Годы учения Вильгельма Мейстера.
Книга пятая. Глава шестая

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Гёте И. В.
Категория:Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Книга пятая

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Хотя после новой обработки «Гамлета» некоторые действующие лица отпали, тем не менее для оставшегося количества едва хватало всей труппы.

- Если так пойдет дальше, - заметил Зерло - нашему суфлеру придется вылезти из будки и присоединиться к нам в качестве действующего лица.

 Я уже не раз восхищался его мастерством, - заметил Вильгельм.

- Вряд ли найдется более образцовый подсказчик, - согласился Зерло, - ни один зритель никогда не слышит его, а мы на сцене улавливаем каждое слово. Он будто создал в себе для этого особый орган и, как добрый гений, внятным шепотом выручает нас в беде. Он угадывает, какую часть роли актер усвоил вполне, и наперед чует, когда память готова ему изменить. Бывали случаи, когда я едва успевал просмотреть роль и с успехом играл ее, при том, что он подсказывал мне все от слова до слова; однако у него есть своя странность, которая всякого другого сделала бы непригодным к делу: он так близко принимает к сердцу сюжет пьесы, что в патетических местах не то что декламирует, а читает с выражением. Эта его причуда не раз сбивала меня с толку.

- А другой своей странностью он однажды подвел меня в очень рискованном месте, - подхватила Аврелия.

- Как это возможно при его внимательности? - удивился Вильгельм.

- Некоторые места до того трогают его, что он проливает горючие слезы и на какие-то мгновения теряет власть над собой, - пояснила Аврелия, - по приводят его в такое состояние вовсе не так называемые трогательные места, а скорее, сказала бы я, места , откуда, словно ясным открытым оком, смотрит чистый гений поэта, те места, которые разве что радуют кое-кого из нас, а тысячи других людей оставляют безразличными.

- Почему бы ему при такой чувствительности не выступать на театре?

- Хриплый голос и неуклюжие повадки делают его непригодным для сцены, а ипохондрический склад характера - непригодным для общества, - пояснил Зерло. - Сколько трудов я положил, чтобы приручить его. Но тщетно! А читает он лучше всех, кого я когда-либо слышал; никто не способен так тонко разграничить декламацию и выразительное чтение.[42]

- Придумал! - воскликнул Вильгельм. - Я придумал! Поистине счастливая находка! Это и есть актер, который прочитает нам о свирепом Пирре.[43]

 Нужно обладать вашей страстностью, чтобы все оборачивать на пользу своей идеи, - заявил Зерло.

- Ну конечно, меня очень беспокоило, что это место придется, пожалуй, опустить и тем самым искалечить всю пьесу, - пояснил Вильгельм.

- Этого мне никак не понять, - заметила Аврелия.

- Надеюсь, вы сейчас согласитесь со мной, - сказал Вильгельм. - Шекспир вводит приезжих актеров, имея в виду двойную цель. Прежде всего, тот из них, что с таким неподдельным чувством читает монолог о смерти Приама, производит глубокое впечатление на самого принца, бередя совесть нерешительного юноши; таким образом, эта сцена становится прелюдией к той, в которой маленькое представление оказывает столь большое действие на короля. Гамлет посрамлен актером, который полон такого большого участия к чужим вымышленным страданиям, и в нем тотчас же зарождается мысль тем же способом испытать совесть отчима. Что за великолепный монолог заключает второй акт! С какой радостью я произнесу его: «Какой же я холоп и негодяй! //Не страшно ль, что актер приезжий этот// В фантазии, для сочиненных чувств,// Так подчинил мечте свое сознанье, //Что сходит кровь со щек его, глаза //Туманят слезы, замирает голос, //И облик каждой складкой говорит, //Что он живет! А для чего в итоге?// Из-за Гекубы! //Что он Гекубе, что ему Гекуба?// А он рыдает».

- Только бы нам удалось вытащить на сцену нашего чудака, - сказала Аврелия.

 Нам нужно мало-помалу подготовить его, - ответил Зерло. - Пусть он во время репетиций читает это место, а мы скажем, что ждем актера, который это сыграет, а там посмотрим, как к нему подступиться.

После того как они столковались на этот предмет, речь зашла о призраке. Вильгельм не решался доверить педанту роль живого короля с тем, чтобы ворчун сыграл роль призрака, и предлагал пока что подождать, ведь обещались же приехать еще актеры, среди которых может оказаться подходящий человек.

Легко вообразить себе, как изумлен был Вильгельм, когда в тот же вечер нашел на своем столе адресованную ему на его театральное имя начертанную диковинным почерком записку:

«Нам ведомо, удивительный юноша, твое затруднительное положение. Ты едва находишь людей для своего «Гамлета», не говоря уже о призраках. Твое рвение достойно чуда. Чудеса мы творить не умеем, но нечто чудесное должно свершиться. Имей веру, и в урочный час явится призрак! Будь мужествен и жди спокойно. Ответа не требуется, твое решение станет нам известно».

риск. Они долго обсуждали это на разные лады. Аврелия помалкивала, только усмехалась время от времени, а когда спустя несколько дней речь снова зашла о том же, дала недвусмысленно понять, что считает это одной из шуток Зерло. Она убеждала Вильгельма откинуть всякие заботы и терпеливо дожидаться призрака.

тоже сулило отменные сборы.

Да и общение с Вильгельмом благоприятно сказалось на нем. Он стал больше говорить об искусстве. Ведь как-никак он был немец, а эта нация любит давать себе отчет в том, что делает. Вильгельм записывал некоторые из таких бесед; но часто прерывать наше повествование не следует, и мы в другой раз познакомим с такого рода драматургическими опытами тех из наших читателей, кто ими интересуется.

Особенно весел был Зерло однажды вечером, говоря о Полонии и о своем толковании этой роли:

 Обещаю подать на сей раз в комическом виде весьма почтенного человека: постараюсь в тех местах, где надо, как можно выигрышнее изобразить присущее ему спокойствие и равновесие, суетность и важность, учтивость и развязность, независимость и опасливость, чистосердечное лукавство и лживую правдивость. Я куртуазнейшим образом представлю и преподнесу эдакого седовласого, добросовестного, неизменно приспособчивого полуплута, в чем большую помощь окажут мне грубоватые и резковатые мазки нашего автора. Я буду говорить, как книга, когда подготовлюсь заранее, и как шут, когда разойдусь. Я буду глупцом, подлаживаясь ко всякому, и хитрецом, не желая замечать, что меня поднимают на смех. Редко случалось мне с таким наслаждением и с таким задором браться за роль.

- Хотела бы и я возлагать такие же надежды на свою роль, - заметила Аврелия, - нет у меня ни молодости, ни мягкости, какие нужны для этого образа. Одно, к сожалению, ясно: то чувство, что сводит с ума Офелию, не покинет и меня.

 Не будем относить все к себе, - сказал Вильгельм, - как ни тщательно изучал я всю трагедию, признаюсь, от желания сыграть Гамлета я впал в жестокое заблуждение. Чем больше вникаю я в роль, тем яснее вижу, что во всем моем облике нет ни одной черты, похожей на шекспировского Гамлета. Вдумываясь, как безупречно в этой роли одно связано с другим, я теряю надежду произвести хоть мало-мальскоо впечатление.

- Вы весьма добросовестно подходите к новой своей деятельности, - заметил Зерло, - актер, как может, приспосабливается к роли, а роль, как должно, подгоняется к нему. Каким же Шекспир обрисовал своего Гамлета? Неужто o: i так уж несхож с вами?

 Прежде всего Гамлет белокур, - отвечал Вильгельм.

- По-моему, вы много на себя берете, - вставила Аврелия. - Из чего вы это заключили?

- Как уроженец Дании, как северянин он непременнэ должен быть белокурым и голубоглазым.

 По-вашему, Шекспир об этом подумал?

 Точно это нигде не сказано, но в сочетании с другими местами мне это кажется неопровержимым. Ему трудно фехтовать, пот бежит у него по лицу, и королева говорит: «Он тучен, пусть дух переведет». Как же тут вообразить его иначе, нежели белокурым и в теле? Темноволосые редко бывают таковы в молодые года. А разве меланхолические колебания, мягкую грусть и деятельную нерешительность не вернее примыслить к такому облику, чем к стройному чернокудрому юноше, от коего ждешь больше решимости и расторопности.

 Вы отравляете мое воображение, - вскричала Аврелия, - прочь с вашим жирным Гамлетом! Не навязывайте пам вашего дородного принца. Лучше подайте нам какое-нибудь qui pro quo, которое увлекло и умилило бы нас. Нам куда важнее авторского замысла наше удовольствие, к мы требуем, чтобы нас увлекали красотами, которые нам сродни.

Примечания

42

…разграничить декламацию и выразительное чтение. - Об этом разграничении Гете пишет в своих «Правилах для актера» (§§ 18-30).

43

«Гамлет» (И, 2).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница