| Автор: | Гюго В. М., год: 1823 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ган Исландец. Часть первая. Глава XVII (старая орфография)
XVII
Между тем Этель провела четыре долгих, томительных дня, одиноко блуждая в мрачном саду Шлезвигской башни, по длинной галлерее, где раз не слыхала она полуночного боя часов, одиноко молясь в часовне, свидетельнице и поверенной стольких слез и обетов. Иногда старый отец сопровождал ее, но это не смягчало её одиночества, так как избранный спутник её жизни находился в отсутствии.
Злополучная девушка!.. За что эта юная, чистая душа терпит уже такия муки? Оторванная от света, почестей, богатства, утех юности, торжества красоты, она еще в колыбели попала в тюрьму. Разделяя с отцом заключение, она росла, видя как он дряхлеет с каждым днем, и в довершение её горестей, как бы для того, чтобы она изведала все роды рабства, любовь посетила ее в темнице.
Если бы еще Орденер был с нею, на что ей нужна была свобода? Знала ли она свет, у которого ее похитили? Её мир, её небо, не заключались ли они для нея в этой тесной башне, на черные стены которой, усеянные солдатами, ни один прохожий не кинет сострадательного взгляда?
Но увы! Уже вторично разставалась она с своим Орденером; вместо того, чтобы наслаждаться краткими, но постоянно возраждающимися часами его чистых ласк и целомудренных объятий, дни и ночи проводила она, оплакивая разлуку с ним и молясь за его безопасность. Девушка может только молиться и плакать.
Сколько раз завидовала она крыльям вольной ласточки, прилетавшей за кормом к решетчатому окну её тюрьмы. Сколько раз мысленно уносилась она вслед за облаком, которое стремительный ветер гнал к северу; и потом вдруг отворачивала лицо и зажмуривала глаза, как бы страшась появления гиганта-разбойника и начала неравной борьбы на одной из тех далеких гор, синеющия вершины которых подобно неподвижным тучам обрамляли горизонт.
собственное существование, создаешь для себя угрюмое одиночество, необъятную пустоту, а отсутствующого видишь в каком то мире чудовищ, опасностей и обольщений; все, из чего слагается наша натура, все это сливается в одно бесконечное стремление к существу, покинувшему нас и мы чуждаемся окружающого нас мира. Тогда мы дышим, ходим, действуем, но безсознательно. Тело движется наугад подобно блуждающей планете, потерявшей свое солнце: души в нем нет.