| Автор: | Глин Э., год: 1911 |
| Категория: | Роман |
Глава XXXIX
Он увидел убогую, но очень опрятную комнату, в которой сейчас замечался некоторый беспорядок, и Зару, стоявшую на коленях у низкой железной кровати, на которой лежал ребенок. Мирко так исхудал за последнее время, что стал еще меньше, чем был, так что ему нельзя было дать больше шести лет. Он умирал. Зара держала его исхудавшую ручку, и на ее лице отражалась такая беспредельная любовь и такое глубокое страдание, что у Тристрама больно сжалось сердце. На полу, у кровати, валялось полотенце, смоченное кровью, как неопровержимое доказательство того, что у больного "лопнула жила", как сказала маленькая служанка. Высокая фигура Мимо, сотрясавшегося от беззвучных рыданий, виднелась в стороне, за кроватью, и слышно было только, как Зара шептала:
-- Бедная моя детка! Бедный мой Мирко!
Она была так поглощена своим горем, что не замечала никого и ничего. Но вот умирающий ребенок открыл глаза и тихонько прошептал: "Мама".
В этот момент Мимо увидел у двери Тристрама и, подойдя к нему, прерывающимся голосом сказал:
-- Ах, сэр, вы пришли слишком поздно! Мое дитя уже отдает душу Богу!
И в сердце Тристрама вдруг пробудились самые лучшие чувства. Перед лицом такой трагедии питать какое-либо злобное чувство было невозможно, и он, не говоря ни слова, повернулся и вышел. Когда он впотьмах спускался по узкой лестнице, до его слуха вдруг донеслись звуки скрипки - он сразу узнал "Грустную песнь", и его всего передернуло.
Мимо заиграл потому, что Мирко в это время открыл глаза и с трудом прошептал:
-- Папа... Сыграй мне арию, которую любила мама... Я вижу, как она летит... на голубых крыльях... -- лицо Мирко озарилось слабой улыбкой, он вытянулся и испустил последний вздох.
Очутившись на улице, Тристрам некоторое время осматривался вокруг, как слепой. Когда же он несколько пришел в себя, то первой его мыслью было, как помочь несчастной матери, у которой умирал ребенок; ибо Тристрам ни минуты не сомневался в том, что это ребенок Зары и что Мимо ее любовник. Разве ребенок не назвал ее "мама"? Так вот в чем заключалась трагедия ее жизни! Тристрам еще не разобрался в своих чувствах, он весь еще был под впечатлением удара. Единственное, что он сознавал, -- что Заре необходима помощь.
Зеленый автомобиль все еще стоял у дверей, но Тристрам не подозвал его, ведь он мог понадобиться Заре. Он пошел вниз по улице, найдя свободный кэб, сел в него и приказал везти себя в свое прежнее помещение на Сент-Джемс-стрит. Ему необходимо было все обдумать на свободе.
Привратник очень удивился, увидев своего господина. Его не ждали, и комнаты его были не готовы. Но Тристрам сказал, что ему ничего не нужно, и поднялся наверх.
Он даже не заметил, что в камине нет огня и в комнате царит ледяной холод. Страдания его были так велики, что он вообще не замечал ничего вокруг. Пододвинув одно из больших, покрытых чехлами кресел, он сел в него и стал размышлять.
"Бедная, бедная Зара!", -- было первой мыслью Тристрама, но затем его мысли приняли более суровое направление. Ведь этот человек, должно быть, был ее любовником еще до ее первого замужества! Ей теперь 23 года, а так как ребенку не менее шести лет, то следовательно, когда он родился, ей было всего 17 лет. Что за дьявольская душа была у этого субъекта, если он сумел соблазнить такую молодую девушку. Так вот, значит, в чем заключается ее тайна, и, конечно, Френсис Маркрут ничего о ней не знал! Одно мгновение у Тристрама промелькнула страшная мысль, что муж Зары вовсе не умер и что это он, но потом он быстро сообразил, что ведь мужа ее звали Владиславом, а этот человек назывался Мимо. К тому же, если бы мальчик родился в браке, ей не было бы надобности скрывать его существование. Нет, положение совершенно ясно - граф Сикипри стал ее любовником, когда она была еще девочкой, она скрывала эту связь и от своего первого мужа и нет сомнения в том, что и на этот раз вышла замуж для того только, чтобы иметь возможность помогать деньгами своему сыну и его отцу.
О, какая тяжелая и грязная история! И героиней ее оказалась Зара, гордая, неприступная и кажущаяся такой чистой Зара! Тристрам вспомнил гневный взгляд, который она бросила на него только вчера за его ревнивые подозрения. Да и вообще он не мог припомнить ни одного ее слова или движения, которое указывало бы, что она сознает свою вину. Наоборот, Зара всегда вела себя как королева, гордая своей незапятнанной репутацией. Какие, однако, женщины прекрасные актрисы!
Но самым тяжелым для Тристрама было сознание, что, несмотря на все, что он узнал, он, тем не менее, любит ее, любит безумной, всепожирающей любовью, которую, по-видимому, ничто не может погасить. Его любовь встретилась с самым тяжелым испытанием, и он знал теперь: что бы ни сделала Зара, он все равно не сможет любить никого, кроме нее.
И ему вдруг стало ясно, что вся жизнь его погибла. Будущее представлялось ему совершенно беспросветным, ибо теперь он даже не мог возвратиться к Заре, не мог даже жить с ней в одном доме...
Бесконечная печаль охватила его, когда он подумал, как несправедлива к нему судьба: почему он не встретил Зару раньше, до ее встречи с этим графом? Какую она проявила необыкновенную верность! Ведь до последнего мгновения она оставалась верна своему любовнику и не позволяла ему, Тристраму, даже прикоснуться к ней. Какая удивительная сила любви! За такую женщину положительно стоит умереть...
И он больше не увидит ее, разве только один раз, чтобы переговорить о том, как разойтись без скандала.
На Парк-лейн ему теперь незачем ехать. Заре нужно дать время успокоиться, ей будет тяжело и без его присутствия. Лучше всего поехать в Рейтс и там на досуге все обдумать.
Тристрам разыскал бумагу и конверты и написал два письма, одно своей матери, другое Заре. Матери он написал только несколько слов о том, что у него сейчас неприятности и потому ни он, ни Зара не могут приехать к ней попрощаться. Он просил ее никому ничего не говорить, пока он сам ей всего не расскажет, и в конце прибавил, что, возможно, через некоторое время сам приедет к ней в Канны.
Заре он написал следующее:
Затем прошу вас принять меня в доме вашего дяди, поскольку нам нужно будет переговорить о том, как нам мирно разойтись.
Ваш Танкред".
было тотчас же ей передано. Затем он позвонил Френсису Маркруту в Сити и, так как того в конторе не оказалось, попросил клерка передать ему, что уезжает на неделю и скоро напишет.
Тристрам решил, что Зара сама должна обо всем рассказать своему дяде. Если же она решит не рассказывать, то это ее дело, и незачем еще больше отягощать ее и без того тяжелое положение.