Причуды любви.
Глава XII

Глава XII

У леди Танкред перед самым обедом разболелась голова, и Эмили позвонила Френсису, извещая его об этом.

-- Мама очень сожалеет, что не может приехать, -- говорила Эмили, -- но она надеется, что вы и графиня Шульская извините ее; мама просит также узнать, согласна ли графиня Шульская приехать завтра вместе с Тристрамом и запросто позавтракать с нами?

Френсис ответил утвердительно. В виду того, что леди Танкред не приедет, надо было иначе распределить за столом гостей. Леди Этельрида теперь будет сидеть по правую руку хозяина, тетка Танкреда, леди Кольтсхерст, по его левую руку, а Зара по-прежнему - между герцогом и своим женихом. Эмили Гвискард, сестра лорда Танкреда, поместится между сэром Джеймсом Денверсом и лордом Кольтсхерстом, Мэри же - между лордом Чарльзом Монтфижетом, братом герцога, и его сыном "юным Билли", наследником Гластонборна (у герцога не было сыновей, леди Этельрида была его единственной дочерью).

За четверть часа до восьми Френсис отправился наверх к своей племяннице. Она уже была одета в синее бархатное платье - образец изящной простоты. Подарки Танкреда - сапфиры и бриллианты, лежали на столе в открытых футлярах, рядом с великолепной длинной ниткой жемчуга - подарком Маркрута. Зара стояла и смотрела на блестящие камни со странным выражением на лице.

-- Ваш подарок великолепен, дядя Френсис, -- сказала она, не благодаря его. -- Вы чей подарок хотите, чтобы я надела, ваш... или его?

-- Лорда Танкреда, разумеется. Он очень просил, чтобы вы надели эти камни именно сегодня, -- ответил финансист. -- И это только ничтожная часть тех драгоценностей, которые он собирается подарить вам. Они сейчас переделываются для вас. Вообще вся семья выказала по отношению к вам большую щедрость. Видите эту брошь с большим сапфиром? Это - от герцога.

Зара, не выражая никакого восторга, кивнула головой и, вынув из ушей свои небольшие жемчужины, вдела в них большие серьги, усыпанные сапфирами и бриллиантами, а на свою белоснежную шею надела колье из крупных сапфиров и бриллиантов.

-- Вы сегодня прекрасны, -- в восхищении воскликнул Маркрут. -- Я знал, что на ваш вкус можно всецело положиться - ваше платье очаровательно.

-- Значит, мы можем сойти вниз, -- спокойно констатировала она.

Зара казалась совершенно спокойной, и на лице ее не отражались никакие чувства; если в глазах у нее и было гневное выражение, то его нельзя было сразу заметить, так как она не поднимала их. Но внутри у нее все клокотало. Это была первая церемония жертвоприношения, и хотя она не могла не оценить прекрасных драгоценностей и роскошных нарядов, которыми ее одаривали, тем не менее они ничуть не уравновешивали собой того унижения, которое она испытывала. Ведь она была только пешкой в сделке между двумя мужчинами.

Зара не сомневалась, что семья лорда Танкреда тоже принимает ее только из-за денег дяди, и поэтому уже заранее ненавидела и презирала его родных. Она считала, что древний благородный род не должен унижаться до подобных сделок.

Когда Зара с ледяной холодностью сказала "... мы можем сойти вниз", Маркрут почувствовал большую неловкость.

-- Но, Зара... Вы ведь будете любезны? Вы ведь ни с кем не будете резки?

В ответ он получил только гневный взгляд: она ведь дала слово, значит, говорить было не о чем.

И они сошли вниз как раз в тот момент, когда в гостиную вошли лорд и леди Кольтсхерст, приехавшие первыми. Лорд был сухонький, пощипанный, простоватый пожилой человек, а его жена - высокая, полная, надменного вида дама. У нее были выпуклые близорукие глаза, к которым она часто подносила лорнет, три подбородка и резкий голос; вообще она ничуть не походила на Гвискардов, разве только очертаниями рта и надменной манерой.

Зара принимала гостей с видом императрицы, дававшей аудиенцию знатным иностранцам.

Гости теперь являлись быстро один за другим. Сначала пришел лорд Чарльз со своим "юным Билли", затем Тристрам с сестрами и Джимми Денверсом и, наконец, герцог и леди Этельрида.

Все гости были настолько светские люди, что не могли почувствовать никакой неловкости, а герцог, поцеловав руку своей будущей племянницы, сказал, что он когда-нибудь воспользуется своим стариковским правом и поцелует ее в щеку. И Зара невольно улыбнулась, побежденная его любезностью, затем положила свои пальцы на его руку и они отправились в столовую. Разговор пошел гладко.

и они не знают ни их привычек, ни обычаев. У Зары эти духовные щупальца были, по-видимому, очень развиты. Она мгновенно поняла, что каковы бы ни были истинные мотивы, заставившие родных Танкреда вести себя таким образом, но они решили делать вид, что принимают ее не из-за денег дяди, а ради нее самой. И хотя это казалось смешным, но в этом чувствовалось хорошее воспитание, потому и она должна вести себя так же, в особенности, когда все родственники собирались вместе, как сейчас.

Прежде чем окончили есть суп, герцог был совершенно очарован Зарой и нисколько не удивлялся, что Тристрам так влюбился в нее; а что он был влюблен, мог бы заметить и ребенок.

Зара, однако, ни разу не улыбнулась, и леди Этельрида, видевшая ее со своего места только в просветы между цветами - Маркрут нарочно распорядился поставить на столе высокие вазы с цветами, чтобы скрыть Зару от взоров гостей из боязни, что она будет держать себя надменно, -- смотрела на нее и изумлялась, почему у нее такой странный взгляд? Что в нем - отчаяние? Или гнев? Или ненависть? Или только страдание? И почему Тристрам говорил, что глаза у нее серо-стальные, когда они темны и бездонны, как ночь?

"Тут скрывается какая-то трагедия, -- думала леди Этельрида, -- а Тристрам слишком влюблен, чтобы понимать это". Но Этельрида, тем не менее, почувствовала симпатию к своей будущей кузине.

Френсис был совершенно счастлив, и свою роль любезного хозяина исполнял безукоризненно. Он не оставлял своим вниманием и неинтересную тетку Тристрама, которая была очарована его обращением, и в то же время давал понять леди Этельриде, что ему хочется говорить только с ней, не только потому, что она молода и очаровательна, а потому что она умна и понимает его.

-- Вы должны будете подгонять Тристрама, -- сказал он, -- потому что он только иногда ведет себя хорошо, но чаще всего ленится, -- и герцог улыбнулся.

"Тристрам, -- подумала Зара, -- значит, его зовут Тристрам!" Она в первый раз услышала его имя, потому что раньше ей даже в голову не приходило спросить его. Как это, однако, все нелепо! Зара мрачно усмехнулась и, посмотрев на герцога, подумала: "Что бы он сказал, если бы угадал ее мысли?". А герцог, заметив ее усмешку, продолжал:

 А, я вижу, вы уже обнаружили его лень! Теперь положительно будет вашей обязанностью сделать из него первоклассного бойца и защитника нашего дела. Ведь радикалы скоро начнут покушаться на самое наше существование, и мы должны сплотиться и отстаивать себя.

-- Я еще ничего не понимаю в вашей политике, -- отозвалась Зара. -- Не знаю, какая партия чего хочет, хотя дядя и говорил мне, что одну партию у вас составляют аристократы, а другую - народ. Но думаю, что у вас делается приблизительно то же самое, что и в других странах, то есть находящиеся внизу хотят захватить власть у находящихся наверху, не имея никакого представления о том, что делать с этой властью.

 Да, нечто вроде этого, -- с улыбкой ответил герцог.

-- Это имело бы смысл, если бы все здесь были так же угнетены, как во Франции до Великой революции. Но разве это так?

-- О, нет! -- вмешался в разговор Тристрам. -- Все законы созданы в пользу низших классов; они получают компенсацию за все, и им открыта дорога на самую вершину горы - была бы только охота туда взбираться! Нет, у нас угнетены только такие несчастные лорды, как мой дядя и я, -- сказал он, весело смеясь, счастливый тем, что Зара наконец заговорила.

-- Когда я ближе познакомлюсь с вашими делами, они, может быть, покажутся мне интересными, -- сказала она, обращаясь к герцогу.

-- Мы вас скоро всему обучим, не правда ли, Тристрам? И вы станете у нас вожаком, откроете салон, как делали дамы в восемнадцатом столетии! Нам необходима молодая, красивая женщина, которая сумела бы нас всех объединить.

 Итак, я нашел нечто вполне подходящее, не правда ли, дядя? -- воскликнул Тристрам и, подняв свой бокал, поцеловал его край и прошептал:

-- Дорогая моя, любимая, я пью за ваше здоровье!

Этого Зара уже не могла снести! Он переиграл свою роль, и, обернувшись к нему, она смерила его гневным презрительным взглядом.

Рядом с герцогом сидел Джимми Денверс, за ним Эмили Гвискард и лорд Кольтсхерст. Эмили с Джимми все время вели полушепотом конфиденциальную беседу.

-- Она прелестна, Эмили, а вам как кажется? -- говорил Джимми. -- Она ничуть не похожа на англичанку, а напоминает мне... я плохо знаком с историей... но мне кажется, что она похожа на какую-нибудь флорентинку старых времен. У нее такой вид, будто она может всадить кинжал в кого-нибудь или дать выпить чашку с ядом, и все это не моргнув глазом.

 О Джимми, какие у вас страшные мысли! -- воскликнула Эмили. -- Мне ее лицо совсем не кажется жестоким, оно только несколько странно и загадочно и... по-видимому, она совсем не умеет улыбаться. Как вы думаете, она любит Тристрама? Может быть, у иностранок такая манера... казаться... холодной?

В этот момент сэр Джеймс Денверс поймал взгляд, который Зара бросила на своего жениха за его тост.

-- О Боже! -- в страхе воскликнул он. Но сообразив, что Эмили ничего не видела, спохватился.

-- Да... никогда нельзя ничего сказать наверное, когда имеешь дело с иностранцами, -- произнес он и опустил глаза в тарелку. "Бедняге Тристраму, видимо, придется круто", -- думал он. И это смущало Джимми еще потому, что он должен был быть шафером на его свадьбе - ведь это все равно, что отдать беднягу в лапы разъяренной тигрицы! "Впрочем, она так красива, что, пожалуй, не жалко отдать себя ей на съедение", -- мысленно добавил он себе в утешение.

Что касается леди Этельриды, то у нее было такое чувство, что жених и невеста ходят по краю вулкана. Этельрида обычно не вмешивалась в чужие дела, но она любила Тристрама как брата, и ей было немного страшно за него. С того места, где она сидела, она не могла разглядеть выражение его лица - стол был длинный, но тоже заметила гневный взгляд, брошенный Зарой на своего жениха, взгляд, который заставил Джимми Денверса воскликнуть: "О Боже!"

В этот момент леди Этельрида снова увидела между цветов лицо Зары, и на нем было выражение такой великолепной гордости и презрения, что Этельрида невольно воскликнула:

-- У вашей племянницы, мистер Маркрут, вид настоящей императрицы... какой-нибудь византийской или римской императрицы!

Маркрут взглянул на нее сбоку своими умными глазами - может быть, она слышала что-нибудь о происхождении Зары? Но он сейчас же отогнал эту мысль, так как если бы леди Этельрида знала что-нибудь, она никогда не сделала бы этого замечания.

-- У нее есть некоторые основания иметь такой вид, -- ответил он. -- Я не знаю, какие качества она унаследовала от своего отца - Мориса Грея, принадлежащего к старинному английскому роду, но у нее было от кого унаследовать страстный артистический темперамент и гордость Цезаря; Зара очень интересный тип.

 Расскажите мне о ней, -- сказала леди Этельрида. -- Мне так хотелось бы, чтобы они были счастливы. Тристрам ведь прекрасный человек, и я боюсь, что он будет ее очень любить.

-- Почему вы говорите: "Я боюсь"?

Леди Этельрида слегка покраснела, и ее нежное лицо сразу стало прекрасным: она никогда не говорила о любви с мужчиной.

-- Потому что большая любовь имеет огромное значение для человека, и если на нее не отвечают, она причиняет глубокие страдания. Простите, что я говорю так, но мне кажется - графиня Шульская не любит Тристрама.

Френсис некоторое время молчал, затем, обернувшись к Этельриде и прямо глядя ей в глаза, серьезно произнес:

 Поверьте мне, что я никогда бы не допустил женитьбы вашего кузена на моей племяннице, если бы не был глубоко убежден, что они оба будут очень счастливы. У меня есть к вам просьба, леди Этельрида: помогите мне устроить так, чтобы некоторое время никто не вмешивался в их отношения, какими бы они ни казались странными со стороны. Нужно дать им возможность прийти к соглашению самим.

-- Хорошо, я вам помогу, -- и в то же время почувствовала какое-то странное волнение, которое она временами чувствовала и раньше, и которое могло обратиться в могучее чувство...

Тем временем леди Кольтсхерст, разглядывая сквозь лорнет профиль Зары, говорила своему соседу, лорду Чарльзу Монтфижету:

-- Знаете, Чарли, она мне совсем не нравится. Не то у нее волосы подкрашены, не то ресницы подчернены, потому что такое сочетание красок неестественно, и я положительно не могу радоваться, что приходится родниться с такой особой.