Ган Исландец.
Часть первая.
Глава XXII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ган Исландец. Часть первая. Глава XXII (старая орфография)

XXII

Вернемся теперь к нашим путешественникам, которых мы оставили взбирающимися не без труда при свете луны на крутую кривизну Оельмского утеса. Этот утес, лишенный растительности от начала кривизны, известен был среди норвежских крестьян под именем Ястребиной Шеи, название, действительно отвечавшее очертаниям, которые представляла издали эта огромная масса гранита.

По мере того как Орденер и Спиагудри приближались к обнаженной части утеса, лес сменялся кустарником, трава - мхом, дуб и береза - диким шиповником, дроком и остролистом: оскудение растительности, которое на высоких горах всегда указывает близость вершины, вследствие постепенного истончения почвы, одевающей, так сказать, остов горы.

- Господин Орденер, - заговорил Спиагудри, подвижное воображение которого то и дело увлекалось водоворотом различных идей: - эта отлогость крайне утомительна и надо быть очень преданным вам, чтобы следовать по ней за вами... Постойте, кажется я вижу там направо роскошный conѵоlѵulus, мне хотелось бы разсмотреть его поближе. Как жаль, что теперь не день!.. Воля ваша, а это ужасная наглость оценить подобного ученого, как я, в каких нибудь четыре несчастных экю! Положим, что славный Федр был рабом, что Экоп, если верить ученому Планудию, был продан на ярмарке как животное или вещь. А кто не возгордился бы, имея что нибудь общее с великим Эзопом?

- И с знаменитым Ганом? - добавил, улыбаясь Орденер.

- Ради святого Госпиция, - взмолился Спиагудри: - не упоминайте этого имени. Клянусь вам, я легко обойдусь и без такого сближения. Однако какие странности возможны на белом свете, если цена за его голову достанется Бенигнусу Спиагудри, товарищу его по несчастию!.. Господин Орденер, вы гораздо благороднее Язона, который не отдал золотого руна кормчему Арго; ваше же предприятие, цели которого я все еще не могу хорошенько понять, не менее опасно, чем предприятие Язона.

- Но, так как ты знаешь Гана Исландца, - сказал Орденер: - сообщи мне некоторые сведения о нем. Ты мне уже упоминал, что это совсем не гигант, каким обыкновенно его рисуют.

Спиагудри прервал его:

- Постойте, сударь, не слышите ли вы шума шагов позади нас?

- Да, - спокойно ответил молодой человек: - только не пугайся. Это какой нибудь красный зверь, которого спугнуло наше приближение, и который бежит, ломая кусты.

- Да, это возможно, мой юный Цезарь; уже с давних пор не заглядывало в эти леса ни одно человеческое существо! Если судить по тяжелой поступи, зверь надо полагать огромный. Это или лось, или северный олень, который заходит иногда в эту сторону Норвегии. Тут водятся также рыси. Между прочим, я видел одну чудовищной величины, когда ее привезли в Копенгаген. Я должен описать вам этого свирепого зверя.

- Нет, любезный проводник, - перебил Орденер: - я предпочитаю, чтобы ты описал мне другое чудовище, не менее свирепое, страшного Гана...

- Тише, милостивый государь! Как вы спокойно произносите подобное имя! Вы не знаете... Боже мой, слышите вы!

С этими словами Спиагудри приблизился к Орденеру, который действительно услыхал крик, похожий на рев. Подобный же рев, как помнит читатель, страшно напугал трусливого смотрителя Спладгеста в тот бурный вечер, когда он бежал из Дронтгейма.

- Слышали вы? - пробормотал Спиагудри, задыхаясь от ужаса.

- Конечно, - ответил Орденер: - и не понимаю, чего ты дрожишь. Это рев дикого зверя, быть может просто крик одной из тех рысей, о которых ты только что упоминал. Неужели ты разсчитывал пройти в эту пору в подобной местности, не будучи извещен ничем о присутствии хозяев, которых мы потревожили? Поверь мне, старина, они больше перепугались, чем ты.

Спиагудри несколько успокоился, видя спокойствие своего молодого спутника.

- Ну; дай то Бог, чтобы и на этот раз вы были правы. Однако крик этого зверя ужасно походит на голос... Извините меня, милостивый государь, но право не в добрый час надумались вы взбираться к замку Вермунда. Я боюсь, что бы над нами не стряслась какая беда на Ястребиной шеи.

- Не бойся ничего, пока ты со мною, - ответил Орденер.

- О! Вас то ничем не проймешь; но, милостивый государь, один лишь блаженный Павел мог безнаказанно брать змею в руки. Вы не обратили внимания, когда мы стали взбираться на эту проклятую тропинку, что по ней повидимому недавно кто то прошел, так что помятая трава не успела еще расправиться.

- Признаюсь, все это нисколько меня не интересует, и мое душевное спокойствие ничуть не зависит от того, помяты стебли травы, или нет. Но вот, мы сейчас выйдем из кустарника, не будем слышать ни шагов, ни криков зверей; я советую тебе, мой храбрый проводник, не собраться с мужеством, нет, а собраться с силами, так как высеченная в скале тропинка будет, пожалуй, потруднее пройденной.

не так то легко перелезть. Между прочим, недалеко от Малаерского подземного выхода, к которому мы приближаемся, находится громадная трехугольная глыба гранита, на которую давно уже сильно хотелось мне взглянуть. Шоннинг утверждает, что видел на нем три первобытных рунических письменных знака...

Некоторое уже время путешественники взбирались по голому утесу; они достигли маленькой развалившейся башни, через которую им надо было пройти и на которую Спиагудри обратил внимание Орденера.

- Вот здесь Малаерский подземный выход, милостивый государь. На этой дороге мы встретим еще много других любопытных сооружений, которые показывают на каком уровне стояло в древности фортификационное искусство норвежцев. Этот подземный выход, постоянно охраняемый четырьмя вооруженными стражами, представляет передовое укрепление замка Вермунда. Кстати о выходе, монах Урензиус делает интересное замечание, слово jаnuа {Januа - дверь, выход.}, происходящее от Jаnus, храм которого достопримечателен был своими дверями, не произвело ли слова янычар, страж двери султана? Курьезно было бы, если бы действительно имя самого благодетельного царя в истории перешло к самым свирепым солдатам на свете.

С этой научной болтовней смотрителя Спладгеста, они с трудом взбирались по гладким камням и острым обломкам скалы, меж которых кое-где рос на утесе короткий и скользкий дерн.

Орденер забывал об усталости, мечтая о счастии снова взглянуть на далекий Мункгольм, как вдруг Спиагудри вскричал:

- А! Я вижу ее! Один вид её вознаграждает меня за все труды. Я вижу ее, сударь, я ее вижу!

- Кого это? - спросил Орденер, думавший в эту минуту об Этели.

- Пирамиду, милостивый государь, трехугольную пирамиду, о которой говорит Шоннинг. После профессора Шоннинга и епископа Излейфского я буду третьим ученым, которому посчастливилось разсматривать ее вблизи.

Как досадно, однако, что это произойдет при лунном свете.

Приблизившись к знаменитой глыбе, Спиагудри вдруг испустил крик печали и ужаса. Изумленный Орденер осведомился с любопытством о новой причине его волнения, но ученый археолог в течении нескольких минут не мог выговорить слова.

- Ты думал, - заметил Орденер: - что этот камень заграждает дорогу; напротив, тебе следовало бы с удовольствием убедиться, что она вполне свободна для прохода.

- Вот это-то и приводит меня в отчаяние! - вскричал Бенигнус жалобным тоном.

- Это отчего?

- Как, милостивый государь, разве вы не примечаете, что эта пирамида сдвинута с места; что основание её, которым она упиралась на тропинку, смотрит теперь на воздух, между тем как бок, на котором Шоннинг открыл первобытные руническия письмена, лежит теперь на земле?.. Какое несчастие!

- Тебе действительно не везет, - заметил молодой человек.

- И добавьте к тому, - с живостью продолжал Спиагудри: - что смещение этой глыбы доказывает присутствие какого то сверхъестественного существа. Если только это не дело дьявола, во всей Норвегии рука только одного человека в состоянии...

- Мой бедный проводник. Тебя снова обуял панический ужас. Кто знает, быть может этот камень лежит так уже более столетия.

- Правду сказать, - заметил Спиагудри более спокойным тоном: - прошло сто пятьдесят лет с тех пор как изучал его последний изследователь. Однако мне сдается, что он сдвинут недавно; место, которое он занимал еще сыро. Посмотрите, сударь...

Орденер, нетерпеливо желавший добраться поскорее до развалин, оттащил своего проводника от чудесной пирамиды и успел разумными доводами разсеять новый страх внушенный старому ученому странным перемещением глыбы.

- Послушай, старина, тебе лучше всего поселиться на берегу этого озера и в свое удовольствие заняться важными исследованиями, когда ты получишь десять тысяч королевских экю за голову Гана.

- Вы правы, благородный господин мой, но не говорите так легкомысленно о победе, весьма сомнительной. Мне необходимо подать вам совет, чтобы вы легче могли захватить чудовище...

- Совет! Какой совет?

- Разбойник, - отвечал тот тихим голосом, бросая вокруг себя безпокойные взгляды, - разбойник носит за поясом череп, из которого обыкновенно пьет. Это череп его сына, за осквернение трупа которого меня преследуют теперь...

- Говори погромче, не бойся ничего, я с трудом могу разслышать твой голос. Ну! Этот череп...

- Этот череп, - продолжал Спиагудри, наклоняясь к уху молодого человека: - вам надо постараться захватить в свои руки. Чудовище питает к нему не знаю какие-то суеверные чувства. Когда вы завладеете черепом его сына, разбойник очутится в вашей власти.

- Прекрасно, мой храбрый спутник; но каким-же образом я завладею этим черепом?

- Хитростью, милостивый государь; может быть во время сна чудовища...

Орденер перебил его:

- Довольно. Твой добрый совет мне не подходит. Мне некчему знать спит ли враг. В борьбе я полагаюсь лишь на мою саблю.

- Эх, сударь! Разве не хитростью архангел Михаил победил дьявола...

Спиагудри вдруг остановился, протянул вперед руки и простонал слабым голосом:

- Святые угодники! Что это я вижу там? Посмотрите, милостивый господин, разве не малорослый идет по одной тропинке впереди нас?..

- Клянусь честью, - сказал Орденер, поднимая глаза: - я не вижу никого.

- Никого, сударь? Действительно, тропинка заворачивает и он исчез за скалой... Заклинаю вас, сударь, не ходите далее ни шагу.

- Полно! Если этот субъект так поспешно исчез, это вовсе не доказывает, что он намерен ждать нас; если-же он убежал, разве будет разумно с нашей стороны следовать его примеру.

- Да защитит нас святой Госпиций! - прошептал Спиагудри, который в критическую минуту всегда призывал своего патрона.

- Ты принял за человека движущуюся тень спугнутой совы, - заметил Орденер.

- Однако, я убежден, что видел малорослого, хотя лунный свет часто производит странные иллюзии. Под влиянием этого света Балдан Мернейский принял белый полог постели за тень своей матери, что и побудило его на следующий день объявить себя её убийцей перед судьями Христиании, которые хотели было обвинить в этом невинного пажа покойной. Таким образом можно сказать, что лунный свет спас жизнь этого пажа.

Никто не мог лучше Спиагудри забывать настоящого в минувшем. Одного воспоминания его обширной памяти достаточно было для того, чтобы изгладить впечатления минуты. Теперь история Балдана разсеяла его страх и он заметил спокойным тоном:

- Весьма возможно, что меня тоже ввел в заблуждение лунный свет.

Между тем они достигли вершины Ястребиной Шеи и принялись осматривать развалины, которые до сих пор были скрыты от них кривизной утеса.

на хребте самых высоких гор, подобно брошеным гнездам ястребов или орлов.

В эпоху, нами описываемую, в Норвегии этот род воздушных построек в особенности поражал как своею численностью, так и разнообразием. Там попадались то длинные полуразрушенные стены, опоясывавшия утес; то остроконечные тонкия башенки, венчавшия вершину гор, подобно царской короне; то массивные башни, сгруппированные вокруг замка и казавшияся издали древней тиарой на седой голове высокого утеса. Рядом с тонкими стрельчатыми аркадами готического монастыря виднелись тяжелые египетския колонны саксонской церкви; рядом с цитаделью из четырехугольных башен языческого вождя - зубчатая крепость христианского владетеля; рядом с замком, разрушившимся от времени - монастырь, раззоренный войной.

От этих зданий, представлявших смесь странных и почти неведомых теперь архитектур, от этих зданий, смело сооруженных на местах, повидимому, неприступных, остались одни лишь обломки, как бы свидетельствующие о могуществе и ничтожестве человека. Быть может в этих зданиях совершались дела гораздо более достойные описания, чем все, о чем повествуют на земле; но события эти свершились, смежились очи, видевшия их, предания о них утратились с течением времени, подобно угасающему огню - и кто в состоянии теперь проникнуть в тайну веков?

Жилище Вермунда Изгнанника, до которого добрались наконец оба путешественника, было именно одно из тех зданий, с которыми суеверие связывает наиболее удивительные приключения, наиболее чудесные истории.

По каменным стенам его, скрепленным цементом, ставшим тверже камня, легко было судить, что сооружение это относится к пятому или шестому столетию. Из пяти башен его только одна сохранила свою прежнюю высоту; остальные четыре, более или менее разрушенные, обломками которых усеяна была вершина утеса, соединялись друг с другом рядами развалин, указывавшими древния границы внутренних дворов замка. Весьма трудно было проникнуть во внутренность замка, загроможденную камнями, обломками скал и густым кустарником, который, разстилаясь с одной развалины на другую, скрывал под своей листвой обрушившияся стены, или длинными гибкими ветвями свешивался в пропасть.

Ходила молва, что на этой чаще ветвей качались при лунном свете синеватые призраки, преступные души утопившихся в озере Спарбо, что на ней оставлял домовой озера облако, на котором улетал при восходе солнца. Свидетелями этих страшных тайн были отважные рыбаки которые, пользуясь сном морских собак {Морския собаки причиняют вред рыбакам, пугая рыбу.}, осмеливались направлять свои лодки под самый Оельмский утес, рисовавшийся в тени над их головами, подобно разломанной арке гигантского моста.

Наши искатели приключений не без труда проникли за стену жилища через разщелину, так древния ворота засыпаны были развалинами. Единственная башня, которая, как мы уже сказали, устояла против разрушительного действия времени, расположена была на краю утеса.

С её то вершины, по словам Спиагудри, Орденер мог увидеть маяк Мункгольмской крепости. Они направились к ней, не взирая на царившую вокруг густую темноту. Тяжелая черная туча совсем закрыла луну. Они хотели уже войти в брешь другой стены, чтобы пробраться во второй двор замка, как вдруг Спиагудри замер на месте и поспешно ухватился за Орденера рукою, дрожавшей так сильно, что молодой человек даже зашатался.

- Что еще?.. - с удивлением спросил Орденер.

Не отвечая ни слова, Бенигнус с живостью схватил его за руку, как бы для того, чтобы принудить замолчать.

- Но... - заикнулся молодой человек.

Новое пожатие руки, сопровождаемое глубоким полуподавленным вздохом, заставило его решиться терпеливо обождать, пока утихнет новый прилив страха.

Наконец Спиагудри промолвил задыхающимся голосом:

- Ну, милостивый господин, что вы на это скажете?

- На что? - спросил Орденер.

- А, сударь, - продолжал Бенигнус тем же тоном: - вы теперь раскаиваетесь, что забрались сюда!

- Ничуть, мой храбрый проводник: напротив я разсчитываю забраться еще выше. Почему это хочешь ты, чтобы я раскаивался?

- Как, сударь, так вы не видели ничего?

- Видел! Что видел?

- Так вы не видели ничего... - повторил достойный смотритель Спладгеста с возрастающим ужасом.

- Решительно ничего! - нетерпеливо вскричал Орденер: - ничего не видел, а слышал только стук твоих зубов, которые от страха стучали как в лихорадке.

- Честное слово, нет.

- Так вы не видели как они блуждали, поднимались, спускались и наконец исчезли в развалинах?

- Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Ну что за важность, если бы и видел?

- Как! Господин Орденер, разве вам не известно, что во всей Норвегии глаза только одного человека могут так сверкать в темноте?...

- Ну что за важность? Кто же это обладает такими кошачьими глазами? Может быть Ган, твой грозный Исландец? Тем лучше, если он здесь! По крайней мере нам не придется странствовать в Вальдергогскую пещеру.

Это тем лучше пришлось совсем не по вкусу Спиагудри, который не мог удержаться, чтобы не выдать своей тайной мысли невольным восклицанием.

- Ах! Сударь, не вы ли обещали оставить меня в деревне Сурб за милю от места поединка?..

Добродушный, честный Орденер понял и улыбнулся.

- Ты прав, старина; было бы несправедливо подвергать тебя моим опасностям. Не бойся ничего, ты всюду видишь этого Гана Исландца. Разве в эти развалины не может забраться дикая кошка с такими же блестящими глазами, как у этого субъекта?

Чуть ли не в пятый раз Спиагудри успокоился, отчасти оттого, что спокойствие его юного спутника имело в себе нечто заразительное.

- Ах! Сударь, без вас я уж раз десять бы умер со страху, корабкаясь по этим скалам.... Правда, если бы не вы, я не отважился бы на такое путешествие.

При свете луны, вышедшей из за туч, они приметили вход в высокую башню, подножия которой только что достигли. Они вошли в него, раздвигая густую завесу плюща, откуда посыпались на них сонные ящерицы и старые гнезда хищных птиц. Спиагудри поднял два кремня и стал высекать из них огонь на кучу сухих листьев и валежника, набранного Орденером. Через минуту вспыхнуло яркое пламя, разсеяв окружающую темноту и позволяя осмотреть внутренность башни.

Внутри уцелели только круглые, очень толстые стены, поросшия плющем и мохом. Потолки всех четырех этажей последовательно, один за другим обвалились на земляной пол нижняго этажа, образовав там огромную груду обломков. Узкая, без перил лестница, поломанная во многих местах, шла спиралью по внутренней поверхности стены вплоть до самой вершины башни.

При первом треске огня, целая туча сов и орланов тяжело поднялась на воздух, испуская зловещие, испуганные крики, а огромные летучия мыши по временам касались пламени своими пепельного цвета крыльями.

- Ну, хозяева то не очень радушно принимают нас, - заметил Орденер: - смотри, не испугайся опять.

- Что вы, сударь, - возразил Спиагудри, усаживаясь к огню! - чтобы я испугался каких-нибудь сов или летучих мышей! Возясь с трупами, я нисколько не страшился вампиров. Ах! Я боюсь только людей! Надо сознаться, я не очень храбр, но за то я нисколько не суеверен... Послушайте-ка, сударь, меня, оставим в покое этих дам с черными крыльями и хриплыми голосами, и позаботимся об ужине.

Орденер интересовался только Мункгольмом.

- Я захватил с собой кой-какой провизии, - продолжал Спиагудри, вынимая из под плаща свою котомку: - и если вы также проголодались как я, этот черный хлеб и этот заплесневелый сыр скоро исчезнут в наших желудках. Боюсь только, что мы будем еще умереннее, чем закон французского короля Филиппа Красивого: Nemо аudеаt соmеdеrе рrаеtеr duо fеrсulа сum роtаgiо. Не дурно было-бы пошарить в гнездах чаек или фазанов на верхушке этой башни, да как взберешься туда по этой шаткой лестнице, на которой и сильф-то с трудом удержится?

- Однако, - заметил Орденер: - она должна сдержать меня, потому что я во что-бы то ни стало заберусь на вершину башни.

- Что вы, сударь! Из за каких нибудь гнезд чаек?. Ради Бога оставьте это сумасбродство. Не стоит рисковать своей жизнью, чтобы лучше поужинать. Не забудьте, что вы легко можете ошибиться и захватить с собой совиное гнездо.

- Это правда, молодой человек, к югу! Вижу, что желание выяснить этот важный для географии факт побудило вас предпринять утомительное восхождение к замку Вермунда. Но вспомните, благородный господин Орденер, что долг ревностного ученого пренебрегать иной раз усталостями, но никак не опасностями. Умоляю вас, оставьте в покое эту дрянную, развалившуюся лестницу, на которой и ворону-то негде усесться.

Бенигнусу совсем не хотелось остаться одному внизу башни. Когда он повернулся, чтобы удержать Орденера за руку, котомка, лежавшая у него на коленях, свалилась на землю и зазвенела.

- Что это звенит у тебя в котомке? - спросил Орденер.

Этот вопрос, задевший чувствительную струну Спиагудри отбил у него всякую охоту удерживать своего спутника.

- Ну, - сказал он, не отвечая на вопрос: - если уж вы, не смотря на мои просьбы, решились взобраться на верхушку этой башни, остерегайтесь трещин лестницы.

- Хорошо, но, - снова повторил свой вопрос Орденер: - что это в твоей котомке издает такой металлический звук?

Эта нескромная настойчивость сильно не понравилась старому смотрителю Спладгеста, который от души проклинал любопытство своего товарища.

- Э! Сударь, - ответил он: - стоит вам обращать внимание на дрянное железное блюдце для бритья, которое стукнулось о камень!.. Уж если вы не хотите меня послушаться, - поспешил он прибавить: - не мешкайте и спускайтесь поскорее назад, придерживаясь за плющ, который вьется по стене. Мункгольмский маяк вы увидите на юге, между двумя скамейками Фригги.

Спиагудри ничего лучшого не мог придумать для того, чтобы отвлечь внимание молодого человека от котомки.

Скинув плащ, Орденер стал взбираться по лестнице, товарищ его следил за ним глазами, пока он не стал казаться легкою тенью, скользившей в вышине стены, вершина которой едва освещалась колеблющимся пламенем костра и неподвижным отблеском луны.

Тогда смотритель Спладгеста снова уселся у огня и поднял свою котомку.

Ну, мой милый Бенигнус Спиагудри, - пробормотал он: - пока не видит тебя эта молодая рысь и пока ты один, поспеши разбить эту неудобную железную крышку, которая мешает тебе вступить во владение, осulis et mаnu, сокровищем, без сомнения заключающимся в этом ящике. Когда оно освободиться из своей тюрьмы, его легче будет носить и удобнее прятать.

Вооружившись большим камнем, он готовился уже разбить крышку шкатулки, как вдруг луч света, упавший на железную печать, остановил антиквария.

- Клянусь святым Виллебродом Нумизматом, я не ошибаюсь, - вскричал он, вытирая ржавую крышку: - это герб Гриффенфельда! Я чуть не сделал страшную глупость, разбив печать, быть может единственный образец знаменитого герба, разбитого рукою палача в 1676 году.

Чорт возьми! Не станем трогать крышку, которая сама по себе драгоценнее сокровищ, скрытых под нею, если только, что впрочем не вероятно, там не лежат монеты Пальмиры или карфагенския медали. И так, у меня одного находится не существующий теперь герб Гриффенфельда! Надо припрятать получше это сокровище. Быть может мне удастся узнать секрет открыть этот ящик, не прибегая к вандализму. Герб Гриффенфельда! Да! Нет сомнения, вот жезл правосудия, весы на красном поле... Какая счастливая находка!

При каждом новом геральдическом открытии, которое он делал, стирая ржавчину с старой печати, с губ его срывался то крик удивления, то восторженное восклицание.

- Посредством разлагающого вешества я вскрою замок, не повредив печати. Тут без сомнения сокровища бывшого канцлера... Если кто нибудь признает меня и, соблазнившись четырьмя экю синдика, задержит на дороге, мне не трудно будет откупиться... Таким образом, мою жизнь спасет этот благодетельный ящик...

С этими словами он машинально поднял взор. В одно мгновение ока смешная физиономия его, только что выражавшая живейшую радость, оцепенела от ужаса. Конвульсивная дрожь пробежала по членам, глаза расширились, лоб покрылся морщинами, рот остался разинутым, голос замер в гортани подобно потухающему пламени.

Перед ним по ту сторону костра стоял малорослый, скрестив руки на груди. По одежде его из окровавленных шкур, по каменному топору, по зверскому взгляду, устремляемому на него, злополучный смотритель Спладгеста тотчас же узнал страшное существо, посетившее его в последнюю ночь, которую провел он в Дронтгейме.

- Это я! - произнес малорослый с угрожающим видом: - Твою жизнь спасет этот ящик, добавил он с страшной иронической усмешкою: - Разве здесь дорога в Токтре?

- В Токтре!... Сударь... Милостивый господин... я шел туда...

- Ты шел в Вальдергогскую пещеру, - ответил тот громовым голосом.

Пораженный ужасом, Спиагудри собрал все свои силы, чтобы отрицательно покачат головой.

Несчастный смотритель Спладгеста хотел было закричать, но мог испустить только какое то невнятное ворчанье.

- Зачем ты боишься меня? Ведь ты меня искал... Слушай-же, не кричи, не то ты тотчас-же умрешь.

Малорослый взмахнул каменным топором над головой Спиагудри, и продолжал голосом, который выходил из его груди подобно реву потока, вырывающагося из пещеры.

- Ты изменил мне.

Малорослый испустил глухой рев.

- А! Ты еще хочешь обмануть меня! Напрасно... Слушай, я был на кровле Спладгеста, когда ты заключил договор с тем безумцем; дважды я давал тебе знать о себе. Мой голос слышал ты на дороге во время бури; это я нашел тебя в башне Виглы; это я сказал тебе: до свидания!..

Пораженный ужасом, Спиагудри кидал вокруг себя блуждающие взоры, как бы ища помощи. Малорослый продолжал.

- Я не хотел упустить солдат, которые преследовали тебя. Они были Мункгольмского полка, а тебя я всегда мог найти. Спиагудри, это меня видел ты в деревне Оельме в войлочной шляпе рудокопа. Мои шаги, мой голос и мои глаза узнал ты в этих развалинах; все это был я!

- Пощадите!

Малорослый, скрестив руки, устремил на него налитые кровью глаза, сверкающие ярче пламени костра.

- Моли этот ящик о твоем спасении, - заметил он с страшной иронией.

- Пощадите!.. Пощадите! - повторял Спиагудри, полумертвый от страха.

Спиагудри, поняв страшный смысл этих слов, застонал.

С этими словами он снял с себя кожаный пояс, продел его в кольцо ящика и привязал к шее Спиагудри, который согнулся под непосильной тяжестью.

- Ну, - продолжал малорослый: - какому дьяволу поручаешь ты свою душу? Зови его скорее на помощь, не то другой демон, о котором ты и не помышлял, завладеет ею прежде него.

- Нет, нет! - произнес тот: - слушай, верный Спиагудри, не отчаивайся, оставляя без проводника своего молодого товарища. Говорю тебе, он последует за тобою. Иди же! Ты только проложешь ему дорогу... Ну!

С этими словами, схватив несчастного в свои железные тиски, он вынес его из башни, как тигр, уносящий длинную змею.

Минуту спустя, громкий крик огласил развалины, смешавшись с страшным взрывом хохота.