Божественная комедия. Ад.
Песнь XVII

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Данте А., год: 1321
Категория:Поэма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Ад. Песнь XVII (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ПЕСНЬ XVII.

Содержание. На знак, поданный Вирглием, Герион древних, олицетворение обмана, примыкает к каменной плотине Флегетона. Лице у него праведное, лапы мохнатые, хвост змеиный, а тело все испещрено узлами и кольцами. Поэты сворачивают с дороги, чтобы к нему приблизиться. Пока Виргилий уговаривается с Герионом о помощи его сильных плеч, Данте идет один к краю пропасти, где под огненным дождем, на раскаленном песке, сидит толпа ростовщиков, направлявших насилие против природы и искусства, а следственно и Бога. У каждого из них на шее повешена сума с различными гербами: на них жадно устремлены немые взоры грешников. Один из ростовщиков разговаривает с Дантом и предсказывает место в аду другому известному ростовщику, еще живому в то время. Данте, возвратившись к Виргилию, находить его уже на спине чудовища, с ужасом сам всходит на спину Гериона; но Виргилий, сидя позади Дапта, защищает его от ядовитого хвоста чудовища, Они летят чрез пропасть, над страшным водопадам Флегетона. Высадив поэтов на окраине осьмого круга, Герион скрывается, с быстротою стрелы.

1 "Вот лютый змей с хвостом остроконечным,
  Дробящий сталь и твердость стен и скал!
  Вот он весь мир зловоньем губит вечным!"
4 Так начал вождь и знак рукою дал,
  Чтоб грозного приблизить великана
  Ко мраморам, где путь наш пролегал.
7 И страшный образ гнусного обмана
  Главой и грудью к берегу приник,
  Но не извлек хвоста из мглы тумана.
10 Был лик его людей правдивых лик:
  Столь кроткими глядел на нас глазами,
  Но как у змеи был хвост его велик.
13 Мохнатые две лапы под плечами.
  А грудь, бока и весь хребет как жар
  Испещрены узлами и кружками.
16 Цвета одежд у Турок и Татар
  С изнанки и с лица не столько ярки;
  Не так сплетен Арахны дивный дар.
19
  Полу в воде, полу в песке до ребр,
  И как у вод, на бой готовясь жаркий,
22 Сидит, в стране обжор немецких, бобр:
  Так на краю, обвившем степь гранитом,
  Лежал дракон, с лица приветно-добр.
25 Он хвост крутил в пространстве, мглой покрытом,
  Как скорпион вращая острием,
  Вооруженным жалом ядовитым.
28 "Теперь" сказал учитель мой: "сойдем
  С дороги нашей к лютому дракону,
  Простертому на берегу крутом."
31 И мы спустились вправо по наклону
  И пять шагов по берегу прошли,
  Чтоб от огня найдти там оборону.
34 Как скоро мы к дракону подошли,
  Вдали узрел я на песке собранье
  Теней, сидевших на краю земли.
37 Тогда мой вождь: "Чтоб полное познанье
  О круге сем ты мог отсель извлечь,
  Поди," сказал: "взгляни на их страданье;
40
  А я склоню его первоначально
  Дать в помощь нам громаду мощных плечь."
43 Так берегом я к точке самой дальной
  Седьмого круга шел один, пока
  Пришед к толпе, сидевшей там печально.
46 Из их очей сверкала их тоска:
  То там, то здесь руками тушат духи
  То пыл огней, то знойный жар песка.
49 Так точно псы, в дни жара и засухи,
  То рылом чешут, то ногой, где их
  Кусают блохи, оводы, иль мухи.
52 Я заглянул в лице теней иных,
  На коих тлели клочья огневые;
  Но никого не мог узнать из них.
55 " За то я зрел у каждого на вые
  Мешок, имевший разный знак и цвет:
  В него впивались взоры их немые.
58 И я увидел, ближе подошед,
  На желтом кошелке предмет лазурный
  И был со львом по виду схож предмет.
61
  Мешок, на коем молока белей
  Написан гусь. - И вот, со алостью бурной,
64 Один, имевший на суме своей
  На белом поле супрось голубую,
  Вскричал: "Чего ты смотришь в яме сей?
67 Прочь, дерзкий! прочь! Но если ты живую
  Имеешь душу, ведай: Витальян
  Соседом мне тут сядет одесную.
70 Я, Падуанец, здесь между граждан
  Флоренции; тут часто диких орды
  Кричат: Приди, наш славный атаман,
73 И принеси три клюва - герб твой гордый!"
  И, скорчив рот, он высунул язык,
  Как бык, когда он-лижет влагу с морды.
76 И я, страшась, что слишком в даль проник,
  (А вождь велел не медлить мне в долине)
  Пошел от злых; они ж подняли крик.
79 Уж мудреца нашел я на вершине
  Чудовища и со спины крутой
  Он мне кричал: "Будь смел и силен ныне:
82
  Сядь впереди, а чтоб хвостом он раны
  Не мог нанесть, я сяду за тобой."
85 Как тот, к кому близка уж знобь квартаны,
  Когда уже синеет цвет ногтей,
  Трясется весь, лишь взглянет на туманы:
88 Так я дрожал от сказанных речей;
  Но как герой войска для предприятья,
  Так он бодрил меня на подвиг сей.
91 Возсев на плечищах, хотел сказать я:
  чО вождь!".... но голос, как я ожидал,
  Не вышел.... "вождь, прими меня в объятья!"
94 Но он, который столько раз спасал
  Меня в аду, едва я взлез, руками
  Обвил меня и, крепко сжав, сказал:
97 "В путь, Герион, широкими кругами,
  Но медленней спускайся: не забудь,
  Что новый груз подъемлешь ты плечами!"
100 Как от земли корабль уходит в путь
  Назад, назад: так в даль он отступает;
  И, на простор вступив, туда, где грудь
103
  И бьет хвостом, как угрь, свирепый зверь
  И лапами он воздух загребает.
106 Нет! не сильней ты трепетал, поверь,
  О Фаетон, когда брозды оставил,
  Зажегши твердь, как видно и теперь;
109 Иль ты, Икар, когда огонь расплавил
  На крыльях воск и в след тебе отец
  Кричал: О сын, ты худо путь направил! -
112 Как я дрожал, когда со мной певец
  Взлетел, когда в воздушном океане
  Все, кроме змия, скрылось наконец.
113 Он тихо, тихо плыл, кружась в тумане
  И низходя; но я лишь замечал,
  Что ветр в лице и с низу дул в буране.
118 Уже, от нас на право, я внимал,
  Как водопад шумел, ревел под нами,
  И я, нагнувшись, взор на дно вперял.
121 И больший страх я чуял над волнами.
  И, в трепете, я мог сидеть едва,
  Услышав вопль и огнь увидев в яме.
124
  Как змий, кружась, спускался в омут душный
  Меж ярых мук отчаянного рва.
127 И как сокол, свершив полет воздушный,
  Когда ни птиц, ни чучел не нашел,
  При криках ловчого: О, непослушный!
130 Вдруг кольцами спускается на дол
  И от ловца вдали один садится,
  Измученный полетом, дик и зол:
133 Так Герион в глубокий ров стремится,
  Чтоб сбросить нас к подножию скалы,
  И, облегчен от груза, снова мчится,
136 Скрываясь в мраке с быстротой стрелы.

1; Образ обмана, названный ниже в ст. 97 Герионом, поднимается из глубины осьмого круга к седьмому: намек на то, что обман может возвыситься до насилия, равно и насилие нисходит до обмана (ст. 43 и прим.) Герион в мифоиогии был трехглавый великан, рожденный Хризаором, возникшим из крови Медузы. Его сестра Эхидна, в половину нимфа, в половину дракон, по видимому ближе подходит к описанному здесь чудовищу. Он нея родились между прочим Сфинкс и Лернейская Гидра. Герион был трижды убит Геркулесом за изменническое похищение его волов: вот причина, почему Данте избрал Гериона в символы обмана и высшого его проявления - измены. Все изображение этого чудовища отличается удивительною пластичностию; вся аллегория проникнута глубоким смыслом. Лице Гериона - лице справедливого и кроткого: обман старается нравиться; за то лапы покрыты до самых когтей шерстью, как у кошки, так, что когти выходят из под шерсти тихо и незаметно; тело его кончается змеиным хвостом, вооруженным ядовитым жалом скорпиона - намек на то, что обман вначале привлекает, под конец губить свою жертву; он весь испещрен узлами и кружечками, символами изворотливых путей и хитрого укрывательства, к коим прибегает обман. Он причаливает к берегу осторожно, только головою и грудью, хвост же его скрывается и свободно вьется в тумане, для того, чтобы ничто не препятствовало его губительному действию. Копиш. Штрекфусс.

6. К каменной набережной Флегетона.

18. Арахна - знаменитая ткачиха, осмелившаяся состязаться в искусстве с Палладою; она была превращена в паука за то, что ткала соблазнительную картину. Ovid. Metam. VI.

19. На бой г. жаркий, т. е. приготовляясь ловить рыбу. Пиетро ди Данте, сын поэта, приводит в своем комментарии старинное поверье, будто бы бобр, желая поймать рыбу, опускает хвост в воду, для того, чтобы маслянистою жидкостию, отделяющеюся с его хвоста, приманить свою жертву. Неосновательность этого поверья доказывается между прочим тем, что бобр во все не питается рыбою.

22. Еще Тацит называл Германцев обжорами и эта обидная слава об них по видимому долго удерживалась в Италии, поддерживаясь, может быть, и тем, что во время частых походов германских императоров в Италию Италианцы, народ вообще умеренный в пище, должны были нередко кормить на свой счет Германцев. Француаз и до сих пор говорят: boire comme du Allemand.

23. По внутренней окраине седьмого круга идет каменная набережная как продолжение гранитного берега Флегетона. Филалетес.

28. Прямые пути не ведут к обману.

дождем. Мешки, повешенные на их шеях, указывают на их алчность к золоту и дают поэту возможность, не упоминая об именах этих грешников, сказать об их роде описанием гербов, изображенных на мешках; большая часть грешников этого класса принадлежала к дворянским фамилиям, преимущественно флорентинским, так как дворянство Флоренции во времена Данта особенно занималось лихоимством.

40. Грех этих теней так унизителен, что оне не заслуживают продолжительной с ними беседы (см. Ада III, 51).

43. Они сидят у самого края бездны осьмого круга: намек на то, что насилие ростовщиков близко граничит к обману. Копиш.

44. Данте может безопасно идти здесь один, ибо его лучшая натура уже достаточно защищает его от омерзительного греха этих душ. Копиш.

49--51. Мысли о божественной любви и истине, ниспадающия на ростовщиков в виде отдельных клочьев пламени (Ада XIV, 29 и примеч.), для униженной души их столько же безпокойны, как для животных отвратительные насекомые: эта низкая картина еще резче очерчивает их полную низость. Копиш.

54. Имена их так же неизвестны, так же недостойны воспоминания, как и имена людей недействовавших и трусов (Ада III, 22 и д.) и скупых (Ада VII, 53 и 54). Только по цвету и изображениям опозоренных ими гербов можно распознать их. Копиш.

57. Мешки на шеях ростовщиков не только символы их позорной страсти, но также и источник новой для них муки, ибо воспоминание о прошедшем богатстве, при виде этих мешков, становится для них еще мучительнее.

58--60. Герб флорентинской фамилии Джианфильяцци из партии Гвельфов.

61--63. Герб флорентинской фамилии Убриакки из партии Гибеллинов.

64--65. Герб падуанской фамилии Скровиньи. - Один из членов этой фамилии построил в Падуе капеллу Arena, где находится картина Джиотто: страшный суд. Бер.

68. Виталиано дель Деите, богатый дворянин, известный ростовщик в Падуе. Все эти грешники еще были живы в 1300.

70--73. Этот говорящий - Ринальдо Скровиньи; славный атаман (il cavalier sovrano) есть Мессер Джиованни Буиамонти де' Биччи из Флоренции, величайший ростовщик своего времени. На гербе его были три птичьи клюва (becchi), или, по словам Пиетро ди Данте, три козла (tres hirai).

74--75. Жесточайшая ирония. Простой народ в Италии обыкновенно делает эту гримасу, когда хочет показать, что сказанное в похвалу кому-нибудь должно разуметь в противном смысле. Биаджиоли.

82. Слич. Ада XXXIV, 82.

85--88. В подлин.: Qual' е colui, ch' ha si presso 'l riprezxo Della quartana. Прекрасное сравнение, взятое от пароксизма лихорадки: чувствуя приближение озноба, когда уже посинели ногти, больной, желая согреться, трясется уже при одном взгляде на сырой туман, причину его болезни, и этот страх ускоряет самый приступ лихорадки. Квартана (intermittens quartana) есть четыредневная лихорадка, самая жестокая и убийственная из всех типов перемежающейся. Я решился употребить это техническое медицинское название.

96. Разум (Виргилий) защищает Данта от угрожающого оружия обмана, как (Ада ИХ, 58--60} от обояния духовного греха.

97. Герион см. выше. - Герионом назывался также один испанский король, прославившийся хитростию и обманами. Бер.

100--102. Это сравнение заимствовано от корабля, который, будучи обращен носом к земле, не может выйдти из гавани иначе, как заднею своею частию, т. е. кормою, а потому кажется идущим назад. Портирелли.

106--107. В своем Convito Данте приводит мнение Пифагорейцев, полагавших, что млечный путь есть действие солнца, которое, уклонившись когда-то с своего пути (вероятно намек на известную баснь о Фаетоне, Ovid. Metam. II, 200 et и.), сожгло эту часть неба. Впрочем, он более склоняется к мнению Аристотеля, объяснявшого млечный путь скоплением в этом месте великого множества малых и тесно скученных звезд. Филалетес.

117. Ветер, дующий в лице, происходит от кругового движения, ветер с низу от опущения Гериона.

122. Огонь в яме (bolgia) симонистов (Ада XIX, 25 и д.) и злосоветников (Ада ХХѴИ, и д.).

128. Чучелы употребляются у сокольников для натаскивания соколов.

133--136. Герион (обман) не в духе, потому что не мог повредить своей добыче (Ада XVIII, 19--20 и пр.).



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница