Пограничный легион.
Глава XV

Глава XV

Несколько дней тайные встречи, казалось, были вполне безопасны: нежность Джоун сдерживала.

Джима. Однако при том состоянии, в каком он находился, тактика Джоун - поцелуи, нежный шепот - оказалась серьезной ошибкой. Сама того не замечая, она бросила искру в бочонок пороха и заметила это, когда уже было поздно. Сначала она не очень беспокоилась, бездумно отдаваясь сладостным минутам, пока не поняла, что начинает уступать дикому духу времени и места. Выпавшая ей доля удивительно обострила ее ум и чувства. Как золото пробуждало и многократно усиливало худшие из страстей человеческих, так и царившая тут атмосфера губительно действовала на душу девушки. Джоун старалась не поддаваться тлетворному влиянию, но в то же время понимала, что это просто необходимое условие для выживания.

Снова ее давило бремя ожиданья - что будет дальше? В Олдер-Крике ей не грозили прежние опасности, и все же что сулит ей рок, нависший над Келлзом и Кливом? Ведь ночью над ними витает тень смерти, а днем они сами, по своей воле, ходят над пропастью. Ее все больше путало то, что она узнавала из разговоров бандитов, собиравшихся по ночам у Келлза. Она боялась подслушивать, но не могла удержаться; сами происшествия, о которых говорили разбойники, интересовали ее не слишком сильно, зато завораживал размах и острота игры. И понемногу мучившее ее неясное беспокойство переросло в преувеличенную, хотя и неопределенную, уверенность в неминуемой катастрофе. Стряхнуть с себя мрачные предчувствия Джоун никак не удавалось: вот-вот-вот должно произойти что-то ужасное. Цепь преследовавших ее трагических событий могла закончиться только одним последним сокрушительным ударом. И все же надежда ее не оставляла, рядом со страхами в ней жило и крепло мужество, закалялась воля.

И вот однажды в конце недели, когда Джоун попыталась было урезонить Джима, умоляя вести себя осторожнее, чтобы из-за его все возрастающей самоуверенности их не разоблачили, она вдруг увидела, что имеет дело с сумасшедшим.

-- Сейчас я вытащу тебя из окна, - неожиданно бросил он и, прижавшись пылающей щекой к ее щеке, попробовал привести угрозу в исполнение.

-- Ну, что ж, давай, тащи, разорви меня на куски, - едва не закричав от боли, в отчаянье ответила Джоун. - Господи, лучше б мне сразу умереть! Осторожно! Ты делаешь мне больно!

-- Больно! - с недоуменьем хрипло прошептал Джим, как будто ему это и в голову не приходило. И тут же, очнувшись, стал просить прощенья.

Сиплый голос его дрожал. Раскаянье, как и все его эмоции в эти дни, было преувеличенно, нарочито, в нем было что-то от бьющей его золотой лихорадки. Он так расходился, что Джоун, пуще всего боявшаяся разоблачения, его еле утихомирила.

-- А Келлз часто у тебя теперь бывает? - вдруг спросил он. Джоун уже давно с беспокойством ждала этого неизбежного вопроса. Ей хотелось солгать, она была уверена, что солгать нужно, но не могла.

-- Каждый день. Пожалуйста, Джим, не придавай этому значения. Келлз хорошо ко мне относится, ничего себе не позволяет... Давай не будем об этом говорить, мы с тобой и так мало бываем вместе.

-- Хорошо относится! - воскликнул Клив, и Джоун почувствовала, как от ее прикосновения напряглось его тело. - Расскажи я тебе, на какие дела он посылает людей!.. Да ты бы сама его ночью убила!

-- Ну так расскажи, - попросила она. Ее разбирало жгучее, нездоровое любопытство.

-- Нет... А что Келлз делает, когда бывает с тобой?

-- Мы разговариваем.

-- О чем?

-- Обо всем понемногу... только не о том, чем он здесь занимается. Он говорит со мной, чтобы забыться.

-- А за тобой он ухаживает?

Джоун не отвечала. Ну что поделать с этим новым, сумасшедшим Джимом?

-- Отвечай! - Джим так сжал ее, что она сморщилась от боли и впервые почувствовала, что боится его не меньше, чем прежде боялась за него. И все же у нее хватило духу рассердиться.

Скрипнув зубами, Джим выругался.

-- Больше я этого не потерплю, - выдохнул он. В свете звезд его глаза казались огромными, в их темной глубине клокотало бешенство.

-- Ты не смеешь ничего делать. Я принадлежу Келлзу. Надеюсь, у тебя хватит ума хоть это понять?

-- Принадлежишь ему!.. Господи! По какому праву?

-- По праву собственности. Здесь, на границе, право заменяет сила. Ты же сам сто раз мне твердил.

А ты-то разве не силой удерживаешь участок, золото? Сила - закон здешних мест. Да, конечно, Келлз увез меня насильно. Но теперь-то я в его власти. Знаешь, я как-то подумала, а что было бы, если б он придерживался законов границы... А он добр, внимателен... И меньше всех поражен золотой лихорадкой... Да, ради золота он посылает людей на убийство, он до мозга костей игрок, душу продаст, лишь бы было на что играть... И все же в нем больше человеческого, чем...

-- Джоун, - в ужасе перебил ее Джим, - да ты любишь этого бандита!

-- Какой же ты дурень! - вырвалось у нее.

-- Наверно... ты... права, - медленно, с глубокой убежденностью в голосе ответил Джим. Он отпустил ее, выпрямился и рванулся было в сторону, но Джоун испуганно вцепилась ему в руку.

-- Джим! Джим! Ты куда? Он замер - черный, словно высеченный из камня силуэт.

-- Туда... в дом!

-- Зачем?

-- Я убью Келлза!

Джоун обвила его шею руками и, прижавшись к нему лицом, крепко держала, лихорадочно соображая, что теперь делать, - настала минута, которой она так боялась! Да стоит ли вообще пытаться что-то сделать? Сейчас здесь всем правит Золото. Здесь нет места самопожертвованию, надежде, благородству, мужеству, верности. Мужчины стали воплощенной жестокостью. Их души раздирает жажда обогащенья... На другой же чаше весов - смерть! Женщины превратились в товар - их покупают, из-за них дерутся и убивают. Все это Джоун видела с ужасающей ясностью, и у нее едва не опустились руки. Но тут в голове мелькнула мысль о Гулдене, и она, как ни странно, снова воспряла духом. Обратив к Джиму лицо, она опять принялась его убеждать, только на этот раз, видя, что на карту поставлено абсолютно все, сделала это иначе. Она умоляла его внять голосу разума, послушаться ее, побороть снедающую его ревность и ненависть, не оставлять ее тут одну-одинешеньку. Но все было напрасно! Он упрямо твердил, что убьет Келлза и всех, кто станет ему поперек дороги, попробует помешать ему освободить ее и увести из этой хижины. Он рвался в бой. Бандитов он никогда не боялся и слушать ничего не желал о том, что, если его убьют или он убьет Келлза, положение Джоун станет просто ужасным. Он высмеивал ее непонятный, болезненный страх перед Гулденом. И сдвинуть его с этой позиции оказалось невозможно.

-- Джим!.. Джим! Ты надрываешь мне сердце! Ну что мне делать? - причитала она.

Наконец Джоун выпустила его руку, сдаваясь на милость судьбы. Клив молчал. Казалось, он не замечал, как ее сотрясает дрожь, не слышал приглушенных всхлипываний. Вдруг он снова к ней нагнулся.

-- Есть одна вещь, которую ты можешь сделать, и тогда я не стану убивать Келлза и буду все делать по-твоему.

-- Что за вещь?

-- Давай поженимся, - прошептал он дрожащим голосом.

-- Поженимся! - в изумлении повторила Джоун. Ей стало страшно: похоже, Джим лишился рассудка.

"да". Ведь тогда все будет по-другому. У меня под ногами будет почва. Разве ты этого не хочешь?

-- Джим, если б мы могли пожениться, счастливее меня не было бы никого на свете! - горячо прошептала Джоун.

-- Значит, ты тоже хочешь? Хочешь? Ну скажи "да"! Скажи!

-- Да! - ответила Джоун в отчаянье. - Теперь ты доволен? Только к чему сейчас все эти слова? Что мы можем сделать, - продолжала она, лаская Джима.

Под лаской ее дрожащих рук Клив как будто разом вырос, возмужал. Он был напряжен, как натянутая струна. И вдруг поцеловал ее - но не так, как прежде. В его поцелуе была радостная робость, и бесконечное счастье, и какая-то одухотворенность. У Джоун снова затеплилась надежда.

-- Слушай, - зашептал Джим, - в поселке есть священник. Я с ним знаком, мы иногда разговариваем. Он пытается в этом аду творить добро. На него можно положиться. Я все расскажу ему - конечно, что можно рассказать. А завтра примерно в это же время приведу сюда. Не бойся, я буду очень осторожен. И он обвенчает нас прямо тут, у окна. Ты согласна?.. Что бы нам ни угрожало, это будет моим спасеньем!.. Я так намучился! Меня все жгло сомнение - а вдруг ты никогда за меня не пойдешь! Хотя и говорила, что любишь... Вот и докажи это на деле... Моя жена!.. Подумать только! Одно слово может сделать меня настоящим человеком!

-- Да! - услышал Джим и почувствовал, как к его губам прижались горячие губы Джоун. Он задрожал, но тут же отстранил ее от себя.

-- Жди меня завтра примерно в это время... Держись... Спокойной ночи. 

* * *

Ночью Джоун одолевали странные, непонятные, ни на что не похожие сны. Наступивший день тянулся медленно. Джоун почти не прикасалась к еде. Впервые за все время она не впустила к себе Келлза и не стала слушать его настойчивых увещеваний; не поинтересовалась, что делается в хижине, не заметила даже шумной ссоры между Келлзом и бандой.

В реальный мир она вернулась только под вечер, когда, выглянув в окно, увидела, что заходящее солнце позолотило вершины гор, а в ущелье стали сгущаться тени. Вечер был удивительно красив. В небе пылало огнем большое, бесформенное облако - такого яркого заката ей еще не приходилось видеть. Понемногу краски стали тускнеть, меркнуть, хотя в вышине еще долго разливались мягкие, теплые отсветы. Спустились сумерки. Потом погас их призрачный свет и долину покрыл мрак ночи. Однако на западе, над высоким хребтом, небо еще оставалось бледно-розовым, словно там еле тлел, но никак не хотел погаснуть слабый-слабый огонь, который завтра оживет и все зальет сияющим золотым светом. А над головой уже висел роскошный темно-синий купол, сверкающий тысячами живых звезд; их далекие лучи переливались всеми цветами радуги, что-то говорили, как будто хотели успокоить, вселить в сердце надежду... А посреди, белой аркой, выгнулся Млечный путь.

Джоун прислушалась: что там такое? Мягкий ночной ветер донес слабый, невообразимо низкий шум, такой низкий, что невозможно сказать, есть он на самом деле или нет. Шум исходил от раскинувшегося далеко внизу поселка, в нем сливались многообразные звуки жизни: крики споров и драк, стоны страданий, лживый шепот золота, вой жадности, рев борьбы и хохот смерти. А над ним, заглушая его, плыл другой шум - плеск ручья, тихое сонное бормотанье струящейся по камням воды. Вода спешила миновать пристанище безумцев, ибо в нем свирепствовала опасная зараза: жажда золота и крови. Сумеет ли она снова очиститься, осветлиться, перетекая из долины в долину, пока не вольется в море? В плеске воды слышался всепобеждающий бессмертный голос живой природы, голос бесконечного времени. А люди со всем их золотом - лишь одно мимолетное мгновение.

Джоун слышала эти звуки, лишь изо всех сил напрягая слух, а когда расслабилась, ее со всех сторон окутала тишина, но не та, с которой она свыклась в Затерянном Каньоне, а тишина одиночества, в которой жива была только одна ее душа. Душа находилась тут, на земле, однако никто не слышал ее горького плача. И облегчить ее полное одиночество мог разве что рев морского прибоя у скалистого берега или гул сорвавшейся лавины.

Тишина и темень пронизывали друг друга и порождали страх. Они как бы что-то говорили Джоун. Она дышала страхами безмолвного воздуха, он наполнял ей грудь. Ночные тени непрестанно шевелились. Из оврага то и дело бесшумно, крадучись поднимались друг за другом какие-то фигуры - то ли люди, то ли призраки. Поскорее бы пришел Джим! Только бы увидеть, что он жив и здоров! Уже не раз ей казалось, что из мрака появляется его черный силуэт. Только бы увидеть его сейчас же, потрогать руками - и все страхи исчезнут. Удивительная, непостижимая вещь любовь. Джима Клива любовь сбила с пути истинного; в черных глубинах сердца безжалостного бандита пробудила добро и честь; ее саму из глупой девочки превратила в разумную женщину. Нет, великую силу любви никому не дано одолеть, рано или поздно она восторжествует над злом! Джоун вдруг с удивлением обнаружила, что надежда, то возрастая, то слабея, все-таки никогда не умирает, что она живет вне рассудка, только в царстве чувств. Стоило на мгновенье отпустить повода, как она тут же понесла ее в пучину тоски. Надеяться - вот что значит мыслить! Бедный Джим напридумывал себе Бог весть чего! Стать его женой! Это слово для него как талисман, ключ от рая. Джоун подумалось, что он еще может внять голосу рассудка, стать, наконец, взрослым мужчиной, но ведь тогда ему будет еще труднее. И все же он был так настойчив, так непохож сам на себя, что она не могла не порадоваться за него.

Но тут раздались легкие шаги, тихий шорох, и из мрака выступил еще более темный сгусток тени. Забыв обо всем, что передумала, сидя у окошка, Джоун со смешанным чувством боли, беспокойства и нежности вернулась к действительности.

-- Джоун, Джоун, - донесся до нее тихий шепот.

Дыханье у нее перехватило, она еле могла откликнуться.

Мелькнувшая тень подступила ближе и разделилась на две. Под окошком стояли два человека, но, пока Джим не тронул ее за руку, она не могла разобрать, кто из них Джим, а кто священник. Прикосновенье Джима ударило ее, словно током.

-- Милая, мы пришли - вот священник, - зашептал Джим радостно, как мальчишка.

-- Ш-ш-ш... Не так громко. Послушай.

В хижине Келлза собрался чуть ли не весь его Легион. Можно было различить жесткие, грозные тона Келлза, пронзительный голос Пирса, замедленную речь Оливера.

-- Да, да, я больше не буду шуметь, - согласился Джим. - Тебе надо ответить на несколько вопросов.

-- Как вас зовут?

Джоун ответила.

-- Вы можете рассказать мне о себе? Этот молодой человек очень ухе... скор. Я не совсем уверен... Я хотел бы... услышать от вас самой...

-- Я могу вам сказать очень немного, - торопливо начала Джоун, - я честная девушка. Никаких препятствий для нашей... женитьбы нет. Я... я его люблю!.. Очень хочу ему помочь... Мы оба попали в ужасное положение... только я не могу вам ничего больше сказать.

-- Вам уже исполнилось восемнадцать?

-- Да, сэр.

-- Ваши родители ничего не имеют против этого молодого человека?

-- У меня нет родителей. До того, как мы попали в это ужасное место, я жила у дяди, а он любит Джима, он хотел, чтобы мы поженились.

-- Тогда возьмите его за руку.

Пальцы Джима сжали ее пальцы, и в тот миг это была единственная реальность. Обе фигуры - священника и Джима - совсем растворились в черноте. Издалека доносился тоскливый вой одинокого волка. Как в очарованном сне Джоун слышала свой голос, шепотом повторяющий слова священника. Потом слух ее выхватил стих из еле слышной молитвы. И вдруг вторая тень исчезла. Джим и Джоун остались одни.

-- Милая, милая Джоун, - зашептал Джим. - Свершилось! Наконец-то!.. Поцелуй меня!

Джоун подняла голову, и Джим покрыл ее лицо нежными, не такими неистовыми, как раньше, поцелуями.

-- Ох, Джоун, неужели ты и вправду согласилась стать моей женой? Сам себе не верю!.. Подумать только, я - твой муж!

От этого слова развеялись сковывавшие Джоун чары, утихла уже давно не отпускавшая ее боль, и в душе осталась лишь безмерная, всепоглощающая нежность.

И тут, когда Джим держал ее в объятьях, когда их окутывала такая удивительная, баюкающая тишина, в хижине раздался тяжелый удар револьвера о стол и послышался жесткий требовательный голос Келлза:

-- А где Клив?

Джоун отшатнулась, Джим вздрогнул и выпрямился.

-- Никак не могу его найти, - отозвался Пирс. - И вчера вечером тоже, и позавчера. В эту. пору он куда-то исчезает... Верно, какая бабенка подцепила.

-- Но когда-то же он спит? Ты что, не можешь узнать где?

-- Нет.

-- Ну да! - насмешливо бросил Пирс. - Гулден божится, тебе ни за что его не заставить... Да и я тоже так думаю!

-- Ступай, покричи Клива!.. Черт вас всех возьми! Вы еще у меня увидите!

Раздался грохот тяжелых сапог по полу, потом легкие шаги по земле у хижины. Затаив дыханье, Джоун ждала. Ей было слышно, как у Джима бьется сердце. Он замер и тоже прислушивался, как будто ожидал услышать трубный глас.

-- Ого-го! Джим! - разнесся зычный зов Пирса. Он наповал убил тишину, загудел в ущелье под ними, отозвался эхом в горах и с насмешливым хохотом унесся прочь. Казалось, бандит напряг все свои силы, чтобы показать дикому пограничью, насколько они велики. 

* * *

Призыв прозвучал столь повелительно, что Джим Клив, казалось, тут же забыл о существовании Джоун, и она без слов его отпустила, вернее сказать, она еще не поняла, в чем дело, как он уже растворился в темноте. Джоун немного обождала, затаив дыханье, прислушиваясь. За хижиной все было тихо. Наверно, под покровом ночи Джиму удастся найти дорогу и подойти к хижине, как бы из поселка. А что потом? Этот вопрос поставил ее в тупик. Неужели все пойдет насмарку?

Джоун стояла, облокотившись о подоконник. Как все вдруг переменилось! Потрясение было слишком велико, она прямо онемела от боли. Как грубо, как нагло вторгся голос Келлза в такие краткие волшебные минуты ее счастья! И вот она снова возвращается в опостылевший страшный мир. Джоун приникла к щели между досками и тут же отшатнулась, не в силах снова видеть эту комнату, этих людей. Там царила тишина. Ни Келлз, ни те, кто был при нем, не подавали больше голоса. Время от времени слышалось шарканье ног, да поскрипывали рассохшиеся половицы. Джоун в нерешительности стояла посреди комнаты, но беспокойство и страх снова погнали ее к щели. В большой комнате ярко горели лампы, дверь была распахнута настежь. Похоже, Келлз почему-то позволил себе пренебречь правилами конспирации. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что Келлз не в своей тарелке и чем-то сильно расстроен. Куда-то подевалось и ленивое добродушие Оливера; Пирс сидел молча, угрюмо уставившись на свою дымящую трубку, как бы совсем позабыв, что с ней делать. Мрачным был и Джесс Смит. Только Бейта Вуда события - что бы это ни было - нисколько не выбили из колеи. Бандиты чего-то ждали.

Снаружи, на тропинке, послышались быстрые шаги, и все повернулись к двери. Шаги были до боли знакомы, и у Джоун сразу пересохло во рту, язык прилип к гортани. Что встретит здесь Джим Клив? Как уверенно, как быстро он идет! Вот он пересек полосу света за дверью и вошел в комнату - смело, спокойно, чуть устало: усталость, конечно, была наигранной.

-- Здорово, ребята!

Никто, кроме Келлза, на приветствие не ответил. Взгляд бандита быстро, с любопытством скользнул по Джиму. Остальные выжидательно молчали, глядя на Джима с нескрываемым подозрением.

-- Ты слышал, что Пирс тебя зовет? - начал Келлз.

-- Такой рев только мертвый не услышит, - грубо ответил Клив. - Зря вы так шумите. Я услышал, как он орет, когда поднимался по дороге. Бьюсь об заклад, весь поселок тоже его слышал.

-- Как ты узнал, что кричит Пирс?

-- А чего там было узнавать?

Вся манера Клива живо напомнила Джоун день, когда она впервые увидела его в Горном Стане.

Правда, теперь он не был таким бледным и осунувшимся, да глаза смотрели зорко, разом вбирая все окружающее, а то, что некогда было безрассудством, теперь казалось бесстрашием. Он внимательно посмотрел на Пирса. Джоун задрожала от страха: в пристальном взгляде Джима она видела то, о чем не могли догадаться бандиты, - жизнь Пирса висела на волоске.

-- Где это ты по вечерам пропадаешь? - продолжал главарь банды.

А тебе какое дело... если я тебе не нужен?

-- Вот такое. Я посылал за тобой, а тебя не могли найти.

-- Я всегда прихожу к ужину.

-- Ты же знаешь, что, пока светло, мы не встречаемся И время наше тоже знаешь. Но тебя тут не было.

-- Ладно, пусть так. А все-таки, где ты был?

-- Внизу, в поселке, играл. Только мне не везло.

Грубое лицо Пирса скривилось в презрительной усмешке. Келлза словно плетью огрели.

-- Пирс говорит, ты путаешься с бабой.

-- Значит, Пирс врет, - вспыхнул Клив. В руке у него мгновенно оказался револьвер, который он тут же упер в бок Пирсу.

-- Джим, - крикнул, вскакивая с места, Келлз, - не стреляй!

Красное лицо Пирса побелело. Он окаменел, как завороженный глядя на револьвер.

От неожиданности замерли и остальные.

-- Ты можешь доказать то, что сказал? - глухо, жестко спросил Клив.

Джоун поняла, что, если Пирс что-то и знает, выложить он ничего не успеет.

-- Нет, Клив... я ничего такого... не знаю, - еле выдавил Пирс, - я... просто подумал... что это все из-за бабы...

Клив медленно опустил револьвер и отступил на шаг назад. Видно, слова Пирса его удовлетворили. Самой же Джоун показалось, что Пирс лжет.

-- Ты смотри, не больно обо мне болтай, - предостерег его Клив.

Келлз перевел дух и вытер со лба пот. Вероятно, до него лучше, чем до других, дошел страшный смысл этой сцены, он понимал, что жизнь Пирса висела на волоске.

-- Джим, ты не пьян?

-- Нет.

-- Но ведь ты злишься?

-- Еще бы. Пирс Бог весть чего тебе наплел, хотел нас поссорить, верно?

-- Нет. Ты меня не понял. Он ничего против тебя не имеет. К тому же ни он, ни кто другой меня с тобой не поссорит.

-- Ладно, чего там. Я погорячился. Только теперь я время попусту тратить не стану. Давай мириться, Красный... или так и будешь злиться?

Пирсу ничего не оставалось, как подчиниться, и он с неохотой протянул руку. Однако нанесенное Кливом оскорбление засело в нем занозой.

-- Что тебе от меня надо, Келлз? - перешел, наконец, к делу Клив.

Неожиданно Келлза словно подменили. Джоун не могла объяснить, что именно с ним случилось, но ей показалось, что его прежняя сила и властность куда-то подевались.

-- Джим, ты был козырной картой в моей игре, - многозначительно сказал Келлз. - Ты мне здорово помог. Ты два раза спас мне жизнь, я тебя очень ценю. Если ты и сейчас поддержишь меня, клянусь, я с тобой щедро расплачусь. Могу я на тебя положиться?

-- Да, - без колебаний ответил Клив, но побледнел. - А в чем дело?

-- В общем... ничего хорошего! - воскликнул Келлз, и по его исхудавшему лицу пробежала тень. - Гулден перессорил мой Легион, отколол больше половины людей. Они совсем спились, ничего не соображают, ничего не хотят слушать, желают все делать по-своему. А что из этого получается, ты и сам видишь. Поселок внизу стал прямо как бочка с порохом, хватит одной искры... А кто-то из них сболтнул лишнее, теперь каждому из нас приходится ждать беды, под подозрением все. Вот я и подумал, что пришла пора отхватить куш побольше и уходить на границу, да меня никто. не поддержал. Им хочется жить в поселке, ни о чем не думать, пьянствовать, играть да куролесить. Значит, мы тут привязаны, пока... пока... Но, может, еще не все потеряно. Красный, Ловкач, Смит - все лучшие ребята из Легиона - они мне верны. Если мы сплотимся, мы еще можем выиграть дело. Только вот они тоже грозятся уйти. И все из-за тебя.

-- Из-за меня? - вырвалось у Клива.

-- Да, из-за тебя. Только не размахивай кольтом. Ты сам сказал, что я могу на тебя положиться... Так вот, Джим, дело в том, что все ребята до одного думают, что ты меня обманываешь.

-- Это как же? - совсем побелев, спросил Клив.

-- Они считают, что ты где-то проболтался, что это из-за тебя к нам стали относиться с подозрением.

-- Но это же чушь, - звенящим голосом воскликнул Клив.

-- Конечно, тут и говорить не о чем. Не подумай, что я хочу сказать, будто сам тебе не верю. Я-то верю. Поклясться могу. А вот Пирс...

-- Ага, значит, это все-таки Красный, - с угрозой перебил его Клив. - А ты вроде как уверял, что он не хотел нас с тобой поссорить.

-- Нет-нет, ничего такого не было. Он просто говорил, что есть у него подозрение. Он имеет право. И остальные тоже. А теперь к делу: они считают, что ты ведешь двойную игру потому, что сам еще не стал преступником.

-- Я что-то не понимаю, - медленно ответил Клив.

-- Слушай, Джим. Когда ты свалился к нам в Горный Стан, ты здорово скандалил, но ведь ты не был бандитом. Потом ты вступил в мой Легион, но все равно бандитом не стал. И здесь ты был просто честным старателем. Меня это устраивало, входило в мои планы. Только вот теперь это не по вкусу моим людям. Да, ты каждый день трудишься в поте лица. Ты нашел богатый самородок. Тебя уважают в поселке. Ты ни разу не оступился. В картах и за мешок золота не передернешь. И моим людям это не по вкусу. Я-то понимаю, что ты честный парень, настолько же честный, насколько смелый, своих не продашь. А вот ребята этого не понимают. Для них ты просто порядочный рудокоп, а в банду затесался, чтобы всех нас выдать. Их я не виню, сейчас такое время, когда рассудок - если он у них есть - не работает. Всех лихорадит. Они не видят ничего, кроме золота, виски и крови. В этом все дело. И знаешь, я даже рад, что банда тебе не доверяет - теперь у тебя есть возможность на деле меня поддержать.

-- Возможность!?

-- Ну да. У них тут есть для тебя одна работенка. Возьмешься за нее?

-- Придется.

-- Придется, если хочешь доказать людям, что я не зря тебе доверяю. Стоит тебе хоть раз совершить преступление, они за тебя горой встанут. Тогда мы снова сплотимся и подумаем, как нам быть с Гулденом и его компанией. А то они не только сами в петлю влезут, но и нас затащат.

Келлз отвел глаза и помолчал. Как ему не хотелось втягивать Джима в это дело! С горечью Джоун подумала, что даже не имей других поводов, уже за одну жалость к Джиму она почувствовала бы приязнь к этому беспощадному бандиту.

-- Ты знаешь рудокопа Крида? - быстро проговорил Келлз.

-- Я его не видел. Его знает Пирс. Что, Джим похоже его описал?

-- В самую точку попал.

-- Ладно, ясно, - продолжал Келлз, уже увлекаясь темой. - Этот Крид носит пояс, будто набитый золотом. Бликки видел, он не ошибается. Напарник Крида вчера уехал на несколько дней в Бэннок. Крид - работяга, иной раз так наработается, что засыпает прямо за ужином. Пить он не пьет, еле шевелится и вообще тугодум. Лучшее время для этого дела - пораньше вечером, как только он погасит свет. Высмотри его палатку - она стоит у небольшой старицы, под засохшей сосной. Завтра вечером, как стемнеет, подползи к старице - только, смотри, осторожно, - дождись подходящего момента и быстро кончай дело.

-- Как... это... кончай? - , внезапно охрипшим голосом переспросил Клив.

-- Койка Крида стоит у той стороны палатки, что напротив дерева. Тебе не надо будет заходить внутрь, просто распори брезент, он старый, совсем сопрел. Зарежь Крида... и возьми пояс... Ничего не бойся, действуй быстро, только осторожно. Вот и вся работа. Ну, как?

-- Ладно, - угрюмо буркнул Клив и, громко стуча по полу сапогами, вышел.

Джим ушел, а Джоун продолжала смотреть и слушать. Ее очень беспокоило свалившееся на Джима ужасное поручение, хотя она ни на минуту не усомнилась, что Джим, а значит и она, подошли к критической точке. Что сделает Джим, она не представляла и думала только о том, чего он не сделает.

Келлз с торжеством посмотрел на Пирса.

-- Похоже, я ошибался, хозяин, - согласился Пирс.

-- Работа ему не по вкусу, да держался он что надо, - заметил Ловкач Оливер. - Келлз-то прав был. Зря ты, Красный, шум подымал.

-- Может, и так. А ведь здорово я придумал заставить Клива сделать дело, хоть он такой честный-расчестный! Все согласно кивнули, даже Келлз медленно наклонил голову.

-- Знаешь, Джек, я вот что подумал: ведь для Клива есть работенка еще почище, - с обычной ухмылкой добавил Джесс Смит.

-- Ты давеча говорил, что хочешь, чтоб мы все снова работали вместе - те, кто еще остался. А тут этот дубина Гулден путается.

-- Это ты верно заметил, - зло сказал Келлз и посмотрел на Смита, словно ожидая продолженья.

-- А ты, Вуд, что скажешь? - прищурившись, обратился к нему Келлз.

-- А ты, Ловкач?

-- Я не прочь бы посмотреть, как Гул пляшет в петле. Ну, а если тебе неймется, я согласен играть и по Джессовой сдаче.

Келлз с улыбкой повернулся к Пирсу.

-- А ты?

"да", если б мне самому не надо было этим заниматься, - ответил он с жестким хохотком. - Убить Гула не так-то просто. У него промахов не бывает. Бьюсь об заклад - если мы прижмем его тут, в хижине, он многих уложит, прежде чем сам отдаст концы.

-- Гул ночует один, неизвестно где, - заметил Оливер. - Его врасплох не застанешь. Пирс дело говорит. Как мы его убьем?

-- Вот послушайте меня, тогда узнаете, - вступил в спор Джесс Смит. - Это дело как раз для Клива, он справится. Все знают, что Гулден никогда никого не боялся, а вот перед Кливом чего-то хвост поджимает. Не знаю, чего. Пошли на это дело одного Клива. Пусть выманит его туда, где никого нет, и прикончит. Уж поверьте моему слову.

-- Ну, Джесс, здорово ты придумал, - весь просияв, с жаром отозвался Келлз. В его тоне, манерах снова появилась былая властность. - Мы с ним разошлись, а когда он не будет мне больше мешать...

-- Значит, хозяин, это будет для Клива второе дело? - с явным интересом спросил Пирс.

-- Если он со всем управится, я больше никогда против него слова не скажу; захочет - в рот ему смотреть стану. 

* * *

Слушать дальше Джоун была не в силах. Она добрела до постели, упала на нее и сжалась, словно от холода, в комок. Конечно, с Кридом Джим что-нибудь придумает, вывернется, а вот от встречи с Гулденом увиливать не станет. Он ненавидит этого бандита, потому что она его боится. Как медленно тянется время! Что ж, ей так и мучиться, пока...

Джоун долго не могла сомкнуть глаз. Наконец, уже совсем поздно, забылась тяжелым сном, но и во сне ее мучили кошмары.

Наступивший день был не лучше ночи. Время тянулось бесконечно долго. Джоун старалась не пропустить ни звука, но все было тихо. Когда она вышла, в хижине не было никого, кроме Бейта Вуда, который был к ней даже внимательней обычного, но Джоун не хотелось разговаривать. Она молча съела, что он принес, а потом ушла к себе и то лежала на постели,' то смотрела в окошко. Стало темнеть. Откуда-то пришли Келлз, Пирс и Смит. Клива с ними не было. К ужину появились еще Оливер и Бликки.

Кто-то засмеялся. А Келлза, как показалось Джоун, мучили угрызения совести. Лицо его было мрачно и грозно. Он ел меньше всех и, встав из-за стола, принялся в раздумье ходить по хижине, понурив голову. Джоун ясно видела, что его тяготит это новое преступление. Постепенно бессвязные разговоры - ничем не отличавшиеся от обычных разговоров старателей или охотников - смолкли. Какое-то время еще слышалось одно-два слова, потом стало совсем тихо. В такие вечера настроение Келлза всегда давило на его товарищей. Сам того не замечая, он все больше отдалялся от них, держался, как будто кроме него в хижине никого не было. Однако порой он бросал взгляды на дверь и, казалось, к чему-то прислушивался. Конечно, он ждал Клива, но с чем? Джоун слепо верила, что Джим сумеет провести и Келлза, и Пирса. Ведь от этого так много зависит!

Вдруг послышалось чье-то восклицание, и тотчас в хижину теныо проскользнул Клив.

Сердце Джоун сделало скачок и замерло. Джим был страшен, страшен, как может быть страшен только убийца. Он распахнул куртку и бросил на стол что-то черное; раздался тяжелый глухой стук. На столе лежал набитый золотом пояс.

совершенно забыв о Кливе.

-- Дай-ка я взвешу, - жадно глядя на пояс, попросил Пирс.

Джоун все видела и слышала. Потом, словно сквозь туман, еще раз взглянула на Джима. Какой у него ужасный вид, какое страшное лицо. Что все это значит? Или это маска, чтобы обмануть Келлза? Но тут она вспомнила о поясе и содрогнулась: Джим принес пояс рудокопа Крида. Значит, страстное желанье оставаться подле нее, спасти ее заставило его сдержать данное Келлзу слово, свершить черное дело!

Джоун качнулась, сделала шаг назад и, ничего не видя, теряя сознание, упала на постель.