| Автор: | Гарди Т., год: 1891 |
| Категория: | Роман |
30
В надвигающихся сумерках они ехали по ровной дороге, пересекавшей растянувшиеся на много миль луга, за которыми вставали темные крутые склоны Эгдон-Хита. На вершине виднелись купы елей, и зазубренные их верхушки напоминали зубчатые башни, увенчивающие черный заколдованный замок.
Близость друг к другу поглотила все мысли и чувства Клэра и Тэсс; долго не нарушали они молчания, и в тишине слышался лишь плеск молока в высоких бидонах. Проселок, которым они ехали, был таким уединенным, что никто никогда не срывал здесь орехов с ветвей, и, созревая, они падали на землю, а ягоды ежевики висели тяжелыми гроздьями. Энджел кнутом притягивал к себе ветки, срывал ягоды и подавал их Тэсс.
Вскоре хмурое небо послало первых предвестников ненастья - упали тяжелые капли дождя и духота сменилась порывами ветра, игравшего волосами путников. Речки и пруды уже не отливали ртутным блеском; широкая зеркальная гладь превратилась в тусклую свинцовую пелену, казавшуюся шероховатой. Но Тэсс оставалась задумчивой; дождь бил ее по лицу, и румянец на загорелых щеках стал ярче. Как всегда, волосы ее растрепались, так как она доила коров, прижимаясь головой к их животу; из-под оборок коленкорового чепчика выбились прядки, и, смоченные дождем, они напоминали липкие водоросли.
-- Пожалуй, лучше было мне не ехать, - прошептала она, посматривая на небо.
-- Мне очень неприятно, что вы оказались под дождем, - сказал он, - но как я рад, что вы со мною.
Далекий Эгдон скрылся за дождевой сеткой. Стемнело, и можно было ехать только шагом, так как дорога то и дело пересекалась шлагбаумами. Стало прохладно.
-- Боюсь, как бы вы не простудились - ведь руки и шея у вас открыты, - сказал он. - Придвиньтесь ближе ко мне, и дождик до вас не доберется. Я бы еще больше беспокоился, если бы не надеялся, что дождь будет мне союзником.
Она незаметно придвинулась ближе, и он набросил на нее и на себя большой кусок парусины, которым иногда прикрывали от солнца бидоны с молоком. Так как у Клэра руки были заняты, то Тэсс придерживала парусину, чтобы она не соскользнула.
-- Ну, все в порядке... Нет, не совсем: дождь стекает мне на шею, а вам, должно быть, приходится еще хуже. Вот теперь хорошо. Тэсс, руки у вас - как влажный мрамор. Вытрите их парусиной. Теперь дождь вам не страшен, если будете сидеть смирно. Ну, дорогая, что же вы мне ответите на мой вопрос? Я долго ждал.
В ответ он услышал только хлюпанье копыт по грязи да плеск молока в бидонах, стоявших за его спиной.
-- Вы помните, что вы мне сказали?
-- Помню, - отозвалась она.
-- Вы мне ответите раньше, чем мы вернемся домой?
-- Постараюсь.
Больше он не настаивал. Вдали показались развалины господского дома времен Карла I, четко вырисовывались на фоне неба, а потом остались позади.
-- Вот это интересное место, - начал он, желая развлечь ее. - Одно из многих поместий, принадлежавших древнему нормандскому роду, который некогда пользовался огромным влиянием в этой части страны, - роду д'Эрбервиллей. Я всегда о них вспоминаю, проезжая мимо их бывших владений. Есть что-то грустное в вымирании древнего знаменитого рода, даже если представители этого рода прославились как жестокие и властные феодалы.
-- Да, - сказала Тэсс.
В темноте они медленно подвигались вперед, и вдали замаячил слабый свет - там, где днем на темно-зеленом фоне появлялась белая полоска дыма, - знак, свидетельствующий о том, что между уединенным их мирком и современной жизнью устанавливается время от времени связь. Раза три-четыре в день современная жизнь вытягивала белое свое щупальце, прикасалась к здешнему мирку, а затем щупальце быстро втягивалось, словно прикоснулось к чему-то чуждому.
Слабый свет исходил от закоптелой лампы на маленькой железнодорожной станции - от жалкой земной звезды, которая, впрочем, имела в некотором смысле больше значения для обитателей мызы Тэлботейс и всего человечества, чем небесные светила, хотя далеко ей было до них. Повозку начали разгружать, а Тэсс спряталась от дождя под ближайшим деревом.
Послышалось шипение паровоза, по мокрым рельсам поезд почти бесшумно подошел к станции, и бидоны с молоком были быстро погружены на товарную платформу. Фонари локомотива на секунду осветили Тэсс Дарбейфилд, неподвижно стоявшую под огромным остролистом. Ни одно существо не могло быть более чуждо этим сверкающим рычагам и колесам, чем Тэсс - наивная девушка с полными обнаженными руками, с мокрыми от дождя волосами и лицом; на ней было ситцевое, отнюдь не модное платье, коленкоровый чепчик сдвинулся на лоб; она напоминала ласкового, отдыхающего леопарда.
Снова она уселась возле своего возлюбленного, с той молчаливой покорностью, какая иногда свойственна страстным натурам. Завернувшись с головой в парусину, они снова окунулись в глубокий мрак ночи. Тэсс была очень впечатлительна, и промелькнувшая перед ней вихрем картина технического прогресса заставила ее глубоко задуматься.
-- Завтра утром лондонцы будут пить за завтраком это молоко, правда? - спросила она. - Незнакомые люди, которых мы никогда не видели.
-- Да, должно быть, будут пить. Но не в том виде, в каком мы его посылаем. Нужно его разбавить, чтобы оно не ударило им в голову.
-- Знатные мужчины и женщины, послы и центурионы, дамы, торговки и дети, никогда не видевшие ни одной коровы.
-- Люди, которые понятия о нас не имеют и не знают, откуда явилось это молоко; им и в голову не придет, что сегодня, под дождем, мы проехали много миль по лугам, чтобы доставить его вовремя.
-- Это путешествие мы совершили не только ради почтенных лондонцев, мы и себя не забыли - нам нужно поговорить о животрепещущем деле; и я уверен, что сегодня мы покончим с ним, дорогая Тэсс. Выслушайте меня: ведь вы мне уже принадлежите - я говорю о вашем сердце. Не правда ли?
-- Вы это знаете не хуже, чем я. Да, да!
-- Но если ваше сердце принадлежит мне, то почему же вы мне отказываете в своей руке?
-- Я думала только о вас... Я хотела спросить... Я должна вам кое-что сказать...
-- Ну представьте себе, что вы это делаете только ради моего счастья и благополучия.
-- О, если бы это было так... Но моя прежняя жизнь - до того, как я поселилась тут... я хочу...
-- Да, для моего счастья и благополучия. Если я арендую большую ферму в Англии или в колониях, вы будете незаменимой женой для меня, лучшей, чем любая девица из самого знатного рода. Тэсси, милая, пожалуйста, перестаньте думать о том, что вы станете мне поперек дороги.
-- Но моя жизнь... Я хочу, чтобы вы ее знали. Вы должны выслушать, тогда вы меня будете меньше любить.
-- Расскажите, если хотите, дорогая. Расскажите вашу чудесную жизнь. Ну-с, родилась я там-то, в таком-то году...
-- Я родилась в Марлоте, - начала она, цепляясь за его слова, сказанные шутливым тоном. - Там я и выросла, училась в школе, но шестого класса не закончила. Говорят, я была очень способной и могла сделаться хорошей учительницей. И решено было, что я буду учительницей. Но моей семье жилось тяжело; мой отец не очень-то любил трудиться и к тому же выпивал.
-- Да, да! Бедное дитя! Старая история! - Он крепче прижал ее к себе.
-- А потом... я должна вам рассказать... Это очень необычно... это касается меня... я... я... была...
Голос Тэсс прервался.
-- Да, милая, не волнуйтесь.
-- Я... я не Дарбейфилд, а д'Эрбервилль... из того самого рода д'Эрбервиллей, владевших старым замком, мимо которого мы проехали. И мы все обеднели.
-- Д'Эрбервилль! Вот как! Это и смущало вас, дорогая моя?
-- Да, - чуть слышно проговорила она.
-- Но почему же я буду меньше любить вас теперь?
-- Хозяин говорил, что вы ненавидите старинные роды.
Он расхохотался.
-- Ну что ж, в этом есть доля правды. Мне противно, что аристократы превыше всего ставят чистоту крови. Я считаю, что уважать мы должны лишь духовные качества - ум и добродетель, а отнюдь не благородное происхождение. Но эта новость меня заинтересовала; вы не можете себе представить, как я заинтересован. А разве вас не занимает, что вы происходите из такого знатного рода?
-- Нет. Мне это казалось печальным... в особенности с тех пор, как я сюда приехала и узнала, что эти холмы и поля когда-то принадлежали предкам моего отца. Но другие холмы и поля принадлежали предкам Рэтти и, быть может, Мэриэн, так что я ничего особенного в этом не вижу.
-- Да, удивительно, как много людей, обрабатывающих теперь землю, некогда владело ею! Не понимаю, почему не воспользуются этим представители некоторых политических школ! Но они, по-видимому, не знают... Странно, что я не заметил сходства вашей фамилии с фамилией д'Эрбервилль, не уловил искажения, бросающегося в глаза. Так вот она, страшная тайна!
-- Конечно, - продолжал ничего не подозревающий Клэр, - я был бы рад, если бы вы происходили из среды многострадального, немого и безвестного простого народа, а не от этих корыстолюбцев, которые составляют меньшинство и могущества достигли в ущерб остальным. Но меня испортила любовь к вам, Тэсс, - добавил он со смехом, - и сделала своекорыстным. Узнав о вашем происхождении, я радуюсь за вас. Общество состоит из неисправимых снобов, и теперь - благодаря вашим предкам - с большой охотой примет вас как мою жену, тем более что я намерен заняться вашим образованием и сделать вас начитанной женщиной. Да и моя мать, бедняжка, будет лучшего мнения о вас, Тэсс. С этого дня вы должны правильно произносить свою фамилию - д'Эрбервилль.
-- Прежняя мне больше нравится.
-- Но вы должны, дорогая! Ведь десятки выскочек-миллионеров ухватились бы за такую фамилию. Кстати, один из них завладел этим именем... Где я о нем слыхал? Кажется, в окрестностях Заповедника. Ну конечно, это тот самый человек, который повздорил с моим отцом, - я вам о нем рассказывал. Какое странное совпадение!
-- Энджел, я не хочу носить эту фамилию! Быть может, она приносит несчастье!
Тэсс была взволнована.
-- Вот вы и попались, госпожа Тереза д'Эрбервилль! Возьмите мою фамилию, и вы избавитесь от своей! Тайна открыта, и теперь у вас нет оснований мне отказывать.
-- Если в самом деле вы будете счастливы, женившись на мне, и если чувствуете, что вы очень-очень хотите сделать меня своей женой...
-- Конечно, дорогая!
-- Если только вы меня любите так сильно, что не можете без меня жить (какой бы я ни была дурной), то, пожалуй, я должна согласиться.
-- Ты согласишься - да нет, ты уже согласилась! Ты будешь моей до конца жизни!
Он крепко обнял ее и поцеловал.
-- Да.
Не успела она выговорить это слово, как разрыдалась без слез, - казалось, сердце ее не выдержит. Тэсс отнюдь не была истеричкой, и Клэр был изумлен.
-- О чем ты плачешь, любимая?
-- Не могу сказать... не знаю... я так рада, что я ваша и могу дать вам счастье.
-- Но это не очень-то похоже на радость, моя Тэсси!
-- Я... плачу потому, что не сдержала клятвы! Я говорила, что никогда не выйду замуж.
-- Но если ты меня любишь, значит, ты хочешь, чтобы я был твоим мужем.
-- Да, да, да! Но... ах, зачем только я родилась на свет!
ли ты меня? Хотел бы я, чтобы ты это как-нибудь доказала.
-- Какие вам еще нужны доказательства? - воскликнула она в порыве бесконечной неясности. - Быть может, вот это?
Она обвила рукой его шею, и Клэр впервые узнал, как целует страстная женщина человека, которого любит всей душой.
-- Ну вот... теперь ты веришь? - спросила она, краснея и вытирая глаза.
-- Да. И, в сущности, я никогда не сомневался... никогда!
"Жажда радости", которой проникнуто все живое, эта великая сила, влекущая человечество по своему произволу, как влечет поток беспомощные водоросли, не могла быть подавлена туманными размышлениями об общественных предрассудках.
-- Я должна написать матери, - сказала Тэсс. - Ты ничего против этого не имеешь?
-- Конечно, ничего, дорогое дитя! Тэсс, ты еще ребенок, если не понимаешь, что как раз теперь-то и нужно написать твоей матери, и я поступил бы дурно, если бы стал возражать. Где она живет?
-- Там же, в Марлоте. В конце Блекмурской долины.
-- Так, значит, я тебя действительно видел раньше...