У царских врат

Автор:	Гамсун К., год: 1895
Примечание:	Перевод В. М. Саблина
Категория:	Драма
Связанные авторы:	Саблин В. М. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: У царских врат (старая орфография)

Сад в предместье города. На заднем плане направо видна часть старого, выкрашенного в желтую краску дома с верандой, на которую ведет лестница в несколько ступеней. Налево от дома - невидный для публики выход на улицу. Лужайки, кустарник и большие деревья. Дорожки содержатся плохо.

Под одним из лиственных деревьев налево на переднем плане четырехугольный длинный стол и скамья.

С улицы по временам доносится шум проезжающих мимо экипажей.

Фру Kapено, двадцати трех леть, полная, со светлыми волосами, в белом фартуке с нагрудником, и Ингеборг, молодая горничная, разбирают и складывают на столе белье. Оне спешат. На земле стоят большая и маленькая бельевые корзины.

Фру Карено. Ну, Ингеборг, теперь осталось только несколько носовых платков и других мелочей. Это я и одна сделаю. Иди теперь, куда я тебя посылала. Набрось только платок.

Ингеборг берет большую корзину, наполненную бельем, идет мимо веранды к задней лестнице дома.

Фру Карено быстро продолжает работу и что-то напевает.

Ингеборг выходит сейчас же назад с платком на голове. Больше ничего не надо, барыня?

Фру Карено. Нет. Я не знаю номера дома, но ты сама узнаешь его по окнам: он набивает чучела птиц. Это минут пять отсюда. Попроси его притти как только ему будет можно. Я уже говорила с ним, он знает.

Фру Карено. Скажи ему, самое позднее - завтра днем!

Фру Карено кончает работу, складывает белье в корзину, развязывает головной платок и кладет его поверх белья.

Ивар Карено, 29 лет, с темными волосами, без бороды, в весеннем пальто, несколько коротковатых брюках, черной твердой шляпе, приходит со стороны улицы, держы под мышкой несколько книг. Он хочет подняться по лестнице, но замечает жену и идет к ней.

Карено, улыбаясь. Моя маленькая крестьяночка здесь?

Карено. Я опять был у издателя. Сегодня он уже не говорит "нет".

Карено. Не совсем. Нет, он еще не согласен. Он говорит, чтобы я принес ему рукопись. Тогда он посмотрит. Впрочем, он сказал, что подумает.

Карено. Да, вижу. Благодарю. Белье мне так мешало, когда я садился здесь работать. Кладет книги на стол и садится. Но со мной еще вот что случилось. Я встретил...

Фру Карено. Как, ты встретил Ингеборг? Боже мой, ты не спросил ее, куда она идет?

Карено. Я не встречал Ингеборг. Разве её нет дома?

Фру Карено смотрит на него. Как ты этим интересуешься!

Фру Карено. Да, мне так показалось. Меняя тон. Ингеборг пошла по поручению. Для меня.

Фру Карено. Послушай, Ивар, лучше не спрашивай. Все равно, я не скажу.

Фру Карено. Конечно, нет. Ты не должен об этом знать до послезавтра. Это подарок ко дню твоего рожденья.

Карено. Да нет же, говорю тебе... Итак, во-первых, я встретил Бондесена. Ты знаешь Эндре Бондесена?

Карено. Как, не знаешь? Эндре Бондесена? Нет, ты, правда, его не знаешь? Впрочем, что с тобой?

Карено наклоняется вперед и смотрит ей в глаза.

Фру Карено. Какие мы с тобой разные люди, Ивар! Я стояла и ждала, что ты спросишь меня о моей тайне, и тогда бы я тебе немножко рассказала о ней. Совсем, совсем немножко. Это было бы так весело. Но, нет. Покачивает головой. И так бывает часто, очень часто.

Карено смеется. Послушай, Элина, ты сегодня какая-то странная. Ты говоришь мне, что это секрет, я отвечаю: хорошо, пусть это остается секретом. А потом ты вдруг говоришь...

Карено, схватывая книги со стола. Ну, ветер не в ту сторону подул!

Фру Карено быстро. Нет, нет, это совсем не так. Обходит стол, подходит к нему и обнимает его за плечи. Я не бываю не в духе, Ивар, ты знаешь, я всегда такая.

Фру Карено. Ну, и не будем больше говорить об этом. И поработали же мы, знаешь! Я думаю, тебя не было дома не больше часа, и в это время мы все сделали. Опирается грудью ему на плечо. Я вижу, тебе следовало бы купить себе новое пальто. Ты его носишь с самой свадьбы. Уж целых три года! Как ты думаешь, а?

Карено. О чем ты меня спросила? Я задумался совсем о другом. Обнимает Элину. Что ты говорила, Элина?

Карено встает. Элина, уверяю тебя, я не слыхал, что ты сказала, иначе...

Фру Карено. Нет, нет, да это все равно... Что ты смотришь на меня, Ивар? Может быть, я опять не права, только...

Фру Карено. Я совсем не так много разговариваю с тобой, чтобы ты мог не слушать, когда я что-нибудь говорю.

Карено. Да, Элина, мне следовало бы быть внимательнее, но все-таки...

Фру Карено. Нет, право, я совсем не разговариваю с тобой. Ты думаешь только о себе. Ты или уходишь в библиотеку за книгами, или сидишь и пишешь. Я тебя вижу, но не слышу от тебя ни слова. Если ты идешь гулять, то никогда не берешь меня. А возвратившись, опять садишься писать.

Карено. Мне легче думается, когда я один, Элина. Это временно, Элина, право временно. Потерпи немного, ты не раскаешься. Искренно. Нет, как это мило, что ты убрала белье! Оно так напоминало мне снег, я ничем не мог заняться. Ты - прелесть, Элина.

Карено. Да, да, ты прелесть. Садится. А теперь слушай. Я встретил Бондесена.

Карено. Ах, да! Это журналист. Он, кажется, переходил из одной партии в другую, но это к делу не относится. Он все знает; знает, кто что говорит, кто что делает. Да, ну так против меня опять страшно возбуждены.

Карено. Бондесен. Нет, он не сказал мне это прямо, но дал понять. Я спросил его, могу ли я, по его мнению, надеяться, что на этот раз меня не встретят нападками и бранью. Он сказал, что на это особенно разсчитывать нельзя.

Фру Карено. Он сказал, что на это нельзя разсчитывать?

Карено. Нет, потому что, по его словам, я нападаю на нашего величайшого ученого.

Фру Карено. Господи, ты и его не оставляешь в покое?

Карено. Ты не должна так говорить, Элина. Я выступаю против неба и земли, почему же я пощажу профессора Гиллинга? Я борюсь со всем, что стоит на моем пути.

Карено. Да, я знаю, ты - мой верный друг. Я не могу пока достаточно отблагодарить за все это, но я ценю это. Пока ты со мной, они не сломят меня.

Фру Карено протягивает через стол руку, снимает с него шляпу и гладит его волосы.

Карено. Потом я пошел в библиотеку. Я написал билетики и получил свои книги. Вдруг библиотекарь мне говорит: "Здесь приходили и спрашивали ваш адрес". - "Кто?" спрашиваю я. - "Профессор Гиллинг", отвечал он. Глядить на нее.

Карено. Что, каково! Они начинают волноваться!

Карено, улыбаясь. Нет, за меня тебе нечего бояться. Нет на свете человека, который мог бы мне что-нибудь сделать.

Карено. Да, но выходит-то наоборот. На всех бросаюсь я.

Карено. Меня обезчестить может только одно. Долги могут меня обезчестить. Встает и в безпокойстве ходит взад и вперед по дорожке. И если мне не удастся на-днях получить аванс, они каждую минуту могут притти и все описать. Они оставят нас без крова.

Фру Карено. Но они не возьмут вещей, которые нам достались от отца и матери.

Фру Карено. А если бы даже и до этого дошло. Я просто так сказала.

Карено. Да, если они придут, то заберут все, что найдут.

Фру Карено. Поглядела бы я! Ты думаешь - и подсвечники?

Карено. Ведь это же серебро, Элина. Они возьмут их прежде всего.

Фру Карено, меняя тон. Да, ты прав, этому не помешаешь!.. Что я хотела спросить, - как ты думаешь, зачем профессор Гиллинг спрашивал твой адрес?

Карено. Не знаю, мне это безразлично. Он, вероятно, пришлет мне маленькое снисходительное письмецо. Они имеют обыкновение так поступать. Продолжая стоять. Одно только я скажу тебе, Элина: важно уже то, что профессор Гиллинг сидит в библиотеке, читает мою статью, делает заметки, а потом справляется о моем адресе, - этого он, конечно, не станет делать для первого встречного.

Фру Карено. Нет, не правда ли? Я это тоже сейчас же подумала.

Карено. В этом ты можешь быть уверена. Казалось бы, профессору Гиллингу совсем не зачем наводить справок о такой неведомой птице, как я.

Фру Kapено. О, да, о такой неведомой птице, - о таком неведомом орле, как ты.

Карено, улыбаясь. Ну, не орел, положим. Но все-таки...

Фру Карено. Да и коршуном тебя нельзя назвать, а?

Kapено. Я не понимаю, почему ты мне перечисляешь всех птиц?

Фру Карено. Вот ты опять думаешь, что я сказала глупость. А это совсем не глупость.

Карено надевает шляпу. Ну, мне некогда разбирать этого. Я должен итти работать. Прежде чем отдать рукопись, я хочу написать еще главу. А тогда я начну и последнюю четверть... Да, тебе кланяется Иервен. Он сказал, что зайдет как-нибудь вечерком.

Карено. Он приведет с собой и Бондесена. Я просил его притти с невестой. Таким образом, мы, наконец, увидим ее.

Фру Карено. Эндерсен? Это который переходил от одной партии к другой?

Карено. Бондесен. Да, про него говорят. Впрочем, я его мало знаю, встречал его несколько раз с Иервеном. Встает.

Фру Карено. А когда ты думаешь получить письмо, Ивар?

Карено. Да, но, дорогая... ведь еще не наверное, что он мне напишет!

Фру Карено смущенно. Разве этого не может случиться?

Карено. Ни, ни, ни! Нет, этого не может случиться. Скажи на милость, зачем профессору Гиллингу приходит сюда? Желал бы я знать.

Карено. Ну, нет, живет он немного повыше, на нашей же улице. Что же из того! Пожимая плечами. Пусть себе живет, где ему угодно. Ну, мне надо итти работать. Идет задумчиво по саду и возвращается. А если мне не удастся ничего достать, сколько времени мы еще можем протянуть? Есть у нас запас провизии?

Фру Карено взяла маленькую корзинку и хочет итти за мужем. На некоторое время хватит. Ставит корзину.

Карено. Да, а есть у нас?.. С надеждой. Видашь ли, Элина, он ничего не обещал мне положительным образом. Он сказал: "Принесите рукопись". Он произнес это таким обещающим тоном. Он не отказал мне. Завтра я отнесу рукопись.

Карено. Ведь не вечность же пройдет до тех пор, пока мы выпутаемся, если я буду продолжать работать. Потому что деньги у меня будут, как только я кончу книгу. Это ясно. Дело только в том, как обойтись теперь. Ах, эта опись!

Фру Карено. Ничего! Я никогда не решусь этого сказать.

Карено. Если ты опять хочешь говорить о своих родителях, то лучше молчи.

Фру Kapено. Ведь они же самые близкие, к кому можно обратиться.

Карено. Разве я не говорил тебе этого тысячи раз! Они не помогут безвозмездно, они стали бы уговаривать меня, а я не пойду ни на какие уступки им. Они богатые и богобоязненные крестьяне; они меня не понимают. Я этим ничего не хочу сказать, они честные люди, они молятся за меня. Я еще этого никогда не видал; они обращают мольбы к небу, чтобы я лучше устроился и сделался профессором. Я ничего не хочу возражать против этого. Я не насмехаюсь над ними, Элина, но, право, не знаю, могу ли я пожертвовать для этого хоть одним своим словом.

Фру Карено. Но ты мог бы предоставить мне устроить это с отцом и матерью. Тебе нечего и знать об этом.

Карено изумлен, сердечно. Элина, ты такая добрая! Боже мой, какая ты добрая! Но я уверен, ты сама не знаешь, к чему ты хочешь меня привести. Каждый раз, возвращаясь от своих родителей, ты должна будешь кричать мне: "Закрой глаза, Ивар! Потому что я несу оттуда полные руки даров!"

Фру Карено молчит. Карено берет ее за руку, смотрит на нее. Они медленно идут, останавливаются.

Фру Карено. Я никогда не слыхала, чтобы отказывались от помощи, когда она нужна.

Карено выпускает её руку, проникновенно. Никто и ничто не должны сломить меня, Элина. Я не позволю ни обольстить, ни подкупить себя. Во мне течет кровь маленького непокорного народа; я не из здешней страны. Мой предок был лопарь, меня зовут Ивар Карено.

Фру Карено, недоверчиво взглядывая. Да, это Ингеборг. Не понимаю, чему тут радоваться.

Kapено. Чему радоваться? Нет... Я боялся, что это пришли те, другие, чтобы... Милая Ингеборг, ведь ты не станешь нас описывать? Не лишишь нас крова? Бог да благословит тебя, девушка; я совсем повеселел.

Ингеборг удивленно. Я ходила по поручению барыни.

Карено. Можешь себе представить, эта маленькая радость так хорошо подействовала на меня. Вообще, я должен тебе сказать, Элина, нам, собственно, нечего жаловаться. Раз ты философ, совсем не нужно прочно устраиваться и иметь довольство в жизни! Надо жить под открытым небом и переходить от двери к двери. Пусть лишают нас крова.

Карено. Повторяю, это только вопрос времени, когда нам удастся устроиться получше. Слава Богу, я ведь могу работать. Я им покажу. Идет.

Ингеборг все время порывалась что-то сказать. Да, он придет.

Карено. Да, не ко мне! Уходит через веранду в дом.

Фру Карено. Что же ты не заберешь с собой и корзину? Ты ни за чем не смотришь. Бог тебя знает, что у тебя в голове.

Ингеборг смотрит на нее, не понимая, берет корзину и идет по задней дорожке в дом.

Карено возвращается cъ книгами, бумагой и письменными принадлежностями. Где Ингеборг?

Карено. Я только хотел ей сказать, чтобы она оправила мне к вечеру лампу. Я видел, что она не налита.

Фру Карено. А ты не можешь поручить этого мне?

Kapено. Милая, дорогая, разумеется, лучше всего, если ты сделаешь это сама. Мои бумаги, по крайней мере, останутся в порядке.

Фру Карено. Прямо удивительно, что ты всегда и прежде всего спрашиваешь об Ингеборг. Ты, наверное, никогда не справляешься обо мне, когда меня нет дома.

Карено. Что? Разве это правда? Улыбаясь. Какие пустяки!

Карено. Но ты всегда дома. Ты или в комнатах, или в кухне, я тебя всегда могу найти. Я всегда знаю, где ты у меня.

Фру Карено. О, тебе не следовало бы быть так уверенным в этом.

Карено. Что такое? Я не должен быть уверен, что ты всегда со мной?

Фру Карено, изменив тон, принужденно улыбаясь. Я хотела сказать, - в том, где я. Ты не должен быть уверен, где ты меня можешь найти.

Карено, смеясь. Ах, вот как, теперь ты хочешь поиграть на другой струнке? Перестать быть домоседкой? Пропадать целые дни?

Карено, раскладывая на столе бумаги. Так вот, Элина, о чем ты думаешь? А я думаю о своей работе. Тепло. О, сегодня я напишу чудную главу. Закуривает трубку и берет перо.

Профессор Гиллинг, 60 лет, с седыми волосами, в большой серой войлочной шляпе, толстом пальто и с пенснэ на шнурке, входит медленно в сад. Останавливается и смотрит на веранду; замечая Карено и жену, идет к столу.

Фру Карено. Кто это? Разве ты не слышишь? Ах, какой ты несносный.

Профессор кланяется. Здравствуйте, любезный Карено. Простите, что я так безцеремонно Кланяется Фру Карено, которая отходит, стоит в дверях веранды и слушает разговор являюсь к вам. Протягивает руку. Я живу здесь неподалеку и зашел к вам, проходя мимо.

Карено, сняв шляпу. Не хотите ли войти, господин профессор?

Профессор. Ах, нет, благодарю вас. Позвольте мне присесть здесь, у меня в распоряжении всего несколько минут. Садится на скамейку, все время держит палку под мышкой, осматривается. У вас и сад, господин Карено? Вы здесь работаете?

Профессор. Вы, вероятно, очень много работаете? Вы потеряли свой прежний румянец. Я отлично вас помню, когда вы ходили на мои лекции.

Карено. Я и теперь хожу на ваши лекции, господин профессор. Всегда, когда у меня есть время.

Профессор. Вот как? Да, я с большим интересом прочел вашу работу. Улыбаясь. Потому что ведь вы некоторым образом - мой ученик, еще с давних времен. За двумя учениками я слежу с интересом - это вы я Иервен. Вы ведь знакомы с Иервеном?

Профессор. За последнее время вы, несомненно, сильно влияли на него. На нем есть - или по крайней мере был до последняго времени - отпечаток вашей силы, хотя он и очень далек от широты вашего умственного горизонта. Но его докторская диссертация все-таки очень дельная работа.

Профессор. Она будет напечатана. Факультет, разумеется, ее сейчас же принял. В ней столько умеренности и благоразумия, что вы бы его и не узнали; полный переворот.

Профессор. Да, мне кажется, я называю это правильно. Полнейший переворот сравнительно с прежним. Улыбаясь. Потому что Иервен не был из самых благоразумных. Но теперь он, повидимому, одумался. О, Иервен этим уже кое-чего достиг; через несколько дней он - доктор, затем и стипендиат. Ни у кого нет на это больше прав, чем у него. Стипендия ведь не шутка, вам тоже следовало бы подумать об этом, Карено. Не присядете ли и вы? Поворачивается на лавке. Здесь хватит места на двоих.

Карено кланяется, садится на край стола к откладывает в сторону шляпу.

Профессор. Да, это надо признать за вами; ваших способностей отрицать нельзя. Собственно, я не вполне согласен со многими вашими нападками на Стюарта Милля и, улыбаясь, на меня. Нам кажется, что вы немного ошибаетесь. Это всегда может случиться.

Карено. Я писал эту работу в свободные часы. Она не имеет претензии исчерпать вопрос.

Профессор. Нет, я это понимаю. Осматривается. Да, право, у вас здесь очень мило и уютно. Что это там? Указывает. Там на дереве? Встает и идет к дереву.

Карено идет за ним. Это ракетные трубки, остатки соженного фейерверка. Это осталось после прежнего жильца. А я так и не снял их.

Профессор, осматривая. В таком искусственном освещении много красок. Столько ярких красок. Возвращается назад к лавке и садится. Гм... Не сердитесь, если я, как старик, позволю себе дать вам парочку добрых советов. Если бы я в молодости встретил помощь опытного человека, то это было бы мне очень полезно. Но помощь пришла, когда я уже заблудился. Так почти всегда случается. Вот я и подумал, не зайти ли мне к вам сегодня. Смотрит на часы. Короче говоря, было бы очень жаль, если бы ваши блестящия способности прошли незамеченными, и мне кажется, что на мне лежит некоторая ответственность за это.

Карено. Со стороны господина профессора было очень любезно вспомнить обо мне.

Профессор. Видите ли, Карено, у меня есть - не скажу, блестящее, это было бы слишком, - но известное положение, нечто вполне определенное. Во всяком случае в лагере моих врагов ко мне относятся не слишком справедливо; я либеральный и современный человек, ученик свободомыслящого английского мыслителя, а многим это кажется ужасно радикальным. Ну, одним словом, у меня есть положение и маленькое имя. Мне кланяются на улице, и мое мнение не всегда, может быть, проходит незамеченным. Имя мое небезызвестно и за границей. Но не всегда было так. В свое время и я был молод, очень молод. В вашем возрасте я хотел делать то же, что делаете вы теперь. Мне хотелось прежде всего возстать против чего-нибудь. Смеется. Я возставал как раз против классиков! Теперь мне это только смешно, но тогда я искренно думал, что эти старые писатели не вполне заслужили свою славу. Молодо-зелено, видите ли. Как вы думаете, сколько мне было тогда лет?

Профессор. Двадцать девять лет. Теперь судите сами. Да, я почти держался того мнения, что классики, ни как поэты, ни как носители культуры, не заслуживали того, чтобы их перепечатывали в наше время. Позднее, я, слава Богу, переменил взгляд на их значение. Я говорил: эти старинные авторы были хороши для своего времени; но - говорил я - их произведения, в смысле искусства, и их авторская производительность, как умственные откровения, далеко уступают современным поэтам. В то время я был совершенно слеп к вечной недосягаемости классиков. А что они дали, как носители культуры? Учение Аристотеля о Цимексе, который происходит из пота животных; утверждение Виргилия, что пчелы зарождаются во внутренностях ленивых животных; мнение Гомера, что больные люди одержимы демонами; выдумки Плиния лечить пьяниц совиными яйцами - все это и многое другое казалось мне смешным, ужасно смешным. Я мог бы, конечно, теперь написать совсем другую уже книгу, чтобы воздать громкую славу классикам; потому что они продолжают быть ими, только я в этом деле понимаю теперь несколько больше, чем тогда. Я не знаю, читали ли вы это мое давнишнее сочинение.

Профессор. Юношеская работа! Я привожу ее только как пример, что и я переживал переходное время. Смеется. Я так хорошо помню, как я принес книгу профессору Валю, - тогда мы оба были молоды. "Вот критика на классиков", сказал я. Он перелистал книгу и сказал: "Знаешь, Гиллинг, кого ты высмеял?" "Нет", отвечал я. "Никого", сказал он. Смеется. Я ясно помню, что он это сказал. Да, давно это было... Вы, Карено, находитесь теперь в таком же положении, как и я тогда. Простите, что я это так прямо высказываю; мы, мыслители, ведь можем откровенно говорить с глазу на глаз, не правда ли? Но, любезный Карено, наденьте же шляпу.

Профессор. Я совсем не заметил, что вы сидите без шляпы... Итак, вы переживаете тот же кризис, что некогда переживал и я, только вы гораздо сильнее в своих взглядах и слоге. Вы можете, конечно, с полным правом мне возразить, что я делал то же, что делаете вы теперь; но вы, конечно, согласитесь со мной, что в нападках на великих современных мыслителей больше - как бы это сказать? - ну, юности, чем в нападках на старых поэтов. Ваша критика на меня нисколько не мешает мне видеть и признавать ваши громадные способности; надеюсь, вы в этом не сомневаетесь. Но если вы и Спенсера и Милля, этих обновителей нашей мысли, - если вы и их трактуете как заурядные, дюжинные умы, то это задевает меня, несмотря на все уважение к вашему труду и на то, что я уже был подготовлен к этому.

Карено с запинкой. Простите, господин профессор, я никогда не трактовал этих англичан как заурядные умы. Это недоразумение. Я говорил о них, как о достойных уважения крупных ученых, которые собрали и привели в связь массу фактов...

Карено. Я хотел также показать разницу между понятиями знать и мочь, между крепкой, неутомляющейся головой школьника, заучивающого целую массу вещей, и мыслителем, созерцателем.

Профессор. Послушайте, я либерален, и я люблю молодость, потому что сам был молод. Но молодость не должна переходить известных границ. Нет, не должна. известных границ благоразумия. Да и к чему? То, на что вы нападаете, стоит прочно и будет стоять, а нападающий вредит только себе.

Карено. Но, господин профессор, вы забываете, что с такой точки зрения...

Профессор. Любезный Карено, выслушайте меня до конца. Наступит день, когда вы признаете истину моих слов. Современная английская философия не только "чудовищная горная цепь школьных знаний", как вы говорите; потому что - весь мир живет ею, и все мыслители верят в нее. Философия вовсе не отрицает остроумия, но что она строго запрещает - это неуместные шутки. Бросьте писать свои статьи, Карено. Советую вам подождать с этим, пока взгляды не созреют и не придут в ясность. С годами приходит и мудрость.

Карено. Я думаю только, что если этого не выскажешь в юности, то уж никогда потом не скажешь.

Карено. Нет; потому что тогда подходит старость, пятьдесят лет со своими расчетами и взглядами старика...

Профессор. Так и оставьте это невысказанным. Смеется. Тогда это просто остается невысказанным. А мир продолжает стоять. Неужели вы думаете, что человечество придет в безпокойство и будет вздыхать о вашей последней работе?

Профессор. Нет; подумав, вы сами согласитесь. Ищет в кармане. Я сделал выписку из вашей... из вашей... Мне интересно знать, вполне ли серьезно вы это написали. Вынимает несколько бумаг. Вот она. Ищет пенснэ. Вы насмехаетесь над англичанами за их гуманность, за их "так называемую гуманность", как вы выражаетесь; вы обсуждаете гуманное обращение с рабочими и находите его абсурдным.Читает. "В связи с этим"... Опять ищет пенснэ. У меня было... Я не могу...

Карено. Пенснэ? Простите... Вот оно... Находит пенснэ на груди профессора.

Профессор. А... благодарю, благодарю. Читает. "В связи с этим следует привести и другое явление: современное гуманное обращение с рабочими, которое заменило в наши дни возросший в половине столетия в некоторых странах культ крестьянина. Никакое правительство, никакой парламент, никакая газета не пропустят..." Н-да. Пропускает несколько строк. "И наш собственный, либеральный профессор Гиллинг употребил много силы и таланта, сражаясь за рабочий вопрос". Пропуская. "Рабочие же только что перестали быть растительной силой, и их положение, как необходимого класса, уничтожено. Но что же делают правительства, парламент, газеты?.." Пропуская. Да, вот главное. Возвышая голос. "Когда они были рабами", - дело идет о рабочих, а вы называете их рабами, - "когда они были рабами, у них была своя функция; они работали. Теперь же на место их работают машины, паром, электричеством, водой и ветром, а рабочие благодаря этому становятся излишним классом на земле. Из раба вышел рабочий, а из рабочого - паразит, который живет теперь на свете без всякого назначения. И этих людей, которые потеряли даже положение необходимых членов общества, государство стремится, кроме того, возвысить в политическую партию. Господа, говорящие о гуманности, вы не должны ласкать рабочих, вы должны скорее охранять нас от их существования, помешать им усиливаться, вы должны истребить их..." И эту мысль вы развиваете еще дальше. Смотрит на него поверх пенснэ. Вы действительно так думаете?

Профессор. Вы действительно так думаете? Вы рекомендуете высокия хлебные пошлины, чтобы оградить крестьянина, который должен жить, и заставить умереть с голоду рабочого, который не должен существовать? Снимает пенснэ. Разве вы не читали того, что все мы читали по этому вопросу?

Профессор. Я мог бы вам прислать до шести крупных и мелких сочинений, написанных одним только мною.

Профессор. Этому с трудом можно поверить. Да, действительно, с трудом. Указывает на бумаги. Читая это, я говорил себе: "И это вышло из-под пера одного из моих учеников!" Я говорил это, потому что мне действительно было тяжело это видеть. Другим тоном. Конечно, и до этого можно дойти. Но вы, Карено, слишком добры для этого. Конечно, вы не привыкли, чтобы вас слушали; над вами только насмехались и вышучивали вас, когда вы что-нибудь писали, лишали вас внимания, которого вы заслуживали. Вы говорили глухой стене. Поэтому вы были принуждены громко кричать, высказывать крайния мнения, одним словом, итти все дальше. Я это вполне понимаю.

Kapено. Может быть, господин профессор и прав, что это на меня так действовало; я не знаю. Но все-таки...

Профессор. Не правда ли? Во всяком случае, немного, да влияло? Я ставлю себя на ваше место. Но ведь вы же можете найти отголосок в слушателях. Это сильно зависит от самого себя. Почему бы вам и не найти для себя публики! Я решусь утверждать, что если вы положите за правило переждать несколько лет, - вы прекратите свои нападки и найдете сочувствующих читателей для ваших мирных статей.

Карено. Господин профессор не хочет, конечно, сказать...

Профессор. Я хочу пояснить свою мысль. Простите, что я вынужден вас прервать, но у меня так мало времени. Смотрит на часы. Ну, еще минутки две... Видите ли, я не запрещаю людям иметь свое мнение. Это шло бы в разрез со всем моим миросозерцанием. Но есть мнения и мнения. Одно дело - быть молодым и подчиняться движениям своей крови, другое - давать созреть каждой мысли в твердое убеждение. Да, в твердое убеждение. Никто не родится зрелым человеком; зрелость мысли надо развивать в себе; она приходит только, когда перейдешь за известный возраст... Я попросил бы вас подумать об этом. Мы, конечно, еще встретимся. Если вы соберетесь навестить меня, то найдете сердечный прием. Я питаю к вам большое расположение. Собирает бумаги и прячет их.

Профессор протягивает ему через стол руку. Большое расположение. Я ожидаю от вас многого, Карено, и, если вы создадите то, что должны создать, то... я, конечно, не могу ручаться за других, как за себя, но тогда вы, разумеется, можете ждать от нас, ваших коллег, поддержку, которую вы заслуживаете. Встает.

Профессор указывает на рукопись, лежащую на столе. Вы заняты большой работой?

Карено. Да, она так и рвется из-под пера. Я работаю над последней частью.

Профессор. У вас уже есть издатель? Впрочем, вы, вероятно, опять отправите в Германию?

Карено. Нет. Я надеюсь войти в соглашение с издателем господина профессора.

Профессор поражен. Да? Вы говорили уже с ним?

Профессор. Так! Раздумывая. Отнесите ему рукопись. Если я могу вам быть при этом полезен, то я весь к вашим услугам.

Карено чистосердечно. Это слишком любезно, но я был бы так благодарен за это господину профессору! Потому что в настоящее время я в несколько затруднительном положении.

Профессор. Конечно; я весь к вашим услугам. А если дело пойдет о маленьком авансе, то и в этом отношении мой издатель должен будет согласиться. Впрочем, простите, что я коснулся этого вопроса.

Профессор. Дело только в том, что вам придется немного приспособиться, немного пересмотреть работу. Я не знаю, что вы написали, но из нашего разговора вы поняли... Маленький пересмотр никогда не вредит. Ну, вы это увидите сами, я предоставляю это вам. Вполне вам. Я сделаю, что могу. Осматривается и что-то ищет.

Профессор. У вас необыкновенно тихий уголок. Нет шарманок, да и экипажей почти не слышно. Идет. Вы занимаете весь дом?

Профессор. Вы думаете переехать? Останавливается перед дверью. Итак, до свиданья, милейший Карено. Протягивает ему руку. Простите, что старику вздумалось зайти к вам.

Карено снимает шляпу. Вы оказали мне большую честь. Благодарю вас, господин профессор, за ваше внимание.

Профессор. Итак, возьмите вашу рукопись и проглядите ее. Вырубите дикие побеги. Дайте мне полюбоваться на это! Я хочу вам добра и принимаю участие в вашем развитии.

Оба выходят. Слышно, как профессор еще раз прощается. Слышен стук садовой калитки. Карено медленно идет назад. Жена его медленно сходит с веранды.

Карено. Да, что ты на это скажешь! Я не мог себе этого и представить. Да и все, что он говорил!

Фру Карено. Я почти все слышала. Я не могла удержаться, Ивар; я стояла в дверях веранды.

Фру Карено. Да, почти все время. Он меня не видал, право, Ивар; никто из вас не видал меня. Ты доволен, Ивар, я это вижу.

Фру Карено. Я слышала, как он и тебя и себя назвал мыслителями.

Фру Карено. И один раз он назвал тебя коллегой.

Карено. Да, вообще он был необыкновенно любезен.

Карено. Конечно; не скрою, это произвело на меня впечатление. Так удивительно, что вот сам профессор Гиллинг сидел здесь и говорил со мной. В сущности, ведь это - не пустяки.

Фру Карено. Неужели ты думаешь, я этого не понимаю? Прыгает вокруг него. Нет, я совсем поглупела от радости. Я так рада, что... Берет его за руку. Мыслитель!.. Ну, теперь и я что-то сделаю.

Фру Карено. И знаешь, что? Пристально смотрит на него. Я отпущу Ингеборг.

Фру Карено. Это тебе, кажется, неприятно, ты совсем изменился!

Фру Карено. Я сама додумалась до этого. Она стоит у меня на дороге. Обнимает его. Я хочу, чтобы ты бы был со мной одной, понимаешь? Здесь никто не должен жить, кроме тебя и меня.

Карено. У тебя еще никогда не было таких смешных фантазий.

Фру Карено. Ну, если тебе так неприятно, что она уходит, то...

Фру Карено. Всю работу буду делать я. Таким образом мы сохраним жалованье. Обнимает его.

Карено. Но, но, Элина! Освобождается и смотрит на нее. Ты серьезно думаешь, Элина? Как это хорошо с твоей стороны. Боже мой, как бы я был тебе благодарен, если бы ты это попробовала. Если это не пойдет, то...

Карено. Только некоторое время. Пока я не кончу работу. Потом мы опять можем ее взять,

Фру Карено. Да, только лучше другую девушку. Ты ничего не имеешь против, если мы разстанемся с Ингеборг?

Карено. Нет, почему же? Милая, дорогая, ты так тихо и незаметно помогаешь мне!

Фру Карено. Я вижу, ты доволен; ты редко говоришь так, как сейчас. Внезапно бросается ему на грудь. О, мне кажется, я могла бы...

Фру Карено. Выпуская его. Фу, стыдись, Ивар; что ты вообразил.

Карено. Я, вообразил? Я ничего не подумал, но...

Фру Карено. Ну, да ничего, если ты и вообразил себе что-нибудь. Прыгает.

Карено. Как приятно видеть, что ты так искренно радуешься! В каких это башмаках ты так прыгаешь?

Карено поднимает подол её платья. Ну, конечно, это туфли.

Фру Карено оглядывается. Ну, подумай, если тебя кто-нибудь увидит!

Карено, не понимая. Меня увидит? Да, ну так что же?.. Нет, послушай, я думаю о том, что он сказал об издателе.

Фру Карено. Снимает туфли и ударяет его по щеке. Вот в каких башмаках я прыгаю!

Фру Карено. Нет, Ивар, я совсем не расположена перестать шутить.

Карено. Но, но... Да, он сказал, что хочет поговорить с издателем.

Фру Карено, покорившись. Кто хотел поговорить с издателем?

Карено. Профессор, конечно. Разве ты не слыхала?

Карено. Ты не слыхала самого важного. Он хочет помочь мне получить аванс.

Фру Карено. Нет, правда? Я этого не слыхала. Он сказал, что хочеть тебе в этом помочь?

Карено. Да, а это почти то же, что иметь уже деньги в руках. А потом, самое главное... последнее, что он сказал.

Карено. Он говорил, что мне, может быть, придется немного пересмотреть мою книгу.

Карено. В этом-то вся суть, Элина. Это-то именно мне и трудно сделать. Ну, не печалься. Он бросил это так, мимоходом, в конце разговора. Пересмотреть мою книгу это попросту значит - ее переделать.

Фру Карено. Нет, этого он не может потребовать...

Kapено. Да он этого совсем и не требует. Он сказал - немножко проглядеть. Но моя книга так написана, что это невозможно. Да, но не думай, что я только упрямлюсь, не хочу подчиниться. И не мучь себя этим. Потому что аванс я получу и без помощи профессора Гиллинга.

Фру Карено. Да, но пусть он тебе поможет, Ивар, пусть поможет. Ты тогда будешь гораздо увереннее. Подумай только, если мы будем обезпечены...

Карено. Тсс! не говори об этом! Ты думаешь, я не думаю все время об описи? Тогда мы, вероятно, могли бы остаться здесь. В этом тихом старом желтом доме.

Карено. Ах, Элина, дело не за моей доброй волей. Будь уверена в этом.

Фру Карено. Да, правда? Ничего больше мне и не нужно.

Фру Карено. Нет, погоди минутку. Порадуемся немного. Теперь все так хорошо устраивается.

Kapено, быстро ее обнимая. Послушай, иди! Я хочу и должен сегодня написать еще главу. Целует ее. Когда ты здесь, я теряю все мысли. Иди же, иначе...

Карено. Ты знаешь, что иначе я ничего не напишу.

Фру Карено. Ну да, через два часа. Но все-таки ты, вероятно, не сможешь работать.

Карено не отвечает и начинает приводить в порядок бумаги.

Карено. Нет. Но что же ты не уходишь? Я никогда не видал такой безумной женщины. Ведет ее к лестнице. Ну, беги. Отходит от нея и идет к столу.

Фру Карено на веранде. Ивар, я спутаю все твои бумаги!

Фру Карено. Я все переверну вверх дном, мне так хочется. Смеется. Вот приходи, - увидишь, я это сделаю. Входит и затворяет дверь.

Карено зажигает трубку, садится, берет перо и погружается в мысли. Проходит раз по дорожке, снова садится, перечитывает некоторые места рукописи, что-то пишет.

Фру Карено из дверей веранды. Коллега! Смеется. Послушай, коллега, что я там только натворила.

Карено внезапно встает. Нет! Обходит по дорожке. Нет, говорю я!

Фру Карено, выходя из дверей веранды, тихо и нежно. Я хотела только сказать, что я не сделала ничего дурного.

Kapено, не глядя. Что? Идет быстро к столу и зачеркивает, что написал.

Фру Карено. Мне так хотелось бы побыть с тобой.

Карено взглядывает, зовет. Элина! Из пересмотра, конечно, ничего не выходит.

Карено. Да из пересмотра рукописи. Он не мог же думать этого.

Карено, качая головой. Что я написал, то так и останется.

Карено. И что я теперь напишу, то так и будет написано.

Фру Карено. Но, Ивар, ты только что сказал, что у тебя нет недостатка в доброй воле.

Карено. Ты думаешь, я не думал об этом? Это, должно быть, возможно, думал я про себя. И я радовался тому, что это может быть возможно, потому что тогда мы были бы спасены. Итак, я написал несколько строк. Смотри. Показывает ей бумагу. Этими тремя строчками я отрицаю двадцать глав моей книги. Бросает бумагу. Нет, этой комедии я не могу играть.

Фру Карено садится на лавку, мрачно. Но ты думаешь, что ты все-таки получишь аванс?

Фру Карено. Ему, вероятно, было жаль нас, и он хотел нам помочь.

Kapено. Он мог бы точно так же приказать мне написать противоположное тому, что я думаю.

Фру Карено. Да, да, профессор хотел тебе добра. Он это сам говорил.

Карено смотрит на нее. Ты опять совсем разстроилась, Элина?

Kapено. Но ведь еще ничего не потеряно. Завтра рано утром я отнесу рукопись.

Фру Карено. Ах, ты увидишь, дело дойдет до описи.

Карено. Нет! Все говорит за то, что этого можно будет избегнуть...

Фру Карено уныло. Да разве это одно. Все идет одно к одному! Мы совсем обеднели! Погляди хоть на то, как ты одет.

Карено. Одет? Утешься, Элина. У меня ведь есть еще пара. Прекрасная пара.

Фру Карено. Да, как знаешь... Ты будешь, значит, писать, как и прежде?

Карено. Против профессора Гиллинга и других. Когда-нибудь меня начнут слушать.

Карено. Да, против этого ничего не поделаешь, Элина. Нечего и слова тратить попустому.

Фру Карено. Я думала, теперь станет немножко легче. Я была так рада, что я... Нет, и теперь все пойдет, как прежде. Закрывает лицо руками.

Карено. Элина, ты должна сделать то, что я тебе уже предлагал. Ты должна поехать к родным, пока не пройдет это время.

Фру Карено встает. Ты опять предлагаешь мне это? Удивительно, как легко ты готов разстаться со мной. У тебя должна быть на это какая-нибудь тайная причина?

Фру Карено. Да, я не знаю. Но ты слышал, что я сказала: я не поеду домой.

Карено. Нет, нет! Оставим это... У меня пропал целый день, я мог бы уже столько написать! Но глава должна быть кончена. Садится и собирается писать.

Фру Карено подходит к нему. Да, я вижу, что это значит. Ты меня больше не любишь, Ивар. Вот в чем дело. Ты только что сказал, что любишь; но это неправда. Я вижу это и в крупном, и в мелочах, и не с сегодняшняго дня. Ты не хочешь ничего для меня сделать; ты не заботишься о том, что у меня на сердце, ты только пишешь, а у нас идет все хуже и хуже. А теперь ты хочешь меня отправить домой.

Карено встал. Ты, кажется, с ума сошла? Я тебя не люблю?

Фру Карено. Да, ты меня не любишь. Иначе ты был бы другим. Но ты можешь успокоиться, Ивар, потому что это еще совсем не наверное, что я неизменно буду с тобой. Идет.

Карено. Ты уже второй раз шутишь этим сегодня, Элина. Что ты хочешь сказать этим?

Фру Карено на лестнице на веранду. Ты увидишь. Уходит в дом и затворяет дверь.

Комната у Карено. На заднем плане дверь, ведущая на улицу; над дверью в стене крюк. Налево стеклянная дверь на веранду и двери в спальню; между дверями этажерка, на которой между прочими вещами стоят подсвечники с двойными ручками. Направо большой рабочий стол Карено с массой бумаг и книг; совсем позади на той же стороне дверь в кухню. Софа, столы, стулья, зеркало в золотой раме, несколько картин, все очень скромное. На полу наискось к двери узкий длинный ковер.

Ивар Карено сидит и пишет при свете лампы. Фру Карено выходит тихо из кухни, ставит зажженную лампу на круглый стол, кладет сюда же работу и снова тихо выходит.

Доктор Иервен, бледный, с темными волосами, 27-ми лет, с большой бородой, входит в сопровождении Фрэкен Ховинд, двадцатилетней брюнетки, и Эндре Бондесена, 35-ти лет, темный шатен, полный, усы, пенснэ, нарядно и модно одет. Голос иервена слышен еще в дверях: "Конечно, он дома! Пожалуйста! Нет, нет, - дамы вперед!

Карено встает, удивленный. Как? Иервен? Откладывает перо.

Иервен. Именно. И-мен-но. Добрый вечер. представляя. Моя невеста, а его ты уже знаешь.

Kapено. Нет, вот это отлично! Садитесь. Прошу вас, фрэкен.

благодарю, фрэкен, что вы зашли к нам. Для вас это порядочная прогулка.

Иервен. Знай только, что мы пришли основательно помешать тебе.

Карено. И превосходно сделали. Я так устал! Это отлично!.. Ты, вероятно, слышал, вчера здесь был профессор Гиллинг?

Иервен. Неужели ты думаешь, я этого не знаю! Об этом идут всевозможные толки. Говорят, ты послал ему после его ухода резкое письмо?

Карено. Нет, неправда; я только слегка вступился за себя. Я написал только то, что не успел ему сказать. Всего несколько слов.

Иервен. Да, болтают... Ты уже далеко подвинулся со своей книгой?

Карено. Три четверти я отнес сегодня утром издателю. Увидим, возьмет ли он ее; он хотел известить меня через несколько дней. А ты уже доктор! Поздравляю.

Иервен притворно весело. Ну, разумеется, я уже доктор. Я так счастлив! Хо-хо!

Иервен ей навстречу. Добрый вечер. Простите наше нашествие. Мы недолго задержим вас. Да к тому же мы не принесли вам скуки; мы все так веселы.

Иервен, представляя. Смотрите, Фру Карено: это моя невеста. Ее зовут Натали Ховинд. Но, так как мы добрые друзья, то я зову ее просто Натали; ей так больше нравится.

Иервен, представляя дальше. А вот это уже совсем другое дело. Это Эндрэ Бондесен. Мужчина, как видите, в расцвете лет. Но от вас скрыто то, что этот человек интересуется всем. Поэтому он разгуливает и размышляет, не пойдут ли к нему полосатые брюки.

Бондесен. Ты сегодня в настроении зло острить, Иервен.

Фру Карено. О, нет, Иервен никогда не острит зло. Он приносит с собой столько радости, что...

Иервен. Вы сказали - "радости"? О, благодарю вас.

Фру Карено. Не хотите ли снять шляпу, фрэкен?

Иервен. Ну, конечно, Бондесен уже там уселся. Он влюбится в вас, Фру Карено; в этом нет никакого сомнения. Но не доверяйте ему. Его страсть длится не больше двадцати четырех часов; переночует в нем и исчезает.

Фру Карено, улыбаясь. О, я уж постараюсь, чтобы его страсть длилась дольше.

Фру Карено, бросая взгляд на Карено. Да, но я не знаю, за что вы благодарите меня!

Бондесен. За то, что вы ответили ему за меня, и так превосходно ответили.

Фру Карено. А! Я думала за то, что я хотела постараться продолжить вашу страсть.

Бондесен. Это, конечно, не стоило бы нам большого труда.

Фру Карено. О, я уже вижу, что вы из тех, кого удержать довольно трудно.

Карено к Иервену. Профессор отзывался вчера о тебе очень тепло...

Карено. И хвалил твою диссертацию. Только он сказал, что... Я не совсем его понял; но выходило так, что в тебе произошел переворот, полнейший переворот.

Иервен. Какого рода переворот? Я не понимаю... Что он хотел этим сказать?

Иервен. Я не замечаю в себе никакой перемены.

Карено. Разумеется! Он, вероятно, думал о тоне, в каком написана твоя работа; что твой слог стал выдержаннее.

Фрэкен. В тебе, конечно, не произошло другой перемены, а, Карстен?

Иервен раздраженно. Перестанем говорить обо мне!

Бондесен. Да, перестаньте! Он сам не щадил себя за это время.

Иервен. Профессор Гиллинг, несомненно, - я не буду с этим спорить - либеральный и гуманный человек. Обращаясь к Карено. Да, гуманный, слышишь! Так хорошо думает о людях и видит в них, как он выражается, "доброе начало". А если ему противоречат, то он все это выслушивает и во многом отдает справедливость своему противнику. Да, он гуманен в высшей степени. Но он не широкого полета.

Иервен. Он не особенно широкого полета, нет. Нападает на Гегеля, на политику правой и учение о Святой Троице и выступает на защиту женского вопроса, всеобщого избирательного права и Стюарта Милля. Он весь тут. Либерал в серой шляпе и без грубых промахов.

Карено. Да, видишь ли, - он принадлежит к другой школе.

Иервен горячо. Да, разумеется. Он принадлежит к другой школе, чем я. Он другого направления. Но он твердо стоит на своем, следует своим книгам - и ему все ясно. Прекрасно быть таким спокойным, как он. Мне безразлично, что бы ты мне ни ответил на это.

Карено. Решительно ничего. Профессор Гиллинг и я, мы стоим слишком далеко друг от друга. Послушал бы ты его вчера; он не очень-то нежно обошелся с моей немецкой статьей. Он ее всю раскритиковал.

Иервен. Ему следовало бы это сказать. Наиболее значительная вещь с 1814 года, говорит он. И это он повторяет уже двадцать лет о каждой вещи.

Иервен. Ты видел его жену? Я говорю о его последней жене? Тонкая, как спичка.

Бондесен. Толстая, как спичка, хочешь ты сказать?

Iepвен оборачивается и смотрит на него. Да, неправда ли, я хотел сказать: толстая, как спичка? Да, Бондесен, ты очень логичен. Если тебе кто-нибудь скажет, что два и три - пять, но ты ответишь: "Нет, два и два - четыре!"

Бондесен. Ответьте ему еще раз за меня, сударыня. Тогда он замолчит.

Фру Карено. Если бы я действительно могла хорошо ответить!

Фру Карено. Нет; я этого все-таки не скажу. Взглядывая на Карено. Я сначала хочу посмотреть, что вы за человек.

Бондесен. Что я за человек? Вы видите сами. Я таков, каким выгляжу.

Фру Карено. Я никогда не видала такой прекрасной булавки для галстука.

Боннесен хочет ее вынуть. Вы желали бы ее иметь?

Фру Карено удерживает его руку своей. Нет, нет, нет! Вы с ума сошли? Быстро отнимает руку.

Фру Карено, взглядывая на Карено. Вы хотели этим что-то сказать!

Иервен. Лет тридцати. Она носит костюм "реформ". Я ей говорил, что это очень некрасиво. Знаешь, что она отвечала? Передразнивая. "Я одеваюсь не для того, чтобы..." Нет, чорт возьми, и как это было сказано!

Иервен, передразнивая. "Я одеваюсь не для того, чтобы нравиться мужчинам, но чтобы злить женщин..." Представляешь ты ее себе?

Карено смеется. Она сказала, чтобы злить женщин?

Бондесен. Это недурной ответ. С её точки зрения.

Бондесен добродушно смеется. Ну, видали вы когда-нибудь подобного тирана! Он не позволяет мне рта открыть.

Фру Карено. Не хотите ли, господа, кофе? Никто не отвечает. У нас нет выпить ничего другого.

Иервен. О, пожалуйста, я с удовольствием выпью чашку кофе.

Карено. К сожалению, жена права. У нас ничего нет, кроме кофе.

Бондесен. Ну вот еще, кофе - прекрасный напиток. Если только это не доставит лишних хлопот.

Фру Карено. Ивар, открой дверь и крикни Ингеборг сварить нам кофе.

Иервен, разсматривая серебряные подсвечники. Какие прекрасные вещи! Ты обратила на них внимание, Натали?

Фрекен подходит. Я все время любуюсь ими. Это подарок Фру Карено?

Фру Карено, безпокойно поглядывая на кухонную дверь. Это свадебный подарок... Нет, лучше всего мне пойти самой... Подходить к двери, медлит, сразу отворяет и заглядывает. Уходит.

Бондесен. Послушай, Иервен, что ты все время сегодня придираешься!

Иервен. Ты должен говорить "доктор Иервен", когда обращаешься ко мне. "Господин доктор Иервен".

Карено. Я хотел зажечь, понимаешь. У Ингеборг не было спичек.

Фру Карено садится. Хорошо. Эти подсвечники нам подарили папа и мама. Они мне очень нравятся.

Бондесен. Вы не городская уроженка, сударыня?

Фру Карено. Боже мой, неужели это по мне так сразу и видно?!

Фру Карено. Потому что мой муж называет меня всегда крестьяночкой.

Карено. Разумеется, в самом лучшем смысле. В лучшем значении этого слова. Гладит ее до волосам. Ходит взад и вперед.

Бондесен. Нет; я просто слышал, что вы не из города.

Фру Карено. Я не могу себе представить, чтобы вы где-нибудь что-нибудь могли слышать обо мне, господин Эндресен.

Бондесен. Бондесен. Да, - я журналист, и должен вам сказать, что, благодаря этому, мне многое приходится слышать.

Фру Карено. О, я не сомневаюсь, что вы знаток своего дела.

Бондесен смотрит на нее и улыбается. Фру Карено бросает взгляд на мужа.

Иервен. Ну, скажи, Карено, - когда же ты, наконец, со всем этим поладишь?

Карено останавливается. О, нет. Что ты сказал? С чем полажу?

Иервен. Со своими делами, конечно. Разве они у тебя иногда не шатаются?

Иервен. Но и не всегда негладко, хочешь ты сказать? Ну, так это еще не так плохо.

Карено. О, довольно плохо. Но мы надеемся, что это только временно. Обращаясь к жене. Не правда ли, Ингеборг?

Карено. Ах, прости! Я хотел сказать - Элина. Ходит взад и вперед.

Фру Карено. Бог тебя знает, о чем ты думаешь. Вдруг подвигается ближе к Бондесену. Представьте себе, я слышу, как идут ваши часы.

Бондесен. Надеюсь, я могу остаться на своем месте!

Фру Карено. О да, вы сидите совсем не так близко.

Бондесен. Это, вероятно, вы слышите биение моего сердца, сударыня.

Фру Карено, взглядывая на Карено, наклоняет ухо к Бондесену; улыбается. Они смеются и болтают.

Иервен к Карено. Видишь ли, то, что со мной случилось... совсем не весело. Нет. Я хотел поглядеть, какой будет результат, если я сам плюну себе в лицо. Вот я это и сделал.

Фрэкен встает и подходит к нему. Что с тобой сегодня, Карстен?

Иервен. Что? Со мной ничего. Ступай и садись на свое место, Натали.

Фрэкен улыбается и идет назад на свое место.

Иервен к Карено. Вообще, не следовало бы желать думать и писать для людей. К чему? Идеалом должна быть жизнь прирожденного идиота в девственном лесу - сидеть и голодать и не иметь настолько разума, чтобы подняться.

Иервен. Подумай, время бы шло, земля вертелась, - по-моему, пожалуйста, вертись себе сколько угодно, хе-хе-хе, - а я не подарил бы ни одной мысли её дурацкому движению. Я говорю, мысли? Ни одного даже проблеска её, слышите? Мой мозг покоился бы, как слепорожденный.

Иервен. Никто не был бы человеком, но - предметом, вещью. Если бы кто-нибудь остановил меня на улице и спросил про дорогу, мне хотелось бы, чтобы я мог ему ответить: "я не знаю. Спроси у другого газового фонаря".

Иервен продолжает. Во всяком случае, я хочу отказаться от мышления. И ты тоже должен это сделать, Карено; я тебе это откровенно советую. Надо жить на этой проклятой земле Иафета и еще мыслить за других. Что людям делать с мышлением, скажи пожалуйста? Разве они и без этого не могут сажать картофель и писать картины? Ни от кого ничего не будем ожидать. Оглянись кругом на всю область. В ней живет два миллиона людей, и всех их зовут Олэ.

Фру Карено. Мы с вами будем лучше разговаривать о чем-нибудь более понятном.

Бондесен. Например, о том, что я близок к тому, чтобы сделать вам признание, сударыня.

Фру Карено. Ах, нет; вы этого не должны. Говорит намеренно громко. Вы не должны делать признания.

Фру Карено, улыбаясь. Фу, стыдитесь; отодвиньтесь-ка немного.

Бондесен. Вы меня не поняли; это очень невинное признание.

Бондесен. Я хотел вам сознаться, что я вас тоже не совсем хорошо понимаю. Не больше, чем Иервена. В вас есть что-то, что поражало меня все время, пока мы разговаривали.

Бондесен. Когда вы смеетесь и веселы, вы становитесь совсем, совсем молоденькой...

Бондесен. Но иногда вы точно задумываетесь о чем-то, и тогда вы так странно оглядываетесь... по всей комнате. Я не знаю, чего вы ищете взглядом...

Бондесен. Да, и тогда вы словно готовы заплакать.

Фру Карено сидит неподвижно, взволнованно встает и отходит.

Карено обнимает жену. Ну, Элина, о чем ты замечталась?

Фру Карено коротко. Ни о чем. Идет назад к Бондесену, принуждая себя. Нет, вы не должны больше так говорить, я ушла в угол и покатывалась от смеха над этим.

Фру Kapено, улыбаясь. Вы находите, что у меня такие белые зубы?

Iepвен. Я знаю, что ты задумал, Карено. Ты хочешь отвести в сторону Бондесена и спросить, что со мной сегодня вечером. Не пьян ли я попросту.

Иервен. Я ничего не пил, я только разгорячился.

Карено. Но, милый, никто и не думает, что ты пьян.

Iepвен, улыбаясь. Конечно, нет. Разумеется. Подойди же, старый дружище, и поговорим. Выходит, что ты не хочешь побеседовать со мной, мне так кажется.

Карено идет к нему, смеется. Я не хочу?.. Послушайте, господин Бондесен, - не выпил ли он, действительно, немножко?

Иервен. Ни капли. Но видишь, я так страшно рад. Так бесконечно счастлив.

Карено. Мне этого не кажется. Хотя тебе не от чего, собственно, печалиться.

Иервен. Конечно, нет. Впрочем, не будем говорить об этом... Что, профессор Гиллинг не пытался вчера совратить тебя немножко?

Карено, улыбаясь. Он давал мне хорошие советы. Парочку добрых советов, как он выразился.

Иервен. Да, я знаю добрые советы профессора Гиллинга. Если он с ними является, то только затем, чтобы поколебать в другом то или другое хорошее намерение. Вот и все.

Карено. Слышишь, Элина, Иервен думает то же, что и я.

"Вот это превосходно; отсюда можно почерпнуть много разумного". А когда он напишет книгу, то говорит: "Из какой еще книги могу я почерпнуть что-нибудь разумное?" И он читает следующую... Нет, одухотворенность - не прилежание. Одухотворенность - это искра, это Бог.

Фрэкен восторженно. Слушайте, как он сказал! Искра! Бог!

Бондесен. Ты несправедлив к профессору Гиллингу. Он и за границей составил себе громкое имя.

Иервен. Совершенно верно. То-есть громкого имени у него нет. Смотрит на Бондесена. Да ты-то что, чорт возьми, в этом понимаешь?

Фру Карено, качая головой. Опять он ругается.

Бондесен. Я не держусь с ним одних взглядов, в политике, разумеется. Но мне часто приходилось упоминать о нем в газете. Например, когда он женился во второй раз, я сообщил заранее о месте и времени бракосочетания. Так что, когда молодые вышли из магистрата, их уже ждала и приветствовала довольно большая толпа народа. О, да, все-таки профессору Гиллингу мы кое-чем да обязаны.

Иервен смотрит на Карено и улыбается. Он так действительно думает; я убежден, он так думает.

Фру Карено к Бондесену. Это было очень мило с вашей стороны. Публика действительно стояла и приветствовала их?

Бондесен. Да. Потому что профессор Гиллинг всем известен.

Иервен. Да, ты прав, Бондесен. Если бы газеты не занялись им, когда он вступил в критический возраст, он был бы и теперь неизвестен. Но пришли другие, явился ты; вы писали о нем заметки, напоминали о нем, выставляли его, раздували его, не смолкали ни на минуту. И вот он - великий ученый.

Бондесен. Я нахожу, что всеобщее уважение, которым пользуется профессор Гиллинг, должно бы заставить тебя несколько не доверять своему мнению.

Иервен. Нет, совершенно напротив. Это заставляет меня не доверять его мнению о себе.

Иервен. Пока умственно богато одаренный человек высоко держит голову и не гнет спины, о нем или замалчивают или нападают на него. Но как только он начинает сдаваться, опускает голову и чувствует себя побежденным, тогда общественное мнение меняется; тогда пресса становится сочувственной, благорасположенной; к нему относятся великодушно, в нем отыскивают заслуги. И вот создается всеобщее уважение.

Фрэкен, увлеченная. Нет, как он хорошо заговорил. Это стоит послушать. Идет к письменному столу и становится рядом с Карено.

Бондесен. Это, право, смешно: я должен защищать человека, который совсем не принадлежит к моей партии.

Бондесен к фру Карено. Он думает, что это очень остроумно.

Иервен. Возьми их всех, если хочешь. В общем все столетние старцы на земле - профессора. Заметьте, кто молод, желает другого, чем они, и имеет настолько святого огни, чтобы быть в состоянии что-нибудь переделать, они уже тут как тут около него. Сначала идут добрые советы, затем начинается отстранение, противодействие и насилие. Черед за тобой, Карено; ты разсердил одного из почтенных холопов.

Карено. Благодарю тебя, Иервен. Ты говорил так, точно читал в глубине моего сердца. Протягивает ему руку. Давно уж я не получал такой поддержки.

Фру Карено. Иервен не знает наших обстоятельств.

Карено, взволнованно улыбаясь. Совершенно откровенно признаюсь, дела наши идут в настоящее время очень плохо. Мы так бедны, что скоро нам не будет никакого спасения. Мы ждем судебного пристава; завтра или послезавтра нас опишут, если я не найду какого-нибудь исхода. А у меня только одне прекрасные надежды. Но во всяком случае я никогда себе не позволю входить в сделки.

Бондесен. Это зависит от того, надо ли с чем-нибудь считаться, нет ли каких-либо определенных обязанностей.

Фру Карено, утвердительно кивая. Без сомнения!

Бондесен. С этим "святым огнем" часто теряют больше, чем выигрывают!

Карено, не слушая его, к Иервен. То, что ты говоришь, вполне совпадает и с моим чувством. Оборачиваясь. Я хочу только сказать тебе, Элина, - если профессор Гиллинг придет еще раз, я не приму его.

Бондесен добродушно. О, этого не доставало! Совсем не так плохо иметь за спиной профессора Гиллинга. Улыбаясь. Но вы, философы, всегда так! Если вам что-нибудь придет в голову, то вы идете напролом. Мы, другие, все мы должны сообразоваться с отношениями. Если все идет навыворот, то мы должны, как бы это сказать, надеяться немножко и на другую власть. На высшую власть.

Эрвен наклоняется вперед, прислушивается. И это ты, Эндре Бондесен, говоришь - "высшая власть"?

Бондесен. Ах, не придирайся! Можно же говорить, что думаешь; конечно, очень красиво быть свободомыслящим и скептиком, и все такое; но с течением времени это становится недостаточным; это не дает полного удовлетворения. Я говорю по своему опыту.

Фру Карено. Да, правда! Я это так часто говорила Ивару, но он не обращает на это внимания. Он, конечно, и в Бога не верует.

Карено, прислушиваясь. Мне показалось... Мне показалось, что стукнула калитка?

Kapено безпокойно. Но теперь никто не может притти. Уже поздно.

Фру Карено к Бондесену. Какую правду вы сказали! Я рада, что мы с вами одинаково думаем. Я чувствую, что это так.

Ингеборг входить из кухни. Там пришел человек, который хочет говорить с барыней.

Фрэкен. Говори еще, говори еще, Карстен! Ты так чудесно говоришь. О, ты непоколебим!

Фру Карено входит. Я должна позвать его сюда. Но ты, Ивар, не должен его видеть. Ты должен уйти.

Фру Карено. Пойди пока в спальню. Ну! Хочет его выпроводить.

Карено. Я еще никогда не слыхал таких капризов.

Фру Kapено нетерпеливо. Ах, Господи, да иди же, слышишь! Ведь не надолго!

Карено. В спальню! там темно! Ведь ненадолго.

Фру Карено запирает за ним дверь. Быстро просияв. Дело в том, что на-днях Ивару будет двадцать девять лет.

Фру Карено. Там принесли подарок. Я придумала, только не знаю, подойдет ли это.

Фру Карено. Нет. Насмешливо. Кисет для Ивара! Нет; я знаю, что ему надо что-нибудь замечательное. Вот там пришел человек, который должен решить. Тут наверху есть крюк, видите? Показывает на дверь на заднем плане. Он остался с тех пор, как здесь жил поэт Иргенс.

Фру Карено. Ну, так вот, мне хочется удивить Ивара и посадить на него что-нибудь. Я подумала о птице. Вероятно, крюк для этого и был вбит.

Фру Карено. Да, чучело птицы. Разве это глупо придумано? Короткое молчание.

Бондесен. Я нахожу, что это замечательная идея.

Фру Карено искренно. Милые, вы не должны смеяться надо мной. Мне так бы хотелось немножко поразить его, и я ничего не могу придумать. Собственно, птица и не подарок. Уныло смотрит.

Бондесен. Но это великолепная идея, сударыня!

Фрэкен. Я тоже нахожу, что вы прекрасно придумали.

Фру Карено печально. Нет, вы этого, конечно, не находите! Отворяя дверь в кухню, кричит в том же тоне. Пожалуйста, войдите!

Чучельник, кланяясь. Прошу извинить, если помешал.

Фру Карено, указывая. Я думаю поместить ее там.

Фру Карено. Вы не думаете, что там раньше висела птица?

Чучельник, осматривая. Конечно; там висело чучело большой птицы.

Фру Карено. Так что не будет ничего неподходящого, если там опять будет висеть птица? Как вы думаете, Иервен?

Иервен у письменного стола; разсеянно играет большими ножницами. Мне тоже кажется, что там раньше сидела птица. Конечно. Во времена поэта Иргенса. Кладет ножницы и медленно идет к остальным.

Фру Карено. Да ведь я совсем не то спрашиваю. Я лучше буду говорить с вами, господин Эндресен.

Фру Карено. О, простите! Я постараюсь запомнить.

Иервен. Ничего, Фру Карено; называйте его, как хотите. Называите его Эндресен; он заслуживает это имя и еще многия другия.

Чучельник. А какого сорта птица? Скажем, орел?

"Я не орел" - сказал он. Как вы думаете, господин Бондесен?

Фру Карено. Голубь тоже не подходит. Собственно для него. Нет, я думала о соколе.

Чучельник, кланяясь. Я только что хотел предложить сокола.

Иервен. Это, вероятно, довольно трудное занятие?

Чучельник. Искусство. Работа должна быть тонко сделана.

Iepвен. Вы должны стараться, чтобы фигуры имели естественный вид.

Чучельник. Как настоящия птицы, да. Как живые птицы. Надо набить им грудь, сделать ее выпуклой, вставить глаза, сообщить характерное выражение. Придать им на подставке такое положение, чтобы казалось, что оне готовы сейчас улететь.

Иервен. Скажите, чем вы набиваете таких птиц?

Чучельник. Конопатью, соломой. Один употребляет одно, другой - другое. Но конопать мы все употребляем.

Иервен. Я, вероятно, скоро приду и тоже куплю у вас такую птицу.

Чучельник. Я буду очень рад. Такая птица может заменить общество. Она стоит словно человек и размышляет.

Иервен. Молча и глубокомысленно думает обо всех явлениях, да...

Чучельник. Я могу ее и так сделать, что она будет говорить. Если ее подавить.

Иервен. Вот как? Так я хочу иметь такую, чтобы она говорила, о чем сама надумала.

Чучельник. Да, но ведь ее нельзя научить говорить что-нибудь человеческим языком. Птицы издают только крик. Я-то так уж привык к ним, что могу в их крик вкладывать все, что угодно. Тогда они доставляют очень много удовольствия.

Фру Карено, которая все время хотела заговорить.

Чучельник, утвердительно кивая. Есть готовый, сударыня.

Чучельник, утвердительно кивая. С распростертыми крыльями.

Фру Карено. Отлично! Вы должны принести его завтра рано утром!

Чучельник, кланяясь. Слушаю. Идет к двери. К Иервен. Если вы хотите птицу, то...

Фру Карено. Не забудьте только, чтобы крылья были распростерты.

Чучельник. Он у меня уже готов, сударыня, такой, и еще много других. Крылья в полном размахе. Кланяется несколько раз. Добрый вечер. Прошу извинить. Уходит.

Фру Карено. Добрый вечер. Открывает дверь в кухню. Идет за ним. Постойте, я заплачу вам сейчас. Уходит.

Иервен. Ты не подал руки своему коллеге, Бондесен.

Иервен указывает кивком головы на кухню. Вот этому.

Фрэкен. А мы совсем и забыли выпустить господина Карено. Идет и отпирает дверь.

Карено входит; оглядывается. Хотел бы я знать, чем вы здесь занимались.

Бондесен. Хе! если бы вы только знали! Садится.

Карено к жене. Я спрашиваю, что вы здесь делали, и мне никто не отвечает.

Карено. Ах, опять секреты! Ну, тогда дело другое.

Фрэкен вдруг бежит к нему и схватывает его за руку. Нет, бедный! Право, мы не хорошо поступаем с вами.

Фрэкен. Но вы не должны этим огорчаться. Мы это сделали не со злым умыслом.

Фру Карено, бросая на нее взгляд. Господи, теперь она начинает!

Бондесен, наклоняясь, вперед прислушивается. Вы что-то сказали?

Фру Карено. Не хотите ли присесть к нам, фрэкен? Если вы только можете разстаться с ними.

Ингеборг входит с кофе. Все собираются кругом круглого стола и каждый получает чашку.

Фру Карено к Ингеборг. Благодарю, Ингеборг; ты можешь итти. По уходе Ингеборг, обращаясь к Карено. Я не понимаю, чего она стоит и глазеет.

Иервен натянуто-весело. Ты что-то сказал, Бондесен?

Иервен. А мне показалось, ты мне предложил сигару.

Бондесен. Могу предложить тебе сигару. Если только дамы разрешат тебе курить. Предлагает всем портсигар.

Карено. Боже мой, я должен извиниться, что не могу предложить сигар. Вот огонь, Иервен. Подает Иервену огонь, зажигает сам свою трубку и кладет спичечницу назад в карман. Ходит взад и вперед.

Фру Карено Бондесену. Он ничего не видит и не слышит.

Бондесен. Не беда. Я могу и здесь закурить. Встает и закуривает от лампы.

Бондесен, закуривая. Это ваша совесть предостерегает меня?

Бондесен. Потому что вы не хотите, чтобы я обжегся еще сильнее.

Фру Карено. Я не понимаю вас. Я такая непонятливая.

Бондесен. Раньше вы не заботились так обо мне. Вы сидели там и с величайшим хладнокровием поджигали меня.

Фру Карено смеется. Ах, и вы, конечно, горели с большим хладнокровием?

Фру Карено. Совсем нет. Садитесь, господин Эндресен.

Бондесен. Вы ни разу не можете запомнить моего имени. Садится.

Фру Карено. Ах, простите! Теперь-то я его запомню.

Бондесен. Как вы искренно это сказали! И вы улыбались. И губки ваши были красны.

Фру Карено становится внимательна, смотрит на него; с безпокойным движением. Да, но поговорим лучше о чем-нибудь другом. К Иервену. Что вы притихли, Иервен? Вы начали так остроумно болтать.

Иервен с большими ножницами в руке. Я? Я стою и мечтаю.

Иервен внезапно. Д-да, да и почему мне не быть веселым? Разумеется! Резко бросает ножницы на отол и чокается своей чашкой с Карено. Будь здоров, Карено!

Карено. Будь здоров! Пьют; показывает ему несколько журналов в светлых обложках. Читал ты это?

Иервен. Не спрашивай, читал ли я. Я совсем ничего не читаю. И никогда больше не буду читать.

Фрэкен. Но, Карстен! Ты отвечаешь изумительно кратко.

Карено берет один из журналов. Здесь напечатаны вещи неглупые. Последния известия из нашей области. Я думал, что ты мог бы воспользоваться ими для своей докторской диссертации.

Иервен делает по комнате несколько быстрых шагов останавливается. Ты возвращаешься во второй раз к этой диссертации, Карено. Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты как будто подозреваешь меня в чем-то.

Карено. Подозреваю? Смотрит на всех в изумлении. Ну, слышали вы что-нибудь подобное?

Иервен с возрастающим возбуждением. Диссертация готова, если тебе это интересно. Она напечатана, и я получил сегодня гонорар. Вот он. Ударяет себя громко по боковому карману. Что тебе еще нужно знать?

Фрэкен подходит к нему. Карстен, Карстен! К Карено. Нет, он положительно болен! К Иервену. Дорогой Карстен, скажи, что с тобой? Обнимает его.

Иервен, освобождаясь. Прости меня. Я прощаюсь с тобой. Видишь ли, сегодня я, некоторым образом, прощаюсь с тобой. Подходя к столу. Еще раз будь здоров, Карено. Да здравствует практическое благоразумие!

Карено. С удовольствием. Если тебе этого хочется. Чокается с ним.

Иервен. Да, это доставляет мне удовольствие. И да здравствует презрение к самому себе. Да здравствует конопать, солома и пакля. Голос его срывается; он роняет на пол чашку.

Фрэкен. Послушай, - что с тобой? Все смотрят на него.

Иервен смотрит вниз на чашку, спокойно. Простите, я, конечно, не должен был этого делать. К Карено. Но это больше не повторится.

Иервен. Больше всего жаль кофе. Бледно улыбаясь. Мне казалось, что я должен сказать маленькую речь. И я так хорошо начал, но.. Извините меня, Фру Карено.

Фру Карено. Я налью вам еще кофе. Хочет еще кто-нибудь кофе? Так как никто не отвечает, уходит в кухню.

Иервен. Чего ты смотришь на меня, Карено, как на какое-то чудо?

Иервен холодно. Я совершенно такой, как всегда. По крайней мере в эту минуту. Рука его нервно вздрагивает.

Бондесен. Да по-моему - хоть совсем не уходить.

Фру Карено вносит кофе. Пожалуйста. Вам лучше?

Иервен смеется. Да, Фру Карено. Теперь лучше. А вы все думаете, что мне было дурно. Ведь я только уронил чашку.

Фру Карено. Ну, нечего об этом больше и говорить... Не хочет ли кто-нибудь пойти на веранду? Мы услышим оттуда городской шум.

Бондесен, поднимаясь. Разрешите мне пойти с вами?

Фpу Карено, фрэкен Ховинд и Бондесен выходят на веранду и затворяют за собой дверь.

Иервен. Послушай, Карено, я хотел бы... Ты ведь не обидишься, если я тебе скажу? Тебе нужны деньги; я могу дать тебе взаймы.

Иервен. Я могу дать тебе взаймы. Берется за карман. Ты сейчас в стеснительных обстоятельствах, а я нет. Вынимает пачку бумажек из конверта. Это гонорар, который я сегодня получил. Считает.

Карено, останавливая его. Ты сошел с ума. Уверен, тебе самому нужны деньги.

Иервен. Нет, я же тебе говорю, оне мне не нужны. Считает. Как же не помочь немного друг другу? Я, по крайней мере, избавлю тебя от описи. Протягивает ему деньги. Будь так добр, пересчитай сам.

Иервен. Да ведь я не знаю, чего ты еще колеблешься!

Карено. Я только не пойму сразу. Но если бы ты мог? Если бы ты мог обойтись без них... Потому что завтра я жду судебного пристава, они придут и все опишуг, это так же верно, как я стою здесь. И тогда мы должны выехать из дома.

Иервен снова протягивает деньги. Возьми же, говорю я тебе.

Карено. К тому же, и половины этого более чем достаточно, чтобы заплатить мои долги.

Карено. Боже тебя сохрани, дружище! Я надеюсь никогда не сделать такого крупного долга!

Иервен. Хорошо; порешим на половине. Отсчитываеть половину и прячет в карман. И больше я ничего не хочу слышать.

Карено. Я отдам тебе, когда... Ты ведь знаешь, моя книга почти кончена, и ты получишь деньги, как только...

Фрэкен входит, ежась. У, там так холодно! Оставляет дверь открытой.

Карено. Благодарю, благодарю, Иервен! Берет деньги и стоит, держа их в руках.

Карено, показывая деньги. Погляди, как Я разбогател. Мне одолжил их Иервен.

Карено. Я тоже говорил. Но он ничего не хотел слушать. Я знаю, что ему самому нужны деньги.

Фрэкен подбегает и обнимает Иервена. Это прекрасно, прекрасно, Карстен! Так и должно быть.

Иервен, освобождаясь. Не будем же приходить от этого в такое состояние. Я не понимаю, почему мы все стоим и смотрим друг на друга. Даже ты, Бондесен, позволяешь себе что-то воображать?

Иервен. Да; ты раздражаешь меня. Ведь я же не украл эти деньги. И не продался за них. Я ведь свободный человек...

Бондесен. Но очень неприятный. Хе-хе-хе, этого отрицать нельзя. Это-то уж верно. Хе-хе! Береть со стола журналы. Вы говорили об этих журналах, господин Карено?

Карено. Я могу их вам дать прочитать, если хотите.

Бондесен. Весьма благодарен; вы отгадали мое желание. Меня интересует ознакомиться немного ближе с этим вопросом. Прячет журналы в карман пальто, обращаясь к фру Карено. Я принесу их завтра утром.

Бондесен. Журналы. Я взял до завтра несколько номеров. Когда ваш супруг бывает дома?

Бондесен. Ну, хорошо; я их занесу во всяком случае.

Фру Карено. Да, я это могу сказать про себя. Если вы не видите в этом какого-то другого смысла.

Фрэкен. Я никогда не видала, чтобы благодарили так искренно!

Фрэкен. Я бы охотно оказала вам маленькую услугу, если бы могла!

Фру Карено. Боже мой, какая она кокетка! Посмотрите, как она льнет к моему мужу.

Бондесен. Про кого вы говорите? Про фрэкен Ховинд?

Фру Карено. Нет. Я вообще не очень люблю дам. Я их не переношу; я говорю, что чувствую. Улыбается и смотрит на него. Боже мой, я совсем не подумала, что за все время сказала с ней всего несколько слов.

Фру Карено. А я именно это и собиралась сделать.

Бондесен умоляюще. Но не теперь. Не сейчас. Потому что тогда я не могу больше с вами говорить.

Фру Карено. Мы можем беседовать взглядами. Зовет. Фрэкень Ховинд! Вы все удаляетесь от нас.

Бондесен. Я уже достаточно наскучил Фру Карено.

Иервен. Да, вот что, Карено; я принес тебе один экземпляр моей диссертации. Ищет в пальто, вынимает книгу в темном переплете; его руки немного дрожат. Получи ее теперь, пока ты весел. Завтра или на этих днях прогляди ее. Кладет книгу на стел. Вот она.

Iервен. Нет, оставь ее пока. Кладет на нее пресс-папье.

Карено. Да, да, во всяком случае, тысячу раз благодарю тебя.

Карено смеется. Нет, к твоей книге я, конечно, не буду иметь никакого снисхождения.

Иервен пристально смотрит на него, повторяеть. Имей к ней снисхождение!

Бондесен. Смотрите, как они торжественны. Имей к ней снисхождение!

Фрэкен. Простите! Проходя к Фру Карено. Нет сидите, пожалуйста. Становится около Карено и смотрит по очереди на него и Иервена.

Фру Карено следит за ней глазами. Опять ей к ним понадобилось!

Фру Карено. Ну, а мы останемся здесь. Одним движением подвигает свой стул ближе к Бондесену.

Бондесен. Теперь у вас опять такой вид, что вам хочется заплакать.

Фру Карено притворно весела. Нисколько. А теперь рассказывайте что-нибудь.

Фру Карено. Я в театре! Почему это вас интересует?

Бондесен. Я думал, если бы вы пожелали... У меня есть даровой билет, у меня всегда бывают даровые билеты.

Фру Карено громко. Да вы, правда, хотите пригласить меня с собой в театр? Все равно, хоть бы даже и на галлерею. Я уж и забыла, когда имела это удовольствие.

Карено тихо к жене. Послушай, Элина, Ингеборг наверное еще сидит. Разве ее нельзя отпустить теперь спать?

Фру Карено смотрит на него секунду. О, да, почему нет? Вся занятая этими словами, обращается в Бондесену; разсеянно. Да? если вы это сделаете, если дадите мне билет в... Внезапно встает. Я сама скажу это Ингеборг. Если уж это надо сказать. Спешно идет мимо Бондесена и говорит тихо в кухонную дверь; снова возвращается.

Фру Карено. Как, вы уже уходите? К Бондесену, который тоже поднялся. И вы тоже? Взглядывая на Карено. Ах, да, я забыла. Умеете гадать? Протягивает ему ладонь.

Бондесен берет её руку, разсматривает, пожимает. Нет, я в этом не искусен.

Фру Карено громко. О, это не беда. Я сказала это для того чтобы вы взяли мою руку. Потому что у вас такия теплые руки.

Иервен. Вот твое пальто, Бондесен. Дает ему пальто.

Фру Карено. Нет, право, он хочет разлучить меня с вами. Дайте, я вам помогу. Да, да, это так весело. Помогает Бондесену надеть пальто. Так.

Иервен отводит Карено в сторону, умоляюще. Но не забудь, Карено: будь снисходителен к моей книге! Дорогой; прошу тебя!..

Карено шутливо. Так снисходителен, как только возможно. Серьезно. Перестань же дурачить меня.

Все уходят через дверь на заднем плане; она остается открытой, и слышно, как все еще раз прощаются. Фру Карено входит; начинает собирать на поднос чашки. Слышно, как хлопает калитка. Карено входит.

Карено обнимает жену. Так; ну вот мы опять и одни.

Карено вынимает из кармана деньги. Нет, Элина, вот мы и спасены! Посмотри-ка!

Карено прячет деньги. Да. Но Иервен был такой странный. Скажи, ты поняла, что он говорил?

Фру Карено. Нет. Да я совсем о нем и не думала.

Карено. Он мне показался совсем другим, чем прежде. Но он очень добрый человек, он дал мне денег без всяких разговоров... Теперь можно потушить одну лампу? Тушит. Впрочем, я ее сейчас налью, очень может быть, что мне опять придется просидеть за работой всю ночь.

Фру Карено опечаленная. Нет, не делай этого ни за что.

Карено весело. Но, Элина, у меня, право, нет сегодня никакого желания ложиться спать. Потирая руки. Я в таком прекрасном расположении духа. Нет, видала ты что-нибудь подобное! Вынимает банковые билеты и разсматривает их. Первое, что я сделаю, это завтра же утром пойду к фогту и заплачу деньги. Прячет опять деньги и обнимает Элину. Что ты притихла, Элина?

Фру Карено. Так необыкновенно оживлен. Воображаю, как в глубине души ты разсержен на меня; но ты этого не хочешь показать.

Фру Карено. Если ты находишь, что сегодня вечером я слишком много говорила с Бондесеном, то скажи это прямо.

Карень удивленно смотрит на нее, покачивает головой. Я никого не понимаю сегодня вечером. Ты опять становишься какой-то странной? Почему мне находить, что ты слишком много разговаривала с Бондесеном? Разве он позволял себе лишнее?

Фру Карено. Что же, правда, я обращала на него слишком много внимания. Я не отрицаю. Но он мне так понравился. Ты заметил, как он был изящно одет?

Карено. Кто? Бондесен? Нет; я не обратил на него никакого внимания. Он был изящно одет?

Фру Карено. Да, ты ни разу не взглянул на него!

Карено. Конечно, я глядел на него. И даже несколько раз. Я уже заметил, что он одевается очень элегантно; ну да. Как ты и говоришь. Он должен так одеваться, потому что он всегда бывает в обществе... Знаешь, надо оправить лампу. Ингеборг, должно быть, уже легла. Берет книгу Иервена и разсматривает переплет. Вероятно, Иервен написал дельную работу. Я уже заранее радуюсь, что прочту ее. Кладет книгу на стол и уходит в кухонную дверь, оставшуюся открытой.

Фру Карено усталым движением падает на стул.

Карено входит с жестянкой с керосином. Иди спать, Элина. Уже поздно.

Фру Карено. Мне показалось, что Бондесен тебе не понравился. Что ты его даже возненавидел за то, что он так много говорил со мной.

Карено наливает лампу. Совсем нет. Это было бы прекрасно. Смеется. Подумай, возненавидеть!

Фру Карено. Когда ты дал Иервену спички, чтобы зажечь сигару, то ты не подал их Бондесену. Ты сделал это не нарочно?

Карено. Я это сделал? Я не передал ему спичек? Да разве он не курил?

Карено. Это было очень невежливо с моей стороны. Ну, вероятно, он не обиделся. Я одолжил ему потом несколько журналов. Уносит жестянку с керосином, оставляя дверь открытой.

Фру Карено встает, ломает руки; печально. Нет, ничто, ничто не помогает! Разражается слезами.

Фру Карено, овладевая собой. Я сказала - спокойной ночи. Медленно идеть к спальне.

Карено входить. Да, правда, ложись, Элина. Я еще немного поработаю. Только сначала просмотрю книгу Иервена.

Каренр садится перед письменным столом, немного припускает в лампе света, берет книгу Иервена и читает. На лице его появляется выражение все возрастающого изумления, он открывает посредине и читает. Нет! С возрастающим волнением перелистывает и читает то там, то здесь. Нет, он изменил свой образ мыслей, Иервен изменил свой образ мыслей! Вскакивает, бегает по комнате, снова заглядывает в книгу. Изменник!

Комната Карено на следующее утро. Одна лампа уже потушена, другая догорает. Дневной свет.

Карено встает, отворяет дверь в кухню и зовет. Ингеборг! Она откликается. Пожалуйста, войди сюда на минутку.

Карено. Можешь ты сейчас сходить по моему поручению?

Карено. К господину Иервену, Карстену Иервену, который так часто у нас бывает. Ты знаешь, он живет здесь неподалеку.

Карено. Отнеси ему это письмо. Берет со стола уже написанное письмо. Можешь итти.

Карено. Подожди, я вложу в него деньги. Видишь? Вкладывает в письмо пачку банковых билетов и запечатывает конверт. Он забыл вчера эти деньги.

Карено. Но ты должна вызвать его самого и передать ему письмо в собственные руки. Слышишь?

Карено. Правда... Тушит лампу, идет из двери на веранду, отдергивает занавес; врывается солнечный свет. Ингеборг хочет ему помочь. Нет, иди. Письмо у тебя?

Карено. Постой, Ингеборг... Если Иервен что-нибудь тебя спросит... Если он спросит, не велел ли я ему кланяться, то можешь сказать, что я прислал ему поклон.

Карено. Но если он не спросит, - ничего не говори.

Карено снова садится за работу, перелистывает бумагу, пишет. Калитка снова хлопает. Вслед затем раздается стук в кухонную дверь. Еще раз - громче.

Чучельник входит; несет большой сверток, в газетной бумаге, кланяется. Прошу извинить. В кухне никого не было.

Карено. Вы принесли хлеб? Пожалуйста, положите его в кухне.

Карено. Жена еще не встала. Берется за боковой карман. Вы, вероятно, пришли за деньгами?

Чучельник кланяется. Я должен был принести вот это. Снимает бумагу и высоко поднимает чучело птицы.

Чучельник. Чучело птицы, которую мне заказала барыня. Это сокол.

Карено. Это, вероятно, ошибка. Вы говорите, сокол?

Карено берется за боковой кармам. Но я, право, не знаю, есть ли у меня... Сколько это стоит? Может быть, вы это отнесете назад? Ищет в карманах. К сожалению, у меня сейчас нет денег.

Чучельник, кланяясь. За птицу уже заплачено.

Kapено. Заплачено? Тогда, пожалуйста, положите ее там. Идет к письменному столу.

Карено. Положите где-нибудь. Ну, на пол. Пишет.

Чучельник. Вы не желаете, чтобы я его повесил?

Чучельник. И крылья размахнулись во всю ширину. Это была лучшая птица в моем лесу; я его показывал посетителям, как образец. Вы им недовольны?

Карено встает. Простите, не будете ли вы так любезны положить там птицу.

Чучельник торопливо кладет птицу и кланяется. Добрый день!

Фру Карено входит; поправляет что-то на платье. Доброе утро, Ивар. Ты все еще работаешь!

Карено. Я кончаю. Торопливо пишет несколько строк.

Фру Карено. Как я долго спала. Ты опять не ложился всю ночь?

Карено откладывает перо. Я был прилежен сегодня ночью. Необыкновенно прилежен.

Карено с удивлением пожимая ей руку. Да, но ведь я так прилежно работаю не в первый раз.

Фру Карено. Нет, я говорю о сегодняшнем дне, я поздравляю тебя с сегодняшним днем! Неужели ты опять забыл? Ведь тебе сегодня двадцать девять лет.

Фру Карено, заметив сокола. Как? Уж он приходил?

Карено. Кто? Да, правда, здесь приходил какой-то человек. Он что-то там оставил. Я его не понял. Указывая. Он где-то там положил. Он сказал, что это птица.

Фру Карено уныло. Нет, надо же, чтобы это так неудачно вышло!

Фру Карено. Да, я заказали ее для тебя. Для сегодняшняго дня. Но теперь весь сюрприз испорчен. И я вижу, ты совсем этому не рад. В отчаянии. Нет, Господи! Садится.

Карено взглядывает с гримасой на сокола. Так эта птица для меня?

Фру Карено. Да. Это сокол. Я хотела тебе подарить его.

Kapено. Что за странная идея. Пустую, набитую шкуру.

Фру Карено. Да, конечно, я опять сделала глупость. В прошлом году я тебе подарила картину, и тебе тоже не понравилось.

Карено. Но ведь ты мне подарила изображение Христа, Элина.

Фру Карено. Ты не должен об этом так говорить. Это была литография Христа. Могу тебя уверить, это была очень дорогая картина, и даже родители посоветовали мне ее купить.

Карено. Ну, она ведь и красуется над моей постелью.

Фру Карено. Когда он приходил? Почему он не повесил сразу птицу?

Карено. Но ведь я же не мог послать его к тебе раньше, ты еще спала!

Фру Карено напряженно. Ты, может быть, не хочешь, чтобы птица висела здесь? Указывая. Тут, на крюке?

Kapено. Ингеборг нет дома. Я ее послал по своему делу.

Карено. Я ее послал к Иервену. Встает. Я должен тебе сказать, Элина, что я отослал ему назад деньги, которые он мне вчера дал.

Фру Карено подходит к нему ближе, внимательно смотрит на него. Не может быть!

Карено. Это правда. Ты знаешь, что сделал Иервен? Вся эта книга - измена. Берет книгу Иервена в руки, с волнением. Подумай, Элина, и Иервена тоже сломили. Бросает книгу на стол. И Иервена тоже.

Карено. Он повернул в другую сторону. Отказался от всех своих прежних взглядов. Берет книгу и перелистывает. Продал себя, страница за страницей. Вот отчего он вчера вел себя так. Идет по комнате. Теперь от Иервена ничего не осталось...

Фру Карено после паузы. Скажи, Иервен это сделал намеренно?

Карено. Намеренно? Вся его книга - длинный переход к англичанам и профессору Гиллингу.

Фру Карено. Ну, относительно профессора Гиллинга. Если и Иервен перешел на его сторону...

Карено ходит, не отвечая, взад и вперед. Вот почему он вчера был так разстроен. Он знал в глубине души, что он сделал. Останавливается, задумчиво. Я только не понимаю его наглости. Как он говорил! Как он вышучивал профессора Гиллинга!

Фру Карено. И первое, что ты сделал сегодня, это отослал ему назад деньги? Нет, я тебя не понимаю. Бросается на стул.

Карено. Не можешь же ты думать, что я возьму от него деньги?

Карено. После этого? После того, как он напал на меня сзади?

Фру Карено. Да, но разве он нападает собственно на тебя?

Карено. И на меня тоже. Подходит к столу; открывает книгу Иервена. Читай. Указывает; фру Карено не хочет взглянуть. Нет, взгляни, это только оглавление. И здесь уже три нападки на меня. Даже в заглавиях.

Карено бросает книгу на стол; ходит взад и вперед.

Фру Карено. Я думаю, Иервен не придает этим нападкам такого большого значения. Карень не отвечает. Вчера он приходил сюда и так же дружески обращался с тобой, как и прежде. Карено не отвечает. Повидимому, он ничего не имеет против тебя. Карено не отвечает. Во всяком случае, с его стороны было прекрасно предложить тебе денег.

Фру Карено. Да, если можно этого не делать, тогда вопрос другой.

Kapено. Да, но какие деньги предложил мне Иервен? Это плата за его книгу, плата за его нападки на меня, эти деньги - в крови. И их он предложил мне.

Карено. Ведь это же насмешка. Он отлично знает, что совершил измену, и теперь хочет иметь сообщников. Продолжая стоять. Нет, накажи меня Бог, я никогда не видал подобной наглости!

Фру Карено. Как это странно. Как только загорится для нас свет, сейчас он и погаснет.

Карено. Да, сейчас счастье не за нас. Но это только временно. Раздражаясь. Ах, пусть только Иервен получит свои деньги! Я, может быть, сегодня же получу от издателя благоприятный ответ. Поддержи меня, Элина.

Фру Карено. Нет, как я и говорила, дело дойдет до описи.

Карено. Нет, я этому не верю. Что-то во мне говорит это. Хватает себя за лоб. Я должен теперь заснуть немного; у меня начинает шуметь в голове. Элина, я скоро встану, через несколько минут, и тогда я опять уйду. О, ты увидишь, что я могу сделать! Возбужденно. Сегодня ночью, когда я писал, мысли толпились у меня в мозгу. Ты этому не поверишь, но я разрешил все вопросы, я постиг жизнь. Мне казалось, что ко мне приливали великия силы.

Фру Карено около этажерки, поднимает один подсвечник за другим, как бы про себя. Да, и нельзя спасти даже этого.

Карено. Не печалься, Элина. Потому что у меня великие планы. Случай с Иервеном произвел на меня впечатление. Мне казалось ночью, что я один, одинок на земле. Между людьми и внешним миром стоит стена; но теперь эта стена стала тонкой, и я хочу попытаться разломать ее, высунуть голову и поглядеть. Повторяет. И поглядеть. Ты мне веришь?

Карено. Подожди только, повторяю тебе: подожди, пока я не кончу работу. Они могут выгнать нас из дому, но когда-нибудь нам будет еще лучше. Это я знаю.

Карено. Но теперь-то я это знаю. И так как это будет, то я не займу денег у Иервена. До чего вы хотите довести меня? Скорее я буду просить милостыню. Но, к счастью, существует человек, который читает теперь мою рукопись и видит, в чем тут дело.

Карено. Но три года совсем не такое долгое бедствие для такого человека, как я. Для человека, который, как я, стучится к людям со своими свободными, как птица, мыслями. Даже и десять лет не долгий срок. Об этом думал я сегодня ночью. Слышно, как хлопает калитка.

Фру Карено почти решительно. Ну, да там увидим. У тебя даже глаза покраснели, Ивар; пойди, засни немного. Разбудить тебя?

Карено. Нет; я сам проснусь. Я наверное, встану через четверть часа. Я только подремлю. Уходит в спальню.

Фру Карено прислушивается у дверей на заднем плане, отворяет и выглядывает, снова затворяет. Отворяет дверь в кухню. Ингеборг, это ты?

Фру Карено. Милая Ингеборг, сходи, пожалуйста, по моему поручению. Позавтракай только сначала.

Фру Карено. Ты уже позавтракала? Идет к этажерке и берет канделябры. Ингеборг, надо немного почистить эти подсвечники. М когда ты это сделаешь, то отнеси, отвернувшись, то отнеси их в город и попытайся получить под них деньги.

Фру Карено нервно перебивает ее. Да, ты меня понимаешь. Да, получить под них деньги. Эти несколько дней мне не нужны подсвечники.

Фру Карено. Только не потеряй квитанцию! Потому что это еще важнее денег.

Фру Карено. Благодарю тебя! Калитка хлопает.

Фру Карено берет работу, садится у круглого стола и шьет. Выражение лица печальное, движения усталые. Она встает, смотрит через дверь веранды, снова садится и шьет. Калитка опять хлопает, она напряженно прислушивается, встает и быстро идет к двери на заднем плане. Она в сильном волнении. Стучат.

Фру Карено. Доброе утро. Протягивает ему руку.

Фру Карено. Нет, он спит, он работал целую ночь. Не хотите ли присесть? Садится сама.

Бондесен вынимает из кармана несколько номеров журнала. Вот журналы. Садится: А вы сидите здесь одна, сударыня?

Бондесен. Этого бы вам не следовало делать. Вам нужно бы пойти гулять. Сегодня такой солнечный день.

Фру Карено. Я стояла у дверей веранды и смотрела на солнце.

Бондесен Но вы бы должны выйти и показаться ему. Взять тележку и прокатиться, сесть в лодку и грести.

Фру Карено безпокойно. Нет, не говорите об этом.

Бондесен. Сегодня за городом большой пикник.

Фру Карено, переменив тон. Послушайте, господин Бондесен, я вела себя вчера несколько несдержанно. Я надеюсь, вы не истолковали этого в дурную сторону.

Бондесен. Я ничего не истолковывал. Я все время был вполне уверен, что вы были, как вы говорите, несдержанны, совсем не для меня, а для кого-то другого.

Бондесен. Что вы в сущности говорили не для меня, а для другого.

Бондесен. Я просто был здесь козлом отпущения. Я должен был присутствовать при игре, но не принимать в ней участия. Я был ширмой.

Фру Карено. Нет, вы преувеличиваете. Боже мой, как вы преувеличиваете! Ну, не будем больше говорить об этом... Нет, а вы слышали про Иервена?

Бондесен. Что он перешел в другую партию? Я узнал об этом сегодня утром. И я сейчас же написал о нем маленькую статейку.

Бондесен, улыбаясь. Нет; не против него. Потому что теперь его надо поддержать.

Фру Карено. Да, не правда ли? Потому что ведь в том, что он сделал, нет ничего ужасного?

Бондесен смеется. Нет; собственно говоря, - ничего. С моей точки зрения.

Бондесен. Потому что все мы идем этим путем. Раньше или позже.

Бондесен. Да, потому что каждый ребенок вырастает. Если он не умирает.

Фру Карено. Да, если на это так глядеть, то это вполне естественно.

Бондесен, пожимая плечами. Ах, господи, я сам пережил этот кризис. Был радикалом, свободомыслящим, отважным, так что - одно удовольствие. Потом наступила минута, когда я начал размышлять.

Бондесен. Прежде всего я усомнился несколько в теории об обезьянах, потом я постепенно перестал швыряться Sinclairs-Lied и тем "was unten in Frederikshall geschah", потому что это тоже своего рода теория об обезьянах.

Бондесен. О, потом было еще много другого. Но я перешагнул через все.

Бондесен. Честно и открыто в противную партию. Я начал работать в другой газете и защищать другое дело.

Бондесен. Дело сложилось так, что я не мог поступить иначе. В этом и было мое мужество.

Фру Карено. Но на вас, вероятно, сильно нападали?

Бондесен. Да, в газетах. Х-хо! у меня была своя поддержка. И когда действительно надо выбиться на дорогу...

Фру Карено. Да, в самом деле, я чувствую, что поступила бы точно так же, как вы. Так-то в конце концов приходишь к покою и становишься на твердую почву.

Бондесен. Вы совершенно правы. Перестаешь рваться то туда, то сюда, успокаиваешься, обретаешь внутренний мир.

Фру Карено. Как вы думаете, Ивар со временем тоже изменит свои взгляды?

Бондесен. Мне бы хотелось так думать. Я не понимаю, почему господин Карено единственный среди нас не выберется на дорогу. Но на это может понадобиться время.

Фру Карено. Да, к сожалению, на это, вероятно, понадобится много времени.

Бондесен, улыбаясь. Вы говорите "к сожалению". А что, если бы послушал ваш муж?

Бондесен. Что вам было бы безразлично, сударыня?

Бондесен. Веселиться. Немножко шампанского, немножко танцев.

Фру Карено. И танцы? Я совсем еще не так стара, а уж почти забыла, что значит танцовать.

Бондесен просительно. Поедемте вместе. Вам будет очень весело.

Фру Карено. Нет, что вы! Разве я могу ехать на пикник?

, переменив тон. Господин Бондесен, вы совершенно правы, мое вчерашнее оживление относилось главным образом к другому человеку.

Бондесен. Вы можете не указывать на это, я и сам вижу, сударыня.

Фру Карено. Ах, Боже мой, я была в таком отчаянии! И это я тоже хотела показать.

Бондесен. Жаль, потому что вы приложили не мало старания.

Фру Карено искренно. Не сердитесь на меня! Пожалуйста! Если бы вы только поняли мое положение. Как вы думаете, что у нас делается? Сегодня утром он отослал Иервену деньги, и вот мы опять в прежнем положении. Он не думает обо мне, он не думает и о себе тоже, только о своей работе, всецело и единственно о своей работе. Так уж целых три года. Но он говорит, что три года - это пустяки, даже и десять лет, по его мнению, не долгий срок. Я и подумала, если он так себя ведет, значит он меня больше не любит. Я его ночью и не вижу; он сидит за своим столом и работает до разсвета. Все это так ужасно. У меня все спуталось в голове. Я могла бы, кажется, сжечь все его рукописи; ревновала его к Ингеборг, отказала ей от места...

Фру Карено. Нет, я знаю, это было глупо. Но я для него совсем не существовала, и на это, казалось мне, должна же быть причина. А сегодня утром принесли сокола; знаете сокола? Вы думаете, ему захотелось его здесь повесить?

Фру Карено. Он, конечно, совсем его и не желал, это я заметила. Теперь сокол стоит в спальне на полу. Нет, и так идет постоянно.

Бондесен, откашливаясь. Дело в том, что вы еще очень молоды, сударыня, чтобы быть замужней женщиной, вот и все...

Фру Карено. Да, я слишком молода для этого. Это правда.

Фру Карено. Но он этого совсем не понимает. Он так уверен, что я всецело и безраздельно принадлежу ему. После паузы. Но он не должен быть так уверенным.

Бондесен. И теперь вы хотите доказать ему противное?

Бондесен. Простите, если мой вопрос был нескромен. Я только был бы очень рад, если бы мог в чем-нибудь вам быть полезным.

Фру Карено, взглядывая на него. Я очень вам благодарна, что вы пришли, господин Бондесен. Я немного ждала вас. Мне было так грустно, а вы приносите с собой столько жизни. "Доброе утро!" сказали вы. И казалось, что для вас было счастьем сказать эти слова,

Бондесен. Это правда. Пожелать вам доброго утра.

Фру Карено. Вчера я, вас немного боялась. Помните, когда вы спросили об этих журналах?

Фру Карено. Вы сказали, что принесете их назад сегодня. И вы спросили, когда мой муж бывает дома.

Фру Карено. Поверьте, у меня было такое чувство, будто вы спрашиваете, когда моего мужа не бывает дома. И мне стало немного страшно вас.

Бондесен. Вы и теперь боитесь меня? Берет ее за руку.

Фру Карено отодвигает немного стул. Нет, теперь нет... Но не истолковывайте и этого в другую сторону; я не очень смела, но все-таки...

Бондесен, улыбаясь. Будьте покойны; я ничего не перетолковываю. Я все еще сижу здесь и изображаю собой ширмы?

Фру Карено. Ширмы? Теперь? Вы это серьезно думаете, вы? Изменив тон. С вами за город едет много дам? Вы поедете в экипажах?

Бондесен. Да. Они уже заказаны. Шампанское и музыку мы везем с собой.

Фру Карено. Иервен едет с вами? И фрэкен Ховинд тоже?

Фру Карено. И вы часто совершаете такия прогулки?

Фру Карено. Ничего. Я только вспомнила, что у нас сегодня тоже рождение. Грустно улыбаясь. Но у нас оно не празднуется.

Бондесен. А? Сегодня день рождения господина Карено?

Бондесен. Поздравляю... Ну, да ведь музыка и шампанское - это просто глупые выдумки. Можно прекрасно провести день рожденья и без этого.

Фру Карено. Ах, во всяком случае это праздник. Вдумайтесь только в это слово: праздник! Мне представляется все: веселые мужчины с цветком в петличке, шляпа на затылке, шум, смех. "Застегните мне перчатку, завяжите мне шнурок от башмака! С удовольствием, фрэкен; вы очень веселитесь?" А потом кто-нибудь становится на камень и говорит речь, и если она не удается, все громко смеются. А затем играет музыка.

Фру Карено. Да, начинают танцовать. Безпокойно, встает с улыбкой. Как смешно, я сижу здесь, но всеми мыслями там.

Бондесен настоятельно. Разве вы не можете там быть?

Фру Карено. Нет, нет, конечно, нет. Взглядывает через дверь веранды, поворачивает, подходить к нему ближе, стоит одну минуту и смотрит на него сзади.

Фру Карено, садится. Почему вы сказали, что вы - ширмы?

Бондесен. Ну да, ширмы, или Эндресен, или NN, это ведь все равно.

Фру Карено. Я сегодня не называла вас Эндресен. Или нет?

Бондесен. Да, вы меня так не называли. Это меня удивляет.

Фру Карено. Я запомнила ваше имя. Я думала о вас.

Фру Карено. Да, правда. И я ждала вас сейчас. Отнимает свою руку, встаеть, в другом тоне. Итак, вы принесли журналы? Благодарю; я передам их ему. Кладет журналы на стол Карено.

ней. Вы хотите, чтобы я уходил? Она не отвечаеть. Итак, вы меня ждали?

Фру Карено. Да, потому что мне хотелось поговорить с кем-нибудь.

Бондесен. Вы очень разсердитесь, если я вам что-то скажу?

Бондесен. Я только хочу сказать, что я отказываюсь от сегодняшняго пикника. Я не еду.

Бондесен. Он меня больше не прельщает. Я буду чувствовать себя одиноким, если вас не будет.

Фру Карено. Нет, голубчик, вы не должны так говорить. Вы не должны забывать, что...

Бондесен в сильном возбуждении. Я ни о чем не помню. Я ни о чем не забочусь. Увижу я вас сегодня вечером? Пойдете вы гулять, пойдете вы в город?

Бондесен. Куда хотите. Здесь? Там, за садом? Обнимает ее и целует.

Сама страстно обнимает ого, сейчас же вырывается; с прерывистым дыханием. Нет, что вы делаете? Вы совсем... Вы забываете...

Фру Карено. Тсс!.. Прислушивается, тяжело дыша. Он проснулся. Уходите, уходите! Нет, останьтесь! Не уходите...

Бондесен обнимает ее. Здесь внизу, на углу, в восемь часов.

В эту минуту отворяется дверь спальни, и входит Карено. Он отступает назад при этом виде. Бондесен отнимает руку от талии Фру Карено.

Карено, сдерживаясь. Нет. Я совсем не мог спать. Медленно идет на середину комнаты.

Бондесен. Я принес журналы, которые. вы любезно мне одолжили. Тысячу раз благодарю. Подходит к письменному столу и берет журналы; руки его дрожат. Здесь есть необыкновенно интересные вещи. Подает журналы Карено.

Карено. Благодарю. Кладет журналы на стол, подходит медленно к двери на веранде, смотрит в сад, задумчиво. Сегодня, кажется, прекрасная погода.

Бондесен. Замечательная. Не ветрено, солнце, тепло.

Карено, оборачиваясь. Элина, ты дашь мне что-нибудь позавтракать?

Фру Карено делает несколько шагов по направлению к кухне.

Бондесен. Сегодня так тепло. Даже удивительно для осени.

Карено отходить от двери на веранду. Да, хорошо, если так продолжится. Тогда я могу работать в саду. К жене. Принеси мне поесть.

Фру Карено. Да, да, сейчас. Я ведь еще и сама не завтракала. Идет к кухонной двери.

Бондесен берет шляпу. Еще раз благодарю вас, господин Карено. Кланяясь. Доброго утра.

Фру Карено провожает Бондесена до двери на заднем плане. Я отопру. Прощайте, прощайте. Выпускает Бондесена, идет опять к кухонной двери. Не глядя на Карено. Почему же ты хоть немного не поспал? Тебе это было необходимо.

Карено. Послушай, Элина, что это собственно была за... Войдя, я застал вас в очень странном положении.

Карено. Мне кажется, я видел ясно. Меня так и укололо в сердце.

Карено. Но, ради всего святого, разве он тебя не обнимал?

Карено. Я не понимаю, что это за манера вести себя. Ты не должна позволять этому чело веку быть таким дерзким.

Фру Карено. Я не знаю, о ком ты говоришь. Господин Бондесен совсем не вел себя дерзко со мною.

Карено пристально смотрит на нее некоторое время. Да? Ну, хорошо... Зачем он приходил сегодня?

Фру Карено. Он принес журналы, которые брал у тебя.

Карено. Да, но кроме этого? Вынуть из кармана несколько тетрадей журнала не требует столько времени.

Фру Карено отворяет кухонную дверь и заглядывает в нее.

Карено. Ты не слышишь? Я спрашиваю, что ему здесь еще было нужно?

Фру Карено. Еще? Что ему еще было нужно? Я не знаю, что ему было еще нужно. Мы просто сидели, разговаривали.

Фру Карено. Что такое, я должна тебе давать отчет!

Карено. Да, конечно. Это необходимо, как мне кажется.

Фру Карено смеется. Ах, мне скоро станет совершенно неинтересно, что "тебе кажется".

Фру Карено. Ничего. Ради Бога, не будем горячиться и ссориться... я хотела сказать, что бутерброды уж готовы. Принести их?

Карено. Сюда являются люди по самым странным делам. А когда я случайно вхожу, то застаю... Но мне это все равно. Если ты сама ничего в этом не находишь, то...

Фру Карено уходит в кухню.

Слышен стук садовой калитки. Стучат. Карено встает.

Иервен входит. Останавливается на минуту в дверях. Говорит в легком тоне. Доброго утра, Карено.

Иервен. Я зашел на минутку. Протягивает руку. Карено пожимает ее, не глядя на него. Ты выглядишь сегодня каким-то разстроенным.

Иервен, боязливо шутя. Ты не спрашиваешь, не устал ли я? Нерешительно улыбается и садится.

Карено. Я не очень рад тебя видеть сегодня, Иервен.

Иервен. Я это вижу. Ты прислал мне сегодня утром письмо.

Карено. Да. Благодарю тебя, но я не могу взять от тебя деньги.

Иервен после паузы, просительно. Я бы тебя очень просил об этом.

Kapено. Нет; если ты пришел только за этим, то можешь спокойно отправляться назад. Вот что я тебе скажу.

Иервен. Если я не ошибаюсь, между нами стала моя книга?

Иервен. Ты, значит, не заметил в ней ничего особенного? Ты не разглядел то, что она говорит между строк?

Иервен Я думал, что ты, который так хорошо знаешь меня, увидишь, какого страшного труда стоило мне написать так эту книгу.

Карено. Я не могу сказать, что она произвела на меня такое впечатление. В начале еще, пожалуй, да. Ты словно раздумывал и был в нерешимости; ты потуплял глаза.

Карено. Ну да, немного краски на щеках и легкое смущение! Но ты скоро совладал с собой и писал дальше.

Иервен. Если бы я написал мою диссертацию в другом тоне, я никогда не получил бы докторской степени.

Карено после паузы. Да, это дело другое. Если он это сказал.

Иервен. С того дня, когда профессор Гиллинг пришел ко мне и дал мне этот добрый совет, я знал, чего мне держаться. Ведь, рука определяет размер перчатки.

Kapено. И стипендию тебе необходимо было иметь? Непременно? Иначе ты не мог жить?

Иервен. Нет. Без стипендии я не мог жениться.

Карено. Как ты все это обдумал, Иервен! Но знаешь, все это начинает обрисовывать тебя в удивительном свете!

Иервен. Я не понимаю, что тебе должно так казаться.

Карено. Да, мне так кажется... И после того, как торг был заключен и товар продан, - ты приходишь и кладешь мне в руку деньги. В мою руку! Эти деньги! Послушай, я даже не знаю, как это назвать! То-есть, я слишком хорошо знаю, как это назвать.

Карено. Разумеется; слово горит у меня на языке. Ну, все ясно. Наши дороги идут врозь; ты тут ничего не теряешь; ты получаешь свою награду. Я только не понимаю всего твоего поведения вчера вечером, твоего горячого отрицания профессора Гиллинга. Что это значило? Я никогда не слыхал тебя таким; ты был дерзновеннее, чем когда-либо, наносил ему удар за ударом, убивал его своим презрением. Я не понимаю, что ты хотел этим заслужить.

Иервен. Я ничего не хотел этим заслужить, мне казалось только, что у меня есть еще отсрочка, пока ты ничего не узнал. Для меня было облегчением - свободно двигаться в оставшиеся мне часы.

Иервен страстно, сжимая руки. Но я все тот же, что и был! Меня принудили признать учение, несогласное с моими убеждениями; но в глубине души я - прежний. Меня не удастся сбить с места, никогда.

Kapено. Ха-ха-ха! Нет, не правда ли? Нет; стой твердо в глубине души, всегда стой твердо. Ха-ха-ха!

Иервен обиженно. Тебе это смешно? Что ты знаешь об этом? Я непоколебимо стою на своей прежней точке зрения, уверяю тебя в этом.

Карено смотрит на него некоторое время удивленно. Да, да, Иервен. Но прости, у меня сейчас нет времени. И мне стоит большого труда говорить с тобой дольше. Начинает приводить в порядок бумаги на столе.

Карено. Наш дальнейший разговор ни к чему не приведет.

Иервен. Я хочу тебе сказать одно, Карено. Возьми деньги. Сделай это! Я настоятельно тебя прошу.

Карено медленно. Но неужели у тебя не осталось стыда?

Иервен. Мне это страшно важно, а я не стал бы умолять тебя, если бы было другое средство. Натали сегодня пришла ко мне; мы говорили о тебе. Она заметила деньги.

Иервен. Она потребовала прочитать письмо. И я ей дал его.

Иервен взволнованно. Она вернула мне кольцо.

Иервен вынимает кольцо из жилетного кармана; смотрит на него. Она сняла его с пальца и подала мне.

Иервен. Она сказала, что догадалась, что я сделал что-то дурное. Это она поняла из твоего письма.

Иервен. О, нет; она объяснилась. Ты видел вчера, какая она увлекающаяся, доверчивая, страстная. Никаких компромиссов. Она так радовалась, что я мог предложить тебе деньги и что ты их взял. Но сегодня я получил их обратно, - и этого нельзя было не понять.

Карено. Вот видишь, Иервен! Награда, награда во всех видах.

Иервен. Но ты еще можешь спасти меня. Я спросил ее: ты возвращаешь мне кольцо, это навсегда? - Да, - отвечала она. - Но, может быть это еще поправимо? - сказал я; еще не поздно? Я пойду к Карено и объясню ему, в чем дело. - Да, иди к Карено, - сказала она.

Иервен. Она верит тебе; ты произвел на нее впечатление. Она говорит только о тебе. Опустив руку в карман. Возьми деньги!

Карено. Да. Когда ты уйдешь. Почему ты об этом спрашиваешь?

Карено ему вслед. Еще одно: пойди и отдай свои деньги попам. Возвращается к столу.

Карено. Но я не слыхал, что ты ответила. Тебя это, может быть, не интересует?

Карено. Ты занята только собой после сегодняшняго гостя.

Фру Карено. Но, милый Ивар, что же мне из того, что здесь был Иервен? Берет свою работу.

Карено. Иервену приходится плохо. Невеста ему отказала.

Карено. Почему? Вероятно, потому, что она его разлюбила. Она догадалась, что он продал себя.

Карено. Я с ней согласен. Она поступила гордо. Тебе этого, вероятно, не кажется?

Карено раздраженно. Да, ты права. Ты так далека от этого. Ты бы этого не сделала.

Фру Карено. Нет; у меня, вероятно, больше терпения. Я бы потерпела. Ну, несколько лет.

Карено. Потому что твоей гордости немного стоит согнуться.

Фру Карено. Например, все то, что я переношу от тебя.

Карено. Прости, ты гораздо больше переносишь от других.

Kapено. Я хочу этим сказать, что ты здесь стоишь, позволяешь обнимал себя чужому человеку и не даешь ему пощечины.

Карено ходить взад и вперед. Такой ничтожный, ожиревший человек. Есть личинки, которых называют жирными, а это - гад. Так я думаю.

Карено. Но он прекрасно одет! Не правда ли, он прекрасно одет?

Карено. У него, кажется, вышитые носовые платки?

Фру Карено. У него, вероятно, есть на это средства.

Карено. На чем же вы так сошлись? Я не потому спрашиваю, чтобы меня это касалось; ведь я только твой муж.

Фру Карено. Если бы я не знала тебя лучше, я подумала бы, что ты ревнуешь.

Карено, останавливаясь. Ревную? Нет, послушай, Элина!

Карено. Ревную? Ха-ха-ха! Ходить взад и вперед. Нет; но по тому, что я видел собственными глазами, я могу ожидать еще большого. Я видел это. Указывая. Я вышел из той двери. И ты позволяла это. Естественно является вопрос: что же будет затем? Свидание?

Фру Карено после минутного раздумья, внезапно и несдержанно. Да. Свиданье. Бросает работу на стол, встает и делает шаг вперед. Свиданье!

Фру Карено. Конечно, свиданье. Что ты еще хочешь знать?

Карено холодно. Ничего. Я желал бы только быть далеко отсюда, чтобы мне больше не приходилось входить в неподходящия минуты.

Карено. Это начинает становиться забавным. Тебе не кажется?

Фру Карено. Конечно. Веселое рожденье, большой семейный праздник.

Карено. Этого ни разу не случалось за все три года. Я, вероятно, не совсем хорошо знал тебя раньше. Останавливается около этажерки.

Фру Карено отбрасывает работу и встает. Нет, это больше невыносимо.

Карено. О, сиди, Элина; я ухожу. Я должен работать.

Карено. Комната опять в твоем полном распоряжении. Для чего желаешь... Но я вижу, подсвечников нет. Где они?

Фру Карено. Я попросила Ингеборг их вычистить.

Карено. Да, потому что в доме, повидимому, происходят необыкновенные вещи. Я же не могу находиться в полном неведении всего, что происходит. Итак, ты отдала Ингеборг вычистить подсвечники?

Карено собирает свои письменные принадлежности. Если принесут письмо, позови меня из сада. Выходит через дверь веранды.

Фру Карено сидит, глубоко задумавшись; затем встает и быстро ходит взад и вперед. В её лице и движениях выражается мучительное безпокойство.

Слышен стук калитки. Вслед затем из кухни выходит Ингеборг. В руках у нея сверток.

Ингеборг. Нет. Они говорят, что они не настоящие. Ставит подсвечники на этажерку.

Ингеборг. Нет; это не настоящее серебро; они говорят, что подсвечники только посеребрены.

Фру Карено. Не может быть! Подсвечники, которые нам подарили родители!

Ингеборг. Да, но они оба это сказали. И тогда я подумала, что не стоит ходить к другим.

Фру Карено. Это неправда! Неужели ты думаешь, что мои родители, такие честные люди, будут нам дарить поддельные вещи?

Ингеборг. Если барыня желает, я могу попытаться еще раз.

Фру Карено. Ах, нет; оставьте. Я бы только не хотела, Ингеборг, чтобы ты думала, что они только посеребрены. Потому что ведь мы их получили из дому.

Фру Карено. Благодарю, больше мне ничего не надо. Не говори только об этом, понимаешь? Не рассказывай, куда ты ходила.

Фру Карено разсматривает подсвечники, стучит по ним, слушает. Посеребреные? Ставит подсвечники на место, отворяет дверь веранды и зовет. Ивар, поди на минутку!

Фру Карено. Я только хотела показать тебе подсвечники.

Фру Карено. Я говорю, я хотела показать тебе подсвечники. Вот они. Ты же знаешь, что у нас в доме происходят необыкновенные вещи.

Карено с раскаянием. Не говори так, милая Элина.

Фру Карено. А как ты думаешь, что я сделала с подсвечниками?

Карено. Я ничего больше не думал. Я подумал только, если дело дойдет до того, что придет судебный пристав, то он должен найти все, что у нас есть. Вот что мелькнуло у меня в голове. Ты должна меня простить, Элина.

Фру Карено. Не следует быть таким безразсудным. Ты становишься все несноснее и несноснее. В конце концов, я не могу пошевельнутся, чтобы ты не пожелал узнать, почему и зачем.

Карено. Нет, я не буду следить за тобой. Я уже думал об этом.

Фру Карено. Я должна давать подробное объяснение самым ничтожным мелочам. Я уверена, что, если я выйду, например, сегодня вечером только за калитку, сейчас же поднимется целая история.

Фру Карено. Может быть, ты даже пойдешь следом за мной и будешь за мной подсматривать.

Карено. Нет, что ты только говоришь! Не будь же и ты теперь безразсудной. Иди гулять, делай, что хочешь, я спокойно буду сидеть здесь. Неужели ты думаешь, что я настолько пошл? Обнимает ее.

Карено. Элина, не будем ссориться. Я сидел там в саду и думал об этом. Не нужно этого.

Карено. Он не был с тобой сегодня нахален, этот Бондесен? Скажи мне только это.

Карено. Я этого боялся. Мне показалось, что он стоял слишком близко к тебе. И его рука... И он глядел на тебя с видом знатока. Этого я и не мог перенести. Ты не должна за это сердиться на меня, Элина, Я ничего не мог поделать. Кроме того, я так устал; я не спал сегодня ночь.

Карено. Теперь? Нет, теперь я хочу работать. Последнее время мне так мешали; у меня был настоящий прием. Ах! с каждым часом я чувствую себя все сильнее! Это не должно меня подкосить, напротив... Ты не смотришь на меня, Элина? Так равнодушно слушаешь меня?

Карено. Да, но у тебя такой равнодушный вид, ты думаешь совсем о другом.

Карено. Я пойду в кухню и погляжу. Хочет итти.

Карено. Сегодня я должен получить ответ от издателя. Я каждую минуту жду письма. И я надеюсь, что получу удовлетворительный ответ. Сегодня должны кончиться все наши затруднения, Элина. Что ты тогда скажешь?

Карено, улыбаясь. Что у тебя за фантазии! Не спрашивай еще, Элина. Я не знаю, который час и кто живет на углу улицы; но спрашивай меня еще что-нибудь. Пока ты совсем не станешь моим прежним другом.

Фру Карено смотрит через черную вуаль и начинает ее выпрямлять.

Карено. Ты приводишь свои вещи в такой порядок. Что это может значить?

Карено. Я вижу, ты еще не совсем помирилась со мной. Но я ничего не говорю против. Но ты меня еще любишь? А? Подходит и смотрит на нее. У тебя такие блестящие волосы на затылке. Осторожно касается её волос.

Карено, улыбаясь. Милая, я только хотел... Ты стала такая нервная. И такая задумчивая. О чем ты думаешь? Садится около нея. О чем, моя маленькая крестьяночка? Обнимает ее.

Фру Карено. О, нет; не мучь меня! Отодвигается.

Карено. Ты не можешь забыть сегодняшней ссоры, Элина? Я ее уже забыл. Что мне волноваться о том, что тебе говорил Бондесен! Я больше ничего не хочу знать. Ты сама смеешься над всем этим; я уверен. Такой жеманный кривляка, а не мужчина!

Фру Карено. Не понимаю, что тебе за удовольствие задирать все время Бондесена. Поверь, мне ты не доставляешь этим никакого удовольствия.

Фру Карено. Я смотрю на Бондесена иначе, чем ты.

Карено. Может быть, именно о нем ты и думаешь все время?

Карено с возрастающим волнением. Прошу, ответь мне только на это!

Фру Карено откладывает вуаль и встает. Нет, Боже мой, ведь с ума можно сойти. Умереть можно от твоих разспросов. Уходит в кухню.

Карено смотрит ей вслед с тоской. Она меня больше не любит!

Фру Карено. Нет, я не видала письма. Впрочем, ты сам услышишь, как стукнет калитка, когда придет почтальон.

Карено. Да, правда. Я не подумал об этом... Сегодня моя работа что-то не идет. Мне приходят в голову разные другия мысли. Когда ты уходишь, все уходит с тобой.

Фру Карено, отклоняя разговор. Ты уверен, что получишь сегодня письмо, Ивар?

Kapено. Да, оно должно притти сегодня... Я не хочу тебя мучить, Элина; но вчера вечером, когда тебя так долго не было дома, мне стало невыразимо грустно. Я только это я хотел тебе сказать.

Карено. Нет, конечно, нет. Пойми, я ничего не имею против. Разумеется. И я совсем не хочу знать, что ты делала вне дома. Не думай этого. Ты вернулась такая радостная. Господи, какая ты была свеженькая, когда сняла вуаль!

Карено. А я ходил взад и вперед по комнате и думал; вернешься ли ты через полчаса, или через час, или даже через два-три часа, ты все-таки вернешься не ко мне. Не ко мне лично. Вот что я думал.

Карено бродит по комнате. Сейчас же входит Ингеборг с налитой лампой.

Ингеборг. Да, барыня велела мне отнести ее сюда.

Карено. Скажи, Ингеборг, ты не знаешь, сколько стоят вышитые платки?

Kapено. Во сколько, например, обойдутся две-три штуки?

Карено. Да; знаешь, они сверху вышиты? Ну, да это все равно... Пожалуйста, вычисти мою черную пару - знаешь, черную - хорошенько. Я хочу ее надеть.

Карено. Да, пожалуйста, сейчас... Послушай, Ингеборг, ты находишь, что у него такой необыкновенно изящный вид, у этого Бондесена, который здесь был третьяго дня?

Ингеборг. Какой Бондесен? Господин, который сидел там, указывая - когда я принесла кофе?

Карено. Не правда ли? В нем не было ничего поразительного?

Карено. Конечно, нет. Мне только показалось... А теперь ты будешь так добра и вычистишь мое платье. Мне нужно.

Карено. Я стою и смотрю на тебя, Элина. Мне кажется, я никогда не видал тебя такой молодой. Ты выглядишь совсем девушкой.

Фру Карено. Я сегодня, вероятно, такая же, как и всегда.

Карено. О, нет; вокруг тебя какое-то сияние, у тебя совсем новое выражение. Как, ты опять уходишь?

Карено. Ты начала прибирать комнату, когда я вошел. Оставайся. Я могу и уйти.

Фру Карено. У меня еще есть дело в кухне. Уходить.

Карено. Благодарю, Ингеборг. Уходит в спальню и запирает дверь.

Ингеборг. Переодевается. Он надевает черную пару. Я ее чистила. Уходит.

Фру Карено смотрит удивленно; садится и берет работу. В дверь на заднем плане осторожно стучат. Входит Бондесен.

Бондесен. Добрый день. Благодарю вас за вчерашний вечер.

Фру Карено. Вы сейчас пришли? Я не слыхала, как стукнула калитка.

Фру Карено. Но, ради Бога, вы должны сейчас же уйти.

Фру Карено с сдержанной страстностью. Нет, не уходите, не уходите! Да, уходите, но возвращайтесь. Приходите немного погодя, тогда я, вероятно, буду одна. Обойдите кругом по улице. Но сегодня вечером я не могу уйти.

Бондесен. О, да, вы должны! Вы мне это вчера обещали, с тех пор я не думал ни о чем другом.

Фру Карено. Я тоже об этом думала все время. Ни о чем другом. Вы находите дурным, что я это говорю? Я больше сама себя не понимаю. Прижимает руку ко лбу. И в этом вы виноваты. Взглядывает на него и улыбается.

Бондесен. Разве вас слишком долго не было дома?

Фру Карено. Нет; мы об этом с ним совсем не говорили. Я не вхожу в объяснения. После я попрошу у него прощения; но теперь я о нем не думаю... Помните, как вы были здесь первый раз?

Фру Карено. Вы сидели здесь. Вы не были ширмой, как вы говорите. Ну да, сначала, но это продолжалось не все время. Один-то раз во всяком случае вы сказали что-то, что меня взволновало.

Фру Карено. Я не помню. Может быть, это ваш голос. Я не помню слов, но вы взволновали меня, и я встала.

Фру Карено, нежно освобождаясь. Нет, нет, не делайте этого. Я и без того довольно виновата. Хотите вы действительно мне добра?

Фру Карено. Потому что иначе я не хочу вас больше видеть. Я выйду сегодня вечером; мы сделаем длинную прогулку, далеко, туда, за город. Можете вы сделать для меня так много, чтобы проводить меня домой? Это три мили.

Бондесен. Да, с удовольствием. Мы поедем с вами.

Фру Карено. Да, пожалуйста, поедемте. Я хочу поехать домой и погостить там некоторое время. Ивар ничего не имеет против, он это часто говорил. И теперь я это сделаю. Оглядывается. Здесь смерть. Даже часы не тикают, ни одного звука; мертвая тишина и бумага. Сегодня я услыхала на улице шум экипажа, я выбежала и глядела ему вслед, пока он не исчез. Потом я вернулась назад опять к этой тишине. А! Складывает руки на груди, прижимает их к себе, стоит, откинувшись назад.

Фру Карено. Нет. Теперь вы должны итти. Но я хочу поговорить с вами, когда вы вернетесь немного погодя. Тогда я сейчас же поеду с вами. Я ему все разскажу, я скажу, что поеду домой. Вы находите меня ужасной?

Фру Карено. Но вы этого не должны. Я только снова проснулась. Снова проснулась, понимаете? Когда я вчера вышла к вам и вы схватили меня за руку, во мне проснулась жизнь. Когда-нибудь я разскажу это Ивару. Боже мой, я на коленях буду вымаливать у него прощение. Но теперь я этого сделать не могу.

Бондесен. Тсс! Указывает, напряженно прислушиваясь, на дверь спальни.

Фру Карено откидывает голову назад и улыбается. Вы боитесь? Нет! Этого совсем не следует. Я не думаю, что это опасная минута. Но все-таки уходите. И не думайте обо мне дурно, да? Знаете, Бондесен, у вас зеленые глаза. Если бы я была уверена, что вы хотите быть милым и добрым!

Фру Карено смотрит на него и улыбается. И потом у вас такая дрожащая улыбка. Да, это в вас есть. А теперь ступайте!

Бондесен. Итак, через полчаса или около того? Хочет ее обнять.

Фру Карено, отклоняясь. Да, через полчаса. Запирает за ним дверь.

Фру Карено в сильном волнении делает несколько шагов, хватает себя за голову, улыбается, садится, взволнованно дыша, за работу. Карено входит, в черной паре, несколько изменившийся в выгодную для него сторону. Фру Карено взглядывает.

Карено, извиняясь. Я только хотел... Сегодня такая прекрасная погода. И ты права, за последнее время я как-то обтрепался. Смущенно улыбаясь. Теперь я опять похож на юношу.

Карено старается поддержать разговор. Это от сюртука. Или ты думаешь, - от брюк?

Фру Карено несколько нетерпеливо. Я не знаю, Ивар.

Карено. Ты все в мечтах. Улыбаясь. Если бы твой лоб был прозрачный, и я мог бы увидеть, о чем ты думаешь, мне представилось бы, вероятно, что-нибудь замечательное.

Карено подходит осторожно. Что это ты шьешь, Элина?

Карено. Что-то очень тонкое. Как я могу догадаться, не для меня.

Карено. Я только что заметил, что у меня на жилетке не хватает двух пуговиц. На другой жилетке. Я не понимаю, как это могло случиться.

Карено. Да, очень тебе благодарен, если ты будешь так мила... К тебе так идет шитье, Элина. У тебя такой домовитый вид и такая красивая рука!

Карено. Боже сохрани, я ничего тебе не сделаю. Сиди спокойно. Слышен стук калитки.

Фру Карено вскакивает. Это, вероятно, письмо. Бежит к двери на заднем плане, отворяет. Нет, это Иервен. Добрый день, дорогой Иервен.

Иервен входит, держит себя сдержанно. Добрый день. Подает руку господину и госпоже Карено.

Иервен. Хорошо, благодарю вас... Я хотел сказать тебе несколько слов, Карено... Нет, не уходите. У меня нет тайн.

Фру Карено дружески. Я как раз хотела итти. Ведь у меня хозяйство. Уходит в кухню.

Иервен. Я серьезно прошу тебя помочь мне. Ты и не подозреваешь, что я испытываю. Теперь уже на карту поставлен не экзамен или ученая степень, но вся жизнь.

Карено. Теперь ты хочешь попытать новые средства? Я не могу больше говорить с тобой. Поворачивается к нему спиной.

Иервен. Натали непоколебима. Слушай же, что я тебе говорю.

Иервен, хватая себя за голову. Она говорит, что между нами все кончено. - Ты не можешь так думать, отвечал я. Но да, она так думает. Она прочла мою книгу и, по её словам, поняла из нея, что это - произведение продавшого себя человека... Она просто безумная, истеричка.

Карено. Нет, ни то ни другое. Она просто - честный человек.

Иервен, продолжая. Но ты можешь все спасти; она полагается в этом на тебя. Я пришел только за тем, чтобы сказать тебе это. "Если ты опять сойдешься с Карено и убедишь его взять деньги, то поступок твой, значит, не так дурен", - сказала она.

Иервен. Карено, если ты недостаточно силен, чтобы подняться на такую высоту и принять эти деньги, эту руку, которую протягивает тебе твой старый товарищ, то я тебя плохо знаю.

Карено сурово. То, что ты сделал, очень дурно. Ты совершил обман, подлог, измену! О, это невыразимая низость.

Иервен. Ну, называй, как хочешь, мой поступок. Теперь я пришел сюда, чтобы снова подняться. Да, чтобы снова подняться. Чего ты требуешь?

Карено смотрит на него. Ты сам не знаешь, что ты говоришь.

Иервен с возрастающим возбуждением. Во имя неба, Карено, будь милосерд сегодня. Опускается на стул.

Иервен, вскакивая. Ты уходишь? Я еще буду просить тебя. Нет, еще никогда не бывало, чтобы деньги жгли человека и он не мог освободиться от них.

Иервен. Да, но мне это не поможет. Я погиб. Она не хочет слушать моих доводов; когда я прихожу, она только просит меня уйти. А между тем ты можешь спасти меня. Перед тобой человек, которого ты можешь спасти.

Карено. Послушай, Иервен, мое терпение истощилось.

Иервен другим тоном. Как далеко подвинулась твоя работа, Карено?

Иервен. Она, вероятно, появится еще в этом году? Это будет большая книга? Впрочем, это меня не касается... Я хотел тебе сказать, - может быть, последний разговор произвел на тебя такое впечатление, что я не думаю того, что написал в своей диссертации? Что я написал это только в угоду профессору Гиллингу? Нет, совсем не так. Я только был в отчаянии и не знал, что говорил.

Карено. Ты сказал, что ты был вынужден признать учение, противное твоим мнениям.

Иервен. Да, это не следует понимать буквально. У меня были сомнения, это правда; но когда я глубже вдумался в вопрос, я увидел, что вышел на настоящий путь.

Карено. Ха-ха-ха! И профессор Гиллинг тут ни при чем?

Иервен. О, ты можешь смеяться, сколько тебе угодно. Целую книгу нельзя написать с твердым убеждением, если сам не веришь в него. Я, по крайней мере, так не поступаю. Я не такая ветреная птица. Да и не слабая голова тоже.

Карено. Итак, ты стоишь "непоколебимо твердо" на точке зрения твоей книги.

Карено. Ха-ха-ха! Запиши это, Иервен, а то ты опять забудешь. Ха-ха-ха!

Иервен с отчаянной настойчивостью. Ни для одного из нас, конечно, нет оснований забывать это. Ни для тебя, ни для меня. Нет никакого стыда изменить свои воззрения, и я совершенно не имею намерения умалчивать о перемене в моих взглядах. Ты, вероятно, услышишь об этом.

Карено. Но я уже слышал об этом. Я слишком достаточно наслушался об этом.

Иервен. Ты еще больше услышишь об этом. Идет к двери. Я протянул тебе руку, - ты оттолкнул ее. Я еще здесь, я еще не ушел. Я жду твоего решения.

Карено. Ты можешь итти. Мое терпение истощилось. Не приходи больше; я тебя больше не знаю. Вон! Указывает ему на дверь.

Иервен делает несколько шагов назад; стоит, согнувшись, дрожащим голосом. Хорошо. Я уйду и больше никогда не приду. Но ты услышишь обо мне. Как только ты пошевелишься, я буду следовать за тобой по пятам. Запомни мои слова, я не шучу. Пиши диссертацию, издавай свою книгу; я буду беззвучно побивать твое имя. Как только ты высунешь голову, Карено, я снова буду топить ее. Всю твою жизнь я буду стоять за тобой и давить тебя. Ты думаешь, я этого не смогу? Запомни мои слова: за мной теперь стоят могущественные люди, все двери распахнулись передо мной. Я буду побивать тебя во всех газетах и с каждым годом я буду делать тебя утомленнее и беднее; со временем ты станешь истощившимся человеком, который ничего не может меня не будет дома. Погляди на меня, Карено; я говорю тебе это, чтобы ты не забыл. Сегодня ты лишил меня всего, теперь черед за мной. Шевелись, борись - я сдержу свое слово. Вот что я хотел сказать. Прощай. Уходит.

Фру Карено тихо вошла во время последней речи и остановилась у дверей в кухню.

Карено, смотрит попеременно то на жену, то на дверь, в которую вышел Иервен. Ты поняла, что он говорил?

Фру Карено. Я слышала, что вы громко спорите.

Карено. С Иервеном что-то неладно. Я его больше не узнаю; в нем пропало все самое лучшее. Господи, он стоял здесь и грозил мне! Карстен Иервен... мне! Ну, нечего об этом больше говорить. Он сказал последнее прости и больше не вернется.

Фру Карено. Он просил помочь ему в чем-нибудь?

Карено. Да, но я не мог ему помочь... Ты чистила перчатки? Я слышу, от тебя пахнет бензином.

Карено. Да; это слишком отвратительно. Я не хочу о нем думать... Ты запылилась, Элина, постой-ка. Смахивает пыль с её плеча.

Фру Карено, позволяя ему это. Ты мог ему помочь - и не сделал этого?

Фру Карено. Ах, Господи, да оставь его. Смахивает сама волосок, садится и шьет.

Карено. Ты находишь красивыми двубортные сюртуки, Элина? Мой - однобортный, но это мне больше нравится.

Фру Карено. Ты сегодня совсем не можешь работать, Ивар?

Карено. Нет; у меня маленький застой в работе. Мне ничего не хочется делать, только болтать с тобой. Со мной еще никогда этого не было. Все время болтать и ничего не делать. Но сегодня ночью я, вероятно, опять буду работать... Впрочем, если ты скажешь, - я опять попробую, пойду в сад и попробую. Идет к двери веранды. Почему ты не хотела, чтобы я снял волос от

Фру Карено, невольно улыбаясь. Ты все еще об этом думаешь!

Карено, тоже улыбаясь. Да. Мне бы очень хотелось видеть, мой ли это волос.

Фру Карено становится внимательна и нервно чистит себя.

Карено. Он был русый. Смотрит на нее. Такого цвета, как волосы Ингеборг.

Фру Карено быстро. Да; значит - это был волос Ингеборг.

Фру Карено. Можно подумать, что мы дети. Мы разсуждали без конца о волоске Ингеборг.

Карено чистосердечно. Дорогая Элина, я тебя так люблю; мне так хочется говорить с тобой, найти что-нибудь, о чем говорить с тобой. Но за последние дни ты так изменилась, и это наводит меня на многия думы. Я не думал, что это волос Ингеборг. Ну, да раз ты говоришь, так это её, но я думал совсем другое.

Фру Карено. Полно, не отдавайся разным мыслям. Попробуй лучше опять пойти в сад поработать.

Фру Карено. Ты же сам слышишь, как хлопает калитка, когда кто-нибудь входит.

Карено. Да, мне показалось, что она стукнула.

Карено искренно. О нет, Элина, я этого не сделаю; я не потому остаюсь здесь. Я пойду в сад и постараюсь работать. Я лучше всего себя чувствую, когда работаю. Отворяет дверь на веранду.

Ингеборг входит с пакетом и письмом, передает их Карено. Вот, пожалуйста. Уходит.

Карено. Это мне? От издателя. Распечатывает письмо и читает, Фру Карено наблюдает за ним. Так. Хватает себя за голову. Это ответ от издателя. А вот и рукопись. Он прислал мне ее назад. Закусывает губу и несколько раз кивает головой.

Карено. Он отказывает. Вот моя книга. "Препровождая рукопись", - пишет он. Нет, он не может ее издать; профессор Гиллинг прочел ее и сказал, что ее надо переделать. Протягивает ей письмо и начинает ходить взад и вперед.

Карено. Он ясно пишет, что профессор Гиллинг не мог допустить напечатания этой рукописи, прежде чем она не будет основательно пересмотрена.

Карено берет письмо. "Препровождая пакет с рукописью", пишет он. Точно я накропал драму или стихи! Бросает письмо на стол и идет. Ну, так я попытаюсь издать ее в Германии.

Фру Карено. А ты не думаешь что и там ее придется переделать?

Карено. Нет; моя рука покупает перчатку по своей мерке; профессор Гиллинг не имеет там никакой власти. Мы живем в эпоху личности, и я это... Посмотри, вот то письмо, которого я так ждал. Вот оно пришло. Ах, да...

Фру Карено встает, кладет платье и осматривает его.

Карено, волнуясь. Господи Боже мой, как одиноко я стою! Но я добьюсь своего, Элина. На свете были люди с более крайними взглядами чем мои, и когда-нибудь настанет время, что меня поймут. Переделать! Что я должен переделать? Я должен говорить "да" там, где я теперь говорю "нет"? Развертывает пакет и, продолжая говорить, вынимает тетрадь за тетрадью. Смотри, все это - о господстве большинства, и я ниспровергаю его. Это учение для англичан, пишу я, евангелие, которое предлагается на рынке, проповедуется на лондонских доках, о том, как привести посредственность к власти и праву. Вот это - о сопротивлении, это - о ненависти, это о мести - этическия силы, которые теперь в упадке. Обо всем этом я писал. Нет, слушай немного внимательнее, Элина, - и ты поймешь. Это вот - о вечном мире. Все находят, что вечный мир был бы прекрасною вещью, а я говорю, что это - учение, достойное телячьяго мозга, который его выдумал. Да. Я осмеиваю вечный мир из-за его наглого пренебрежения к гордости. Пуст придет война; нечего заботиться о том, чтобы сохранить столько-то и столько-то жизней, потому что источник жизни бездонен и неистощим; важно только, чтобы люди бодро шли вперед. Смотри, вот это - главная статья, о либерализме. Я не щажу либерализма, я нападаю на него от глубины души. Но этого не понимают. Англичане и профессор Гиллинг - это либералы, а я не либерал, и одно только это и понимают. Я не верю в либерализм, я не верю в выборы, я не верю в народное представительство. Все это я и высказал. Читает. "Этот либерализм, который ввел снова старый неестественный обман, будто толпа людей в два локтя вышиной может сама выбрать себе вождя в три локтя вышиной..." Ты сама понимаешь, так постоянно делается... Если бы я пересмотрел мою работу, я должен был бы написать прямо противоположное тому, что я говорю. Смотри! Вот это заключение. Здесь, на этих развалинах, я возвел новое здание, гордый замок, Элина. Я сам отмстил за себя. Я верю в прирожденного властелина, в деспота по природе, в повелителя, в того, кто не выбирается, но сам становится вождем кочующих племен этой земли. Я верю и надеюсь только на одно, - на возвращение величайшого террориста, квинтъэссенции человека, Цезаря... Посмотри, сколько я работал над этим. С порывом чувства. Все это написано кровью моего сердца, Элина.

Карено. Я тебя объясню. Я говорю откровенно и сильно, и этого мне не могут простить. Нет, это - не спокойное исследование, говорят мне. А что такое спокойное исследование? Складывать камень за камнем... Спокойное исследование это философия, мышление. Нет, это не значит мыслить, Элина! Человеку недостает какого-то ничтожного органа, который мог бы следить, каким образом деятельност мозга доходит до состояния сознания. Мы только подозреваем, что мы мыслим; может быть, мы мыслим, может быть, нет; мы не можем проконтролировать это. Мы просто верим в это. Понимаешь теперь? И я говорю, - философия не есть спокойное исследование; потому что философия, это - небесная молния, падающая на меня с высоты и озаряющая меня. Нельзя считать, можно только смотреть и восторгаться милостью небес.

Фру Карено. Знаешь, объяснять мне это совершенно безполезно.

Карено. Я только хочу, чтобы ты поняла. Тогда ты будешь смотреть на меня иначе.

Карено. Но прежде ты слушала, когда я что нибудь объяснял. Ты даже прочла однажды большую книгу о Nikolaus von Cues и поняла ее. Это было не так давно, всего несколько дней тому назад.

Фру Карено, переменяя разговор, твердым тоном. Я думаю, что лучше всего мне уехать на некоторое время к родителям. Ведь ты сам этого хотел.

Фру Карено. Да. Я вижу, это будет умнее всего. И так как ты этого хочешь...

Карено. Когда ты на это решилась? Нет, это будет еще хуже!

Фру Карено. О, нет, теперь желание исполняется.

Карено. Как же я со всем справлюсь? Я останусь один в доме.

Фру Карено. Нет, я уже ей сказала, что она может остаться.

Фру Карено. Теперь пусть она себе остается. Она будет смотреть за домом.

Фру Карено. Да просто - мы не можем ей заплатить того, что она заработала. Поэтому мы принуждены ее держать.

Карено. Ах! Ну, так пусть остается. Пока я не буду в состоянии ей заплатить... Нет, теперь, мне кажется, все пойдет хуже и хуже. Никогда мне так не хотелось, чтобы ты осталась, как теперь.

Фру Карено. Я довольно долго противилась, когда ты мне это предлагал.

Карено. Поэтому-то ты в последнее время приводила в порядок свои вещи? Чистила перчатки, поправляла платье?

Карено безпокойно ходить взад и вперед. Да, вот что! Конечно, счастье нам не улыбалось; но я преодолел бы все трудности, я устоял бы прямо, непоколебимо. Но это! возвращаясь к ней. Не уезжай, Элина! Только не теперь!

Фру Карено. Господи, как часто я просила тебя так же настойчиво, как просишь ты теперь, Ивар!

Карено. Ты и так была далеко за последние дни; не отходи же еще дальше. Пусть останется хоть так, как теперь. Я не буду надоедать тебе своим присутствием, я буду сидеть в саду. Но только ты будь дома.

Фру Карено. Сейчас иду. Идет к кухонной двери.

Карено ходит несколько раз взад и вперед. Он в сильном волнении, бормочет и шевелит губами. Вдруг останавливается, идет в спальню и возвращается с чучелом сокола, становится на стул и вешает сокола над дверью на заднем плане. Фру Карено входит с утюгом.

Карено. Ты не находишь, что это - веселый собеседник? Глухо смеется. Взгляни же, Элина. Можно ли было подумать, что такой пустой малый сможет взлететь так высоко?

Карено отступает назад и смотрит на сокола. Я смотрю на него, - и он нравится мне все больше и больше. Он замечательно сделан. Знаешь, он похож на профессора Гиллинга. До чего он мне его напоминает! Глазами, выражением клюва, если можно так выразиться... Да, но тебе, может быть, не нравится, что я говорю, что он похож на профессора Гиллинга? Само собой разумеется, это ничего не значит. Во всяком случае - великолепная птица. Если я вчера забыл тебя поблагодарить за нее, Элина, то это меня искренно огорчает.

Фру Карено. Не можешь ли ты мне сказать, прошло уже полчаса с тех пор, как ты переоделся в спальне?

Фру Карено. Есть ли у меня что-нибудь в кухне?

Карено. Да, я хотел сказать - что-нибудь, что не долго готовить.

Карено. Видишь ли, Элина, если бы было возможно, я сделал бы многое и переписал бы книгу. Так, изменил бы везде понемногу. Ты должна мне в этом поверить.

Карено. Знаешь, что мне кажется? Что ты уже никогда больше не вернешься, если сейчас уедешь.

Kapено. Ты заметила, я не спросил тебя, в какой день ты уезжаешь? Потому что я не хочу этого знать. Ты не должна мне этого говорить. Щади меня, пока возможно.

Фру Карено. Милый Ивар, я тебя прямо не узнаю!

Карено. Раньше я не имел ничего против этого; съезди ненадолго, говорил я. С тех пор столько произошло; я больше не спокоен и не уверен. Но, как хочешь.

Карено осматривается. Подсвечники блестят, пыль вытерта. Все должно быть чисто и красиво. Здесь ты сидела, когда ты что-нибудь работала. А когда я писал, ты сидела тихо, как мышка. Ты всегда тут сидела. Один раз маленькия ножницы упали на пол, помнишь? Ты вся покраснела и сказала: "Прости!" Ты сказала "прости". Бог да благословит тебя, дитя, ты попросила у меня прощенья! И это было не так давно, всего несколько дней назад.

Карено. Я тебя мучаю; я сейчас уйду... Ты, значит, хочешь уехать, Элина?

Фру Карено. Ах, Господи, перестань же говорить об этом. Ведь не навсегда же. Никогда не слыхала ничего подобного.

как ты дышишь. Словно никогда раньше не видал этого. Что-то именно стояла там и дышала! У тебя такая белая шея. Почему я раньше так редко целовал тебя? Теперь ты этого не хочешь. Ты стоишь, насторожившись, не подойду ли я. Ты любишь другого, Элина?

Карено страстно. Ты же не любишь никого другого? Я люблю тебя, я хочу целовать тебя. Делает шаг вперед.

Фру Карено быстро поднимает утюг. Посмей только! Они пристально смотрят друг на друга.

Карено. Брось к чорту утюг! Кого ты поджидаешь с ним?

Карено. Прости, Элина! Выходить через дверь веранды.

Фру Карено обезсиленно опускается на стул. Через минуту встает и зовет. Ингеборг!

Фру Карено. Возьми, пожалуйста, утюг... Послушай, Ингеборг, я хочу съездить к родным. Пока меня не будет, смотри за домом хорошенько.

Фру Карено. Да. Домой, в деревню. Это всего три мили отсюда.

Фру Карено. Да, и здесь тоже, помни о всех вещах. Только не трогай бумаг моего мужа. Лучше, пусть оне запылятся, чем ты переложишь их с места на место. И не забудь каждый день наливать лампу, чтобы ему не приходилось это делать самому.

Фру Карено. Днем. Вот сейчас. Я только переоденусь. Берет красное платье и идет в спальню.

Карено входит, разгоряченный, опечаленный; тревожно осматривается, отворяет дверь в кухню. Жена здесь? Получив ответ. В спальне? Идет к спальне, стучит тихо в дверь; получив в ответ отказ. Нет; я и не хочу входить. Я только передумал; я иду к издателю. Ищет шляпу.

Голос Фру Карено. Я не слыхала, что ты сказал.

не обязательна. И то или другое излишне резкое мнение я тоже вычеркну. И после этого останется еще большая книга. Грубо. Я переделаю книгу.

Карено. Я вернусь с авансом. Я возьму деньги.

Голос Фру Карено. Как хочешь. Дверь запирается.

Карено снова стучится. Теперь ты мною довольна? Что ты там делаешь? Прислушивается. Я ухожу. Хватает сверток с рукописью и быстро идет через дверь за заднем плане.

Бондесен тихо входит, осматривается, стучит в дверь. Фру Карено быстро выходит из спальни, в красном платье, лиф еще не застегнут, вскрикивает и скрывается.

Фру Карено входит, останавливается у двери, радостно смотрит на него.

Бондесен, вскакивая. А! Идет ей навстречу, любуясь ею. Боже!

Фру Карено, улыбаясь. Вот я и в красном платье; вам нравится? Протягивает ему руку. Садитесь, пожалуйста. Мы, правда, уедем? Как я вам благодарна!

Бондесен. Куда пошел ваш муж? Я видел его на улице; я почти столкнулся с ним.

Фру Карено. Мой муж в городе. Вы с ним почти столкнулись?

Бондесен. Около калитки. Я свернул в сторону.

Фру Карено. Я так много пережила за эти полчаса! Я так боролась! Я разскажу это вам по дороге. Но теперь я свободна!

Фру Карено. Да. Я и это разскажу вам по дороге. Ах, теперь все становится на свое место, но уже слишком поздно. Теперь я хочу уехать; я это ему сказала, он знает... Как я боялась, что вы придете раньше! Или совсем не придете.

Бондесен, любуясь. Большое дитя!.. Одевайтесь же!

Бондесен. Вам еще нужен ответ? Берет ее за руку.

Фру Карено. Потому что, значит, не одна я. К сожалению, по мне это сейчас видно. Он говорит, что вокруг меня новое сияние и у меня другое выражение. Вы это тоже находите?

Фру Kapено. Правда?.. Я хочу это сделать теперь, потому что один Бог знает, смогу ли я это сделать когда-нибудь позднее. Ми уедем. Я молоденькая девушка, а вы...

Фру Карено, улыбаясь. "Весна проносится над землей" - вы это знаете? Я люблю вас в каждом уголке своего сердца. Взгляните на меня.

Фру Карено. Нет, нет. Садитесь... Здесь только что был Иервен; он несчастен; он громко просил помочь ему. Но Ивар не хотел ему помочь.

Фру Карено. Может быть, его следовало бы открыть?

Фру Карено встает. Вы сказали, "дорогая". Откидывает голову и смотрит на него. Теперь мы с вами друзья. Вдруг обнимает его, быстро целует и бежит через комнату.

Фру Карено. Нет, нет, сидите. Я сейчас пойду и оденусь. Мне надо кое-что привести в порядок. Входит в спальню и выносит, спрятав в руках, жилетку Карено; стоит у дверей. Выйдите на минутку на веранду.

Бондесен. Я ухожу очень неохотно, но... Выходит на веранду.

Фру Карено прячет жилетку. Нет, я еще не совсем готова.

Бондесен. Да, но разве я не могу войти? Я не могу дольше оставаться без вас.

Фру Карено. Мне только надо пришить две пуговицы к этой жилетке; вот и все. Я не хотела огорчать вас; это - жилетка Ивара.

Фру Карено. Вы этому не верите? Я не понимаю, как мне мог нравиться кто-нибудь другой.

Бондесен делает движение назад. Вы заставляете меня глупеть.

Фру Карено. А сначала вы меня! Садитесь. Вы мне мешаете. Однажды мне пришлось прочесть одну вещь, в ней не было ничего особенного, но я запомнила одну фразу: "Вы стоите и жжете меня, как пламя"!

Фру Карено. Нет! Указывает, улыбаясь, на стул.

Фру Карено. Теперь я готова, почти совсем готова... У кучера есть кнут?

Бондесен. Хорошо. Вы сами будете держать кнут.

Фру Карено. Так - готово! Я только позову Ингеборг. Кладет жилет в спальню, на ходу берет кофточку, отворяет дверь в кухню. Ингеборг, Я уезжаю. Смотри хорошенько за домом.

Ингеборг в дверях. Хорошо. Счастливого пути.

Фру Карено. Благодарю. Кивает. И поклонись моему мужу.

Фру Карено. Нет, благодарю; господин Бондесен мне уже помог. Затворяет дверь.

Бондесен вскакивает. Это он. Быстро помогает Фру Карено одеть кофточку.

Фру Карено. Нет; это кто-нибудь другой. Он, значит, передумал. Нет, этого он не сделает.

Фру Карено. Я могла бы с ним проститься, если это он.

Фру Карено. Вы всего боитесь. Улыбается и, сияя, закидывает голову назад. Мне теперь так хорошо. С вами. Подождите минутку. Опасность так ничтожно мала. Я во всяком случае пойду по саду очень медленно.

Фру Карено, ликуя. Да! Да! Оба уходят через дверь на веранду.

Карено медленно входит через дверь на заднем плане, подходит, колеблясь, к двери спальни и стучит. Элина, я вернулся. Прислушивается. Я опять передумал. Прислушивается, громче. Элина, я этого не мог. Ты можешь говорить, что хочешь. Прислушивается, стучит в бешенстве. Я не переделаю, слышишь ты? Я не в состоянии. Стучит снова. Почему ты ничего не отвечаешь? Тебя там нет? Отворяет дверь и заглядывает.

Ингеборг. Да, барышня поехала к родным домой.

Ингеборг. Они сейчас ушли. Барыня велела передать вам поклон. Догнать их?

Карено вскакивает, отворяет дверь на веранду и выбегает.

Карено, овладев собой. Я совсем запутался, Ингеборг. Ведь мы же говорили, что она должна поехать. Это просто я забыл, ты понимаешь?

Kapено. За последнее время я так много работал и так мало спал, что обо всем позабыл. Да, да, это все так и должно было быть. И Бондесен был так любезен, что согласился проводить ее. Он мне это обещал... Благодарю, Ингеборг, мне больше ничего не нужно.

Карено. Если кто-нибудь придет, - меня нет дома. Я должен работать. Всем отказывай.

Карено ходит взад и вперед. Через короткие промежутки прикладывает руку ко лбу и сжимает его, идет к письменному столу, машинально перелистывает рукопись, отбрасывает ее и снова ходит взад и вперед. В это время слышен стук калитки. Вслед затем входит Ингеборг.

Карено. Меня нет дома. Я должен работать. Садится к письменному столу.

Ингеборг. Да, но я должна была впустить их - это судебный пристав.

Карено вскакивает. Судебный пристав! Овладев собой. Попроси войти.