, взяла меня за руку и ввела. Вероятно, это была уж комната; слышно было, как тикают часы. Дама приостановилась на мгновение в дверях, внезапно обняла меня и горячо, трепетно поцеловала в губы.

В самые губы.

-- Теперь садитесь, - сказала она. - Вот софа. А я тем временем зажгу огонь.

И она зажгла огонь.

В смущении, с любопытством, я оглянулся. Я находился в большой, необыкновенно изящно обставленной комнате; несколько дверей в соседния комнаты были отворены. Я не мог взят в толк, что за человек та, с кем я встретился при таких странных обстоятельствах, и сказал:

- Как здесь хорошо! Вы здесь живете?

- Да, - отвечала она, - я дома.

- Это ваш дом? Значит, вы - дочь... хозяина этого дома.

Она засмеялась и сказала:

- Нет, нет. Я старуха. Вы это сейчас увидите! - и она сняла шляпу с вуалью.

- Вот видите, видите! - воскликнула она и неожиданно, будто в порыве страсти, опять обвила меня руками.

а бровей черезчур мало. Но стихийно-дикая жизнь била из нея и линия рта была превосходна.

Мне хотелось спросить, как ее зовут, где её муж, если есть у нея муж; я хотел знать, в чьем доме нахожусь; но она плотно обвивалась вокруг меня, как только я раскрывал рот, и не позволяла спрашивать.

- Я - Эллен. Хотите поужинать? Это ничего не значит, я совершенно свободно могу позвонить. Только вам придется пока побыть там, в спальне.

Я вошел в спальню. Из гостиной проникал сюда слабый свет. Я увидал две постели. Эллен позвонила и потребовала вина; я слышал, как горничная подала вино и вышла. Несколько времени спустя Эллен вошла в спальню. В дверях она остановилась. Я сделал ей шаг навстречу, она слабо вскрикнула и бросилась ко мне.

Это было третьяго дня вечером".

Что было дальше? Имей терпение, было еще много кой-чего. Когда я проснулся вчера утром, начинало светать; дневной свет проникал в комнату с боков штор. Эллен тоже проснулась. Она утомленно вздыхала и улыбалась мне. Руки у нея были белые и бархатные, грудь пышная. Я шепнул ей кое-что на ухо, она зажала мне рот поцелуем, онемев от страсти.

Становилось все светлей и светлей.

Через два часа я был уже на ногах. Эллен тоже встала; ботинки уж она надела и зашнуровала платье. Тут-то испытал я нечто, от чего и сейчас еще леденею - будто это дикий сон. Я стою у умывальника, Эллен чего-то возится в соседней комнате, и когда она отворяет дверь, я оборачиваюсь и гляжу туда. Из открытого окна несет на меня холодком, и посреди комнаты, на длинном столе - покойник. Покойник, в гробу, с седой бородой, - мужчина.

Угловатые колена торчат вверх, как два угрожающих кулака, стиснутых под саваном, лицо желтое, ужасное. При ярком дневном свете мне видно все. Я отворачиваюсь и не произношу ни слова.

Когда Эллен вошла обратно, я был уже одет и готов итти. Я едва был в состоянии ответить на её объятие. Она тоже окончила туалет и вздумала провожать меня во двор, и я позволил ей итти и не сказал больше ни слова. В воротах она прижалась к стене. чтобы ее не заметили, и прошептала:

- До свидания!

- Завтра? - спросил я, медля.

- Нет, не завтра!

- Почему же не завтра?

- Тише, дорогой, завтра у меня похороны, один родственник умер. Вот поэтому и нельзя.

- А послезавтра?

- Да, послезавтра, здесь в воротах, я буду тебя ждать. Будь здоров!

Я ушел...

Кто была она? А покойник? Как он сжимал кулаки и в какую противную гримасу сложились углы рта! Послезавтра она опят будет ждать меня. Итти мне к ней?

Я направляюсь прямо в кафе Бернина, где спрашиваю адрес-календарь. Раскрываю. Гамле Конгевей, так, - номер, отлично, - смотрю фамилию - узнаю, кто такая Эллен. Жду немножко, пока подадут утреннюю газету, набрасываюсь на нее, посматриваю список умерших; да вот оно, это объявление, первое в длинном ряду, напечатано жирным шрифтом: "После продолжительной болезни, вчера скончался мой муж, на 53-м году жизни". Объявление помечено вчерашним числом.

Долго сижу я там и думаю.

наконец, умирает. Молодая вдова вздыхает свободно, жизнь со своими очаровательными безумствами зовет ее, она повинуется голосу жизни и отвечает: "Иду!"

Эллен, Эллен, послезавтра!