Божественная комедия. Ад.
Песнь XXX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Ад. Песнь XXX (старая орфография)

ПЕСНЬ XXX.

Содержание. Далее Данте видит тени двух подделывателей чужой личности, людей, разыгравших чужую роль с целию обмана: они одержимы изступлением. Одна из них, тень древней Мирры, пробегает мимо; другая, Джианни Скикки, набегает на алхимика Капоккио, хватает его за горло зубами и волочит по дну рва. За тем очам поэта представляется тень мастера Адама, делателя фальшивой монеты, страждущого жестокой водянкой. Он повествует Данту о своем преступлении и называет по имени двух рядом с ним лежащих грешников, одержимых гнилой горячкой: жену Пентефрия, оклеветавшую Иосифа, и грека Синона. Последний, оскорбленный обидным намеком мастера Адама, бьет его по животу, а этот отвечает ему по уху, от чего возникают у них ссора и взаимные обвинения в том, кто кого грешнее. Данте, заслушавшийся их речей, получает строгий выговор от Виргилия и со стыдом удаляется оттуда.

1	В тот век, когда, прогневана Семелой
	На племя Фив, Юнона столько раз
	Его губила в злобе закоснелой,--
4	Так обезумел лютый Атамас,
	Что, чад своих узрев в руках супруги,
	Вскричал рабам, от бешенства ярясь:
7	"Разставим сети здесь у брода, други,
	Чтоб львицу с львятами поймать в сетях!"
	Потом, Леарха вырвав у подруги,
10	И, злобно сжав в безжалостных когтях,
	Разбил его о груду скал с размаха;
	С другой же ношей мать спаслась в волнах.
13	Или когда унизил рок до праха
	Величье Трои в брани роковой
	И с царством царь погиб в годину страха,
16	Гекуба, мать, убитая тоской,
	Вотще с врагом за Поликсену споря
	И Полидоров видя труп нагой,
19
	Вдруг обезумела, как пес завыв:
	Так ум её разстроился от горя!
22	Но никого ни в Трое, ни средь Фив,
	Во время оно до такого гнева
	Не доводил безумия порыв,
25	Как здесь, я видел, две души на лево,
	Нагия, мчались, грешников грызя,
	Как две свинья, бежавшия из хлева.
28	Одна из них, в Капоккио вонзя
	Под горлом зубы, повлекла злодея,
	По камням дна терзая и разя"
31	Тут Аретинец, в ужасе бледнья,
	Сказал: "То Скикки! зол, неукротим,
	Он нас грызет, безумной тенью вея."
34	--"О если хочешь, чтоб бегущий с ним
	В тебя не мог" я рек "зубами впиться,
	Скажи: кто он, пока еще он зрим!" -
37	Я он в ответ: "То дух преступный мчится,
	Дух Мирры древней, вздумавшей с отцем
	Не должною любовью насладиться.
40
	С ним предалась она любви греховной!
	Бегущий с ней подобен ей во всем:
43	Честь табуна прияв ценой условной,
	Он род Донати взялся разыграть.
	И приложил печать к его духовной."
46	Когда умчались два безумца вспять,
	Я отвратил от них глаза со смутой
	И стад других проклятых созерцать.
49	Гляжу: один сидит, как лютня, вздутый,
	Когда б отнять у грешника долой
	Ту часть, где бедра у людей примкнуты.
52	От тягостной болезни водяной -
	Которая, член искажая каждый,
	Лик изсушает, вздув живот горой,--
55	Не мог он губ сомкнуть хотя б однажды,
	Как чахнущий, которого уста
	Изсохшия разверзлися от жажды.
58	"О вы, которых в страшные места
	Ведет не казнь (а почему, не знаю!)"
	Сказал он нам: "взгляните вы сюда!
61
	Живой имел я все, чего желал,
	Ах! здесь одной лишь капли вод желаю!
64	Ручьи, что в Арно катятся со скал
	По зелени пригорков Казентина,
	Где так игрив, так светел их кристалл,--
67	Всегда передо мной, а вот причина,
	Почто мне лик, сильней недугов всех,
	Так изсушает тех ручьев картина.
70	Суд праведный, карающий мой грех,
	Край, где грешил я, мне затем представил,
	Чтоб безпрестанно я вздыхал как мех.
73	Вон там Роменя, град, где я подбавил
	Худой состав в крестителеву смесь:
	За то в огне я тело там оставил.
76	Но если б Гвид, иль Александр был здесь,
	Или их брать: чтоб знать, как он наказан,
	Я отдал бы источник Бранды весь.
79	Один ужь здесь, коль верить я обязан
	Тому, что Скикки мне твердил в бреду;
	Но что мне в том? я по ногам здесь связан!
82
	Что во сто лет прошел бы дюйм, не боле,
	То и тогда б пошел я в путь в аду
85	В толпе больных искать его на воле,
	Хотя кругом в двенадцать миль больших
	И поперег в полмилю это поле.
88	В семью такую я попал за них;
	По просьбе их, я меди три карата
	Вмешал в состав флоринов золотых."
91	И я: "Кто ж эти два твоя собрата
	Лежат на право близ тебя, дымясь,
	Как мокрая рука, в мороз подъята?
94	- "Я их нашел, низвергшись в эту грязь;"
	Он отвечал: "с тех пор лежат безгласно
	И будут в век лежать, не шевелясь.
97	Одной Иосиф обвинен напрасно;
	Другой из Трои лживый грек Синон:
	В гнилой горячке так смердят ужасно." -
100	Тут гордый грек - был видно оскорблен
	Постыдным именем - в тугое брюхо
103	Как барабан оно издало глухо;
	А мастр Адам, ожесточась от мук,
	Хватил его рукой не легче в ухо,
106	Сказав: "Пускай лишил меня недуг
	Движенья ног; но знай, на службу эту
	Еще никто не приковал мне рук."
109	- "Не так проворен ты казался свету,
	Идя в огонь;" сказал Синон в ответ:
	"За то проворней выбивал монету."
112	А тот ему: "Ты прав, в том слова нет;
	Но так ли прав ты был, когда Трояне
	Тебя просиди им подать совет?"
115	- "Я лгал в словах, а ты солгал в чекане;"
	Сказал Синон: "один лишь грех на мне;
	С тобой же вряд сравнится бес в обмане." -
118	"Эй, вероломец! вспомни о коне!
	Весь мир узнал обман твой пресловутый;"
	Сказал брюхан: "казнись за то вдвойне!"
121	Но грек: "А ты казнися жаждой лютой,
	Пока язык твой треснет и живот,
	"
124	Тогда монетчик: "Разорви ж ты рот
	За злую речь! пуст я раздут водою*
	Пусть жаждою томлюсь я круглый год, '
127	За то в жару с больной ты головою!
	А чтоб лизнуть Нарциссова стекла
	Вряд остановка будет за тобою." -
130	Их злая брань весь ум мои завлекла;
	Но тут поэт: "Смотри, еще не много -
	И между нас посеется вражда."
133	И я, услышав глас поэта строгий,
	Спешил к нему с таким в лице стыдом,
	Что и досель смущаюсь дум тревогой.
136	Как человек, томимый страшным сном,
	Во сне желает, чтобы сном остался
	Внезапный страх, смутивший сердце в нем:
139	Так без речей в смущеньи я терялся,
	Желая извиниться, и, того
	Не замечая, молча извинялся.
142	Но вождь: "Проступок больший твоего
	И меньшею стыдливостью смывают:
145	Но помни: всюду на тебя взирают
	Глаза мои, когда придем туда,
	Где спор подобный люди затевают:
148	Внимать ему не должно без стыда."

1--3. Кадм имел четырех дочерей от Гермионы: Семелу, Агаву, Автоною и Ино. От Юпитера родила Семела Бахуса. Юнона, раздраженная неверностию Зевса, возненавидела все кадмово племя в Фивах до того, что многократно изливала на него свое мщение. Прежде всего она погубила Семеду, побудив ее просить Юпитера явиться к ней в громе и молнии. На пиршестве Бахуса она навела такое изступление на прочих дочерей Кадма, что оне, приняв сына Агавы за вепря, умертвили его. Она выслала к Ино и мужу её Атамасу фурию Тизифону, которая до того помрачила в них разсудок, что Атамас одного из своих сыновей, Леарха, раздробил о камень, а с другим, Меликертом, Ино кинулась в море, где, по просьбе Венеры, Нептун превратил их в морских богов: Ино в Левкатею, Меликерта в Палемона. Наконец и сам Кадм с своей женою был превращен в змей.

4--12. Подражание Овидию. Metam. IV, 371 et seq.

13--20. Когда, по взятии Трои, суда Греков стояли на якоре у берегов фракийских, тень Ахиллеса потребовала принесения ему в жертву Поликсены, дочери Приама и Гекубы; по совершении жертвоприношения, труп её отдали несчастной матери. Но это было только началом её бедствий: в то время, когда она шла к морскому берегу за водою для омовения ран дочери, внезапно увидела она труп Полидора, единого оставшагося у ней сына: желая спасти Полидора, она поручила его Полимнестору, царю фракийскому; но коварный царь, подкупленный Греками, умертвил Полидора и бросил труп его на взморье. Тогда Гекуба, вдруг обезумев, кинулась с толпою Троянок на Полимнестора и, превращенная в псицу, вырвала у него глаза. Ovid. Metam. XIII, 400 et seq.

31. Другой алхимик - Гриффолино из Ареццо (Ада XXIX, 109 и прим.).

32. Флорентинец Джианни Скикки славился уменьем изменят черты своего лица и принимать желаемую физиогномию. Комментаторы рассказывают, что Симоне Донати убил своего дядю Вуозо Донати (того самого, которого мы видели выше (Ада XXV, 141 и пр.), за то, что тот завещал не в его пользу свое огромное имение, нажитое самыми беззаконными средствами. Симоне уговорился с Скикки составить подложное завещание: для того спрятали труп Буозо, и в постель на его место подожили Скикки, которые так хорошо разыграл роль покойника и подражал его голосу, что совершенно обманул свидетелей и нотариуса. Таким образом была составлена и подписана духовная вместо настоящей, отдававшей все имущество Буозо в пользу монастырей. За это Скикки получил кобылицу, стоившую 10,000 флоринов. Пиетро ди Данте.

38--41. Мирра, дочь Цинира, царя пафосского. О преступной её любви см. в Мифология. Проклятая отцем своим, она бежала в Аранию, родила там Адониса и так долго оплакивала свое преступление, что наконец боги, сострадая ей, превратили её в бальзамическое дерево - мирру.

49--51. Этот грешник страдает водяною: живот его, необыкновенно растянутый жидкостию в сравнение с верхней частью тела, придает ему вид лютни (инструмента, имеющого тонкую шейку и толстый корпус), если вообразим, что у грешника отняты бедра.

59--54. В водяной болезни водянистая част крови, от неправильного её обращения, выделяется как под кожу, так и в различные полости, преимущественно в живот: от потери воды из крови происходит сильная жажда, а от дурного питания - худоба тела, особенно лица.

61. Мастер (маэстро) Адам из Брешии, чеканщик монеты, по наущению графов Ромены: Гвидо, Алессандро и Агинольфо (см. ст. 76 - 77), подделывал флорентинския монеты флорины. Подлог вскоре был открыт, и мастера Адама сожгли живого на дороге между Флоренциею и Роменой. Еще до сих пор показывают место, где это случилось: его называют Macia del uomo (костер мертвого человека), куда каждый прохожий обыкновенно кидает камень. Троиа (Veltro allegorico, p. 35).

65. Казентино, вершина долина Арно, выше Ареццо, орошаемая множеством горных ручьев.

70. Воспоминание о прекрасной Италии, в которой' он грешил так позорно, увеличивает его мучение; богатства, приобретенные подлогом, исчезли; душа его вечно томится и жаждет, хотя и кажется пресыщенною нечистыми соками. Копиш.

74. Во Флоренции чеканились с 1252 г. превосходные золотые монеты флорины (впоследствии называвшияся zecchini) с изображением, с одной стороны, головы Иоанна Крестителя, с другой - лилии. Вес их равнялся ¹/₂ унции, а проба 24 каратам (см. ниже), т. е. оне были без всякой примеси. флорентинцы так гордились ими, что всякую их подделку наказывали как величайшее преступление. Филалетес.

77. Братья Гвидо, Алессандро и Агинольфо, упомянутые выше графы Ромевы, были дети графа Гвидо, внука добдрдетельной Гвальдрады (Ада XVI, 37--39 и прим.). Некоторые вместо Агинольфо принимают четвертого их брата: епископа Бандино или Альдобрандино из Ареццо.

86. В подлин.: одиннадцать миль. Это место, а также другое выше (Ада XXIX, 8), послужили, как было сказано, данными для вычисления размеров колодезя и всего 8 круга вообще и каждого рва в отдельности. См. Филалетеса Die Hölle, р. 251.

91--93. Эти два горячечные так же пластично изображены, как и больной, одержимый водянкою: они как-будто сейчас взяты из италиянских гошпиталей, которые вероятно часто посещал Данте. Когда освежают постель, в которой, обливаясь потом, лежит больной лихорадкою: тогда чем сильнее был пароксизм, тем обильнее поднимается с больного пар, обыкновенно противного запаха: эту картину нельзя ни с чем сравнить там хорошо, как с паром, сгущающимся около мокрой руки, поднятой в сильный мороз на воздух. Филалетес.

97. Жена египетского царедворца Пентефрия.

98. Синон, беглый грек, убедил Троян ввесть деревянного коня в Трою (Ада XXVI, 55--64 и пр.).

110. Т. е. на костер, на котором был сожжен мастер Адам (см. выше 61 и прим.)

не отказался напиться Синон, если бы его позвали.

141. Т. е. моим смущением.

148. В подлин.: Che voler ciò udire è bassa voglia. Может быть, Данте влагает эти слова в уста Виргилия с тем намерением, чтобы напомнить, что творец Энеиды, "актер, наставник в песнопеньи" Данте в (Ада 1,85), никогда не изображал ничего низкого и неблагородного. Впрочем этот эпизод так верно схвачен с природы, что читатель конечно не упрекнет великого поэта за уклонение от возвышенного тона его элегантного учителя.