Божественная комедия. Ад.
Приложение IV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Ад. Приложение IV (старая орфография)

IV. 

КОСМОЛОГИЯ ДАНТОВОЙ ПОЭМЫ {*}

{* Источниками для этой статьи служили: Dr. F. Wegele, Dante's Leben und Werke. Jena. 1852. Br. E. Ruth, Studien über Dante Allighieri. Tubingen. 1853. Philaletes, Üeber Koemologie und Kosmogenie nach den Ansichten der Scholastiker in Dante's Zeit, zu Gesang I des Paradieses.}.

Ни в чем не проявляются в такой полноте творческая сила и самостоятельность певца Божественной Комедии, как в тех воззрениях, которые имел он о мире и которые развил так подробно в своей великой поэме. Знать космологическую систему Данта необходимо тому, кто желает иметь ясное понятие о местодействии замогильного его странствования, почему и считаем нужным сказать несколько слов о Космологии Дантовой поэмы.

Мысль о загробной жизни сильно занимала умы в средние века: поэтому еще задолго до времен Дантовых ходило в народе множество поэтических сказаний и легенд о странствованиях по аду, чистилищу и раю {Ниже мы будем говорить подробнее об этих легендах и покажем, какое влияние имели оне на творца Божественной Комедии.}. Но из предшественников Данта только немногие проникали в одно время во все три области невидимого мира; обыкновенно ограничивались они адом и раем, адом и чистилищем, всего же чаще одним только адом. Данте едва-ли не первый обозрел одно за другим все три царства и притом в обратном порядке - снизу вверх. Это-то требовало отчасти и теоретическое воззрение на замогильные странствования, составившееся в средние века. "Кто хочет вознесться до созерцания величия Божия, говорит Бернард де Клерво, да очистит сердце от грехов, а этого всего лучше достигнет он видением Божьяго суда." {St. Bernardus, De Gonsideratione, Lib. V в конце.} Созерцать величие Божие во всей его полноте можно только на небе, очистить сердце от грехов (по понятиям католической церкви) в чистилище, суд же Божий всего ужаснее является в аду. Вот путь, который долженствовала совершить фантазия поэта. Верный этой идее, Данте, для изображения сцен своего восторженного видения, прибегает к данным тогдашней науки и ко всем вымыслам, бывшим в ходу касательно видимого и невидимого мира; но, ничего не создавая, а только пользуясь тем, что до него существовало, он перерабатывает весь этот богатый материал поэтический в одну систему, в одно великое целое.

В основании Космологии Данта, как и во всем миросозерцании средних веков, лежит единство религии с физикой. Только при таком условии возможна поэма, подобная Божественной Комедии: как скоро это единство нарушилось вследствие успехов науки, вследствие великих открытий в области естествознания, тотчас поэзия невидимого мира утратила прочную основу, на которой дотоле зиждилась. Вот причина, почему поэмы Мильтона и Клопштока не могли иметь успеха; она же составляет и ту необъятную выгоду, которой пользовался Данте и которая скоро сделала его поэму недоступною ни для какого подражания.

Данте, помещая землю в средоточии вселенной, представляет ее себе, подобно Гомеру, в виде острова, омываемого морем, {Ада XXXIV, 106--124. То же мнение высказывает и его учитель Брунетто Латини в своем Tesoro.} и придает ей шарообразный вид. В её недрах он помещает ад согласно с господствовавшим тогда мнением; но, вопреки любимым легендам средних веков, отделяет от него чистилище {Сюда принадлежит в особенности чистилище св. Патрициа. Legendа Aurea, сар. 50. ed. Graesse, p. 213. - Особенно любили помещать ад и чистилище в вулканических странах.}. Помещая ад в недрах земли, он следует отчасти верованиям древняго мира, полагавшого обитель мертвых под землей, ибо еврейский Scheol, infernum; как и Гадес древних, надобно искать там же {"Sed ut Deos esse natura opinamur, qualesque sint ratione cognoscimus, sic permanere animos arbitramur consensu nationum omnium; qua in sede maneant, quaiesque sint, ratione discendum est. Cujus ignoratio finxit inferos, easque fonoidines, quas to contemnere non sine causa videbare. In terram enim cadentibus corporibus, hisque hutno tectis, e quo dictum est humari, sub terra eensebant reliquam vitam agi mortuorum. Quam eorum opinionem magni errores consecuti sunt; quos auxerunt poetae." Cic. Tusc. Quaest. I, 16.}; частию вынужден к тому необходимостию, потому что, приняв землю, по системе птоломеевой, за средоточие вселенной, он не имел другого места для ада, ибо то, что окружает землю, есть уже небо.

В самом нижнем углу ада, достигающого до центра земли, стало быть в самом центре вселенной, он назначает место Люциферу, материальному началу зла, и притом помещает его так, что средина тела его составляет центр, к которому тяготеет со всех сторон все тяжелое. {Ада XXXIV, 109.} Космологическое воззрение тут очевидно подчинено учению нравственному. Как к центру земли, по закону тяготения, стремятся все тяжести, так к Люциферу, злому, тяжелому началу в нравственном мире, тяготеет все то, что в ущерб духу прилепилось к греховному, земному, что не озарено светом познания и религии, и притом тяготеет так, что чем более выражен в нем характер этой материальности, этого эгоистического отчуждения от неба, тем ближе оно к страшному средоточию.

Далее, по понятиям Данта и географов его времени, обитаема только наша половина земли, другая же покрыта морем. Средину, а вместе с тем высшую точку на нашем полушарии составляет Иерусалим, именно гора Голгофа: мнение общее для средних веков, основанное на словах библейских. {"Наеc dicit Dominus Deus: ista est Ierusalem, in medio gentium posui eam, et in circuitu ejus terras." Ezech. V, 5.} Так обозначалось и на картах того времени, определявших всегда место и аду и чистилищу и земному раю. {Sаntаrem, Essai sur la geographie et cartographie en moyen age. Paris 1848. T I.} Впрочем это мнение о центральной точке на земле принадлежит не одним средним векам: уже Халдеи принимали Вавилон, а Греки Дельфы за средоточие или пуп земли.

Но морем полушарие, противоположное нашему, не всегда было покрыто. Переворот в распределении суши земного шара Данте приписывает падению ангелов. центре земли, обратясь при этом головою к европейскому, а ногами к противоположному полушарию. {Ада XXXIV, 121--126.} Суша, покрывавшая до того времени противоположное полушарие, в ужасе от этой катастрофы покрылась волнами океана; часть же земли, составлявшей эту великую сушу, отошла к нашему полушарию и тут, поднявшись вверх, образовала самую высокую точку на земном шаре - Иерусалим с горою Голгофою. Между тем та земля, которую Люцифер вытеснил из глубины своим падением, выскользнула из-за ног его и, устремившись вверх из средины моря, поднялась на противоположном нам полушарии в гору чистилища. Как гора примирения гора очищения чистилище, находясь на противоположных полушариях, обе лежат на одной умственной линии так, что продольная ось, проведенная вдоль тела Люциферова и продолженная до поверхностей обоих полушарий, пройдет, с одной стороны, чрез Иерусалим, а с другой чрез гору чистилища (см. таб. II, fig. V). Таким образом гора Голгофа и гора чистилища, обе имея одно космологическое происхождение, суть вместе с тем и настоящие антиподы.

католической церкви, очищаются покаянием слабости и грехи человеческие; а с другой стороны и той, где вечная любовь принесением неизреченно-великой жертвы дала человеку возможность примириться с небом. Таким образом Данте согревает всю свою систему мироздания светом и духом, почему и можно разсматривать всю его поэму как одушевление вселенной. {Abeken, Beiträge für das Studium der Göttlichen Comödie Dante Allighieri's. Berlin und Stettin. 1826, p. 300.}

Сколько до сих пор известно, поэтическая мысль эта о происхождении горы Голгофы и чистилища принадлежит исключительно одному Данту: по крайней мере во множестве средневековых легенд, изображающих замогильные царства, чистилище помещалось обыкновенно в недрах земли и в соседстве с адом. {St. Patrick's Purgatory; an Essay on the Legends of Purgatory, Hell and Paradise current during the middle age. By Thomas Wright London. 1844.} В противоположность всем этим мрачным сказаниям, Данте только один из своих современников помещает гору чистилища под открытым небом. Западный Океан, по средине которого Данте назвачает место этой горе, в то время был не только неизвестен, но и все попытки изследовать его считались нарушением воли Божией, высшим нечестием. Тогда столпы Геркулесовы (нынешний Гибралтарский пролив) почитались крайним пределом, за который не должен выходить никто из смертных (nec plus ultra). Согласно с преданием, Улисс, влекомый пагубным любопытством, переступил эту заповеданную грань и достиг чистилища; но зато буря, поднявшаяся от таинственной горы, потопила как его, так и всех его спутников. {Ада XXVI.} На этой-то горе Данте поместил свои земной рай: соединение новое и прекрасное, подавшее повод Колумбу, как некоторые, впрочем ошибочно, полагали, открыть новый свет. Идея о земном рае есть, как известно, идея весьма древняя, берущая свое начало из Библии. {Кн. Бытия I.} Люди всегда мечтали о том, где найти место совершенного блаженства, и эта мечта принадлежала как христианским, так и самым древним дохристианским народам. Представления о библейском эдеме напоминают сады гесперидские Греков, которые всегда помешали их в отдаленнейших точках известного им мира. Чем более разширялись сведения географическия, тем далее отодвигались гесперидские сады. Так было время, когда помещали их в великом оазисе Аравии, потом на границе Великих Сиртов, вблизи Атласа; отсюда перенесли их на Канарские острова, названные потому Блаженными или Гесперидскими. {Washington Irving, History of Christ. Colomb. IV. Appendix.} Тоже самое было и с верованием о христианском эдеме. Едва-ли что либо занимало средние века так сильно, как желание определить место, где находится земной рай: он долго был предметом тщательнейших исследований, над которыми ломали головы ученейшие географы и богословы того времени. Все их исследования по этому предмету можно разделить на две группы: одни ученые помещали земной рай на твердой земле, другие на острове, первые в Азии, вторые на восток от Азии. Все впрочем соглашались в том, что земной рай находится на высокой горе, ближе к месяцу, чем к земле, и совершенно недоступен для смертных. Первые назначали ему место в Палестине, Месопотамии, на ос. Цейлоне, или далее на восток; другие на море, омывающем восточный берег Азии. Смотря по тому, какому придерживались из этих мнений, составители карт в средние века всегда означали на своих ландкартах место земного рая. Господствующим мнением однакож было по видимому то, что земной рай лежит на самом дальнем востоке от Азии, и мы знаем, что Колумб, достигнув берегов Парии, при виде роскоши и плодородия этих стран, действительно думал, что он недалек от земного рая. {Wash. Irving L. cit. T. II, 355.} И так смелое нововведение Данта в географических воззрениях того времени состоит только в том, что он перенес земной рай с востока далее на запад {Ада XXVI, 124--129 и прим.} и глубокомысленно поместил его на вершине горы чистилища.

Много было споров между толкователями Данта о том, не имел ли он действительно некоторых сведений о противоположном полушарии. Поводом к этим спорам служили четыре звезды, которые Данте видит от подошв горы чистилища на небе южного полюса.

Это созвездие Креста на южном небе. Одни думают, что Данте мог предчувствовать, догадываться о его существовании; по мнению же других, он действительно имел об нем надлежащия сведения. {Kritische Untersuehungen über die historische Entwickelung der geograshischen Kenntnisse von der Neuen Welt u. s. w. Von Alex. v. Humboldt Aus dem Französischen von Ideler. II. Bd. 3. Lief. S. 517. - Santarem, Essai sur la cosmographie et cartographie etc. II. 102.} Одни полагают, что италианские мореплаватели могли слышать в Египте об индийских наблюдениях над этим созвездием и принесть первую весть об нем в Италию; другие напротив приписывают первые сведения о Южном Кресте Арабам и в доказательство своего мнения приводят арабский глобус неба, сделанный в 1215, на котором нельзя не узнать изображения Южного Креста. Как бы то вы было, почти не возможно сомневаться в том, чтобы Данте не имел ясных сведений о существовании этого созвездия.

небе. В изображении этой последней области невидимого мира Данте уже не следует народным сказаниям и легендам, а излагает целую систему - систему схоластиков, основанную преимущественно на космологических воззрениях Аристотеля.

Учение Аристотеля о природе сделалось достоянием средних веков преимущественно чрез Арабов, от которых перешло к ним не в первоначальной чистой своей форме, а смешанное со множеством идей платонических и неоплатонических. Особенно важную роль играла в этом отношении книга, приписываемая неоплатовику Проклу (род. 412 по Р. X.): "О причинах", "De causis", "Elevatio theologica"; эта книга впрочем была известна в средние века только в арабском перевод. Альберт Великий (Albertus Magnas) посвятил её толкованию целое сочинение: "Ѵе causa et processu universitatis" I.} Кроме этих творений, схоластики, а по следам их и Данте, в учении об интеллигенциях или ангелах следовали в особенности книг: "De coelesti hierarchia", приписываемой Дионисию Ареопагите.

Небо, согласно с учением схоластиков, состоит из благородных небесных тел, или из первичной (нерожденной) или неразрушимой небесной материи. {Parad. VII, 66--69.} С этой первичной материей неразрывно связана первичная сила, как душа с человеческим телом. Сила эта истекает из интеллигенций и есть животворное начало неба. {Parad. II, 139--14.} Её бытие и сущность (то, что она есть) исходить прямо от Бога. Небо, относительно своей причины, существовало до времени, ибо и самое время произошло от его движения; но в отношении периода своего существования небо современно времени, ибо движение неба началось в момент его создания. Движение это есть движение круговращательное, приличествующее небу как движение наиполнейшее. Оно не есть передвижение с места, но только относительное, именно в отношении к земле, которая неподвижно утверждена в центр вселенной.

В небесном пространстве, сообразно с системой птоломеевой, единственной в средние века, вращаются планеты и другия светила. Сверх того Данте принимает четыре стихии: огонь, воздух, воду и землю. Стихия земля составляет нашу планету, которая, как твердое, неподвижное тело, помещено в средине всего мира. По ней разливается вода, покрывающая, как мы видели, почти все противоположное нам полушарие. Землю окружает воздух, не образующий впрочем настоящей сферы. Над этим воздушным пространством возносится огонь, как стихия легчайшая; он примыкает к небу или сферы луны, служа местом рождения для грома и молнии, откуда она, вопреки натуры своей, иногда низвергается на землю. {Parad. I, 79--81, 92, 114, 133.} Над сферой огня распростерты девять небесных кругов или собственно девять прозрачных, полых, одна в другой помещенных Сфер. {Purgat. III, 29.} Семь низших кругов принадлежат семи (тогда известным) планетам. Самый внутренний или ближайший к земле круг есть круг Луны, за которым следует круг или сфера Меркурия, за вся Сфера Венеры и Солнца; далее сферы Марса, Юпитера и Сатурна и наконец небо неподвижных звезд. Над небом неподвижных звезд, согласно с астрологическим учением средних веков, движется кристалльное небо, primum mobile эмпирей, истинный престол божественной славы, обитель ангелов и блаженных (см. таб. II, fig. V). Эмпирей не есть тело, но вне всякого пространства объемлет вселенную и простирается в бесконечность. Он в вечном покое и состоит из чистейшого света. Напротив primum mobile есть уже тело, но тело величайшее в мире {Parad. XXX, 38.}, движущееся из всех небес с величайшей быстротою. Вся части его возвышены, полны жизни и все совершенно одинаковы. {Parad. XXVII, 99--102.} Небо неподвижных звезд содержит в себе безчисленное множество светил; напротив остальные семь кругов имеют каждый по одной планете. Самые же звезды составляют существо неба, оне заключены в нем, образованы из небесной материи, одарены величайшей восприимчивостию к влиянию высших сил и только этим и отличаются вообще от своего неба {Parad. II, 115--120.}.

Круговращение неба и его светил есть причина возникновения и бытия низшого мира. Образ (форма) всех вещей лежит в звездах, как в мастерских великого художника мира. {Convito II, 4.} Звезды обусловливают преимущественно безостановочно совершающуюся периодичность и последовательность рождения и разрушения. Для этого необходимы многоразличные и разнообразные движения небесных тел, косвенное к экватору направление зодиака, на котором вращаются планеты, периодической удаление и приближение солнца, кривая линия им описываемая, различная высота стояния звезд, зависящее тоже от наклонения экватора и эклиптики одного к другой. {Parad. II, 127, X, 7.} Каждый из девяти небесных кругов, как прозрачная полая сфера, имеет два полюса и экватор и все вращаются с различной скоростию на своей оси, проходящей через землю как центр мира. Primum mobile и небо неподвижных звезд сообщают свое движение прочим, в них заключенным кругам. Но кроме этого движения, сферы планет имеют еще свое собственное, зависящее от разнообразного их положения. Планеты, как благороднейшия части неба, утверждены на экваторе своего небесного круга: по крайней мере так думает Данте относительно солнца. Совсем иное мнение имеет он о планете Венере. На экваторе круга Венеры укреплена не самая планета, а невидимый центр столько же невидимого круга, который естественно не концентричен с кругами других сфер. Этот невидимый круг называется эпициклом находящаяся у периферии, в одну половину периода своего обращения должна находиться, с одной, а в другую половину с другой стороны солнца, а потому и является то утренней, то вечерней звездой. {Karl Wilte zu Dante's lyr. Gedichten, S. 64. Convito II, 4.} Это пересечение зодиака планет с экватором неба неподвижных звезд необходимо для жизненного развития низшого мира; ибо "если бы путь планет не был. косвенным, многия бы силы в небе остались тщетными и почти все потенции на земле не перешли бы в действительность, и если бы ход их уклонился более или менее от надлежащого, то в мире, как вверху, так и внизу, нарушился бы всякий порядок", {Parad. X, 7--21.} т. е. если бы напр. солнце ходило параллельно экватору, то лето не сменялось бы зимою и жизнь органическая могла бы развиться только при экваторе.

По различному влиянию небесных кругов на возникновение и поддержание жизни в мире, Данте разделяет их следующим образом:

1) Первый двигатель, эмпирей, как орудие, чрез которое небесная сила может передаваться низшим телам. Эмпирей есть самое высшее небо, объемлет все тела, но сам ни чем не объемлется. Исполненный вечного огня и света, он цель вечных желаний для всех прочих небесных сфер и всего мира. {Parad. I, 76.} В нем движутся все тела, сам же он пребывает в вечном покое, ибо во всех частях своих совершенно доволен. Он круг чистейшого света и любви, не восприемлющий ни от какой телесной субстанций своей силы (влияния, впечатления), круг, на который непосредственно ничто не действует, кроме Бога. {Parad. XXVII, 112--114. Purgat. XXVI, 61. Parad. XXX, 38.} Он называется эмпиреем, огненным небом, не потому, чтобы состоял из материального огня, но потому, что исполнен огня духовного, святой любви: он воспринимает наиболее света и величия Божия, ибо содержит все, сам-же ни в чем не содержится. {Convito II, 4. Письмо к Кару Великому §. 24--27.} В нем престол Божий, безмятежный и мирный, queto e pacifico; в нем обитель блаженных.

Primum mobile составляет границу природы, ибо от него начинается каждое движение, вследствие которого низшие круги могут оказывать свое действие на стихийный мир. Оно служит мерилом для движения всех низших кругов. В нем время имеет свой корень, в других-же кругах свои ветви, т. е. вне его нет времени; вообще от него зависит время. Меньшия деления времени на годы, месяцы, дни и ночи и проч. совершаются при посредстве других кругов. {Parad. XXVII, 115--120.} И так из этой Сферы неба исходит каждое движение в мире во всем его пространстве, начиная от неподвижного центра вселенной - земли до столько же неподвижного, в вечном покое пребывающого эмпирея. Движением этого primum mobile высший двигатель мира управляет всеми прочими небесами во всех их частях, всеми их двигателями и движениями. {Monarch. I, 11.} Следовательно от силы его зависит бытие всех вещей в мире, который он собой объемлет. {Parad. II, 112.} Потому-то Данте и называет его царственной мантией над всеми покровами вселенной, оживленной и согретой наиболее дыханием и творческой силой Божества. {Parad. XXIII, 112.}

3) Небо неподвижных звезд с безчисленным множеством светил и созвездий должно раздроблять общую сущность вещей, зависящую от силы предыдущого круга, primum mobile, на множество отдельных существ и чрез то содействовать общему, проявляющемуся из божественной идеи в primum mobile, стремлению развиваться в бесконечное число неделимых. {Parad. II, 115--117.} Потому это небо имеет только одно движение от востока к западу, по за то заключает в себе множество звезд, от него отличных, но в нем содержащихся.

4) Семь планетных небес или сфер различными своими отношениями и влиянием направляют отдельные существа, из общей сущности происшедшия, к определенной им цели и содействуют жизненному развитию зародышевых сил (rationee seminales схоластиков) в стихийном мире. {Parad. II, 118--120.} Каждое планетное небо имеет по одной только звезде, но движения совершает различные. От этих движений каждое небо приходит в различную связь с различными созвездиями неба неподвижных звезд, а эта перемена положений обусловливает различное его влияние на стихийный мир. {Parad. XX, 13, XXX, 109.} Таков напр. Марс, когда он возвращается к своему Льву, для того, чтобы под его ногами зажечься новым пламенем. {Parad. XVI, 38. Parad. XIV, 85.} Марс высылает из себя огненные метеоры, предвозвестники бедствий. Потому более или менее блестящия красный цвет его и большая или меньшая густота воспламенных паров, за ним следующих, суть более или менее важные признаки его силы. {Convivto II, 14, Inf. XXIV, 146. Purgat. II, 13. Parad. XIV, 85.} Потому же самому и стояние солнца в созвездии Близнецов в минуту рождения Данта имело столь великое значение для его духовного развития. {Parad. XXII, 112--117.} Но из всех планет Данте называет с особенным уважением солнце. Оно величайший служитель природы, запечатлевающий силой неба всю вселенную, освещающий все небеса и неподвижные звезды {Parad. XX, 6. XXIII, 30.} и делящий светом своим время. {Parad. X, 28--30.} Солнце отец всей земной жизни, {Parad. XXII, 116.} отец человеческого рода. {Parad. XXVII, 137.} Соединенные с соком гроздий лучи его образует вино {Purgat. XXV, 77.} и проч.

Таким образом все эти органы мира размещены ступенями так, что, воспринимая от высших ступеней, передают свою силу низшим. {Parad. II, 21.} Чем совершеннее материя, чем благороднее форма, чем полнее соединились оне между собою, тем благороднее, прочнее продукт этого соединения. Многия формы так глубоко погрязли в материю, что свет разума является в них как бы помраченным. В таком случае уже не образуются души, но возникают простые формы природы, формы веществ неорганических. Если материя и форма несколько благороднее и если совершеннее их взаимное соединение, то луч и движение светил образуют из них животных и растения с их душою {Parad. VII, 139--141.} и т. д.

И так круговращение неба и его светил есть причина возникновения и бытия низшого мира. Но движения небесных тел и их влияние не есть нечто случайное, напротив управляется внутренней необходимостью, началом, которое их оживляет, передает им свою силу и сообщает различный объем и блеск светилам. Это начало суть интеллигенции или, говоря обыкновенным языком, ангелы. Каждое небо, каждое движение имеет свою интеллигенцию. {Parad. XXIX, 52.} Интеллигенции суть только идеи или субстанции, отделенные от материи. {Convito II, 5.} Число их превосходит всякое число и всякое понимание. {Parad. XXIX, 130; Parad. XXVIII, 92.} Одне из них созерцают, другия осуществляют величие Божие: потому есть интеллигенции созерцательные и активные. Данте принимает девять ангельских чинов, подразделенных на три иерархии, как принимает церковь со времен Дионисия Ареопагиты. Интеллигенции приводят в движение планеты не непосредственно своим присутствием, но волею и мышлением, не телесно, но излитием силы. {"I movitori solo Intendendo muovono." Convito II, 5. Parad. VIII, 37. См. также Piper, Mythologie und Symbolik der christlichen Kunst. Bd. I. Abth. 2. S. 210.} Все это воззрение принадлежит не одному Данту, но было тогда господствующим и в виде науки изложено величайшими богословами средних веков: Фомою Аквинским, Альбертом Великим. и др. Данте в своей дивной картине неба допускает и гармонию Сфер, {Purg. XXX, 92. Parad. I, 78.} - теорию, созданную воображением Платона, которую хотя и опроверг Аристотель, однакож Данте, ревностный его последователь, принял учение Академика по причине её поэтичности.

дающих им существование. форма же в которой успокоивается это желание, чрез которую мир становится богоподобным, есть установленный от Бога порядок, ему-же подчиняются все вещи. {Parad. I, 103.}

вещами, одним словом - любовь. {Parad. I, 109.} Любовь есть первое и последнее слово в системе мира; она все исполняет, все приводит в порядок и движет. Предмет этой любви есть сам Бог. Он разливает любовь Свою по всему миру и всем созданиям; интеллигенциям, человеку, животным, растениям и веществам неорганическим, дает ее столько, сколько каждое по своей природе воспринять может, смотря потому, как близко или как далеко оно к своему первоначальному источнику. - Величие Божие проникает всю вселенную, но издает в одном месте больший, в другом меньший блеск, так точно, как и солнце изливает свет для различных тварей, но воспринимается каждой из них различно. {Parad. I, 1. Convito III, 7. Purgat. XV, 67--75. Parad. XXXI, 22.} Величие Божие отражается в общем дивном порядке, составляющем внешнюю форму вселенной; следы его запечатлены на всех существах, ибо все они, смотря по степени своего совершенства, одарены в большей или меньшей степени стремлением содействовать по мере средств своих общему порядку. Это стремление побуждает огонь возноситься до пределом лунного неба {Parad. IV, 77--78.}; оно уплотняет землю и сжимает ее у центра; оно заставляет сердца биться и души исполняет желанием высшого. Любовию исполнен вечно мирный эмпирей, любовь составляет его блаженство; любовь и желание побуждают кристалльное небо вращаться с непостижимой быстротой. {Parad. I, 109--126.}

Такова Космология и Космогония Дантовой поэмы. Очевидно, что мир Данта есть действительный космос, есть отпечаток своего первообраза - Бога. Космология Данта слагается из разнородных элементов: в ней мы встречаем и мнения отдаленной древности и учение Арабов, всего же более воззрение отцев католической церкви, схоластиков и мистиков - одним словом встречаем богатый материал, переработанный пламенною фантазией поэта-мыслителя в одно целое, исполненное единства и дивной гармонии: По его системе, весь видимый и невидимый мир подчинен одной идее: идее об отношении Божества к человеку и о спасении человечества. Нет сомнения, что вся средневековая система Космологии имела характер чисто-поэтический; но в Данте, в его Божественной Комедии, она нашла свое последнее поэтическое просветление, так точно, как самые ранния степени развития идеи о форме земли нашли в Гомере своего первого поэтического глашатая. Конечно, воззрение Гомера на форму земля есть чисто-географическое: земля, по его понятию, ничто иное как плоскость, небо - кристалльный свод, на ней покоющийся; напротив воззрение Данта на мир есть уже воззрение философа-астронома: земля для него уже не плоскость, а шар, небо не простой свод, а полая, отвсюду замкнутая Сфера, составленная из вложенных одна в другую полых Сфер: следовательно здесь уже зодчество неба, чего нет еще у Гомера. Но, не смотря на эти различия, оба воззрения - древнее более грубое и средневековое уже значительно выработанное - суть воззрения чисто-поэтическия. Потому-то и Гомер и Данте оба стоят один в начале, другой в конце одной и той же эпохи космологической; один вносит ее в мир, другой поет ей прощальную песнь.