Торквато Тассо. Действие четвертое. Автор произведения

Проснулся ль ты внезапно ото сна,

Покинул ли тебя обман прекрасный?

Иль после дня блаженства страшный сон

Тебя связал и душу заключил

В тяжелые оковы? Да, теперь

Ты наяву и грезишь. Где ж часы,

Игравшие цветущими венками

Над головой твоей, когда твой взор

Тонул свободно в синеве небес!

Ты жив еще, и чувствуешь себя,

И все-таки, живешь ли ты, не знаешь.

Моя ли в том, другого ли вина,

Что я здесь оказался как преступник?

Что сделал я, что должен так страдать?

И не был ли заслугой весь мой грех?

Его увидев, я с такой надеждой,

Его я принимал за человека,

Я шел к нему открыто и нашел

Замок, засов и никакого сердца.

О, должен был обдумать я умно,

Как встретиться мне с этим человеком,

Что подозрителен мне был давно.

Но что б с тобою ни произошло,

Не потеряй уверенности в ней!

Ее я видел пред собой! Она

Со мною говорила, и я слышал!

Волшебный звук ее речей и взор

Навек мои, и не похитит их

Ни время, ни случайность, ни судьба.

Я слишком скоро ввысь поднялся духом

И в сердце разгореться дал огню,

Которым пожираем я теперь…

Я не могу раскаиваться, даже

Когда б и жизнь навеки погубил.

Отдав себя, я весело пошел

Да будет так! Себя я показал

Достойным драгоценного доверья,

Оно дает мне бодрость в этот час,

Что раскрывает черные врата

Печали долгой. Кончено теперь!

Заходит солнце милости ее

Передо мной! Ее прекрасных взоров

Меня лишает князь, оставив здесь

Затерянным на сумрачном пути.

Противные, двусмысленные птицы -

Старинной ночи безотрадный сонм -

Кружат, жужжат над головой моей.

Куда, куда направлю я шаги,

Чтоб убежать от гнусного гуденья,

От бездны, что лежит передо мной?

Мой милый Тассо, что произошло?

И что случилось? Мы поражены.

Где прежний нрав твой, кроткий и любезный,

Твой быстрый взор, твой верный ум, способность

Всем воздавать, что им принадлежит,

И равнодушие, чтобы терпеть

То, что терпеть умеет благородный,

И мудрое владенье языком?

Нет, я почти тебя не узнаю.

А если бы я это все утратил

И друг, кого ты мнила богачом,

Внезапно пред тобой явился нищим?

Да, перестал я быть самим собой,

И все же я таков, как раньше был.

Загадку эту разгадать легко.

Нас тихий месяц радует в ночи,

Своим сияньем душу и глаза

Влечет неодолимо, но при солнце

Он еле бледным облачком парит.

Я в блеске дня потух, вы узнаете

Не понимаю я, мой милый друг,

Что говоришь ты. Объяснись со мной.

Иль оскорбленье грубое его

Тебя задело так, что ты не можешь

Узнать ни нас, ни самого себя?

Я не был оскорбленным, но обратно:

Наказан я за то, что оскорбил.

Сплетенье слов распутывает меч

Легко и быстро, между тем я - пленник.

Не испугайся, нежная подруга:

Ты друга застаешь в его тюрьме.

Ведь герцогом наказан я, как школьник.

Я не хочу с ним спорить, не могу.

Мне кажется, ты слишком возбужден.

Ты думаешь, я слабое дитя,

Что мог меня расстроить этот случай?

Он огорчил меня неглубоко,

Моих завистников, моих врагов

Дай вызвать мне: открыто поле битвы.

Подозреваешь многих ложно ты,

Как я сама могла в том убедиться.

Антонио совсем тебе не враг,

Как грезишь ты. Сегодняшний раздор…

Я это оставляю в стороне,

Беру Антонио, каким он был и есть.

С его умом, холодным, неподвижным,

Учителя разыгрывает он.

Не разобрав, что слушатель уж сам

Ступил на верный путь, он поучает

Нас многому, что сами лучше, глубже

Мы чувствуем, не слышит наших слов

И к нам относится с пренебреженьем.

В пренебреженье быть у гордеца,

Который смотрит на тебя с усмешкой!

Не так я стар, да и не так умен,

Должны мы были рано или поздно

С ним разорвать, - тем хуже, чем поздней,

Лишь одного я знаю господина:

Меня он кормит, я ему служу

С охотой, мне учителей не надо.

Свободы я хочу для дум и песен;

Довольно мир стесняет нас в делах.

Он говорит с почтеньем о тебе…

Со снисхожденьем, хочешь ты сказать,

И это мне досаднее всего,

Умеет он так гладко говорить,

Что похвала нам кажется укором.

Нет ничего обидней похвалы

Из уст его.

О, если б ты, мой друг,

Услышал, как всегда он говорит

Что щедро так тебе природой дан!

Он живо чувствует его и ценит.

Поверь, себялюбивая душа

От зависти не может уберечься.

Подобным людям свойственно прощать

Богатство, честь; им хорошо известно,

Что можно волей этого достичь,

Упорством и благоволеньем счастья.

Но что одна природа нам дает,

Что недоступно никаким усильям,

Чего не может золото добыть,

Ни меч, ни разум, ни настойчивость, -

Вот это не простит он никогда.

Простит он мне? Он, кто с тупым умом

Добиться мнит благоволенья муз?

Он, кто, собрав поэтов многих мысли,

Поэтом мнит и самого себя?

Скорее он простит мне милость князя,

Хотя б желал иметь ее один,

Мне, юноше безродному, дарован.

О, если б ты, как я, все ясно видел!

Ты ошибаешься: он не таков.

А если ошибаюсь, все равно!

Как о враге, я думаю о нем,

Я был бы безутешен, будь я должен

Смягчить вражду. Ведь справедливым быть

Во всех вещах - безумно, это значит

Разрушить самого себя! Всегда ли

К нам справедливы люди? Нет, о, нет!

Ведь человек нуждается при жизни

В двух чувствах: в ненависти и в любви.

Иль ночь ему не так нужна, как день,

И сон не так, как бденье? С этих пор

Его иметь я должен, как предмет

Глубокой злобы, и ничто не может

Меня лишить блаженства - с каждым часом

О нем все хуже думать.

Милый друг,

Не вижу я, как в этом настроенье

Ты можешь оставаться при дворе.

Ты знаешь, как он много значит здесь.

Прекрасный друг, что я уже давно

Здесь лишним стал, мне хорошо известно.

Не лишний ты и лишним стать не можешь!

Ты знаешь сам, как любят жить с тобой

Князь и княжна, приедет скоро к нам

Сестра Урбино, и она приедет

И для тебя, не только для сестры.

Ты всем им дорог, и они к тебе

Питают безусловное доверье.

О, Леонора, где ж доверье здесь?

Поговорил ли он со мной хоть раз

О государственных делах? Когда ж

Случалось, что в присутствии моем

Советовался он с сестрой, с другими,

Он лишь взывал: «Антонио приедет!»

«Об этом надо нам спросить Антонио!»

Не жалуйся, а благодарен будь, -

Раз дал тебе он полную свободу,

То чтит тебя, как только может чтить.

Но он меня считает бесполезным.

Полезен ты как раз, уйдя от дел.

Давно ты на груди своей лелеешь

Досаду, как любимое дитя.

Я часто думала, - могу я думать

Так, как хочу, - на этой дивной почве,

Где ты, казалось, счастьем насажден,

Ты не процвел. О, Тассо! - Дать совет?

Сказать ли все? - Ты должен удалиться!

Больного не щади, мой милый врач!

Лекарство дай, о горечи его

Не думая, по только о здоровье

Все копчено, я это вижу сам!

Я б мог простить, но не прощает он.

Он нужен здесь, а я - увы! - не нужен.

Он делает мне вред, я не могу

Противодействовать. Иначе смотрят

Мои друзья на вещи, оставляют

Все это без вниманья и едва

Противятся, когда должны бороться.

Уехать ты советуешь, я сам

Так думаю. Перенесу и это.

Вы бросили меня, и, бросив вас,

Я обрету и мужество и силы!

Все в отдаленье кажется яснее,

Что дома лишь запутывает нас.

Быть может, ты поймешь, какой любовью

Был окружен везде, какую цену

Имеет верность истинных друзей,

Как близких не заменит целый мир.

Я знаю, как нас покидает мир

Беспомощных, идя своим путем,

Как солнце, месяц и другие боги!

Послушавшись меня, ты никогда

Не повторишь, мой друг, печальный опыт.

Советую тебе прежде всего

Поехать во Флоренцию, а там

Тебе поможет друг, и этим другом

Сама явлюсь я. Еду я на днях

Туда, чтоб видеть мужа, и ничто

Не может быть для нас двоих приятней,

Чем если в нашу вступишь ты среду.

Я ничего тебе не говорю,

Ты знаешь сам, с какими там князьями

Ты сблизишься, каких мужей и жен

Умел вскормить прекрасный этот город!

Что ж ты молчишь? Подумай и решай!

Согласно то, что ты мне говоришь,

Но это слишком ново: я прошу

Мне время дать об этом поразмыслить.

Я удаляюсь с лучшею надеждой

Для дома этого и для тебя.

Подумай же, и если ты решишь,

То лучшего придумать невозможно.

Еще одно! Скажи, мой милый друг,

Что обо мне подумала княжна?

Она сердилась? Что она сказала?

Меня бранила? Смело говори.

Она легко тебя простила, верь мне.

Я потерял в ее глазах? Не льсти.

Не так легко проходит милость женщин.

Она согласна, чтобы я уехал?

Да, если в этом счастье для тебя.

Спокоен будь: великодушен он.

И бросим мы княжну совсем одну?

Ты уезжаешь. Если не теперь,

То прежде для нее я что-то значил.

Нас может радовать издалека

Наш друг, когда мы знаем, что он счастлив.

Уже счастливым вижу я тебя,

Ты не уйдешь отсюда недовольным,

По приказанью князя уж тебя

Антонио отыскивает. Он

Себя бранит за то, что оскорбил

Тебя так зло. Прими его спокойно.

Что ж? Я могу пред ним явиться смело.

Пусть мне поможет небо, милый друг,

Тебе глаза открыть перед отъездом,

Что здесь никто тебя не ненавидит,

Ошибся ты, и как другим на радость

Ты прежде сочинял, так ты теперь

Плетешь себе на горе паутину

Фантазии. Но сделаю я все,

Чтоб разорвать ее, чтоб ты свободно

Дорогою прекрасной жизни шел.

Прощай! С надеждой буду ждать ответа.

Итак, меня никто не ненавидит

И не преследует, и все коварство,

Вся паутина заговоров тайных

Лишь у меня прядется в голове!

Признать я должен, что не прав, что часто

Чиню обиды тем, кто их ничем

Не заслужил, и это все в то время,

Когда открылись ясно перед солнцем

Коварство их и правота моя!

И должен чувствовать я глубоко,

И уделяет щедро мне дары

В тот миг, когда он стал настолько слаб,

Что недругам моим позволил взоры

Ему затмить и руку оковать!

Но он не может видеть, что обманут,

Я ж не могу обман их показать.

И чтобы он в обмане оставался

И им его обманывать спокойно,

Я должен замолчать и отойти!

Кто мне дает совет? Кто так умно

Навязывает мне любовь и верность?

Ленора! Да, Ленора Санвитале,

Мой нежный друг! А, знаю я тебя!

Зачем я доверял ее устам!

Нечестною была она, когда

Выказывала мне любовь и нежность

Словами сладкими! Она была

И остается с хитрым сердцем, тихо

И вкрадчиво доверия ища.

Насчет ее! И чем я был обманут?

Тщеславием! Я знал ее прекрасно,

Но льстил себе. Я часто говорил:

Пускай она такая для других,

Но предана тебе душой открытой.

Ах, слишком поздно вижу я теперь:

Когда я счастлив был, она ко мне

Так нежно льнула. При моем паденье

Она мне поворачивает тыл.

Она - орудье моего врага,

Она шипит мне, маленькая змейка,

Своим волшебным, льстивым языком.

Она была еще милей, чем прежде,

Роняя с уст приятные слова!

Но лесть ее не скрыла предо мной

Их лживый смысл; казалось, слишком ясно

Написано на лбу ее иное

И противоположное. Легко

Я чувствую, когда не с чистым сердцем

Я во Флоренцию уехать должен?

Зачем туда? Я вижу хорошо:

Там Медичи воздвигли новый дом.

Хоть не в открытой он вражде с Феррарой,

Но зависти холодная рука

Высокие разъединяет души.

И если я от тамошнего князя

Благоволенья знаки получу,

Чего я должен ждать, то царедворцу

Легко удастся замарать сомненьем

И верность, и признательность мою.

Уйду я, но не так, как вы хотите,

И далее, чем думаете вы.

И что меня задерживает здесь?

О да, я понял слишком хорошо

Слова, что вырвал я из уст Леноры!

Внимательно ловил я каждый слог.

И знаю все, что думает княжна, -

Да, это так, сомнений больше нет!

«Она меня отпустит, если это

Мне счастье даст». Ужель без боли в сердце

Она меня и счастие мое

Причиной выставляет? Лучше смертью

Быть схваченным, чем этою рукой,

Что холодно меня отвергла. Еду!

И видимости дружбы и добра

Остерегусь! Не может быть обманут,

Кто не обманывает сам себя.

Имею я к тебе два слова, Тассо,

Коль выслушать спокойно можешь ты.

Ты знаешь, действие запрещено мне,

И мне всего приличней ждать и слушать.

Я рад, что застаю тебя спокойным,

И говорю с тобою от души.

Во-первых, слабые твои оковы

Меня связал, меня освободил

Лишь произвол. Не требую суда.

Тогда позволь сказать тебе, что я

Тебя словами огорчил больней

И глубже, чем, разгорячившись, сам

Я это полагал. Но с уст моих

Не сорвалось презрительное слово.

Ты мне не можешь мстить как дворянин,

Как человек в прощенье не откажешь.

Что хуже - огорчить иль оскорбить -

Большой вопрос, ведь огорченье в мозг

Нам проникает, дерзкие слова

Царапают по коже, их стрела

Летит назад. Общественное мненье

Мечом мы можем удовлетворить -

Обида ж исцеляется с трудом.

Настойчиво тебе я повторяю;

Желание мое, желанье князя.

Я сознаю мой долг, и я готов

Простить, поскольку это мне возможно!

Нам говорят поэты о копье,

Целящем им же сделанную рану

Своим прикосновеньем. Ту же силу

Имеет человеческий язык,

Я ей сопротивляться не хочу.

Благодарю. Хотел бы я, чтоб ты

Мое желанье услужить тебе

Немедленно проверил. Чем, скажи,

Тебе теперь могу полезен быть?

Мне предложенье это очень кстати.

Ты мне вернул свободу, а теперь

Дай средство мне воспользоваться ею.

Что ты задумал? Ясно говори.

Ты знаешь, что закончил я мой труд,

Я передал его сегодня князю

В надежде тотчас обратиться с просьбой.

Немало в Риме собралось сейчас

Моих друзей, отдельно мне они

Уже свои высказывали мненья

Посредством писем, уже многим я

Воспользовался, многое еще

Обдумать должен, мне бы не хотелось

Переменять различные места,

Пока они меня не убедят.

Но это в письмах сделать невозможно,

Свиданье все распутает узлы.

Об этом сам хотел просить я князя,

Но места не нашел, теперь дерзаю

Просить об отпуске через тебя.

Не нахожу полезным уезжать

В те дни, когда законченный твой труд

Тебя приблизил к князю и княжне.

Посев созревший требует труда,

Ты ничего не выиграешь, уехав,

И потеряешь то, что приобрел.

Присутствие - могучая богиня,

Учись ее влияние ценить!

Я не боюсь. Альфонс так благороден,

Он так ко мне великодушен был.

Что ж до надежд, я здесь лишь сердцу князя

Хочу обязан быть, его щедрот

Не надо мне, не стану добиваться

Того, в чем он раскаяться бы мог.

Так не проси об отпуске его,

Он неохотно даст его тебе

И, опасаюсь я, не даст совсем.

Он даст, коль хорошенько попросить.

Ты это можешь, если только хочешь.

Какие ж основанья привести?

Похвального желал я, если цель

Для сил моих была недостижима.

В ней много прилежанья и труда.

И много дней, веселых и прекрасных,

Ночей безмолвных много я всецело

Благочестивой песни посвятил.

Приблизиться я чаял к тем великим

Учителям прошедшего, хотел

Воззвать от сна на подвиг благородный

Я наших современников, затем,

Быть может, разделить с Христовой ратью

Святой войны опасности и славу.

И если лучших песнь моя разбудит,

Она должна достойна лучших быть.

За прошлый труд обязан я Альфонсу,

Обязан буду за его конец.

И может этот князь ничуть не хуже,

Чем римляне, тобой руководить.

здесь свой труд и вслед за тем,

Чтоб действовать, спеши скорее в Рим.

Альфонс меня впервые вдохновил

И будет мне учителем последним.

И твой совет, совет людей разумных,

Людей двора, ценю я высоко.

И вам решать, коль римские друзья

Меня не убедят вполне. Но раньше

Я должен видеть их. Совет судей

Сбирает для меня Гонзага, там

Предстану я. Едва могу дождаться.

Фламинио де Нобили, Анджельо

Да Барга, Антоньяно и Сперон Сперони!

Ты знаешь их - какие имена!

Они доверье проливают в душу,

И радостно я подчиняюсь им.

Ты думаешь здесь только о себе,

А не о князе. Он тебя не пустит,

И с этим делом докучать ему

Нельзя. Могу ль посредником явиться

Я в том, чего не одобряю сам?

Ты мне отказываешь в первой просьбе,

Когда хочу я дружбу испытать?

Да, проявляется порою дружба

В отказе, и любовь дарует часто

Нам вредный дар, заботясь о желанье

Того, кто требует, а не о счастье.

За счастье ты считаешь в этот миг

То, что иметь так пламенно желаешь,

И хочешь получить его мгновенно.

Ведь пылкостью безумный возмещает

Отсутствие правдивости и сил.

Мой долг велит умерить, как могу,

Твою поспешность, вредную тебе.

Давно уж эту тиранию дружбы

Я знаю, и она невыносимей

И потому лишь думаешь, что мыслишь

Ты правильно. Я признаю, что ты

Мне счастья хочешь, но не требуй, чтобы

Я на твоем пути его нашел.

Так должен я сейчас тебе вредить

С холодной кровью, с ясным убежденьем?

От этого тебя освобожу!

Меня ты этим словом не задержишь,

Ты дал свободу мне, и эти двери

Открытыми стоят передо мной.

Я предлагаю выбор. Ты иль я!

Князь уезжает. Мира одного

Нам ждать нельзя. Скорее выбирай!

Или… или я сам отправлюсь к князю.

Дай мне немного времени подумать

И возвращенья князя подожди!

Но только не сегодня!

Коль это можно! Мраморная почва

Мне жжет ступни, не раньше я могу

Найти покой, пока вокруг меня

Дорожная не закрутится пыль.

Прошу тебя! Ты видишь, как теперь

Мне трудно говорить с властителем моим,

Ты видишь - да, я скрыть не в силах, -

Что я сейчас не властен над собой

И мне никто указывать не может.

Меня сдержать могли б одни оковы!

Альфонс со мной свободно говорил,

Он - не тиран, и я ему всегда

Послушным был, но нынче не могу!

Опомниться могу я лишь на воле!

К обязанностям скоро я вернусь.

Ты ввел меня в сомненье. Что мне делать?

Уж сам я заблужденьем заражен.

Коль должен верить дружбе я твоей,

Коль князь отпустит, я не потеряю

Ни милости, ни помощи его.

Тогда тебе я буду благодарен.

Но если ты в груди питаешь злобу

И от двора прогнать меня желаешь,

Мою судьбу навек испортить, бросить

Меня беспомощным в широкий мир,

Противься мне, в своих упорствуй мыслях!

Коль должен я тебе вредить, о Тассо,

Я избираю путь, что ты избрал.

Исход покажет, кто из нас был прав,

Но я тебе заране говорю:

Лишь ты от дома этого отъедешь,

Как станет сердце звать тебя назад.

Упрямство будет гнать тебя вперед,

Тоска, смущенье в Риме ждут тебя,

И здесь и там ты не достигнешь цели.

Я это говорю не для совета,

О том, что будет, приглашая

Мне доверять, когда придет беда.

Я князю передам твое желанье.

Иди, иди и будь уверен в том,

Что можешь убедить меня, в чем хочешь.

Учусь я притворяться и в тебе

Учителя великого имею.

Так нас казаться заставляет жизнь

Такими же, как те, кого бы вправе

Мы гордо презирать. Как ясно мне

Искусство все придворной паутины!

Антонио меня прогнать желает,

Но этого не хочет показать.

Он мудреца разыгрывает роль,

Чтобы меня нашли больным, неловким,

Он представляется опекуном,

Чтоб, как ребенка, унижать того,

Так он туманит княжеские взоры.

Я все же нужен, - рассуждает он,

Природа мне дала прекрасный дар,

Но слабостями многими, к прискорбью,

Она сопроводила дар высокий:

Неукротимой гордостью, чрезмерной

Чувствительностью, сумрачным умом.

Иначе быть не может: только раз

Природа образует человека,

И мы должны таким, каков он есть,

Его терпеть; быть может, в добрый час

Делить его восторги с наслажденьем,

Как выигрыш нечаянный, а впрочем,

Каким однажды он на свет родился,

Его оставить жить и умереть.

Могу ль узнать Альфонса твердый дух?

Узнать того, кто верно охраняет

Своих друзей, непримирим к врагам?

Я только узнаю мое несчастье.

Менялся каждый, - кто для всех других

Неколебимо верен, изменялся

Мгновенно от дыханья ветерка.

Иль человека этого приход

Мою судьбу мгновенно не разрушил?

Не он ли зданье счастья моего

С его основ глубоких опрокинул?

Ужель мне нынче это испытать?

Как все ко мне теснились, так теперь

Все бросили меня; как раньше каждый

Стремился жадно мною завладеть,

Так все меня отталкивают прочь,

И почему? Ужели он один

Меня лишил любви и уваженья,

Которыми я щедро обладал?

Все от меня бежит. И ты! И ты!

Уходишь ты, любимая княжна!

Она мне в эти скорбные часы

Не подала расположенья знак.

Моя душа пред ней благоговеть,

Когда я слышал голос, наполнявший

Невыразимым чувством грудь мою!

Когда ее я видел, ясный свет

Темнел в глазах, влекли неудержимо

Меня к себе ее глаза, уста,

Колени подгибались, собирал

Я силы духа все, чтоб не упасть

К ее ногам, и это опьяненье

Будь крепким, сердце! Ты, мой ясный ум,

Не дай себя туманить! И она!

Я говорю, и сам едва я верю.

Я верю и хотел бы умолчать.

Не закрывай: да, и она, она!

О, это слово я б не произнес,

Пока во мне дыханье веры живо.

Да, это слово - приговор судьбы,

Ее рукой иссеченный в конце.

Мои враги окрепли в первый раз,

И силу я навеки потерял.

Как воевать, когда средь вражьей рати

она? Откуда взять терпенья,

Когда она мне не подаст руки

И взор ее

Об этом думал я и говорил,

И это оправдалось слишком скоро!

И прежде чем отчаянье когтями

Тебе на части душу разорвет,

И только повторяй: да, и она!

Автор:	Гёте И. В.
Категории:	Драма, Историческое произведение


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница