| Автор: | Глин Э., год: 1911 |
| Категория: | Роман |
Глава XXIII
Обед прошел прекрасно, но после обеда, когда дамы собрались в белой гостиной, леди Хайфорд сосредоточила все свое внимание на Заре. Подойдя к ней вместе с другими дамами, она стала игриво уверять ее, что непременно должна сесть с ней рядом: "Ведь мы с вашим мужем такие друзья, и я так рада, что вы открываете Рейтс. Наша милая леди Танкред тоже будет так рада!", -- щебетала она.
Зара учтиво принимала эту болтовню, думая про себя: "Что за вертлявая женщина".
-- Я не помню, чтобы мой муж когда-нибудь говорил о вас, -- сказала она, выслушав назойливое щебетанье и ядовитые намеки Лауры. -- Вы, можете быть, надолго уезжали?
Но в конце разговора, как Зара ни старалась сделать его трудным для леди Хайфорд, та все-таки успела запустить свое отравленное жало в ее душу. Когда в гостиную вошли мужчины, то Тристрам, желая показать, что не боится встречи с Лаурой, подошел к ней и заговорил, а затем она увлекла его к дальнему дивану. Заре внезапно стало очень неприятно. Она не спускала с них глаз и почти не слышала, что говорили ей другие.
Лаура же, которая была далеко не глупа, почувствовала, что Тристрам несчастлив, хотя, может быть, и влюблен в свою красавицу-жену, и что, следовательно, наступит момент, когда, высказывая ему сочувствие, можно посеять в его сердце вражду к жене и сомнения в ней.
-- Милый мой Тристрам, почему вы мне не сказали о вашей женитьбе? -- начала она. -- Разве вы не знаете, что меня радует решительно все, что приятно вам? -- и Лаура, опустив глаза, вздохнула. -- Я всегда понимала вас и сочувствовала всему, что шло вам не на пользу!
И Тристрам, как ни удивительно, забыл все упреки и сцены, которые она ему делала в течение года, и почувствовал к ней симпатию. Так приятно было сознавать, что есть, значит, женщина, преданная ему!
-- Это очень мило с вашей стороны, Лаура, -- произнес он.
-- Но скажите мне, действительно ли вы счастливы... Тристрам? -- Лаура запнулась перед тем как произнести его имя. -- Ваша жена красива, но, видимо, очень холодна. А я знаю, дорогой... -- она опять запнулась, -- я знаю, что вы не любите холодных женщин.
-- Не стоит разбирать мою жену, Лаура, -- ответил он. -- Расскажите мне лучше, как вы поживаете. Позвольте, когда мы с вами виделись в последний раз? В июне?
В сердце Лауры закипела злость - значит, он даже не помнил, когда они виделись в последний раз! Это было в июле, после футбольного состязания в Итоне.
-- Да, в июне, -- печально подтвердила она, снова опуская глаза. -- Вы, Тристрам, должны были уже тогда сказать мне о вашей женитьбе, а то это было для меня таким ударом, что я серьезно заболела. В то время вы ведь, должно быть, уже были помолвлены!
Тристрам промолчал: разве мог он сказать правду?
-- Не станем об этом говорить, -- повторил он. -- Забудем лучше все старое и начнем новое. Вы всегда останетесь мне другом, я в этом уверен. Вы всегда и были им... -- Но тут Тристрам почувствовал, что это уже совсем ложь, и остановился.
-- Конечно, я всегда останусь вашим другом, дорогой... Тристрам! -- ответила Лаура, делая вид, что очень тронута.
А Зара, пытавшаяся разговаривать с герцогом, увидела лишь, что Лаура вздрогнула и с серьезным видом опустила глаза. И Зарой вдруг овладело такое бешенство, что она не слышала ни одного слова из того, что ей говорил герцог.
Тем временем леди Анингфорд отошла к окну с Вороном.
-- Ну, как по-вашему, Ворон, все ладно? -- спросила она, и поскольку тот понимал ее с полуслова, как леди Этельрида герцога, он не спросил, что она имеет в виду, а сразу ответил:
-- Будет когда-нибудь, если только их с самого начала не унесет течением.
-- Не правда ли, она загадочная натура, Ворон? Я уверена, что у нее в жизни было что-то трагическое. Вы ничего не слышали?
-- Ее мужа убили в драке в Монте-Карло.
-- Из-за нее?
-- Не знаю. Но не думаю, потому что если у женщины такой спокойный и высокомерный вид, как у леди Танкред, и если она так холодна и надменна, то можно не сомневаться, что ей нечего стыдиться в прошлом.
-- В таком случае почему между ними такая холодность? Посмотрите на Тристрама! По-моему, он очень дурно делает, что сидит и разговаривает с Лаурой.
-- Ну и змея эта Лаура! -- проворчал Ворон. -- Она пытается опять вернуть его к себе.
-- Я не понимаю, почему женщины не могут оставить в покое чужих мужей? Ужасные негодницы большинство из них!
Что ж, это только проявление охотничьего инстинкта.
Но леди Анингфорд вдруг вспыхнула.
-- Вы циник, Ворон, -- негодующе заявила она.
-- Вы не забыли своего обещания показать мне завтра ваши любимые места, леди Этельрида? -- говорил между тем Френсис, ловко уводя хозяйку от группы гостей к дивану, где им никто не мог помешать. -- О человеке легче судить, когда знаешь, что ему нравится.
Леди Этельрида никогда не говорила о себе, особенно с мужчинами, и, вероятно, только потому, что ей очень нравился финансист, она поддержала разговор, который он начал не без умысла.
-- Мои вкусы очень просты, -- мягко сказала она, -- и по ним вряд ли можно о чем-либо судить.
-- Я был уверен, что они просты, -- ответил Маркрут и, заглянув ей в глаза, после некоторой паузы продолжал:
-- Просты, чисты и милы... Я всегда думал о вас, леди Этельрида, как об олицетворении всего простого, здорового и уравновешенного, -- словом, как о совершенстве, -- и это последнее слово прозвучало в его устах как ласка.
-- Я самая обыкновенная, -- ответила Этельрида, удивляясь самой себе: почему она на него не сердится, хотя имеет на то полное основание?
-- Здоровый человек любит только совершенное во всем равновесие, -- продолжал Френсис сдержанно. -- Утомление и пресыщение вызываются исключительно нарушением равновесия и гармонии. Равновесие вещь чрезвычайно простая, но как все простое оно встречается очень редко.
-- У вас, мистер Маркрут, на все есть теории? -- спросила Этельрида, смеясь глазами.
-- Теоретизировать иногда очень полезно, чтобы не потерять голову.
Но вот оказалось, что она заинтересовалась, и даже очень, одним из пожилых мужчин, ибо Маркруту было не менее 45 лет; правда, его красивые каштановые волосы очень густы, а сам он худощав и строен.
Этельрида, почувствовав, что лучше перевести разговор на более общие темы, заметила:
-- Зара сегодня необычайно хороша.
-- Да, -- ответил финансист, нехотя отрываясь от интересного разговора, -- я надеюсь, что когда-нибудь они будут счастливы.
-- Почему вы говорите "когда-нибудь"? -- быстро спросила Этельрида. -- Я думала, они и теперь уже счастливы.
Кажется, не очень, -- ответил Маркрут. -- Но вы помните наш уговор за обедом? Они будут идеально счастливы, если их оставить в покое, -- и он взглянул на Тристрама, разговаривающего с Лаурой.
Этельрида тоже взглянула на них.
-- Да, -- сказала она. -- Я очень сожалею, что пригласила ее... -- и вдруг в смущении умолкла и густо покраснела. Она поняла, какую сделала оплошность. Ведь мистер Маркрут мог ничего и не знать о той глупой истории! Зачем она это сказала!
-- Пустяки, -- проговорил он со своей тонкой улыбкой. -- Моей племяннице это будет очень полезно. Я, впрочем, хотел совсем другого.
Но чего он хотел, так и не объяснил.
молодежь привлекла и Зару, но решительно отклонила участие в ней Тристрама.
-- Вы, Тристрам, теперь уже старик, женатый человек, -- дразнили его. -- А леди Танкред молода, и поэтому поедет с нами!
-- И я беру на себя заботу о ней, -- с сентиментальным видом провозгласил лорд Эльтертон, что ужасно разозлило Тристрама. "И зачем только Этельрида собрала здесь такую кучу бездельников", -- думал он недовольно, забыв о том, что до сих пор среди этих бездельников он прекрасно себя чувствовал.
-- Вы знаете, что завтра некоторые из дам придут к охотникам на завтрак, и так как вы, Тристрам, будете лишены общества вашей прелестной жены, то я тоже приду на этот завтрак, -- с улыбкой сказала Лаура.
Наконец все распрощались и отправились в свои комнаты, но Зара, придя к себе, не понимала, почему ее атмосфера не казалась ей уже такой мирной и спокойной, как несколько часов тому назад.
может быть, он в самом деле поступил жестоко по отношению к ней. Но как он раньше мог думать, что любит ее? Она выглядит совсем старой, и раньше он не замечал, как взбиты ее жидкие волосы! Нет, у женщины непременно должны быть хорошие волосы.
Снова его сердце, как клещами, сжала боль, и, протянув руки к двери, отделявшей его от Зары, он громко сказал:
-- Дорогая, если б вы только могли понять, как мы могли быть счастливы... если бы вы только захотели!.. Но я не могу даже выбить эту ненавистную дверь, потому что дал клятву...
И всю ночь он беспокойно метался по постели.