Ган Исландец.
Часть первая.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ган Исландец. Часть первая. Глава III (старая орфография)

III

Эндрю, распорядись, чтобы через полчаса подали сигнал к тушению огня. Серсилл сменит Дукнесса у главной подъемной решетки, а Мальдивий пусть станет на платформе большой башни. Необходим строжайший надзор со стороны башни Шлезвигского Льва. Не забудьте также в семь часов выстрелить из пушки, чтобы подняли цепь в гавани... нет, нет, я забыл, что ждут капитана Диспольсена. Напротив, надо зажечь маяк и посмотреть, горит ли Вальдерлонгский; об этом уже послано туда приказание, - а главное, чтобы была готова закуска для капитана. Ну теперь все, ах нет, чуть не забыл посадить на два дня под арест второго стрелка Торик Бельфаста, который пропадал где-то целый день.

Эти приказания отдавал сержант под черными, закоптелыми сводами Мункгольмской гауптвахты, находившейся в низкой башне, высившейся над главными воротами крепости.

Солдаты, к которым он обращался, бросали игру или поднимались с коек, спеша исполнить приказания, и на гауптвахте водворилась тишина.

Через минуту мерный плеск весел послышался со стороны залива.

- Ну, должно быть это капитан Диспольсен, - пробормотал сержант, открывая маленькое решетчатое окошко, выходившее на залив.

Лодка дествительно причалила к железным воротам крепости.

- Кто там? - окликнул сержант хриплым голосом.

- Отвори! - был ответ: - Мир и безопасность.

- Вход воспрещен: есть ли у вас пропуск?

- Есть.

- А вот посмотрим. Если же вы налгали, клянусь всеми святыми, я заставлю вас отведать воды залива.

Затем отвернувшись и закрыв окошко, он прибавил:

- Однако это не капитан!

Свет блеснул за железными воротами; ржавые запоры заскрипели, засовы были подняты и приотворив калитку, сержант принялся разсматривать пергамент, предъявленный ему вновь прибывшим.

- Проходите, - проговорил он: - позвольте, впрочем, - прибавил он поспешно: - вам надо оставить здесь брильянтовую пряжку вашей шляпы, так как в государственные тюрьмы нельзя входить с драгоценными украшениями. В регламенте ясно сказано, что только "король и члены королевской фамилии, вице-король и члены его фамилии, епископ и командиры гарнизона исключаются из этого правила". Вы наверно не обладаете ни одним из этих титулов?

Молодой человек без возражений отстегнул пряжку и кинул ее вместо платы рыбаку, который доставил его к крепости. Лодочник, опасаясь, чтобы он не раскаялся в своей щедрости, поспешил широким пространством моря отделить благодеяние от благодетеля.

Между тем как сержант, ворча на неблагоразумие правительства, злоупотребляющого правом входа в государственные тюрьмы, задвигал тяжелые засовы и мерный стук его ботфорт раздавался на ступенях лестницы, ведшей на гауптвахту, молодой человек, перекинув плащ через плечо, быстрыми шагами прошел под черными сводами низкой башни, миновал длинный плац-парад и артиллерийский парк, где находилось несколько старых негодных кулеврин {Пушка старинного образца.}, которые можно видеть теперь в Копенгагенском музее. Предупрежденный окликом часового, он подошел к подъемной решетке, которая поднята была для осмотра его пропуска.

Отсюда, в сопровождении солдата, он ни минуты не задумываясь и как бы хорошо знакомый с местностью, направился по диагонали одного из четырех квадратных дворов, примыкавших по бокам к главному круглому двору, посреди которого высилась обширная и круглая скала с башней под названием Замка Шлезвигского Льва и где заключен был своим братом Рольфом-Карликом герцог Шлезвигский, Джоатам Лев.

Мы не станем описывать здесь Мункгольмской башни, тем более, что читатель, заключенный в государственную тюрьму, пожалуй станет опасаться, что оттуда нельзя спастись через сад. Опасение напрасное, так как замок Шлезвигского Льва, назначенный для высоко поставленных узников, между прочими удобствами доставлял им возможность прогуливаться в довольно обширном запущенном саду, где среди скал вокруг высокой тюрьмы и в ограде крепостных стен росли кусты остролиста, несколько старых тиссов и черных сосен.

Поровнявшись с подошвой круглой скалы, молодой человек взошел по грубо вырубленным в ней ступеням, которые вели к одной из башен ограды, служившей входом в центральное здание. Тут он громко затрубил в медный рог, полученный им у часового опускной решетки.

- Отворите, отворите! - с живостью закричал голос изнутри. - Это наверно окаянный капитан!...

Дверь отворилась в вновь прибывший, войдя в плохо освещенную комнату готической архитектуры, приметил молодого офицера, небрежно развалившагося на груде плащей и оленьих шкур, близ одного из тех ночников с тремя рожками, которые наши предки подвешивали к розеткам потолка, но который в эту минуту стоял на полу. Богатство и изысканная роскошь его костюма составляли разительный контраст с голыми стенами и топорной мебелью комнаты.

Не выпуская книги из рук, он полуобернулся к вошедшему.

- Это вы, капитан? Добро пожаловать! Без сомнения вы не предполагали, что заставляете ждать человека, не имеющого чести вас знать, но мы скоро познакомимся поближе, не правда ли? На первых порах дозвольте мне выразить вам мое искреннее сожаление, что вы вернулись в этот гостеприимный замок. За тот недолгий промежуток времени, который я провел здесь, я сделался так же весел, как и сова, прибитая вместо пугала к воротам башни. Клянусь дьяволом, когда я вернусь в Копенгаген на свадьбу моей сестры, и четыре дамы из целой сотни не признают меня! Скажите, пожалуйста, не вышли ли из моды банты из красных лент у подола кафтана? Не переведено ли каких нибудь новых романов этой француженки, мадмуазель Скюдери? У меня теперь её Клелия, которою наверно еще зачитываются в Копенгагене. Теперь, когда я томлюсь вдали от стольких прелестных глазок, эта книга мое единственное утешение... потому что как ни хороши глазки нашей узницы, - вы знаете о ком я говорю - они ничего не говорят моему сердцу. Ах! уж эти поручения родителя!.. Сказать по секрету, капитан, мой отец - пусть это останется между нами --поручал мне... понимаете... приволокнуться за дочерью Шумахера. Но все старания мои пошли прахом: это не женщина, а прекрасная статуя; она плачет по целым дням и не обращает на меня ни малейшого внимания.

Молодой человек, не имевший до сих пор случая прервать болтовню словоохотливого офицера, вскрикнул от удивления.

- Что? Что вы сказали? Вам поручили обольстить дочь несчастного Шумахера?

- Обольстить! Пожалуй, если теперь так выражаются в Копенгагене, но тут сам дьявол спасует. Представьте себе, позавчера, находясь на дежурстве, я специально для нея надел роскошные французския брыжи, полученные мною прямо из Парижа; ну и что-ж бы вы думали, она ни разу не взглянула на меня, не смотря на то, что я раза три или четыре проходил чрез её комнату, брянча новыми шпорами, колесцо которых будет пошире ломбардского червонца. Это ведь самый новейший фасон, не правда-ли?

- Боже мой! - прошептал молодой человек, сжимая голову руками: - это ужасно!

- Не правда-ли? - подхватил офицер, ложно истолковав смысл этого восклицания: - Ни малейшого внимания ко мне! Невероятно, а между тем сущая правда!

Не хотите ли перекусить, капитан Диспольсен? - крикнул ему офицер.

Молодой человек опомнился.

- Я вовсе по капитан Диспольсен.

- Что! - вскричал офицер грубым тоном, поднявшись с своего ложа: - Но кто же вы, если осмелились проникнуть сюда, в такой час?

- Мне надо видеть графа Гриффенфельда... я хочу сказать, вашего узника.

"Предъявитель сего имеет право во всякое время дня и ночи входить во все государственные тюрьмы". Груммонд Кнуд - брат старшого генерала Левина Кнуда, губернатора Дронтгейма, и вы должны знать, что этот старый воин воспитал моего будущого зятя...

- Очень вам благодарен, поручик, за эти семейные тайны. Но, быть может вы и без того слишком много распространялись о них?

- Грубиян прав, - подумал поручик, закусив себе губы: - Эй! Тюремщик! Тюремщик! Проводи этого господина к Шумахеру, да не ворчи, что я отцепил у тебя ночник о трех рожках с одной светильней. Мне интересно было разсмотреть поближе вещицу времен Скиольда-Язычника или Гавара-Перерубленного, и к тому же теперь вешают на потолок только хрустальные люстры.