Амур и Психея

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Амур и Психея (старая орфография)

Из классической старины дошло до нас проникнутое высокой поэзией произведение, в которой сила народного творчества сочеталась с оригинальным замыслом ученого философа. В раму фривольного романа вставлена прелестная картинка, от которой веет чистым ароматом любви; над миром жгучих наслаждений чувственности возвышается образ пленительной девушки с опущенными глазами, с непорочными мыслями. Прекрасная героиня фантастической сказки, она привлекала к своим ногам свободные искусства, и они увековечили её черты в художественных творениях, в картинах Рафаэля и Анджелики Кауфман, в скульптурных группах Кановы и Торвальдсена. Рядом с нею, в ореоле античной красоты выступает крылатый бог любви, во власти которого находится все живое. Мишенью своих напитанных сладкою отравою стрел он избрал человеческия сердца, но он и сам не уберег своего собственного оружия и ранил себя в тот миг, когда, пролетая над землей, увидел одну из из её прелестных дщерей. И вот, покорный раб самого себя, он последовал за своей избранницей, и она отдала ему свои девственные ласки. Но прежде чем союз небесного с земным подарил миру Наслаждение (Volaptas), влюбленной паре пришлось испытать много горя и выдержать долгую борьбу с божественной и человеческой завистью.

"Амур и Психея", вставленной в его же романе "Золотой Осел". Апулей родился около 125 года по Р. X. в Африке; воспитывался он в Карфагене, вкусил все плоды афинской и римской культуры и был страстным. поклонником элевзинских таинств, этого "франк-массонства древности". Ученый и мистик, он возбудил даже против себя обвинение в колдовстве. Как писатель, он стоит не очень высоко; напыщенный, неправильный и слишком яркий стиль составляет его характерную особенность.

Сюжет предлагаемой сказки заимствован из сокровищницы народного творчества и варьируется во многих произведениях индо-европейской сказочной литературы. Но Апулей не имел в виду ограничиваться только литературной обработкой давно известной саги; он дал значительную волю своей индивидуальности и, пренебрегши национальным колоритом, возвел изящное, тонко отделанное здание там, где до него лежал лишь необработанный материал. Прежде всего он прикрыл свое произведение сатирической дымкой. Оно написано к ту эпоху, когда язычество потеряло свой былой престиж, когда и боги должны были силой человеческого анализа. И вот мы видим, что в сказке Апулея небожители низведены на землю со всеми своими слабостями и пороками. Тускнеет ореол, осенявший их лики, спадают священные покровы, и пред нами являются грешные существа, которые так же хорошо умеют завидовать, лгать, мстить и развратничать, как и мы, люди. К развенчанным олимпийцам приятельски подходит сатирик, разоблачает их сердечные тайны, передает о них игривые анекдоты и совсем не боится их молниеносного гнева. Пред вами Венера. Религиозный скептицизм, пошатнув уважение к богам, оказались совершенно безсильными пред её лучезарными глазами, и она осталась такой же прекрасной, какой была в тот миг, когда на радость всему миру вышла нагою девственницей из морской пены. Но и для нея отыскивается уже соперница, с нею вступает в состязание красавица-царевна. Правда, греческая мифология знает о случаях соперничества людей с богами, но она знает и то, что дерзкие смертные всегда искупали ужасной ценою свои притязания, а здесь, в этой борьбе, победила не богиня, а девушка. Кроме того, Венера в изображении Апулея является женщиной par exellence, женщиной, которая привыкла видеть у своих ног поклонников, женщиной ревнивой, кокетливой, живущей только для наслаждения. Как и любая дочь Евы, она много заботится о своей наружности, она капризна, мстительна, изменяет своему мужу. В той комической роли свекрови, которую ее заставляет играть Апулей, она также напоминает жизненную реальность... Настоящая аристократка, Венера никак не может примириться с мыслью о mésalliance своего сына. Для того, кто найдет дерзкую Психею, она не стесняется готовить такую награду, как свои ласки и поцелуи. В виду той же сатирической цели, автор и Юпитера изобразил, как верховного ловеласа, преследующого своею олимпийскою любовью земных девушек.

Имена героя и героини (Амур - любовь, Психея - душа заставили уже древних мифологов видеть в этой сказке) аллегорическое изображение человеческой души в её отношениях к небесной любви. Апулею приписывали всевозможные намерения; в его сказку совершенно произвольно вкладывали какой-то особенной смысл. Подобно гетевскому "Фаусту", она послужила объектом остроумия для многих ученых толкователей. Но едва ли не безплодны все попытки видеть в "Амуре и Психее" сплошное иносказание. Хотя Апулей, в своем произведении и раздваивается, так сказать, на простого, остроумного рассказчика и на философа-мистика, но это еще не доказывает, что в каждом штрихе его есть нечто таинственное. Обращение Психеи к Деметре, рождение у нея дочери Voluptas (между тем как раньше говорилось о появление таких персонажей, как Привычка, Печаль, Горесть - все это, конечно, отзывается аллегорией и мистицизмом, но не придает однако специфического колорита всему произведению. Против аллегорического смысла сказки говорят её реализм s жизненность. В самом деле, аллегория по большей части бывает бледна, туманна, поверхностна; если она прикрывает собою какую-нибудь отвлеченную идею, то ей опасно входить в детали, среди которых легко запутаться. Она пользуется общими штрихами и не знает оттенков и переливов; вот почему от нея веет часто холодом и скукой.

Совсем не такое впечатление производит сказка Апулея. Она так и дышет жизнью, пред нами не мертвые манекены, на которые аллегория навешивает свои идеи, а живые люди и живые страсти. Разве Венера не прекрасно нарисованный тип женщины? Как выдержан её характер, какие жизненно-верные речи вложил ей Апулей в прекрасные уста! Возьмем, далее, Психею. Это - робкое, чистое, целомудренное существо. Любящая дочь, влюбленная подруга Амура, она чарует своей женственностью; в ней так много того, что Гете называет "das ewig webliche". Кстати, - Гете. Великий немецкий поэт очень высоко ценил сказку Апулея, и нам кажется, что его Гретхен похожа на прелестную язычницу. Маргарита, эта чудная белокурая девушка, обладает такою же красотой, такою же наивной ясностью души, как и Психея. Обе оне много страдали и много любили. Мирное течение жизни Гретхен было обречено преступлением; убийством сестер запятнала себя и Психея. Но Апулей не бичует её за это, её мстительность не клеймится им, как черта, свойственная языческому мировоззрению. Это опять показывает, что он имел в виду не абстракцию, а живого человека своего времени.

* * *

Принимая во внимание, что публика имеет возможность познакомиться на русском языке со сказкой Апулея только в тяжелом архаическом переводе Кострова, сделанном в конце прошлого столетия, или в тоже устаревшей поэме Богдановича "Душенька" "и решаемся предложить ей наш перевод, чтобы хотя до некоторой степени раскрыть пред нею из-под оболочки чуждого языка одну из жемчужин классического творчества.

В некотором государстве жили царь с царицей. Они имели трех замечательно-красивых дочерей; но наружность старших двух можно было вполне оценить обыкновенными похвалами, а красота младшей была так восхитительна, так дивна, что бедный человеческий язык не в состоянии был воздать ей достаточной похвалы. Множество жителей этого царства и пришельцев, которых массами привлекала туда молва о чудном зрелище, цепенели от изумления при виде этой недосягаемой прелести и, благоговейно подымая руки, поклонялись ей, словно самой богине Венере.

И вот уже в соседних государствах и областях распространяется слух, что богиня, которую родила лазоревая пучина моря и вскормила роса пенящихся волн, повсюду разсыпав милости своего божества, живет теперь среди людей, или что, по крайней мере, из нового семени небесных капель {Намек на философскую теорию, по которой все сущее произошло из смешения влаги с землей.} не влага, а суша возростила новую Венеру, украшенную цветом девственности. С каждым днем эта модна все более и более разростается и проникает все дальше и дальше. Уже многие отправляются в далекий путь, переплывают и глубочайшия моря, чтобы увидеть это знаменательное чудо своего времени. Никто не посещает больше Пафа, никто не посещает ни Книда, ни даже Кифер {Паф - город на западном берегу Кипра; Книд - главный город дорийского союза в М. Азии; Киферы - островок у входа в Лаконский залив, - все это места культа Венеры.} для лицезрения Венеры. Её святилища покинуты, её храмы приходят в упадок, жертвенные подушки портятся, религиозные обряды забыты, статуи - без венков, и осиротевшие алтари осквернены холодной золой. Девушке поклоняются и в человеческом облике чтят великую богиню. Совершает ли царевна свои утренния прогулки, шествует ли по улицам, - густые толпы народа молятся на нее и осыпают ее цветами и гирляндами. Это чрезмерное перенесение божественных почестей на смертную девушку возбудило гнев истинной Венеры, и она, не скрывая своего негодования, подумала в глубине своего сердца: "так, значит, я, древняя мать природы, я, первоначальная создательница элементов, благодатная Венера вселенной, я должна разделять со смертной воздаваемые моему величию почести, и вот уже мое имя, нареченное небесами, оскверняется земною грязью! Да, нам обеим станут поклоняться и - о, стыд, о, позор!-- нам будут приносить общия умилостивительные жертвы, и смертная девушка воплотится в мой образ! Так, значит, напрасно тот пастух {Парис.}, справедливость и честность которого признал сам Юпитер, напрасно предпочел меня великим богиням за мою выдающуюся красоту? Но нет! не на радость себе - кто-б она ни была - похитила она мои почести: уж я устрою так, что она раскается в своей наглой красоте!"

И сейчас же зовет она своего сына, того крылатого безразсудного мальчика, который в своем легкомыслии попирает общественные приличия и, вооруженный факелом и стрелами, врывается по ночам в чужие дома, разрушает супружеское счастие, безнаказанно делает всякия пакости, - словом, не занимается ничем путным. Так вот его, уже по своей природе достаточно дерзкого, Венера еще более подстрекает зажигательными речами, приводит его в то государство и показывает ему Психею (так звали девушку). Затем она, плача и дрожа от негодования, рассказывает ему всю историю о соперничестве в красоте и говорит: "заклинаю тебя любовью к матери, сладостными ранами твоих стрел, нежным пылом твоего факела, - отомсти за свою мать, грозно отомсти и накажи надменную красавицу. Напряги все усилия к тому, чтобы эта девушка безумью влюбилась в самого низкого, обездоленного человека, несчастнее которого нет на всем свете". С этими словами она прильнула к сыну долгим и страстным поцелуем и тотчас же отправилась на отражающий волны берег. Лишь только ступила она розовыми ножками на пену клокотавших волн, - мгновенно улеглась морская пучина, и вот свита богини покорно ожидает её приказаний, чтобы исполнить её волю. Вот являются поющия Нереиды {Нереиды - дочери Нерея, одного из морских божеств.}, вот шершавый Портун с темной бородою, вот Салация, которой тяжело от лежащих на её груди рыб, вот маленький возница дельфинов - Палемон {Портун - римский бог гаваней; Салация - богиня морской воды, Палемон - морское божество.}. Повсюду на море резвятся толпы тритонов {Тритоны - низшия морския божества, полу-рыбы, полу-люди.}; этот нежно трубит в звучную раковину, тот шелковым покрывалом защищает богиню от зноя враждебного солнца, иной держит пред глазами своей повелительницы зеркало, другие впрягаются в её парную колесницу. Такая свита сопровождает Венеру в океан.

Удивляются, правда, её божественной красе, но удивляются, как чудному произведению художника. Уже давно две старшия сестры₃ духом, она горько оплакивает свое одиночество и проклинает свою превознесенную всеми красоту. И вот огорченный отец несчастной дочери, подозревая небесный гнев и боясь немилости всевышних богов, обращается к древнейшему оракулу милетского бога с горячей мольбой о женихе для отверженной девушки. Но Аполлон, хотя грек-иониец, ответил ему таким латинским изречением:

"Девушку, царь, на утесе поставь ты высочайшей,

          Так обрядивши ее, точно бы в гроб полагал;

И не надейся на зятя, рожденного смертной женою:

Он по эфиру летит над землей и весь мир безпокоит,

          Каждого сталью, огнем может легко поразить;

Даже Юпитер дрожит перед ним, божества все боятся,

          Мрачная Стикса страна тоже страшится его" ¹).

¹

Но вот наступает время, когда нужно, наконец, выполнять горестный обряд. Уже делаются больные приготовления к печальной свадьбе несчастной девушки, уже пламя факела едва мерцает в черной золе, звуки флейты сменяются жалобными лидийскими напевный {Лидия считалась как бы родоначальницей таких грустных напевов.}, и радостный гименей {Гименей - свадебная песнь.} переходит в плачевный вопль; невеста утирает слезы своей брачной фатой. Все государство оплакивает грустную участь несчастной семьи, и в стране устанавливается всеобщий траур. Между тем необходимо было исполнить божественное повеление, необходимо было подвергнуть бедную Психею назначенной каре. И вот, когда окончилось печальное торжество, толпа народа двинулась за Психеей, которая вся в слезах шла, как живая покойница, в своем не брачном, а похоронном кортеже.

Опечаленные и убитые горем родители медлили совершить неслыханное деяние, но дочь сама побуждала их к этому. "Зачем", говорила она, мучите вы свою несчастную старость безпрестанным плачем и обезсиливаете рыданьями свою душу, которая скорее принадлежит мне? Зачем струите вы безплодные слезы по дорогим мне лицам? Зачем в своих очах терзаете мои глаза? Зачем вы рвете свои седины, зачем ударяете себя в священные для меня груди? Ведь это вам достойная награда за мою дивную красоту? но получили вы ее слишком поздно, когда вы уже поражены смертельным ударом презренной зависти. Тогда, когда племена и народы чтили нас божескими почестями, когда все единогласно называли меня новой Венерой, - вот тогда должны были вы печалиться, тогда должны были вы плакать и скорбеть обо мне, как об умершей. Ибо теперь я чувствую, теперь я вижу, что погибаю только из-за имени Венеры. Так ведите же меня и поставьте на утес, к которому меня приговорила судьба. Я спешу отпраздновать свою счастливую свадьбу, я спешу увидеть моего благородного супруга. В самом деле, к чему мне колебаться, к чему отсрачивать приход того, кто создан для гибели целого мира"? С этими словами она присоединилась к сопровождавшей ее толпе. И вот достигли назначенного утеса крутой горы. На вершине её все оставили девушку и, потушив собственными слезами горевшие факелы, с поникшими головами отправились в обратный путь. Несчастные родители заперлись в своем доме и обрекли себя на безпрерывную ночь.

А Психея стояла на вершине утеса и, вся дрожа, рыдала от страха. Но мягкое дуновение тихого Зефира нежно подхватило ее и, вздувая края её платья, осторожно снесло но скату горы в соседнюю долину и опустило на цветущий дерн. Там, на мягкой мураве, на ложе росистой зелени, она сладко заснула, отдыхая после душевного потрясения. Подкрепившись достаточным сном, она встала уже немного успокоенная. Вот увидела она рощу высоких и развесистых деревьев, а на самой середине её - светлый источник прозрачной воды. Вблизи него стоял царский дворец построенный не человеческими руками, а божественным искусством. Уже при самом входе можно было понять, что это - роскошное и прелестное жилище какого-нибудь бога. Золотые колонны поддерживали его высокие потолки, искусно отделанные лимонным деревом и слоновой костью. Стены были покрыты серебряными инкрустациями, изображавшими щетинистых зверей, которые как бы устремлялись навстречу входившим. Несомненно, замечательным человеком, вероятно даже полубогом, а пожалуй, и богом был тот, кто с таким совершенством вычеканил из серебра столько зверей! Даже полы, сделанные из драгоценной мозаики, представляли собой различные роды живописи. О, блаженны, трижды блаженны те, которые ступают по таким драгоценностям! И остальные части этого далеко простиравшагося чертога с его стенами из массивного золота сияли особенным блеском, и дворец мог бы доставлять себе собственный свет даже без помощи солнца: до такой степени сверкали покой, портики, даже ванные комнаты! Да и все прочее убранство дворца было так величественно, что он казался небесным жилищем, построенным для земного пребывания великого Юпитера. Плененная этой роскошью, Психея подошла ближе и несколько доверчивее переступила порог. С жадным любопытством стала.она разсматривать отдельные вещи, а потом осмотрела находившияся по другой стороне дворца кладовые, в которых были собраны всевозможные сокровища: решительно, нет ничего на свете, чего бы там не было. Но особенно удивительно было то, что все эти богатства не охранялись ни замком, ни запорами, и не оберегались сторожем.

В то время как Психея наслаждалась этим зрелищем, до её слуха донеслись голоса каких-то безплотных существ: "почему, госпожа, ты так удивляешься этим драгоценностям? Ведь всё это - твое. Войди же в опочивальню, возстанови сном свои утомленные силы, а, если хочешь, прими ванну. Мы, чьи голоса ты слышишь,-- твои рабыни; мы будем ревностно служить тебе, и если тебе угодно будет подкрепиться пищей,-- немедленно появятся царския яства". Услышав эти безтелесные голоса, Психея почувствовала божественную благодать. Она освежила себя сном и ванной, а затем, увидев полукруглое возвышение с обеденным прибором, охотно присела к нему. Сейчас-же, без всяких слуг, движимые каким-то чудом, явились перед ней божественные вина и наполненные всевозможными яствами блюда. Никого не видела Психея, она слышала только слова, ей прислуживали голоса. Когда она окончила свою божественную, роскошную трапезу, кто-то запел, другой ударил по струнам невидимой цитры, и она услышала пенье многочисленных голосов, так что она, хотя никого не было видно, поняла, что пред нею целый хор. Наступил вечер, прекратились развлечения, и Психея пошла ко сну. Когда миновала уже часть ночи, ей послышался чей-то ласковый голос. Безпокоясь среди полного одиночества за свою девственность, она испугалась, задрожала, и неведение еще более усилило её страх. И вот явился неизвестный супруг, взошел на ложе Психеи, сочетался с ней брачными узами и, прежде чем показалась заря, мгновенно исчез. А у постели новобрачной ожидали голоса и стали утешать Психею в потере её невинности.

в одиночестве.

Между тем, родители её старелись в безпрерывной печали. Когда молва о случившемся достигла сестер Психеи, оне в глубокой скорби немедленно покинули своих пенатов, чтобы навестить родителей.

В ту же самую ночь с такими словами обратился к своей Психее её супруг (его нельзя было видеть, но можно было касаться руками и слышать): "милая моя Психея, дорогая жена моя! Злая судьба грозит тебе ужасной опасностью, которой я прошу тебя старательно избегать. Твои сестры, огорченные слухом о твоей смерти, отыскивают твои следы и сейчас придут к утесу. И вот, если ты услышишь их плач и вопли, не отвечай им, не смотри даже на них, иначе ты причинишь мне тяжелое горе, а себе - неминуемую гибель". Она послушалась и обещала исполнить его просьбу. Но лишь только он исчез вместе с ночью, она стала горевать и целый день провела в слезах и жалобах, что она-де окончательно погибла, заключенная в роскошную тюрьму, что ей запрещено разговаривать с людьми, что она не смеет помочь скорбящим о ней сестрам и даже повидаться с ними. Она не приняла ванны, ничего не пила, не ела и, плача, пошла спать. Сейчас же, раньше обыкновенного, явился к ней на ложе супруг и, обняв ее, сказал ей с нежным упреком: "так ты держишь свое обещание, моя Психея? Чего ж я, твой муж, могу ожидать от тебя, на что надеяться, если ты и днем, и ночью и даже в супружеских объятиях не перестаешь тосковать? Ну, делай же, как хочешь, и склонись на гибельные побуждения твоего сердца, но ты вспомнишь о моем предостережении, когда почувствуешь позднее раскаяние ".

Но Психея мольбами и угрозами, что она умрет, вырвала у него согласие на свое желание увидеть сестер, успокоить их и расцеловать. Он снизошел к просьбам своей молодой жены и даже позволил ей одарить сестер каким ей угодно драгоценностями, но при этом снова наказал ей не слушаться их гибельных советов и не стараться увидеть его лицо; иначе она своим преступным любопытством низвергнет себя с высоты счастья и навеки лишится объятий супруга. Психея поблагодарила его и, развеселившись, сказала: "о, нет! я лучше сто раз умру, чем откажусь от блаженства твоих лобзаний! Ведь я люблю тебя, люблю страстно, как свою душу; кто бы ты ни был, ты для меня лучше Амура. Но молю тебя: сделай мне одолжение и прикажи твоему слуге Зефиру перевезти сюда моих сестер, как он перевез меня". И к своей просьбе она для большей убедительности присоединяет нежные поцелуи, прижимается к нему и шепчет ласковые имена: "мой желанный, мой немаглядный муженек, милая душа твоей Психеи!" И муж не мог противиться власти любви и этому пленительному шепоту; против своей воли он уступил жене и обещал ей исполнить её желание, а на заре он высвободился из её объятий.

Потом оне начали звать сестру по имени, и их пронзительные вопли по стремнинам горы донеслись до Психеи. Страшно взволнованная, она выбежала из дому и сказала: "зачем вы напрасно рыдаете? Та, о которой вы печалитесь, здесь - вот я! Прекратите же свои вопли, осушите слезы на своих щеках и обоймите меня, меня, которую вы только что оплакивали". С этими словами она позвала Зефира и передала ему повеление своего мужа. Тот немедленно повиновался и на своих легких дуновеньях снес обеих сестер. Начались взаимные объятия, ласки, безчисленные поцелуи, и снова полились слезы, но теперь уже радостные. "Ну, а теперь", сказала Психея, "войдемте в дом, к нашим пенатам и свидание со мною развеселит ваши опечаленные сердца". И она ввела их в свой золотой чертог, показала его сокровища, дала им послушать многолюдную толпу голосов - прислужниц, освежила их великолепной ванной и угостила роскошными яствами волшебного стола. Сестры пресытились, наконец, этой пышностью и в глубине своих сердец почувствовали зависть к Психее. И вот одна из них стала настойчиво разспрашивать ее, кто хозяин этого небесного имущества, кто и каков её супруг. Психея, однако, ни за что не хотела нарушить приказание супруга, и она не выдала своей сердечной тайны. Моментально придумала она, что её муж - красивый юноша с едва пробивающейся пушистой бородкой и что он большую часть времени проводит на охоте по горам и по полям. И для того, чтобы в дальнейшей беседе как-нибудь не проговориться, она одарила сестер золотыми вещами и драгоценностями и, сейчас же позвав Зефира, велела ему умчать их в обратный путь. Он так и сделал. У милых сестричек все сильнее и сильнее разгоралась желчная зависть, и оне, идучи домой, завели между собой шумный разговор. "О, слепая, жестокая и несправедливая судьба!" сказала одна, "как ты могла допустить, чтобы мы, дочери одних родителей, получили совершенно различные доли?! Мы, старшия, отданы как бы в услужение супругам-чужеземцам, живем, точно изгнанницы, вдали от родных и отечества, а она, младшая, - этот последний плод утомленной материнской утробы, - она имеет мужем бога и владеет несметными сокровищами, которыми не умеет даже воспользоваться, как следует! Ты видела, сестрица, сколько у нея в доме замечательных драгоценностей, какие роскошные платья, какие блестящие перстни? А золото просто ногами топчет! и если её муж, действительно такой красавец, как она говорит, то на всем свете нет женщины счастливее её! И знаешь-ли, очень вероятно, что её божественный супруг в конце концов так привяжется к ней, что и ее сделает богиней! Да, да, это верно: ведь она уже и теперь зазнается... Заметила ли ты её обращение с нами, её гордую осанку? Она уже разыгрывает из себя богиню, ей прислуживают голоса, ей повинуются ветры... А меня, несчастную, судьба наградила муженьком, который старше моего отца, плешивее тыквы, ничтожнее всякого мальчишки! День деньской он стережет меня и запирает на ключ в доме..." - "Да и мой благоверный", подхватила другая, "очень незавиден: весь искривленный и скорченный болезнью суставов. он так редко доставляет мне любовные наслаждения... Я растираю его вывороченные и твердые, как камень, пальцы, пачкаю свои нежные руки грязными припарками, тряпками и отвратительными пластырями, так что я вовсе не жена, а усердная сиделка. Но, ты, сестра, как я вижу, относишься к поведенью Психеи очень равнодушно, даже с рабской угодливостью (не буду я стесняться в выражениях), ну, а я - уж нет! Я ни за что не допущу, чтобы эта девчонка получила такой счастливый жребий! Вспомни, как надменно и высокомерно она обошлась с нами, как чванилась и обнаружила всю свою спесь! Как неохотно швырнула нам из своих сокровищ какую-то жалкую безделицу и, тяготясь нашим присутствием, приказала нас вытолкать с шумом и свистом! Но не будь я женщина, не будь я жива, если я не лишу её всех этих сокровищ! А если и ты, как следует ожидать, тоже возмущена такой обидой, то подумаем вместе, как нам поступить. И, главное, вот что: спрячем эти подарки и скроем от всех, даже от родителей, что мы знаем о её спасения. В самом деле, довольно с нас и того, что мы сами, на свою досаду, видели её счастье; с какой же стати болтать об этом родителям и всему народу? Притом, ведь и нельзя назвать счастливыми тех, о благоденствии которых никто и слыхом не слыхал.

обдумаем свой план. А потом снова сойдемся здесь и накажем эту гордячку".

Так обе злодейки и сделали. Спрятав полученные подарки, оне возобновили свои притворные вопли, стали рвать на себе волосы, раздирать ногтями лицо и в таком виде явились к родителям. Разбередив своей фальшивой скорбью их печаль, оне покинули их и, готовые лопнуть от злости, отправились по домам. И стали оне обдумывать ковы против невинной сестры, не останавливаясь даже пред убийством.

Между тем супруг Психеи во время одного из своих ночных посещений сказал ей: "теперь ты видишь, как издалека хочет тебя настигнуть грозная участь? И горе было бы тебе, если бы ты заранее не остереглась! Вероломные безстыдницы стремятся погубить тебя; в особенности хотят оне, чтобы ты увидела мое лицо. Но ведь я тебя предупреждал, что если ты посмотришь на него, тебе ужь больше никогда не придется его видеть. Поэтому, когда придут эти отвратительные, зловредные ведьмы (а оне придут, я знаю наверно), то не вступай с ними ни в какую беседу. А если ты но своей врожденной деликатности и доброте душевной не можешь решиться на это, то, по крайней мере, о муже своем ничего не слушай и ни слова не отвечай. И вот что имей в виду: наша семья скоро увеличится, и если ты сохранишь нашу тайну, ты сделаешься матерью безсмертного ребенка, а если ты ее разболтаешь, твой первенец будет смертен". При этом известии Психея вся расцвела от счастья, будущий залог любви привел ее в восторг. Ей улыбалась надежда иметь божественное дитя, а имя матери наполняло гордостью её сердце. В тревожном ожидании стала она считать дни и месяцы я с удивлением невинности замечала быстрое согревание своего плода.

"настал решительный день, опасность близка. Проклятые женщины взялись за оружие, лагерь двинут, войско готово, сигнал дан. Безбожные сестры бросаются на тебя с обнаженными мечами. Горе, горе! О, милая Психея! Сжалься над собой и мною, будь осмотрительна, спаси: себя, твоего мужа и наше будущее дитя! Де смотри на этих преступниц, не слушай их! Разве их можно назвать твоими сестрами, когда оне так ненавидят тебя, когда оне попрали все узы крови! О, не слушай их! когда оне, подобно сиренам, стоя на утесе, будут оглашать скалы своими коварными воплями".

Со слезами на глазах выслушала Психея эту речь и, плача, сказала мужу прерывающимся от рыданий голосом: "ведь ты давно оценил уже мою преданность тебе и молчаливость. А теперь ты снова убедишься в силе моей воли. Но прикажи только опять нашему Зефиру соблюдать повиновение и вместо недозволенного мне лицезрения твоего божественного лика позволь мне, по крайней мере, увидеть моих сестер. Молю тебя об этом! Заклинаю тебя раскинувшимися волнами твоих ароматных кудрей, твоими нежными, полными, похожими на мои ланитами, чуждым для меня пылом твоего сердца! Ведь я скоро увижу твои черты в нашем младенце, склонись же на покорные мольбы твоей робкой просительницы, даруй мне плод, достойный наших искренних объятий, и обрадуй душу навеки преданной тебе Психеи! Я не буду больше всматриваться в твое лицо, и не будет мне помехой ночной мрак: в тебе - мой свет!" Упоенный и очарованный этими нежными ласками и объятиями, муж осушил её слезы своими кудрями, обещал исполнить её желание, и исчез, прежде чем показалась заря. А славная парочка дружных сестриц, не повидавшись даже с родителями, прямо с корабля побежала к утесу. Не дожидаясь появления ветра, оне с дерзким безразсудством бросились вниз. Зефир, помня царское повеление, должен был, хотя я неохотно, принять их в лоно тихого дуновенья и опустить на землю. Оне сейчас же вошли в чертог. С притворной любовью обнимая свою жертву и скрывая свое коварство под личиной добродушия, оне стали к ней ластиться. "Ты ужь", говорили оне, "не та маленькая Психея, что прежде: ты уже скоро сделаешься матерью. О, если бы ты знала, каким подарком для нас будет твое дитя! Какую радость доставишь ты всей нашей семье! Как мы будем счастливы. следя за ростом твоего золотого ребенка! И если он, как и надо ожидать, будет похож на своих родителей, то это, право, будет купидончик! И вот такою лестью оне мало по малу вползли в душу сестры. Она усадила их, утомленных дорогой, на кресла, потом освежила теплой ванной, повела их в роскошную столовую и угостила изысканными яствами. Велела она играть на цитре - послышались чудные звуки, велела играть на флейте - послышалась флейта, приказала петь - раздалось пение, и все эти прелестные мелодии невидимых существ способны были умилить сердца слушателей. Но "злые души преступниц не смягчились даже этими чарующими напевами. Наоборот, сестрицы раскинули свои сети и стали осторожно выведывать у Психеи, кто её муж, откуда он родом и какой ведет образ жизни. Психея в простоте душевной забыла свой прежний рассказ и выдумала, что муж-де её из соседней провинции, что он ведет большую торговлю, что он человек средних лет, и у него уже пробивается седина. Впрочем, она сейчас же уклонилась от этого разговора и, одарив сестер великолепными подарками, усадила их на колесницу воздуха. Возвращаясь домой на мягких дуновеньях Зефира, оне опять стали злословить.-- "Ну, сестрица, заговорила одна, что ты скажешь на нелепую ложь этой дуры? В прошлый раз её муж был юноша с первым пушком молодости, а теперь - это мужчина средних лет с серебрящимися волосами! Как же это он успел состареться в такой короткий промежуток времени и кто он такой? Одно из двух: или эта противная женщина безсовестно лжет, или она сама в лицо не знает своего мужа. Какое бы из этих двух предположений ни было.верно, ее во всяком случае надо лишить богатства, и как можно скорее! Ибо если она, действительно, не знает своего супруга, то очевидно, она - жена бога и беременна божком. Ну, а если она - о, да не будет этого!-- прослывет матерью божественного ребенка, то я немедленно удавлюсь с досады! А покамест возвратимся к родителям и там придумаем, что нам. делать теперь". Возбужденные собственными словами, оне бодрствовали целую ночь, а рано утром, дерзкой небрежно поговорив с родителями, помчались к утесу. С обычной помощью ветра оне быстро опустились в долину, прибежали к сестре и, насильно выдавливая слезы из глаз, сказали ей с коварной уловкой: "ты в своем счастливом неведении безпечна и не знаешь, какая опасность грозит тебе, а мы, постоянно озабоченные, глубоко страдаем за тебя. Ибо мы узнали и не можем скрыть от тебя, что огромный, извивающийся змей с окровавленной и ядовитой шеей тайно спит с тобою по ночам, Вспомни же теперь пифийское предсказание, которое сулило тебе брак с диким зверем. К тому же многие поселяне и соседние жители, охотящиеся в этих местностях, видели, как змей по ночам возвращается с пастбища и переплывает в брод реку. Все говорят, что он долго будет откармливать тебя вкусной пищей, а лишь только созреет твой плод, сожрет тебя вместе с ним. Теперь решай, как знаешь: или послушайся нас, озабоченных твоим спасеньем, и переселись к нам, или похорони себя во внутренностях змея. Ну, a если тебе больше нравятся эта уединенная долина с её мелодичными голосами и отвратительная связь с ядовитым чудовищем, то мы, по крайней мере, сделали свое и поступили, как добрые сестры".

и дрожащая, без кровинки в лице, она чуть слышно пролепетала: "да, мои дорогия сестры, вы исполнили свой долг, и те, которые вам передали это, не обманули вась, вероятно: я ведь никогда не видела в лицо моего мужа, я даже не знаю, откуда он родом. Только по ночам я слышу его голос и чувствую, что около меня лежит какой то неведомый, избегающий света супруг. Да, да, вы правы: это какое то чудовище. Он постоянно отговаривает меня посмотреть его лицо и грозит мне за любопытство большим несчастьем. Но что мне делать? Помогите же мне, если только вы можете спасти вашу несчастную сестру; ведь одного только предостережения недостаточно, чтобы отвратить грядущую беду". Так преступные женщины проникли в беззащитную душу Психеи и как бы с мечами обмана в руках напали на её боязливые, робкия думы.

"Узы крови", сказала одна из них, заставляют нас ради твоего спасения не остановиться ни пред какою опасностью. Мы укажем тебе единственно верное средство ко <>

сильный храм, ты сойди с постели и осторожно, босиком, подойди к лампе. Разсеяв ею мрак, ты сообразишь, как тебе удобнее совершить свой прекрасный подвиг. А затем подыми правую руку и: со всей силы разсеки приготовленным ножем сочленение между головой и шеей дракона. Мы, конечно, не откажем тебе в своей помощи, о нет, Мы в тоске и страхе будем ждать, пока его смерть не освободит тебя от несчастия, а затем поспешно уведем тебя вместе со всеми этими сокровищами и соединим тебя брачными узами с настоящим мужчиной".

Сердце Психеи, конечно, загорелось от этих возбудительных слов. А сестры тотчас же оставили ее одну. Боясь, чтобы исход злодеяния не был гибелен и для них самих, оне, поднятые на утес обычным дуновеньем, бросились в поспешное бегство, сели на корабль и умчались.

тяжелые предчувствия. Она торопится и медлит, решается и дрожит, сомневается и негодует и, что ужаснее всего, в одном и том же существе ненавидит зверя и обожает супруга. Однако, когда наступил вечер, предвещая близкую ночь, она с отчаянной поспешностью готовится к безбожному преступлению. Настала ночь, явился муж. Утомленный любовной негой, он скоро погрузился в глубокий сон. Тогда Психея, вообще слабая и телом и душой, на этот раз подкрепленная жестокостью судьбы, собралась с силой, взяла лампу и схватила нож. Отвага словно изменила её женственный пол. Но лишь только свет озарил таинственное ложе, она увидела самого доброго и милого зверька, - она увидела прекрасного бога Амура, разметавшагося в прелестной позе. При виде его даже пламя лампады радостнее засияло, и сверкнуло святотатственное острие ножа. А Психея, пораженная этим зрелищем, вся побледнела, как мертвец. С трепетом опустилась она на колени и хотела спрятать острие в своей собственной груди. И она сделала бы это, если бы нож, испугавшись такого преступления, не выскользнул из её дрожавших рук. Мало-по малу она оправилась, и вот она стоит, вся охваченная сладостным чувством. Она любуется прелестью золотистых кудрей, умащенных амврозией; она любуется молочно-белой шеей и пурпурными щечками Амура. Красиво перепутались безпорядочно разбросанные кольца его волос, от золотистого блеска которых потускнело пламя лампады. На плечах его сверкали белоснежные крылья и, хотя оне были в покое, все-таки крайния тоненькия и нежные перышки дрожали и резвились. И все тело Амура было так нежно, так прелестно, что не могло оно заставить Венеру раскаиваться в его рождении.

колчана стрелу и, пробуя её острие, уколола себе пальчик, так что сквозь нежную кожу проступили капли розовой крови. Таким образом Психея, сама того не зная, привила себе любовь к богу любви. Все более и более распаляясь к нему страстью, она. наклонилась над ним и стала шаловливо осыпать его пламенными: поцелуями, боясь в то же время, чтобы он не проснулся. Но в это время лампа - вследствие ли презренного вероломства или из гнусной зависти, или же потому, что ей самой захотелось прикоснуться поцелуем к такому прекрасному телу, - как бы то ни было - лампа уронила со своей светильни каплю горячого масла на правое плечо бога... О дерзкая, неразумная лампа, ты, неверная раба любви! горе тебе, что ты обожгла того, кто сам властитель всякого огня! Горе тебе, хотя и придумал тебя впервые какой то любовник, чтобы и по ночам дольше обладать предметом своих желаний!

Обожженный бог вскочил с постели и, сразу поняв, что Психея нарушила свое слово, безмолвно исчез из глаз и рук своей несчастной жены. Психея успела, правда, ухватиться обеими руками за его колено к хотела умчаться вместе с ним, как жалкая спутница его полета по заоблачным высям, но, обезсиленная отчаянной и напрасной борьбой, упала на землю. Не покинул её, однако, любовник-бог; он взлетел на соседний кипарис и с вершины его в глубоком волнении сказал ей: "о, неразумная Психея! Вопреки повелению моей матери, которая приказала мне возбудить в тебе постыдную любовь к самому низкому человеку и выдать за него замуж, я сам полюбил тебя. О, теперь я знаю, что поступил легкомысленно! Как! Неужели для того я, прекрасный стрелок, поразил своим луком самого себя и сделал тебя моей супругой, чтобы ты приняла меня за какое то чудовище и задумала отрубить мне голову, мое лицо, на котором сияют влюбленные в тебя глаза?! А ведь сколько раз я предостерегал тебя, сколько раз дружески просил не делать этого! Ну, твои милые советницы сейчас же поплатятся мне за свои наставления, а тебя я накажу только разлукой со мною". С этими словами он взмахнул крыльями и поднялся к небесам. Психея, распростертая на земле, следила за полетом мужа и горько рыдала. И когда он окончательно скрылся из её глаз, она бросилась в ближайшую реку. Но добрая река, боясь за себя и желая угодить тому богу, который умеет жечь и самые воды, сейчас же подхватила ее безвредной волной и положила ее на цветущий берег. Случайно в это время у изгиба реки сидел сельский бог Пан и, держа в своих объятиях горную богиню Эхо, учил ее повторять всевозможные отзвуки; вблизи блуждали козочки и, резвясь, пощипывали речную травку. Козленогий бог знал горе Психеи, подозвал ее к себе и стал успокоивать ее, изнуренную и большую. "Моя умница-девочка", сказал он, "я, правда, мужик и пастух, но старость умудрила меня долгим опытом. Если я правильно понимаю истину, то, судя по твоей неровной и колеблющейся походке, по чрезмерной бледности твоего лица, по твоим печальным глазам и безпрерывным вздохам, ты страдаешь от несчастной любви. Послушайся же меня и не покушайся более на свою жизнь. Перестань печалиться, а лучше обратись к великому Амуру с мольбой и заслужи его покорной лаской, потому что он юноша изнеженный и невоздержный".

Так сказал ей бог пастухов. Психея ни слова не ответила и, только воздав ему должные почести за его спасительный совет, продолжала свой путь. Долго и трудно было её странствование, и лишь с закатом солнца добрела она случайно до того города, в котором властвовал муж одной из её сестер. Узнав это, Психея известила сестру о своем прибытии, и ее тотчас же пригласили к ней. После взаимных приветствий, Психея, высвободившись из объятий сестры, на её вопрос о причине своего появления, ответила: "помнишь, ты с сестрой посоветовали мне зарезать острым можем то чудовище, которое под самозванным именем моего супруга разделяло со мною ложе, чтобы оно не проглотило меня, горемычной, своей алчной пастью. Но когда я, послушавшись вас, озарила светом дампы его образ, моим глазам предстало дивное, божественное зрелище: я увидела знаменитого сына Венеры, да, я увидела самого Амура, покоившагося сладким сном. Восхищенная его чудной красотой, я стояла, вся дрожа от наслаждения и неудовлетворенной страсти. Но в это время, по роковой случайности, с лампы брызнула не плечо Амура капля горячого масла. Мгновенно пробудившись от боли, он увидел меня с можем и лампой в руке и воскликнул: "за твое коварное преступление уйди прочь от этого ложа! Я разлучаюсь с тобой навеки, и вместо тебя возьму в свои супружеския объятия твою сестру"... и он назвал тебя. и в ту же минуту велел он Зефиру изгнать меня из своего чертога.

не тот ветер, что прежде, но она, ослепленная надеждой, с громким криком: "возьми, возьми меня, Амур, свою достойную супругу, а ты, Зефир, подхвати свою госпожу!" - смело бросилась вниз. Гибелен был еи прыжок, и она даже мертвой не могла достигнуть долины, потому что скалистые утесы растерзали её тело, и её изуродованные члены по заслугам сделались добычей хищных зверей и птиц. И для другой преступницы не замедлила кара, потому что Психея в своем странствовании дошла и до того города, где жила её вторая сестра. Обманутая тою же выдумкой и завидуя мнимой свадьбе сестры, та поспешила к утесу и нашла себе там такую же гибель.

Между тем как Психея бродила по разным странам, сгорая желанием отыскать Амура. он в это время, страдая от обжога, лежал в опочивальне своей матери.-- Вот чайка, та белоснежная птица, которая плещет крыльями по поверхности вод, поспешно опустилась на глубокое.лоно океана. Она приблизилась к купавшейся Венере и сообщила ей весть, что Амур тяжко страдает от полученного обжога и лежит на одре болезни, отчаиваясь в своемь выздоровлении. "Вся семъя Венеры", говорила птица, "уже пользуется дурной славой у народов: твой сын удалился для любовных похождений на гору, а ты сама увлеклась плаваньем, и вот почему нет больше на земле наслаждений, нет восторгов любви, нет веселья; все теперь стало безобразью, скучно, мертво. Прекратились свадебные торжества, исчезла дружба, нет детской привязанности, - остались только грязная невоздержность и горькое пресыщение страстей." Так жужжала Венере в уши эта болтливая сплетница-птичка, оскорбляя честь Амура. Наконец, Венера в сильном гневе воскликнула: "так, значит, мой милый сын имеет какую-то возлюбленную? Скажи же ты, моя единственная преданная рабыня, скажи мне имя той, которая обольстила моего благородного, незрелого мальчика! Кто она? Нимфа ли, или одна из множества Гор и Муз, или, быть может, какая-нибудь из окружающих меня Граций {Горы - три богини времен года. Музы - богини-представительницы различных родов поэзии, искусств и наук. Грации или Хариты - богини красоты и веселья, олицетворявшия собою светлую, праздничную жизнь.}?" Не молчала словоохотливая птица: "не знаю, владычица, но мне кажется, что его страстно любит смертная девушка, если не ошибаюсь, зовут ее Психеей". Тут Венера закричала в страшном негодовании: "А, так он любит Психею, эту соперницу моей красоты, присвоившую себе мое имя! Значит, мой сынок считает меня сводницей, по указанию которой он мог сойтись с этой девушкой? Хорошо же!"

С этими словами она вынырнула из океана и сейчас же направилась к золотому чертогу. Увидев там, действительно, своего сына больным, она остановилась у дверей я громко разразилась такими упреками: "разве это прилично, разве это достойно моего сына и нашего положения, что ты попираешь ногами приказания своей матери, своей повелительницы, что ты не только не обрек моей соперницы на отвратительный брак, но и сам, - по летам еще ребенок,-- своевольно заключил ее в свои незрелые объятия, и я таким образом должна иметь ее своей невесткой? Быть может, ты, безсердечный соблазнитель и бездельник, считаешь только себя благородным по происхождению и думаешь, что я по своему возрасту уже не могу родить тебе брата? Так знай же: я дам жизнь еще одному, лучшему сыну... Нет! чтобы ты еще сильнее почувствовал свое унижение, я вот что сделаю: я усыновлю одного из своих маленьких рабов и передам ему твоя крылья, и факел, и стрелы и все, все, что я тебе когда то подарила не для такого употребления... Ведь ты не наследовал ни одного из достоинств твоего отца {Юпитер. По некоторым вариантам мифа, Амур сын Венеры и Юпитера.}; с ранняго детства ты уже дурно вел себя; твои руки никогда не знали удержу, и ты непочтительно бил ими своих родителей. Даже меня, меня самое, твою мать, ты, негодный, так часто поражал своими стрелами и, не обращая внимания на то, что я замужем, поступал со мною так, как если бы я была вдовою... Ты не боялся даже своего отчима {Марс.}, этого величайшого я храбрейшого воина. Мало того: сколько раз ты, на зло и огорчение мне, доставлял ему девушек для прелюбодеяния! Но постой: я заставлю тебя раскаяться в своих проделках, и горьким покажется тебе твой медовый месяц!... Однако, что же мне, осмеянной, делать теперь? Куда мне обратиться, как наказать этого коварного мальчишку? Искать ли мне помощи у моего недруга - Воздержности, которую я так часто оскорбляла разгульными выходками моего сынка? Неужели мне вступить в переговоры с этой неуклюжей, угрюмой женщиной? О, как это противно! Но что делать! Нельзя отвергать утешения мести, откуда бы оно не являлось. Да, да - к ней я должна прибегнуть, только к ней. Она строго накажет этого плута, она отнимет у него колчан и стрелы, отнимет лук, потушит факел, да и его самого не погладит по головке. Да, только в том случае я буду удовлетворена, когда она снимет с него его золотистые волосы, которые я часто расчесывала собственными руками, когда она отрежет крылья, которые я держала на коленях и орошала нектаром". С этими словами она вышла, разгневанная, насколько Венера может быть разгневанной...

Вышла она, а на встречу ей Церера и Юнона {Церера - богиня плодородия. Юнона - величайшая из богинь, сестра и супруга Юпитера.}. Увидя её взволнованное и огорченное лицо, оне спросили ее, почему она омрачает красоту своих блестящих очей грозно нахмуренными бровями. Она им в ответ: "вы пришли очень кстати для успокоения моего пылающого сердца. Умоляю вас: напрягите все свои силы и отыщите мне эту ветренную беглянку Психею. Ведь вы знаете позорную молву о моей семье, о проделках моего несносного сынка?" Оне, прекрасно зная, в чем дело, пытались успокоить раздраженную Венеру. "Повелительница", говорили оне, "что ты так безпощадно нападаешь на его любовные проказы и даже стремишься погубить ту, кого он любит? Скажи, пожалуйста, разве это преступление, что он охотно заигрывает с миловидной девушкой? Разве ты не знаешь, что он уже юноша, или, быть может, ты забыла, сколько ему лет от роду. Не считаешь ли ты его мальчиком, потому что он слишком очарователен для своего возраста? Неужели ты, мать, и притом умная женщина, будешь постоянно следить за сердечными делами твоего сына, порицать его страсти, и на нем, этом прекрасном юноше, вымещать свои собственные шашни? Но, ведь, ни один бог, ни один человек не допустят, чтобы ты распространяла среди людей страсти, когда ты сама изгоняешь любовь из своего семейства и закрываешь главную фабрику женских грешков"... Так услужливо защищали оне отсутствовавшого Амура, потому что боялись его стрел. Но Венера, обидевшись, что её огорчения обращены в шутку, отстала от своих спутниц и быстрым шагом направилась к морю.

Однажды увидела она на вершине высокой горы какой то храм. "Кто знает", воскликнула она: "быть может, там проводит свои дни мой милый муж и повелитель! И хотя она была так утомлена безпрерывными лишениями, что ее поддерживали только надежда и страстное желание увидеть Амура,-- она поспешно взошла на гору и направилась к божественному жилищу. Увидела она там колосья ржи, одни - набросанные кучей, другие связанные вместе; увидела также и колосья ячменя. Были там серпы и все другия орудия для жатвы, но все было безпорядочно и небрежно. разбросано, будто руками усталых рабочих во время сильного зноя. Психея стала все это приводить в порядок, потому что в своем благочестии она понимала, что ей вовсе не пристало пренебрегать поклонением какому бы то ни было божеству, а, наоборот, надо испрашивать сострадания и благоволения у всех богов. За этой усердной работой ее застала благодатная Церера. "Как", сказала богиня, "это ты, бедная Психея? Венера в гневной тревоге розыскивает тебя по всей земле, желая тебя безпощадно наказать, и всеми силами своего божества стремится к мести, - а ты в это время заботишься о моих зернах и можешь думать о чем либо другом, кроме своего спасения?" В ответ на это Психея бросилась к ногам Цереры и, орошая их потоком слез, разметав по земле свои кудри, стала горячо умолять богиню о покровительстве. "Заклинаю тебя", молила она, "твоей плодоносной десницей, веселым сбором жатвы, таинством твоих жертвенных сосудов, заклинаю тебя крытыми колесницами твоих рабов драконов, бороздами сицилийской земли; заклинаю тебя мрачным браком твоей дочери Прозерпины, похищенной Плутоном, и её радостным возвращением; заклинаю всем, что таится под безмолвной сенью элевзинского святилища {Все эти заклинания указывают на культ Цереры, как богини плодородия и жатвы. Дочь Цереры Прозерпина была похищена Плутоном, богом подоемного царства. Читатели, вероятно, помнят "Жалобу Цереры" Шиллера, в прекрасном переводе Жуковского. Элевзин - город Аттики, славившийся своим полным таинств культом Деметры (Цереры) и её дочери.}, - спаси меня, спаси жизнь несчастной Психеи, склоняющей пред тобою колени! Дозволь мне скрыться и провести хоть несколько дней за этой копной, пока не пройдет ужасный гнев великой богини или по крайней мере, пока не окрепнут мои силы, изнуренные долгим страданием! "

"я тронута твоими слезами и мольбами и хотела бы тебе помочь, но я не могу ссориться с моей родственницей, которая к тому же и отличная женщина, и меня связывает с нею старинная дружба. Удались же поскорей отсюда и будь довольна тем, что я не задерживаю тебя здесь".

Обманутая в своей надежде, еще более опечаленная, Психея пошла дальше. Вот увидела она глубокую долину, а за нею тенистую рощу, среди которой высился храм, построенный с дивным искусством. Желая испытать все, что могло подавать хоть слабую надежду на улучшение её судьбы, и готовая молить всех богов о снисхождении, Психея приблизилась к священным дверям. Её глазам предстали роскошные дары и висевшия на деревьях и колонках затканные золотом платья, на которых вместе с благодарностью за оказанную милость было обозначено имя богини, которой они посвящались. Опустившись на колени, Психея вытерла слезы, обхватила руками алтарь и взмолилась: "о, великая сестра и супруга Юпитера! Пребываешь ли ты теперь в древнем храме Самоса, прославленного твоим рождением, первым плачем твоего детства {Психея перечисляет все те местности, в которых особенно процветал культ Юноны (Геры).}, шествуешь ли ты по благодатной земле высокого Карфагена, который чтит тебя, как деву, вознесшуюся к небесам на запряженной львами колеснице {По самосскому преданию Гера 300 лет жила в тайном браке с Зевсом, пока он не объявил её открыто своею супругой и царицей богов.}; охраняешь ли ты знаменитые стены Аргоса на берегах Инаха {Инах - древнейший царь Аргоса, собственно бог одноименной реку. Когда Посейдон спорил с Герой за обладание Аргосом (город в пелопоннесской области - Арголиде), Инах решил спор в пользу Геры.}, который знает тебя, уже как супругу Громовержца и царицу богинь; ты, которую и восток, и запад величают богиней родов? О, будь для меня Юноной-Спасительницей, сжалься над моим несчастьем и освободи меня, изнуренную вынесенными страданиями, от ужаса грозящей опасности. Ведь я знаю, что ты всегда готова помочь тем женщинам, которым грозят муки родов {Указание на деятельность Юноны, как богини родов.}." Так молилась Психея, и сейчас же во всем величии своего божества явилась пред нею ИОнона и сказала: "как сильно желала бы я склониться на твои яросьбы и помочь тебе! Но честь не позволяет мне идти наперекор желаньям моей невестки Венеры, которую я всегда любила, как родную дочь; кроме того, и закон запрещает принимать чужих рабов, бежавших от своих господ".

Совершенно уничтоженная этим вторым ударом судьбы, Психея отказалась от всякой надежды найти своего крылатого супруга. "Что же", думала она. "может облегчить мою горесть, если для этого безсильны даже желания богинь? Куда направить мне шаги, когда и опутана такой сетью? Где, под каким покровом, в каком тайнике, могу я укрыться от всюду проникающих очей великой Венеры? И если бы;и, наконец, решилась поверить слабому проблеску надежды и добровольно явиться к моей повелительнице, то, не знаю смягчила ли бы я поздним раскаянием её безпощадную вражду... И разве я уверена, что найду в чертоге его матери того, кого так долго ищу?"

Между тем Венера прекратила свои поиски на земле и решила отправиться на небеса. Она приказала запречь изящно отделанную и украшенную золотом колесницу, которую ей поднес Вулкан, как первый свадебный подарок. Из стаи голубей, кружившихся над опочивальней богини, выпорхнули четыре белоснежных голубка и, наклонив под блестящее ярмо колесницы свои радужные шейки, радостно помчали свою госпожу. За колесницей Венеры с веселым щебетанием полетели воробьи, а певчия птички, оглашая воздух чудными мелодиями, приветствовали богиню. Исчезли облака, небо открылось для своей дочери, и эфир восторженно принял ее. Ни орла, ни хищного ястреба не боялась певучая свита Венеры. Богиня направилась прямо к царскому чертогу Юпитера и "ты знаешь, мой дорогой брат, что твоя сестра Венера ничего не делает без твоего согласия; тебе известно также, как долго и безуспешно я розыскиваю убежище, в котором скрывается моя рабыня. Мне остается только попросить тебя, чтобы ты публично обещал награду тому, кто ее найдет. Исполни же как можно скорее мое поручение и сообщи её приметы, чтобы никто не мог оправдаться незнанием, если преступно скроет ее у себя". С этими словами она подала ему сверток, в котором было обозначено имя Психеи и все её приметы. Венера удалилась обратно к себе, а Меркурий исполнил повеление и облетел все страны, громогласно провозглашая: "кто воротит с пути или укажет местопребывание бежавшей дочери царя, рабыни Венеры, по имени Психеи, тот пусть встретится с Меркурием под колоннадой из мирт, и там он за свои указания получит от самой Венеры семь сладостных поцелуев и лобзания прелестных уст". Эти слова Меркурия возбудили обещанием такой пленительной награды всеобщее усердие и укрепили Психею в её решении немедленно повиниться пред Венерой. Она приблизилась к жилищу своей владычицы; у дверей ее встретила одна из прислужниц Венеры, по имени Привычка, и набросилась на нее с громким криком: "наконец-то, негодная рабыня, ты вспомнила, что у тебя есть госпожа! Или, быть может. ты по своей прирожденной лживости, станешь притворяться, будто не знаешь, скольких усилий нам стоило розыскивать тебя? Хорошо, что ты попалась в мои руки, словно в клешни ада; ты сейчас же будешь наказана за свою дерзость". И она схватила несопротивлявшуюся Психею за волосы и потащила ее к Венере. Богиня, увидав ее пред собой, разразилась торжествующим хохотом и, почесывая себе правое ушко, сказала: "А, добро пожаловать! Наконец то ты удостоила придти с приветом к своей свекрови! Или, быть может, ты явилась навестить своего супруга, который теперь страдает, раненный тобою? Во всяком случае, будь спокойна: я окажу тебе прием, достойный такой доброй невестки, как ты... "Эй! воскликнула она, где мои рабыни Тоска и Печаль?" Те вошли, и Венера поручила им наказать Психею. Оне исполнили повеление своей госпожи и, избив Психею бичами, привели ее снова к Венере. Богиня злобно и насмешливо сказала: "смотрите, она хочет разжалобить меня своей беременностью! Да, ведь, она скоро сделает меня счастливой бабушкой прекрасного ребенка... В самом деле, какое счастье! Во цвете лет я буду бабушкой, и сын презренной рабыни будет внуком Венеры! Впрочем, что я говорю - "сын!" Ведь неравный брак, совершенный притом в деревенском доме, без свидетелей и отцовского благословения, не может считаться действительным {На основании одного из установлений римского права.}, и плод его будет незаконным, если я только, вообще, позволю ей выносить ребенка! С этими словами она набросилась на Психею, разорвала ей платье, вцепилась в её волосы и жестоко прибила ее. Затем она взяла жито, ячмень, овес, мак, горох, чечевицу и бобы и, смешав все это в одну кучу, сказала девушке: "рабыня, по моему ты так безобразна, что только усердной работой можешь привлечь к себе женихов; ну, и я хочу испытать твое прилежание. Разбери эту кучу перемешанных семян и разложи их по родам; ты должна все это кончить к вечеру". Так сказав, она удалилась на какой-то брачный пир. А Психея даже не дотронулась до безпорядочной кучи и потрясенная огромной трудностью заданной работы, словно окаменела в безмолвии. Но в это время маленький муравей, привыкший к таким работам, сжалился над своей новой товаркой по занятиям и возмущенный жестокостью богини-свекрови, бросился в разные стороны и созвал целый рой соседей-муравьев. "Сжальтесь", говорил он, "проворные питомцы общей матери-земли, сжальтесь и немедленно явитесь на помощь бедной, милой девушке, возлюбленной Амура! Скорей, скорей!" И вот примчались целые массы шестиножек и, усердно разобрав всю кучу, поспешно исчезли. Ночью возвратилась Венера, разгоряченная вином, благоухая бальзамом, все тело её было увито дивными розами. Увидя, как успешно справилась Психея со своей задачей, она сказала: "я знаю, негодница, это работа не твоих рук, а того, кому ты понравилась на свое и его горе". И бросив ей кусок хлеба, она удалилась на покой. А между тем Амур был заперт в одной из отдаленных комнат дворца, для того чтобы он не разбередил своей раны шаловливыми выходками и чтоб не сошелся со своей возлюбленной. Так провели эту мрачную ночь разлученные под одною кровлей любовники. Но лишь только показалась Аврора, Венера позвала Психею и сказала ей: "видишь ты эту рощу, достигающую высоких скал и реки, глубокие водовороты которой приближаются к соседнему источнику? Там, в этой роще, никем не стерегомые пасутся овцы с блестящей золотою шерстью. Я хочу, чтобы ты как-нибудь добыла и сейчас же принесла мне клок этой драгоценной шерсти". Психея с радостью отправилась по указанию богини, но не для того, чтобы исполнить её повеление, а для того чтобы броситься с вершины утеса в реку и этим положить конец своим страданиям. Но с реки донеслось к ней нежное рокотанье зеленоватой нимфы Арундо {Arundo значит, собственно, "тростник", из которого делили между прочим свирели.}, этой матери чудной музыки. "Психея", - так шептала она, - "Психея, хоть ты я удручена горем, но не оскверняй моих священных вод твоею грустной смертью. Впрочем, и не пытайся проникнуть на тот берег, к ужасным овцам, потому что, воспламененные жаром солнца, оне приходят в страшное бешенство и своими острыми рогами, твердыми лбами, а иногда ядовитыми укушениями грозят всем смертным. Но когда смягчится солнечный зной и, наслаждаясь прохладой, животные отдохнут у воды, ты можешь спрятаться под тем высоким платаном, который пьет ту же волну, что и я, и после того, как овцы освободятся от своего беиенства, ты в тех местах, где оне теснились, пробиваясь сквозь ветви соседней рощи, найдешь висящие на древесных стволах клочки золотистой шерсти". Так добрая и кроткая Арундо давала несчастной Психее спасительные советы. Психея, конечно, внимательно выслушала их и, не замедлив сделать все, что следовало, принесла Венере полную пазуху мягкого, желтого золота. Но и этот второй подвиг не умилостивил богини. Нахмурив брови. она сказала с горькой усмешкой: "я знаю, что и это совершил за тебя твой возлюбленный. Но теперь я окончательно испытаю, действительно-ли ты одарена таким мужеством и необыкновенной мудростью. Видишь ты вершину этой крутой скалы, с которой низвергаются мутные волны черного источника, орошающого Стигийския болота и питающого глухо-звучащия воды Коцита? Вот оттуда сейчас же принеси мне в этой урне холодной, как лед, воды, почерпнутой из глубины источника". С этими словами она подала Психее хрустальную вазочку, осыпав притом бедную девушку страшными угрозами. Психея быстрыми шагами направилась к вершине горы, нисколько не сомневаясь, что там найдет она конец своей горемычной жизни. Лишь только подошла она к горе, ей предстали неодолимые препятствия. Огромный утес извергал из глубины своих камней бешеные потоки; стремительно вырываясь из узкой разселины, они по проторенному руслу впадали в соседнюю долину. С правой и левой стороны утеса стояли наводившие ужас драконы; их шеи были вытянуты, глаза постоянно бодрствовали, зрачки всегда были на стороже. Кроме того, устрашали и самые воды, одаренные человеческим голосом: ежеминутно раздавались из их глубины слова: "уйди! что ты здесь делаешь? уйди! берегись! ты погибнешь!" Пораженная ужасом Психеи, лишилась чувств; видя неминуемую гибель, она оцепенела, и даже слезы - это последнее утешение - не оросили её глаз. Но от кротких очей Провидения не укрылось горе невинной души: царственная птица Юпитера, быстрый орел внезапно появился с распростертыми крыльями над несчастной девушкой. Помня старую услугу Амура, при помощи которого он похитил для Юпитера фригийского мальчика {Ганимеда, сына царя Троя. Это был красавец-мальчик, которого Зевс похитил при помощи орла и сделал своим виночерпием.}, орел готов был теперь выказать богу свою признательность и помочь его возлюбленной. И вот он оставил высокие чертоги Юпитера, коснулся крыльями лица девушки и сказал ей: "ах ты, простодушная и неопытная бедняжка! Неужели ты думаешь, что можно почерпнуть хоть одну каплю из этого священного, но тем не менее гибельного источника? Разве ты никогда не слышала, что даже богам, даже Юпитеру страшны Стигийския воды, что, подобно тому как вы клянетесь богами, они, боги, клянутся величием Стикса? Но дай сюда твою чашу". Нон быстро схватил когтями урну и, удерживая равновесие своими колеблющимися крыльями, стал черпать в нее сопротивлявшуюся и угрожавшую воду. Ему приходилось уклоняться от свирепых драконов, и для того чтобы легче приблизиться к воде, он солгал ей, будто действует по приказанию и для блага Венеры. Глубоко обрадованная, получила Психея чашу, полную воды, и поспешно отнесла ее Венере. Но и теперь не смягчила она гнева богини. Осыпая ее угрозами и ядовито улыбаясь, сказала ей Венера: "да ты какая-то злая волшебница i потому так успешно исполняешь мои приказания!.. Но вот что, душечка, должна будешь ты еще сделать... На, возьми эту коробочку и отправься с нею в подземное царство, к мрачным обитателям Тартара. Там подай ее Прозерпине и скажи: "Венера просить, чтобы ты уделила ей немного из своей красоты, ну хоть столько, чтоб ей было достаточно, по крайней мере, на один день. А свою собственную прелесть она потеряла во время ухода за больным сыном". Так пойди, но не возвращайся слишком поздно, потому что я должна еще сегодня посетить собрание богов, на котором хочу быть украшенной даром Прозернины". Психея поняла, что настал её последний час и что ей^надо, оставив безплодные мольбы, идти на встречу своей гибели. Как же не гибели? Ведь она принуждена собственными ногами ступать по тартару, посетить безплотные тени!

"несчастная, зачем ты хочешь ринуться вниз? Почему ты падаешь духом при грозящей тебе опасности? Ведь если твой дух разстанется с телом, то ты, конечно, проникнешь в Тартар, но уж назад ни за что не вернешься... Послушайся же меня: недалеко отсюда находится Лакедемон, знаменитый город Ахеи. Вблизи него лежит уединенный Тенар {Тенар - мыс на юге Греции (ныне - Матапан). Около него находилось одно из тех мест, которые, по верованию древних, служили входами в Тартар.}, и вот оттуда трудно проходимый путь ведет чрез зияющую разселину в подземной царство. Если ты отважишься ступить на него, ты дойдешь прямо до дворца Оркуса. Но не с пустыми руками должна ты проникнуть в эту мрачную обитель, нет: в обеих руках должна ты иметь пшеничные лепешки с медом, а во рту - две мелкия монеты. Когда ты пройдешь уже большую часть смертоносного пути, тебе встретится хромой осел, нагруженный дровами; рядом с ним будет шествовать похожий на него носильщик, который попросит тебя, чтобы ты подняла и подала ему несколько выпавших из связки полен, - но ты, не говоря ни слова, пройди мимо. Затем, как только ты очутиться около реки мертвецов, Харон {Харонь - старый, грязный перевозчик в подземном царстве.} сейчас же потребует у тебя платы за провоз, потому что только при этом условии переправляет он в плетеной ладье путников на противоположный берег".

- "Значит", подумала Психея, "и среди мертвецов царит корыстолюбие, и даже такой бог, как Харон, отец Плутона, ничего не делает безвозмездно... Значит, бедняк, умирая, должен заботиться о деньгах на дорогу, к если нет у него в руках монеты, его не пустят спокойно умереть..."

"Так вот", продолжал голос, "этому грязному старцу ты дашь одну из монет, но непременно таким образом, чтобы он сам своей собственной рукой вынул ее из твоего рта. Далее, когда ты будешь переплывать медленно текущую реку, ты увидишь на волнах какого-то мертвого старика. Простирая увядшия руки, он станет молить тебя, чтобы ты приняла его в лодку, но ты не оказывай ему этой незаконной услуги. Когда же, наконец, ты причалишь к берегу, то, пройдя немного вперед, заметишь старух-ткачих. Укрепляя свои станки, оне попросят тебя немного помочь им, но ты не слушайся их, потому что все это и еще многое другое будет лишь кознями Венеры: ей хочется, чтобы ты выпустила из рук по крайней мере одну лепешку. Не думай, что эта повидимому ничтожная потеря не важна; нет, если ты потеряешь и другую, то тогда больше не увидишь солнечного света. Ибо огромный трехголовый {Цербер, охранявший вход в подземное царство.} Плутона. Ты безопасно пройдешь мимо него, если умилостивишь его одной лепешкой, и затем ты явишься к самой Прозерпине. Она примет тебя очень любезно, попросит сесть и предложит великолепный завтрак. Но ты сядь на землю и попроси кусок грубого хлеба. Потом объявляй, зачем ты пришла и, получив просимое, спении назад. На обратном пути успокой ярость пса другой лепешкой и дай жадному перевозчику вторую монету. Затем ты снова переплывешь реку и тою же дорогою вернешься туда, где сияет хор небесных созвездий. Но в особенности советую я тебе не открывать коробочки и не заглядывать в нее; берегись, чтобы твои глаза не видели сокровища божественной красоты". Так поучал ее голос утеса. Психея немедленно отправилась в Тенар и, приготовив монеты и лепешки, ступила на подземный путь. Безмолвно пройдя мимо хилого погонщика ослов, уплатив монету речному перевозчику, не обратив внимания на мольбу мертвого пловца и коварные просьбы ткачих, покорив, наконец, ужасную ярость Цербера лепешкой, она проникла во дворец Прозерпины. Не садясь на предложенное ей гостеприимной хозяйкой кресло. не коснувшись даже роскошных яств, она смиренно села у ног Прозерпины и, удовольствовавшис куском хлеба, передала просьбу Венеры. Сейчас же получила она наполненную и таинственно закрытую коробочку.

Но хотя она торопилась исполнить поручение Венеры, ее тем не менее охватило легкомысленное любопытство. "Неужели", подумала она, "я, имея в своих руках божественную красоту, буду так глупа, что не воспользуюсь хотя ничтожной долей её, чтобы таким образом получить надежду на внимание моего прекрасного супруга?" С этими словами Психея открыла коробочку: она оказалась пустой, не было в ней никакой красоты, а был только подземный, несомненно стигийский сон. Освободившись от крышки, он сейчас же овладел Психеей; все тело её покрылось густым туманом, и она без чувств упала на землю. И, словно мертвая, лежала она без всякого движения...

Между тем Амур исцелился от своей тяжелой раны* Не будучи более в состоянии переносить долгое отсутствие Психеи, он вылетел чрез высокое окно своей комнаты и, взмахнув отдохнувшими в бездействии крыльями, быстро помчался к своей Психее. Прогнав сон и заключив его опять в коробочку, он пробудил Психею нежным уколом своей стрелы и сказал ей: "бедняжка, ты снова чуть-чуть не погибла, благодаря своему любопытству! Ну, исполни теперь поскорее приказание моей матери, а об остальном я уже сам позабочусь". С этими словами крылатый любовник улетел, а Психея сейчас же отнесла Венере подарок Прозерпины.

великому Юпитеру с мольбой решить его дело. Юпитер, погладив его по щечке и поцеловав, сказал ему: "хотя ты, любезный сынок, никогда не относился ко мне с должным почтением, а, наоборот, поражал частыми ударами и осквернял земною страстью мое сердце, сердце того, кто дает законы стихиям и определяет течение светил; хотя ты, наперекор всем постановлениям и даже юльевскому {Закон Юлия (Августа) был направлен против безбрачия и ограничивал наследственные права людей, не состоящих в браке и бездетных.}, наперекор всем общественным приличиям, оскорблял мою репутацию, мое значение позорными похождениями, заставляя меня превращать свой светлый облик в презренные формы то змея, то огня, то зверя, то птицы и даже скота {Как известно, Юпитер часто спускался с небес на землю, привлекаемый красотой её женщин. При этом он изменял свой божественный вид; там, Леде он показался в виде лебедя, пред Данаей являлся золотым дождем, пред Европой - быком, и т. д.}, - я, тем не менее, помня, что ты вырос на моих руках, по своему великодушию исполню твою просьбу. Но остерегайся своих соперников и... и если на земле теперь какая-нибудь девушка славится своей красотой, ты должен предоставить ее мне в награду за мою услугу..." Так сказав, он велел Меркурию немедленно созвать на собрание всех богов, а если кто нибудь не явится, - оштрафовать его в десять тысяч золотых монет. Боясь этого штрафа, боги сейчас же явились в небесную залу, и Юпитер, возседая на высоком троне, обратился к ним с такою речью:

"Боги! Вы, имена которых записаны на скрижалях муз, вы все знаете этого юношу, моего собственного питомца. Вы знаете также и то, что я умел обуздывать пылкия проявления его юношеского задора! Довольно уже порочили его ежедневными росказнями о его любовных проделках и обольщениях; пора уже положить этому конец и охладить его страсти брачными узами. Он полюбил девушку и лишил ее невинности: так пусть же он обладает своей избранницей, пусть примет ее в объятия и наслаждается вечной любовью своей Психеи. "А ты", прибавил он, обратясь к Венере, "а ты, моя дочь, не печалься, что в твою знатную семью войдет невесткою смертная: не безпокойся, я сделаю этот брак равным и законным". И тут же приказал он Меркурию привести на небеса Психею. Когда она явилась, он подал ей кубок нектара и сказал: "выпей это, Психея, и ты станешь безсмертной, и Амур никогда не уйдет из твоих объятий, и будет вечен ваш союз!" Немедленно был устроен великолепный свадебный пир. На высоком ложе покоился новобрачный {Напоминаем читателям, что древние за трапезой не сидели, а возлежали.}, держа в своих объятиях Психею. Также возлежали Юпитер со своей Юноной и остальные боги. Кубок с нектаром подавал Юпитеру его виночерпий, знаменитый деревенский мальчик {Ганимед.}; другим услуживал Вакх. Вулкан готовил яства, Горы все покрывали розами и пурпурными цветами, Грации струили бальзам, Музы оглашали воздух чудным пеньем, Аполлон пел под звуки гитары, а Венера дивно плясала в такт прекрасной музыке, Сатир играл на флейте, а маленький Пан {Пан - символ, олицетворение вселенной. Впоследствии мифология создала ему спутников - младших Панов. (Paniscus).} - на свирели.

Наслажденьем.