Божественная комедия. Ад.
Приложение III

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Данте А., год: 1321
Категория:Поэма

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Ад. Приложение III (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

III. 

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК СОБЫТИЙ В ПИЗЕ ВО ВРЕМЕНА УГОЛИНО. 

(К XXXII ПЕСНЕ АДА).

Партии Гибеллинов и Гвельфов в Пизе носили наименования партий Конти и Висконти. Во глав последних стояли Висконти пизанские, которых не должно смешивать с Висконти медиоланскими; а во главе первых графы (conti) делла Герардеска. Следующее обстоятельство заставило Висконти присоединиться к папской партии. По завоевании Сардинии Пизанцами, могущественные фамилии Пизы разделили этот остров между собою. В непродолжительном времени возникли между ними важные несогласия: тогда слабейшия стали искать и действительно нашли защиту у папского двора, который вскоре объявил свои права на обладание этим островом. Убальдо Висконти, долго противившийся таким притязаниям, наконец убедился, что ему легче будет достигнуть своей цели, если он женится на Адельгейде, родственнице Григория IX, владетельнице Галлуры и Торре, и получит эти владения от папы, как ленный вассал его (1239). После этой сделки, на которую Пизанцы смотрели очень неблагосклонно, как на меру, ограничивающую их права, Висконти стали судьями Галлуры и вождями гвельфской партии в Пизе.

В конце XIII столетия, во главе противной партии находился Уголино делла Герардеска, граф Доноратико. Он сблизился с Гвельфами тем, что выдал сестру свою за Джиованни Вискоити. Вследствие этого Пизанцы, всегда ревностные Гибелланы, выгнали вождей обеих партий из города. Но последние, прибегнув к помощи гвельфских городов Тосканы, старались получить право возврата в отечество и достигли до того, что в условиях мира, заключенного в 1267, выговорено было между прочим это право для изгнанников. Таким образом Уголино и Нино Висконти (Джиованни в это время уже умер) возвратились на родину. Но, не взирая на все это, отношение, в котором Уголино находился к обеим враждующим партиям, придавало всем его политическим действиям характер нерешительности и порождало то недоверие, которое, по видимому, питали к нему обе партии.

Около этого времени возгорелась продолжительная морская война между Генуей и Пизой. После многих незначительных стычек, произошло наконец, 6 Августа 1284, большое сражение при Мелории, в котором обе республики измерили свои силы. Это произошло таким образом: Генуезцы под предводительством Оберто Дории явились с 130 галлерами перед гаванью Пизы. Из этого числа судов Оберто укрыл 30 галлер под командою Бенедетто Закарии за островом Мелория в том предположении, что Пизанцы, имея только 103 галеры, не решатся сделать на него нападение, если увидят его превосходство в силах. Расчет его удался как нельзя лучше: Пизанцы, горя нетерпением удовлетворить решительным ударом давнишней своей ненависти к Генуезцам, поспешно посадили на суда войско. При этом не обошлось без дурных предзнаменований: так летописцы рассказывают между прочим, что при самом отплытии войска, у епископа, благословляющого флот с Ponte Vecchio, выпал из рук крест в Арно (Uberto Folietta, Genuensium hist.)

Пизанцы вышли в море тремя эскадрами: первую вел Оберто Морозини из Венеции, подеста пизанский, незадолго перед тем избранный Пизанцами в capitano generale della guerra; второю предводительствовал Андреотто Сарачино, а третьею граф Уголино. Как только эти эскадры приблизилась на такое разстояние, что им уже невозможно было избегнуть сражения, то Бенедетто Закариа показался с своими галерами из засады. Бой был упорный и кровопролитный. Корабль, на котором развивалось пизанское знамя, сдался; адмиральский корабль, где находился Морозини, не выдержал соединенного нападения генуезского адмиральского корабля и галер Бенедетто Закарии; но, не взирая на это, оставалось еще многое, чтоб совершенно одолеть Пизанцев. В эту критическую минуту граф с своей эскадрою обратился в бегство в надежде, что при помощи друзей своих, Флорентинцев и Луккийцев, успеет покорить своей власти ослабленный этим поражением город. Впрочем этого обвинения (самого важного) не возводил на него ни один из современных писателей; это говорит только пизанская летопись, составленная в XVI столетии, впрочем по весьма хорошим источникам. (Cronica di Pisa, Rer. It. Scr. Tartinio, Vol. I., pag. 564). Замечательно, что в летописи при этом сказано: "Secondo che recita Daтte", т. e. как повествует Данте (который впрочем об этом обстоятельстве совсем не упоминает). Эта ссылка естественно рождает в нас недоверие к составителю летописи, не смотря на то, что он тотчас после нея ссылается и на других историков.

Поражение Пизанцев было совершенное и нанесло их морской силе такой удар, что они уже никогда не могли вполне от него оправиться. В то время на это бедствие смотрели как на возмездие за то, что Пизанцы при этом же самом острове Мелории захватили в плен епископов, плывших на генуезских судах в Рим на собор, созванный против императора Фридерика II.

Пизанцы потеряли 36 галлер и до 16000 человек убитыми и пленными, так что тогда говаривали в шутку: "Кто хочет видеть Пизу, пусть идет в Геную."

Касательно участи пленных, принадлежавших отчасти к благороднейшим фамилиям, немедленно сделано было не совсем великодушное решение, именно: постановлено сколько можно долее держать их в неволе для того, чтобы женам их не дозволить вступить во второй брак и таким образом еще более ослабить и без того уже упавшую духом Пизу (Chron. di Pisa). Действительно, только по истечении 18 лет 1000 из них получили свободу и возвратились на родину. Над Пизой, казалось, разразились все бедствия: в первые месяцы после упомянутого поражения, гвельфские города, в главе которых были Флоренция и Лукка, заключили с Генуей наступательный союз для. уничижения Пизы. Тогда Пизанцам не оставалось ничего более, как броситься в объятия графа Уголино, в надежде, что связи с Гвельфами дадут ему способ начать переговоры с ними. По этому еще в Октябре 1284 его избрали в капитано и подесты на один год, а в феврале 1285 еще на десять лет. К счастию, военные действия Генуезцев против Пизы были отложены до весны. Уголино воспользовался этим временем, чтобы войдти в переговоры отдельно с каждою из неприятельских сторон. Прежде всего он отделял от союза Флорентинцев, обещав им изгнать Гибеллинов, что действительно и исполнил, изгнав десять значительнейших граждан этой партии. Предание однакоже говорят, что важнейшим поводом к заключению этого отдельного мира с Флоренцией послужили то, что он отправил многим из главнейших вельмож её бутылки, наполненные не вином, vernaccia, а золотом. Не так счастлив был он в ведении переговоров с Генуей и Луккой. Генуезцам он предложил важную крепость предложение. Гражданам Лукки он сдал, по их собственному требованию, Рипафратту и Виареджио (в феврале 1285); но это не помешало Луккийцам продолжить войну так, что они захватили крепости Куозу и Аване почти в ту самую минуту, как Генуезцы завладели сторожевою башнею пизанской гавани (18 Июля 1285). Пиза неминуемо должна была бы погибнуть, если бы Флорентинцы не отстали от союзников; без их же содействия окончательная гибель этого города была отдалена.

Вскоре после этого Уголино, могущество которого поддерживалось только партиею Гвельфов, принужден был принять себе в товарищи по управлению республикою племянника своего Нино Висконти, достигшого в то время совершеннолетия (Framm. hist. Pis. Mur. Rer. It. Scr. Vol. XXIV.) Понятно, что между ними полного согласия не могло существовать, особенно с той поры, как Нино начал видимо склоняться к Гибеллинам; но раздор обнаружился только тогда, как Ганно Скорниджиано, приверженец Висконти, был умерщвлен на Lung' Arno внуком графа, Нино, прозванным il Brigata, и его товарищами. Пылая мщением, Висконти пытался произвесть возстание в народе, заставив своих приверженцев кричать по городу: "Смерть всем, кто не хочет мира "с Генуей!" но как всем было известно, что он желает не мира, а только падения графа Уголино, то и не нашел никакого к себе сочувствия. Тогда Пино Висконти обратился к консулам моря и к старшинам цехов, которые и принудили Уголино удалиться из Palazzo del Ророио и передать сан капитано Гвидоччино де Бонджи, уже бывшему подестою города (в Декабре 1287. {собственно обязанность судебная, не давала большого влияния; она большею частью возлагалась на иноземцев, как на людей чуждых духу партии. Нередко властители республик передавали ее лицам совершенно второстепенным, как, по видимому, было и в этом случае.} Вожди обеих партий вскоре увидели, что власть их ослабевает и потому немедленно условились действовать за одно, чтоб возвратить утраченное могущество. Случай к этому вскоре представился: по повелению Гвидоччино, один из прежних служителей графских, был арестован. Уголино, тщетно старавшийся освободить его, принял это за личное себе оскорбление и потому, договорившись с Нино, вместе с ним и своими приверженцами завладел ночью Palazzo del Popolo и таким образом удалил из города Гвидоччино, выплатив ему то, что стоило его содержание (в Марте 1288).

За тем Уголино поселился сам в Palazzo del Popolo, а Нино избрал себе местопребыванием Palazzo del Coramune - жилище подесты.

В эту-то эпоху Уголино спросил умного Марко Ломбарди на пиру, данном им в день своего рождения: - "Что скажешь, Марко, о моем положении?" Марко отвечал: "Тебе, граф, недостает только гнева Божьяго!"

Гнев Божий, однакоже, не замедлил над ним разразиться. С возстановлением прежней власти, снова пробудились несогласия. В то время (в Апреле 1288) находились в Пизе доверенные от пизанских пленников, прибывшие для переговоров к заключению мира с Генуей, о котором хлопотали сами пленники. Уголино был против мира, потому ли, что боялся возвращения пленников, или, может быть, потому, что считал его для себя невыгодным; Нино напротив сильно стоял за мир. Наконец первый должен был уступить общему голосу и Рамиери Зампанте был отправлен с полномочием в Геную. Граф и тут еще пытался разстроить переговоры и, не смотря на перемирие, заключенное в Сардинии, где находился сын его Гвельфо, позволил корсарам тревожить Генуезцев (Май 1288). {Хотя генуезские писатели приписывают этот поступок Уголино и Нино обоям вместе; однакож часто приводимая нами летопись Пизы называет виновником всего дела одного Уголино, что и вероятно по всему ходу дел.}

архиепископ Рузский, Руджиери, делья Убальдини, родом гибеллин из Ареццо. Уголино искал союза с этой партией, чтобы при её помощи отделаться от Нино. Между тем одно происшествие едва не прервало начатые переговоры. Дороговизна припасов возбудила неудовольствие в народе, который - как обыкновенно бывает в этих случаях - всю вину дороговизны слагал на дурное управление графа. Одному из внуков графа Уголино дал знать об этом настроения умов тесть его Гвидо капронский; а этот передал о том графу и предложил ему понизить цену на необходимейшия жизненные потребности. Уголино при этом предложении пришел в такую ярость, что, выхватив кинжал, поранил ему руку, говоря: "Изменник, ты хочешь лишить меня моей власти!" Другой его родственник и вмести с тем племянник архиепископа выставил ему на вид всю необдуманность этого поступка; но Уголино, вне себя от бешенства, ударил его в голову и тот упал мертвый. Труп принесли к дяде и сказали: "Вот твой племянник; его убил граф Уголино!" Но Руджиери, находившийся в это время в хороших отношениях с графом, отвечал: "Унесите труп! это не племянник мой. Я не знаю, имел ли граф какую-нибудь причину умертвить моего племянника; мне напротив известно, что он всегда обращался с ним как с родственником. Не говорите более об этом." Мщение свое Руджиери приберег для другого более удобного времени. До сих пор непонятно, как Уголино, нанесши такое оскорбление Руджиери, решился оставаться с ним в приязни: это можно объяснить только высокомерием счастливого тирана, или собственными не совсем честными намерениями. {Пизанской Летописи кажется следует заключить, что кто происшествие случилось в эпоху между изгнанием Нино и падением Уголино. Но как Framm. Hist. Pis. прямо говорят, что падение Уголино воспоследовало на другой день после изгнания Нино (l' autre die); а другой тоже современный отрывок Vol. XXIѴ, р. 695), очень точный в хронологии, говорят об этом происшествии как о случившемся die sequenti: то, приняв эти неопровержимые свидетельства, найдем, что для совершения убийства племянника Руджиери не остается времени: следовательно, нужно допустить, если принять это происшествие за исторический факт, что оно совпадает с эпохою переговоров, веденных с Уголино, что подтверждает и самый образ действия архиепископа. Само собою понятно, что отношение обоях людей одного к другому и в особенности образ действий Руджиери, представляется нам чрез это совсем в ином свете, подтверждающем более приговор поэта.} Как бы то вы случилось, союз между ними был заключен. Уголино, вероятно для того, чтобы не вовсе потерять доверие Гвельфов, остался в своем поместье Settimo в день, назначенный для возстания, т. е. 30 июля 1288, когда гибеллинская партия поднялась на Нино. Этот последний, чувствуя невозможность сопротивляться и догадавшись об измене графа, отказавшого ему в помощи, покинул в полдень город со всей своей партией и удалялся в свои замки. Между тем отсутствие Уголино, как и всякия полумеры, повредило его же собственному делу. Гибеллины осадили Palazzo del Commune; а Гаддо, сын Уголино, также как и Бригата, внук его, вероятно не совершенно знавшие его намерений, решились, вопреки приглашению к сдаче, защищать дворец. Наконец к вечеру прибыл Уголино; но тогда Гибеллины стали предлагать требования более решительные: они настаивали, чтобы Уголино взял в товарищи своей власти архиепископа или кого другого из их вождей. Это было весьма неприятно графу. Обещание, принесенное им на другое утро в церкви Bastiano, не повело ни к каким результатам, ибо в это самое время архиепископ (Scr. rer. Ital. Vol. XXIV, р. 652) криках народа: "К оружию!" Уголино, с своей стороны, тоже велел бить в набат на дворце народа: в городе произошла битва. Партия последняго, смятая и оттесненная, принуждена была защищаться в Paiazco del Popolo который скоро был взят приступом и зажжен. Уголино с своими сыновьями Гаддо и Угиччьоне и внуками Нино, по прозванию Бригата, и Ансельмуччио (некоторые упоминают еще о третьем, Энрико) взяты в плен. Сперва их заключили на 20 дней в Palazzo del Commune, а потом содержали в башне Гваланди, прозванной alle Setievie (ибо к ней вели семь дорог), на площади dei Anziani, где они и оставались до Марта следующого года (1289).

В Марте Пизанцы, не смотря на отчаянные крики заключенных, громко умолявших о помиловании, велели запереть башню, а ключи бросить в Арно, не дозволив несчастным даже духовного утешения, о котором они тщетно просили. По прошествии 8 дней отворили башню и умерших голодною смертию похоронили с оковами на ногах в францисканском монастыре. О последнем обстоятельстве упоминает пизанский комментатор Данта, Франческо ди Бути, видевший эти цепи, когда были вырыты скелеты несчастных.

Данта упрекали в том, что он будто бы без основания приписал это злодеяние архиепископу. Даже Troja в своем обвиняет его за то, что он только один из всех своих современников утверждает это, и присовокупляет, что Руджиери поставлен был в сеньоры Пизы только на пять месяцев (след. только до Ноября 1288), что место подесты после него занял Вальтер де Брунеффрте и что уже по прибытия Гвидо да Монтефельтро (в Мае 1290) Уголино уморили голодом. Но вина ни сколько не падает на последняго. Это вполне доказывается тем, что по старинным отрывкам Пизанской Истории, обнародованным Муратори (Vol. XXIV Scr. rer. Itl.), то он вероятно воспрепятствовал бы совершению такого страшного дела. Злодеяния этого нельзя приписать и Вальтеру ди Брунефорте, ибо подесты подобные ему во времена бурные имели обыкновенно очень мало влияния, тем более, что и Руджиери, как кажется, не уступил синьории своего политического могущества. Это можно заключить из того, что в упоминаемой летописи есть следующее место: "В Пизу призвали графа Гвидо да Монтефельтро, потому что во время этих военных смут казалось вредным иметь во главе республики человека духовного сана." Во всяком случае, Руджиеря, как глава господствующей партии, должен был иметь сильное влияние на образ её действий и мы действительно находим в одной старинной летописи, Chronica di Pisa Уберто Фолиетта, основательный, хотя несравненно позднейший генуезский историк, говорит утвердительно, что Руджиери для того избрал такой страшный род смерти, чтобы буквально исполнять правила церкви, запрещающия духовным всякое пролитие крови. Еще можно почти с вероятностию заключить, что Уголино обречен был этой казни с тем, чтобы вынудить у него уплату 5000 флоринов пени.

(Muratori, Rer. It. Scr. Vol. XV и XXIV; Cronica di Pisa, Fragment histor. Pisan.; Uberto Folietta, Genues. hist Libr. X; Cronica di Pisa, Rer. It Sc. di Iuseppe Tartinius Vol. I.) Филалетес.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница