Божественная комедия. Чистилище.
Песнь тридцать вторая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Божественная комедия. Чистилище. Песнь тридцать вторая (старая орфография)

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ. 

Земной рай. - Таинственные судьбы священной колесницы. - Символическое дерево. - Превращение колесницы в чудовище. - Блудница и Гигант,

	Так приковал я взоры к ней, чтоб жажды
	Десятилетней жар унять в крови,
4	Все скрылось с глаз, как будто из земли
	Воздвиглись стены; так я изловился
	Святой улыбкой в сеть былой любви!
7	Но вдруг мой взор насильственно склонился
	Ко мне их возглас: - "Как он углубился!"
10	И свойство глаз - лишаться зренья вмиг.
	Как скоро солнце вдруг их поразило,
	Оставило меня слепым на миг.
13
	(Лишь малый свет в сравненьи с тем большим,
	От коего я был оторван силой),--
16	Я увидал, что воинством святым
	Взято в пути направо направленье
19
	Полк кружит с знаменем, пока опять
	Не встанет в строй, спасаясь в отступленье,--
22	Так Божьих сил передовая рать
	Еще все медлил Гриф движенье дать.
25	Когда-ж к колесам стали жены чином,
	Гриф тронул с места пресвятой ковчег,
	При чем в пере не дрогнул ни едином.
28
	Из волн, пошла со Стацием и мною
	За колесом, свершавшим меньший бег.
31	Так, в лес войдя (теперь пустой - виною
	Поверившей когда-то Змию зла),
34	На сколько в три полета вдаль стрела
	Проносится, такое разстоянье
	Пройдя, на землю дивная сошла.
37	- "Адам, Адам" я внял в толпе роптанье,
	На всех ветвях - столпилось все собранье.
40
	Чем выше рос, ствол дерева, - громада,
	Какой не зрел и индус средь лесов.
43	"Хвала, о Гриф! Твой клюв не тронул яда
	Ветвей на древе, сладкого в устах,
	Но гибельного чреву мукой ада".
46	Так возле древа крепкого в толпах
	Раздался клик, и существо двойное:
	"Так да блюдется правда в семенах!"
49	И колесницы дышло пресвятое
	Повлек Грифон и с древом-сиротой
	Связал его, как от него взятое.
52	Как наши злаки здесь (порою той,
	Тот, что идет за Рыбами весной)
55	Вздуваются, чтоб обновиться цветом,
	Всяк злак своим, покуда Феб коней
	К другим созвездьям не направит с летом, -
58
	Вдруг оживясь, то древо цветом стало
	Темнее роз, фиалки же светлей.
61
	Тем гимнам, кои делись там? Но сил
64	Имей я кисть представить, как смежил
	Зеницы Аргус под напев свирели,
	За что ценой он жизни заплатил,--
67	Я-б, как художник, пишущий с модели,
	Но где мне красок взять для этой цели?
70	Итак, скажу, как сон мой прервался.
	Как сна покров расторгся блеском света
	И возгласом:--"Проснись! ты заспался".
73
	Той яблони, чьи яблоки даны
	В снедь ангелам предвечного совета)
76	Иоанн, Иаков, Петр возведены
	И как их сны расторг глагол надежды,
79	При чем уже не видели их вежды
	Ни Моисея, ни Ильи, и сам
	Учитель их уж изменил одежды,--
82
	Вдоль вод казала путь моим стопам.
85	И в страхе я спросил:--"Где Беатриче?"
	И та:--"У корня древа возседит
	Под новою листвой, полна величий.
88	"Взгляни: вот сонм подруг её стоит;
	Другие-ж все взнеслися за Грифоном.
	Чу! как их песнь там в глубине гремит".
91	И что еще сказала мне об оном,
	Не ведаю: мне зрелась лишь она,
94	На почве чистой там возсев, одна,
	Как страж, блюла ту колесницу мира,
	Что существом двувидным спасена.
97	Вокруг нея слились, как вкруг кумира,
	Хранимые от Норда и Зефира.
100	--"Не долго быть тебе в лесной тени:
	В великий Рим взнесешься силой чуда,
	Где сам Христос - римлянин искони!
103	"На блого миру, что живет так худо,
	Зри колесннцу; что увидишь здесь,
	Все запиши, когда придешь отсюда".
106	Так Беатриче. И, склоненный весь
	К стопам её велений, ум и очи.
109	Стремительно так никогда в мгле ночи
	Из туч не сходит молния, когда
	Из высших сфер дождь хлынет из всей мочи,
112	Как птица Зевса ринулась тогда
	И лист и цвет, и пала, как беда,
115	На колесницу с яростью такою,
	Что та накренилась, как бот средь волн,
	С бортов разимый в море бурей злою.
118
	Голодная Лисица ворвалася,
	Которой зев был всякой скверны полн.
121	Но, укоризн мадонны устрашася,
	От мерзких дел она пустилась в бег,
124
	В ковчег опять Орел спустился бурно
	И пухом крыл осыпал весь ковчег.
127	И в высоте, в обители лазурной,
	--"О мой челнок!i как нагружен ты дурно!"
130	И видел я: вот! между двух колес
	Земля разверзлась, и Дракон выходит -
	Пронзить ковчег хвостом своим насквозь.
133
	Иглу, - так Змий, в себя вобрав хвост свой,
	Отторг часть дна и, радостный, уходит.
136	Как глохнет поле сорною травой,
	Так, что осталось, в пух Орла (забытый,
139	Оделося, и были быстро скрыты
	Колеса с дышлом им: уста без слов,
	Чтоб вздох издать, не долее открыты.
142	Преобразившись так, чертог Христов
	На дышле три и по одной с углов;
145
	У всех других - по рогу на челе;
	Век я не зрел столь мерзостных страшилищ.
148
	Сидит на нем Блудница на свободе
	И наглый взор вкруг водит по земле.
151	И, чтоб ее не потерять (невзгоде,
	Кто был бы рад?), Гигант стоит с ней в ряд,
154	Когда-ж в меня свой похотливый взгляд
	Та кинула, - бичом любовник строгий
	Ее избил от головы до пят.
157	И волю дал, полн гнева и тревоги,
	Увлек ее, что гад сей многорогий
160	С Блудницею из глаз моих исчез.

Примечания

1. Отсюда опять видно, что Беатриче, как сказано выше (XXX, 34), скончалась за 10 лет перед сим, именно в 1290 г. "L'anima sua si parti nella prima ora del nono giorno del mese (di Giugno)..... in quello anno della nostra indizione, civè degli anni Domini, in cui il perfetto numero nove volte era compiuto in quel centinario, nel quale in questo mondo ella fu posta". Vita Nuova, § 30.

"Duobus doloribus simul obortis, vehementior obscurat alterum". То же самое можно сказать и о каждом сильном возбуждении или ощущении.

6. Святая улыбка есть вторая красота, открывшаяся теперь Данте (XXXI, 138).

7--9. "Уже выше было указано (Чистилища XV, 133; XXVII, 100--108) на то, что рядом с жизнью созерцательною такое же право на существование имеет и жизнь деятельная; почему здесь и указывается на опасность односторонняго, слишком неумеренного созерцания или углубления; хотя, с другой стороны, представительница исключительно созерцательной жизни, Рахиль, не подвергается за то прямому порицанию; напротив (Ада II, 102; Рая XXXII, 8), является всего ближе сидящею к Беатриче. На земле, где должно исполнять свои обязанности и к людям, такое непреклонное направление к Богу во всяком случае не было бы полным совершенством". Ноттер. - "поэт стоит теперь перед колеснйцей, обратившись к ней лицом; поэтому три божественные, т. е. богословския, добродетели, подошедшия к нему от правого колеса, стоят теперь налево от него. - Уже выше, в примеч. к XXXVII Чистилища, сказано, что человек на земле не всегда может быть обращен единственно к Богу. Мало того, такое неуклонное устремление духа к Богу не может даже составлять высочайшого земного совершенства. Так и Фома Аквинский ставит совершенство епископа выше совершенства монаха, ибо первый из любви к Богу служит вместе с тем и ближним (Sum. Theol., p. II, 2-ае qu. CLXXXIV, art. 7). Поэтому и здесь именно богословския добродетели, предводительница которых любовь, призывают Данте, после духовного созерцания Беатриче, взглянуть на видение, предназначенное к тому, чтобы послужить к назиданию и к делу исправления его современникам и в особенности духовенству времени. Именно отсюда начинается последний отдел 2-й части поэмы, в котором еще раз во всей силе выступает политико-церковный элемент. Здесь являются поэту в видении судьбы христианской церкви, как прошедшия, так в особенности настоящия. Нечего говорить, как было уместно именно здесь представить это видение; ибо если полная добродетель и не есть необходимое условие для даров пророческих (Фома Акв. Sum. Theoh, p. II, 2-ае, qu. CLXXII, art. 4), то во всяком случае для них потребно известное приведение в порядок страстей, обуздание их; без этого человек не может подняться до высших духовных предметов, ибо подобные дары в обычном ходе вещей предзнаначены одним только лучшим и благороднейшим. Поэтому нельзя согласиться со Шлоссером (см. его глубокомысленный трактат о Рае Данте), будто бы погружение в Лету обозначает посвящение поэта в сан пророка; но, по моему мнению, скорее можно принять, как выше сказано, что погружение это просто обозначает посвящение в более совершенную жизнь вообще". Филалет.

приходит в нормальное состояние, Чтобы дать идею о силе блеска очей Беатриче, поэт сравнивает свое состояние с тем, которое испытывает тот, кто устремил свои глаза на солнце и потерял при этом мгновенно зрение.

14--15. "Созерцание божественных тайн в лице Беатриче было для его духовного ока чем-то более поразительным, чем все великолепие земного рая, точно так, как солнце сильнее поражает глаз человека, чем все другие предметы, a потому и делает его нередко надолго нечувствительным для всего другого". Филалет. - "Оторван силой", т. е. возгласом трех жен (стих 9).

"Воинство", т. е. процессия, описанная в Чистилища XXIX, 64--150. Ниже, в стихе 22, поэт называет его ратью Божьих сил - milizia del celesto regno.

17--18. "Вся процессия повернулась теперь назад в ту сторону, откуда она пришла, и идет следовательно к востоку. Но чтобы все члены процессия могли удержать тот же порядок, для этого необходимо, чтобы светильники, находившиеся сперва во главе шествия, выступили бы для прохождения впереди всех, встали бы опять во главу процессии, a за ними также все следующие члены, за исключением последняго, который остается на месте и оборачивается лишь вокруг самого себя". К. Витте. - Светильники идут к востоку, на котором теперь солнце.

19--21. "Весьма пластично и в чисто военных выражениях описано это движение. Должно себе представить отступающее войско со знаменем, или, по итальянскому обычаю, с колесницею, везущею знамя, в средине. Войско принуждено вдруг повернуться назад. Чтобы не разстроить порядка, оно должно сделать нечто в роде контрмарша, при этом поворот делает сперва голова колонны, a за ней мало-по-малу и все остальные; колесница же со знаменем сдвинется с места не прежде того, как мимо нея пройдут все ей предшествовавшие. Если они находятся вблизи неприятеля, то передовые части, по тогдашнему способу вооружения, должны прикрыться щитами от направленных в них неприятельских выстрелов" (Филалет), или сделать из щитов род черепахи, как это описано у Tacca, Освобожд. Иерус. XL 33:

25. T. e. три богословския добродетели стали, как и прежде, у правого, четыре нравственные - у левого колеса победной колесницы (XXIX, 121--132).

26. "Ковчег", т. е. колесницу.

27. Когда церковь (колесница) окружена добродетелями духовными (богословскими) и светскими (нравственными), тогда дух Христа (Грифон) безпрепятственно подвигается вперед, без всякого внешняго потрясения". Штрекфусс. - "Христос ведет церковь Свою не внешними средствами, но единым Своим словом и духом". Скартаццини.

28. Матильдой (XXXI, 92 и примеч.).

30. Т. е. за правым, так как процессия повернула направо, при чем оно должно было сделать меньшую часть оборота или описать кратчайшую дугу. Следовательно они шли в сопутствии трех жен.

31. "Т. е. земной рай, не населенный теперь, по вине Евы (сличи XXIX, 24 и примеч.). Это именно та часть леса, где находится древо познания добра и зла, теперь, по вине Евы и Змия, лишенное зелени, как и весь лес. Данте снова порицает Еву, как бы в знак того, что он хочет сказать более чем простое порицание её за то, что люди,по её вине, лишены рая". - "Сам поэт говорит нам, что должно разуметь под лесом земного рая: "Per terrestrem Paradisum figuratur beatitudo hujus vitae" (De Monar., lib. III, e. 16). Далее он говорит, что это beatitudo состоит in operatione propriae virtutis (Ibid.). Итак, сказав, что по вине Евы лес этот лишен обитателей, он хочет сказать, что по причине греха никто не упражняется в действиях своей собственной добродетели. До сих пор упрек этот касается одной Евы, по вине которой грех вошел в мир. Но, сказав, что лес лишен обитателей, он вместе с тем говорит, что ни один человек не достигает блаженства в этой жизни. И здесь он намекает уже на римскую курию. Буквально он говорит, что по вине праматери земной рай лишен обитателей, так как они удалены из него грехом; аллегорически же говорит, что по вине дурного управления нет ни одного человека в мире, который бы действовал добродетельно и достигал бы через то благополучия в этой жизни". Скартаццини.

34--35. "Итак от того места, где Данте встретился с процессией, до древа, о котором говорится ниже, разстояние равняется трем перелетам стрелы, или почти 1,200 итальянским браччиям, не много более 1/3 мили. Вместе с тем мы теперь находимся в средине земного рая, или на оси горы Чистилища". Филалет.

36. Это схождение Беатриче с колесницы объяснялось и объясняется древними и новейшими комментаторами весьма различно. По мнению Скартаццини, это схождение означает преклонение власти церковной светскою, по слову св. Павла (к Римл., XIII, 1): "Всякая душа да будет покорна высшим властям". Преклонение перед властью императорскою есть дом, уплаченный послушанию". Скартаццини.

непослушания.

38. Нет никакого сомнения, что здесь разумеется древо познания добра и зла, насажденное Богом в Эдеме, или земном раю (Бытия, II, 9,17). Но при этом Данте имел в виду и великое к крепкое древо, вершина которого касалась неба, виденное во сне царем Навуходоносором (Дан. IV, 10 и след.), a может быть также и тот кедр, о котором говорит Иезекииль (XIII, 22; XXXI, 3). Вообще, древо на языке библейском есть символ могущества и величия царского. Также и древо познания добра и зла, по толкованию св. отцов, означает, по одним, Божью заповедь (Гуго де С-т Виттор), по другим - нарушение заповеди Божьей (Исидор, на Бытие, гл. 3), наконец свободную волю (Фома Акв. Sum. Theol., p. I, qu. CII, art. 1). Отсюда видно, что это древо имеет у Данте чрезвычайно важное значение; поэтому неудивительно, что комментаторами предложено великое множество толкований его смысла. Желающие ближе ознакомиться с этим вопросов могут обратиться к цитируемому месту Скартаццини (стран. 730 и далее), мы же ограничимся здесь лишь следующими выдержками. - Главную роль в великом видении играют два предмета; древо и колесница. Последняя, как мы видели, означает церковь. Земной же рай, как поучает нас сам Данте, изображает счастье этой жизни. Но в этой жизни нет счастия, если не будет полного благоустройства. Для благоустройства мира необходима временная монархия, quae communiori vocabulo nuncupatur Imperium (De Monar. I, с. 5). Если для благоустройства мира необходима власть и если земной рай обозначает мир благоустроенный, то необходимо, чтобы рядом с символом церкви, верный своей системе, поэт ввел в великое свое видение и символ власти. Этот-то символ власти в его видении и есть мистическое древо. Орел, падающий на него, - символ императора. Древо Навуходоносора, идее которого Данте здесь несомненно подражает, признается всеми комментаторами за символ власти самого Навуходоносора, тем более, что сам Даниил придает ему это значение (IV, 20--22). Итак, Данте принимает древо за символ монархии или Римской империи. Это доказывается всеми местами, где говорится о древе, a именно: 1) древо находится в средине земного рая (как древо познания добра и зла в средине Эдема). Империя, по системе Данте, есть центральная власть благоустроенного мира; вокруг нея, как ветви, собраны прочие государи, как лучи, исходящие из солнца и сосредоточивающиеся в солнце. - 2) Бог сотворил древо лишь для себя (Чистилища ХXXIII, 60). Власть, как служащая Богу (Посл. к Римл. XIII, 1--4), зависит непосредственно от Бога (De Monar. III) и неответственна ни пред кем, кроме Бога. Бог сотворил ее на славу Свою, чтобы при её помощи привести людей к счастью на земле. - 3) Древо крепко и необычайно высоко (стих 42): власть - высшее могущество и высший авторитет: "Est ergo temporalis Monarchia, quam dicunt Imperium, unicus Principatus, et super omnes in tempore, vel in iis quae tempore mensurantur (De Monar. I, 2). - 4) Ветви дерева, вопреки строению всех деревьев, тем шире распространяются, чем выше поднимается ствол дерева (XXXII, 40--41; XXXIII, 64--66), - это знаменует неприкосновенность власти, a также божественное её происхождение и безпрестанное её развитие с течением времени. - 5) Кто ломает и расхищает древо, тот оскорбляет Бога (XXXIII, 58--59); по Данте, власть священна и предназначена для мира вселенной; нарушать её единство - святотатство. - 6) Это древо в земном раю - то же древо, вкушать плод которого было запрещено первым человекам (чистилища XXIV, 116; XXXII, 45); вкусив этих плодов, наши прародители стали виновными в грехе сопротивления власти. - 7) От этого древа возникло одно из дерев в кругу чревоугодия (XXIV, 116--117); там оно служить орудием казни чревоугодннков. Власть императорская несет меч, врученный ей Богом; высшия власти наказуют, как слуги высочайшей власти, которая и есть власть императорская. - 8) Грифон привязывает к древу мистическую колесницу (XXXII, 51). Папская власть и императорская установлены Богом для того, чтобы они шли вместе и вели людей к двоякому счастью; оба имеют одно седалище - Рим (Ада II, 22 и примеч.). - 9) Грифон не касается древа, как пищи (ХХХи, 43--44). Христос, не подчиняя духовное управление Своей церкви авторитету империи, допущенной самим Провидением для отправления правосудия, Сам признал ее и утвердил (XXXII, 43 примеч.). - 10) Древо лишено цвета и листьев на всех своих ветвях (XXXII, 38--39), и потому названо сиротой (в подлиннике: вдовой, vedova, XXXII, 50). Империя была лишена святых дел до своего соединения с христианством (Как здесь дерево, так Рим был назван вдовой, Чистилища VI, 113, как лишенный императора. Сличи также XX, 58. - 11) Дышло мистической колесницы взято от этого древа и из него образовано (XXXII, 51). Апостольский престол, или духовное управление, будучи образовано в Римской империи из подданных римских, есть часть этой же империи. - 12) Древо обновляется, покрываясь менее яркими цветами,чем розы, и более яркими, чем фиалки (XXXII, 58--60). Вследствие соединения с церковью, императорское древо зеленеет и все покрывается цветами; это оттого, что при таком присоединении облагороженные политическия добродетели становятся сами более заслуживающими вечной жизни и производят прекраснейшие цветы и плоды. - 13) Орел падает на дерево, обрывая кору, не только цветы и новые его листья (XXXII, 112--114). Гонением церкви императоры обнажали от листьев и терзали дерево императорское, потому что листьями, цветами и новою корою оно было обязано церкви, которую преследовали императоры. Орел, сидящий на вершине дерева, не может обозначать никого иного, как императоров. - 14) Орел вторично опускается на дерево, чтобы осыпать колесницу своими перьями (ХХХИИ, 124). Императоры обогатили церковь временными благами, - намек на знаменитый дар Константина. - 15) Под зеленью дерева и на корне его сидит Беатриче (XXXII, 86--87); авторитет церковный имеет в империи свою опору и свое покровительство, так как империя - braccio secolare, покровительствующая и защищающая. - 16) Гигант отвязывает от дерева колесницу, ставшую чудовищем, и удаляет ее (XXXII, 157). Филипп Красивый разобщает церковь с империей перенесением папского престола в Авиньон". Скартаццини. - "Поэма переходит здесь от невидимой церкви к видимой, от благодатного совершенства, сейчас лишь совершившагося над поэтом в первой, невидимой, церкви, к борьбе в последней, от идеального духовного мира опять в полную действительность, от идей нравственных опять к его церковно-политической основной идее, как уже нами было вперед замечено в песни XXXI. - Именно, с самого начала привязыванием колесницы к дереву символически указывается на правое первоначальное соединение церкви на земле с римским императорством (38--63). Затем от стиха 64 по 160 следует видение истории церкви, в отношении её отпадения от её первоначального порядка. Колесница церкви останавливается у древа. Это "древо познания", первообраз древа, встречавшагося в песни XXII, 131; XXIV 103, 115, есть 1) символ того первого, для человека столь рокового, пробного камня послушания в раю. Но оно поэтому-то, очевидно, заключает в себе 2) символ другого, не менее важного, Богом установленного пробного древа, на котором теперь точно так же прегрешила церковь, как некогда на том древе чувство вообще, - символ римского императорства, поскольку оно, еще будучи языческим, было уже предопределено для христианства (древо, лишенное листьев) и должно было позднее действительно сделаться христианским, т. е. покрыться листьями. Лежащее здесь в основе собственно Дантовское учение, на котором покоится вся его политическая система, указано нами уже (Ада II, 13--30) и еще подробнее будет указано (Рая VI). Учение это состоит именно в том, что Римская империя от самых ранних начатков своих (от Энея) есть непосредственно от Бога проистекшее учреждение, исключительно расчитанное на споспешествование Христовой церкви и воздвижение римского престола. Под "древом познания" и должно разуметь именно такое божественное учреждение. Точно так и все отдельные подробности совершенно ясно указывают именно на это, a не на какое бы то ни было иное двойственное значение древа. Громадно высокое древо является сперва без листьев, без Христа (стих 38), т. е. только появление христианства научило мир послушанию и истине, оживило еще глубоко погруженную в язычество Римскую империю и точнее обозначило её предназначение. Христос и Сам в Своей преобразовательной земной жизни не разорил древа (стих 43), т. е. он вообще не коснулся плода греховного и в частности не посягнул на институт императорства (Марк. XII, 17). Напротив, Он навсегда привязал "дышло колесницы церкви", папство, к "древу римского императорства", из которого оно и произошло (стихи 49--51). Вследствие этого именно Данте и видит самое дерево развившимся в полнейшем блеске его цвета, каким оно здесь, на земле, еще никогда до сих пор не бывало, но каким оно должно быть (стихи 52--63), т. е. чрез признание императорства со стороны папства последнее приобретает себе опору, a первое - свое Богом предназначенное развитие, Дантовское нормальное состояние церковно-политического мирового благоустройства, христианскую мировую империю (стих 48) и притом единственно тогда, когда самостоятельная церковь самопроизвольно пойдет рука об руку с самостоятельным же государством, что еще раз символизируется в стихе 59 цветом цветов, средним между красным и фиолетовым, цветом, который, по Филалету, есть цвет епископский. Но этого-то нормального состояния и нет на земле. Этот недостаток указывается поэту в следующем непосредственно за этим видении в двояком отношении: во-первых, вмешательство (вторжение) императорской власти (Орла) в духовную область (стихи 112--124), во-вторых - присвоение папской властью (Блудницей) императорской силы, вторжение её в светскую область (стихи 136--148). В промежутке между этими главными видениями, Орла и Блудницы, на которых, очевидно, лежит главный центр тяжести, указываются поэту и другие внутренние и внешние враги церкви (Лисица и Дракон) (стихи 119 и 131). - Таково в общих чертах развитие идеи в следующем, столько же важном, как и трудном месте и таково значение главнейших его символов". Флейдерер.

42. В лесах Индии есть такия высокия деревья, что до вершин их не долетает стрела из лука. Виргилий, Georg. II, 122--124:

Высота дерева обозначает высшую власть земную (Посл. к Римл. ХШ, I). В Convivio (tr. IV, с. 4) Данте называет императорскую власть: "altissima nell' umana Compagnia". Также o древе Навуходоносора сказано у Даниила, IV, 7, 8: "Среди земли (росло) дерево весьма высокое. Большое было это дерево и крепкое, и высота его достигала до неба, и оно видимо было до краев всей земли". Как у Даниила дерево это обозначает Вавилонскую империю, так и у Данте - империю Римскую.

43--45. "Эти слова совершенно соответствуют двоякому значению древа, ибо Христос, Грифон, не вкусил от сладкого, но смерть причиняющого плода древа искушения; Он вместе с тем и не посягал на власть императорскую, ибо Он сказал: "Власть Моя не от мира сего",и "отдавайте кесарево кесарю" (Марк. XII, 17). Филалет. По учению Данте, Христос признавал и подтвердил власть императорскую, во-первых тем, что подчинился эдикту переписи, назначенной Августом (De Mon. II, passim; также Паоло Орозио, кн. IV, гл. 22); далее, - покорившись смертному приговору, произнесенному претором римским, при чем признал законною власть, сказав Пилату: "Ты не имел бы надо Мною власти, если бы не былодано тебе свыше". Иоанна ХИХ, 11; а также знаменитыми словами: "отдавайте кесарево кесарю".

44. Запрещенные плоды сладки на вкус ("Увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание". Бытия III, 6), но пагубны для жизни. Может быть намек и на то, что многие люди находят сладостным сопротивляться высшей власти и присвоивать ее себе. Властвовать и повелевать приятнее, чем повиноваться: "Nitimur in vetitum", говорит Гораций.

"Posciachè mal si torce il ventre quindi".

46. "В толпах", т. e. в святом воинстве, окружавшем дерево (стих 38).

47. "Существо двойное", в подлиннике: l'animai binato, т. e. наделенное двумя естествами, или Грифон, птица-лев, сливавшийся в одно двумя естествами (XXXI, 81).

48. Эти слова, вложенные в уста Грифона, представляют, по мнению Скартаццини, парафраз слов Христа, сказанных Св. Иоанну Крестителю: "Так надлежит нам исполнить всякую правду". Матф. III, 15.

49--50. "Дышло колесницы, та часть её, за которую Грифон ее везет, обозначает, по моему мнению, римский престол. Спаситель связывает престол этот, имеющий римское происхождение, с императорством, с которым он (престол) должен идти рука об руку, и при том так, чтобы одно не стесняло бы круга действия другого, или не посягало бы на него. Потому-то Данте и принимает, что дышло вырезано из ствола древа и к нему привязано". К этому Филалет присовокупляет следующее замечание из Франческо ди Бути, основанное на схоластических повествованиях: "Умирающий Адам отправил сына своего в земной рай, чтобы принести ему оттуда несколько елея божественного милосердия. Но ангел-страж рая не допустил его и сказал, что не настало еще время. Впрочем, после того он дал ему ветвь от райского древа и повелел ему посадить ее на могиле Адама, и к этому присовокупил, что когда это древо принесет плоды, тогда Адам получит елей божественного милосердия. Сиф, сказано далее, исполнил, как ему было повелено, и ветвь выросла в дерево, но не приносила плодов вплоть до минуты смерти Искупителя. Тогда совершилось по воле Божией то, что из ветви этого дерева был изготовлен крест для Христа, и таким образом дерево действительно принесло плод, тело Христово, чрез что Адам и все праотцы стали соучастниками в елее божественного милосердия. Дышло, по мнению Бути, обозначает крест, взятый от древа познания. Это толкование, заключает Филалет, не исключает и моего вышеприведенного толкования, ибо поэма Данте polysemum" (может иметь разнообразные значения). Об этой легенде см. Як. Вораджине, Legenda aurea, cap. 68; Пьетр Коместор, Hist. evang. сар. 81; и в особенности Муссафия, Sulla leggenda del legno della croce, Studio. Vienna, Gerold. 1870. - "С древом-сиротой", в подлиннике: vedova frasca, так названо мистическое дерево, потому что лишено цветов и зелени в ветвях своих (стих 38). Смысл: "Пала вместе с церковью (олицетворяемые колесницей и дышлом) подчинены, как временные граждане, или как члены общества, бдительности и защите императора". Понта. Бруноне Бианки.

за знаком Рыб следует созвездие Овна. Итак, это место означает: "когда великий блеск солнца, смешанный со светом созвездия Овна, изливается на землю, т. е. во время весенняго равноденствия". - К половине апреля все деревья в Италии уже в зелени. К Витте.

56--57. Оборот Виргилиевский и Овидиев: Энеида, I, 568: "Nec tam aversus equos Tyria Sol iungit ab urbe". - Превращ. II, 118: "Горам проворным велит Титан закладывать коней" (Перевод Фета).

59--60. "Большинство комментаторов видят в этом цвете намек на кровь, смешанную с водою, излившуюся из Христа при прободении его копием, и ссылаются при этом на одно место у св. Бернарда, где он говорит: "Inspicite lateris aperturam, quia nec illa caret rosa, quamvis ipsa subrubea sit propter mixturam aquae" (O страст. Госп. I, 41). Но я должен сознаться, что Данте говорит здесь, повидимому, не о бледно-красном цвете, но скорее о цвете среднем между красным и фиолетовым. Этот же цвет есть цвет католических епископов. Потому я позволяю себе думать, что цвет этот намекает на добродетели первых римских епископов, которыми украшался христианский Рим, или на добродетели мучеников, символом которых служит красный цвет, как цвет крови и любви, a также цвет голубой, как цвет постоянства". Филалет. - Это место вообще очень темно и, как справедливо выражается Скартаццини, это одно из темных мест Божественной Комедии, которое не имело еще своего Эдипа для разгадки тайны.

61--63. "В этом непонимании заключается, конечно, непостижимость божественного мироправления в отношении этого соединения. Поэтому каждое размышление человека об этом тщетно и мешает только полезной человеческой деятельности". Каннегиссер. - "Там", т. е. на земле, - может быть намек на песнь Агнцу (Откр. Св. Иоан. XV, 3), или на те неизреченные глаголы, которых ни один человек произнести не смеет, слышанные Св. Павлом (II Коринф. XII, 4). Данте не мог дослушать их, ибо погрузился в сон (см. ниже, стих 68).

"Аргус". Сличи Чистилища XXIX, 95 примеч. "Под напев свирели" в подлиннике: udendo di Siringa, ибо Меркурий усыпил Аргуса повествованием о Пане и Сиринге.

69. "Почти невозможно изобразить момент засыпания, ибо с засыпанием прекращается и сознание; тем не менее это удалось Данте может быть лучше, чем какому либо другому поэту. Сличи также Чистилища XVIII, 141 и след.". Филалет. - "В этом сне Данте, может быть, символически изображается мир веры, покорной Богу и императорской власти, или, вернее, сон этот есть образ мира и полного блаженства, царствующих в мире том, где обе власти соединены вместе и обе соответствуют идеалу, составленному об них Данте. Этот мир и блаженство, по мнению поэта, существовали в мире во время первого появления Христа на землю и при основании его церкви. "Si a lapsu primorum parentum, qui diverticulum fuit totius nostrae deviationis dispositiones hominum et tempora recolamus; non inveniemus, nisi sub divo Augusto Monarcha, existente Monarchia perfecta, mundum undique fuisse quietum. Et quod tunc humanum genus fuerit felix in pacis universalis tranquillitate, hoc historiographi omnes, hoc poetae illustres, hoc etiam Scriba mansuetudinis Christi testari dignatus est, et denique Paulas, plenitudinem temporis statum illum felicissimum appellavit. Vere tempus et temporalia quaeque piena fuerunt, quia nullum nostrae felicitatis ministerium ministro vacavit. Qualiter autem se habuerit orbis, ex quo tunica ista inconsutilis, cupiditatis ungue scissuram primitus passa est, et legere possumus, et utinam non videre". De Mon. I, c. 16. До сих пор великое видение представляло нам картину спокойствия, всемирного мира и блаженства, царствовавшого в мире при начале христианства; с этой минуты поэт изображает нам, как в зеркале, положение мира с того времени, как несотканная одежда сорвана с него когтями сребролюбия и алчности". Скартаццини.

70--72. Чувствуя себя неспособным изобразить свое усыпление, Данте переходит к минуте, когда он возстал от сна, разсеявшагося от яркого блеска Грифона и "святого воинства", вознесшихся в это время на небо (стих 89), и от возгласа Матильды: "проснись" (стих 72).

73--81. "При изображении своего усыпления Данте подражает евангельскому повествованию о Преображении Господнем. Как три ученика Христовы заснули на горе Фаворе, так засыпает Данте на горе Чистилища; как ученики при пробуждении и еще полусонные узрели славу своего Учителя (Луки IX, 32), так и Данте видит блеск от Грифона; как Христос приблизился к ученикам, прикоснулся к ним и сказал: "встаньте" (Матф. XVII, 7), так и Данте слышит слово "проснись"; как ученики, проснувшись, не видели никого более, кроме одного Иисуса (Матф. XVII, 8; Марк. IX, 7; Лук. IX, 36), так и Данте видит лишь Матильду". Скартаццини.

73--74. "Да узрят роскошь цвета той яблони" и проч. Здесь разумеется яблоня, о которой говорится в Песни Песней II, 3: "Что яблонь между деревьями, то возлюбленный мой между юношами". По общему толкованию св. отцов, в яблоне Песни Песней подразумевается сам Христос. В момент Преображения Господня ученики его предвкушали вечное блаженство, они видели цветы древа, плодов которого вечно алкают ангелы и вечно питаются ими, по слову св. Апостола (I Петр. I, 12): "Во что желают проникнуть Ангелы".

".

77--78. "Глагол надежды", т. e. слова Спасителя: "Встаньте и не бойтесь". Матф. XVII, 7. Здесь намекается на слова Спасителя к умершему Лазарю: "Лазарь! иди вон" (Иоанна XI, 43), и к юноше: "Юноша! тебе говорю, встань". Луки VII, 14.

82. "Итак, смысл и значение внезапного усыпления нашего поэта состоит в том, что он, как некогда ученики, укрепляется в силах своих восторженным предвкушением блаженства для созерцания предстоящого изображения судьбы церкви. Именно тогда лишь, когда исчезли Христос и его спутники (стих 88), сошедшая с колесницы Беатриче позволяет поэту узреть заимствованное из Иезекииля (XVII, 3) и Откровения (XII, 13--17) видение с заключительным о нем пророчеством. И здесь заключается опять глубочайший смысл; именно дело идет теперь о том времени церкви, когда Христос видимо покинул ее, при чем осталась одна его незримая благодать (Беатриче) с своими добродетелями и духовными дарами, как неистребимыми благами, которые не может исторгнуть никакая буря (стих 99)". Флейдерер.

83. "Благочестивую", в подлиннике: quella pia, т. e. Матильда.

85. Т. е. в страхе, что Беатриче покинула его.

"Дерево, как мы видели, - символ империи. Корень дерева, говоря все в том же аллегорическом смысле, не может обозначать ничего иного, как то место, где возвысилась и откуда распространилась империя, т. е. Рим. Кроме того мы видели, что Беатриче олицетворяет власть церковную или папство. Итак, по снятии аллегорической одежды, слова поэта будут означать, что папство возседит на семи холмах, т. е. в Риме, под сенью и покровительством Римской империи". Скартаццини. - Другие объясняют иначе; так Флейдерер полагает, что "здесь необходимо иметь в виду значение дерева, и тогда смысл будет тот, что божественная благодать даже и во время отпадения неуклонно указывает на послушание Христу, и потому, даже и тогда, когда оставляется самое дерево, т. е. надлежащий внешний порядок (как мы это увидим в стихе 157), вследствие постоянного указания на эту внутреннюю норму жизни, - церковь ограждается от погибели (стих 95) и стремится возвратиться к надлежащему порядку, даже во внешней своей форме".

88. "Сонм подруг": la compagnia - семь мистических жен, олицетворяющих семь добродетелей. Оне окружают Беатриче, в подлиннике: la circonda.

89. "Другие", т. е. святое воинство (стих 17). "За Грифоном", - "Каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие его (верующие)", I. Коринф. XV, 23. - Поднятие Грифона к небу олицетворяет вознесение Господне.

92. "Она", т. е. Беатриче.

94. "На почве чистой", в подлиннике: in su la terra vera. По мнению одних, почва эта обозначает почву земного рая, по мнению других, напр. Коста, - Рим. Но уже Бути, Ландино и Велутелло понимали слово vera, как nuda - голая или чистая. В таком случае, следуя Скартаццини, смысл будет такой: "Беатриче садится у корня древа, что означает, как выше сказано (ст. 86 примеч.), что местопребывание духовной власти - Рим, корень империи. Беатриче сидит одна и на истинной почве. Истинная почва есть почва голая. Беатриче сидит одна, окруженная лишь семью нимфами, олицетворяющими семь добродетелей; она сидит на голой земле и подражает в этом Тому, Кто "не имел, где преклонить главу" (Матф. VIII, 20; Лук. IX, 58). Беатриче олицетворяегь власть духовную, или папство, сообразное идеалу Данте. В грандиозном его видении мы присутствуем теперь при зачатках христианства. Первые римские епископы заседали одни в императорском городе, без всякой свиты кардиналов, придворных, слуг и проч. Они были бедны; престол папский еще не был воздвигнуть; временных богатств не имели ни церковь, ни папы; верующие собирались еще в катакомбах, следовательно не имели другого седалища, кроме голой земли. Изображая Беатриче сидящею одиноко на голой земле, поэт рисует одним штрихом кисти смирение и нищету первых наместников Христовых и, вместе с тем, делает жестокий упрек в роскоши и мирском блеске папам последующих времен, и в особенности современным ему. Заметьте кроме того, что Беатриче уже не сидит в колеснице, но на земле около нея. Впоследствии блудница на свободе сидит на колеснице, превратившейся в чудовище, как крепость на скале. Сидение на голой земле означает смирение, сидение же блудницы, очевидно, - признак гордости и наглости. Беатриче сидит как бы на страже колесницы, она не хочет господствовать над достоянием, но единственно охраняет и служит примером стаду (I посл. Петра V, 3): она служит колеснице, a не колесница ей. Итак Беатриче, сидящая на истинной, голой, земле, есть олицетворение первых преемников св. Петра, или идеального папы, по воззрению поэта". Скартаццини.

"Двувидное существо": biforme fiera, т. e. Грифон, полу-лев, полу-орел, как описано выше - Чистилища XXIX, 113 и примеч.

97--99. "Светильники", см. Чистилища XXIX, 50 и примеч. "Вначале мистической процессии эти светильники подвигались впереди всех сами собой, не будучи никем несомы. За светильниками следовала и колесница, окруженная семью пляшущими нимфами. По буквальному смыслу, должно думать, что с вознесением Грифона и старцев нимфы приняли светильники в свои руки в то время, когда поэт спал. Аллегорически это обозначает, может быть, первое сошествие св. Духа на главы апостолов. С того времени и вовеки добродетели не будут отделены от семи даров Божиих". Скартаццини.

98. "Семь нимф" - главные и богословския добродетели, и сем даров св. Духа не могут быть отторгнуты от церкви никакими бурями, ибо "врата адовы не одолеют ее". По мнению Копиша, Норд, северный ветер, обозначает насилие со стороны императоров (Рая III, 119); Зефир, южный ветер, - насилие со стороны пап.

100--101. В подлиннике "Qui sarai tu poco tempo silvano", смысл: Не долго тебе, как представителю всего рода христианского, здесь, в церкви воинствующей, в лесной тени, быть как бы изгнанником в пустыне во время сиротства Рима и заблуждений папы. Ты вознесешься, или, как в подлиннике: будешь вечным гражданином: "senza fine cive", в тот Рим, т. е. в небесный, где Христос есть римлянин искони, т. е. "станешь сочленом торжествующей церкви, где уже не нужны ни император, ни папа и где Христос не есть уже невидимая, но зримая глава Его общины". Филалет. - "Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу". Посл. к Ефес. и, 19.

102. Очевидно, горькая ирония над папами; она означает, что в папском Риме Христос не римлянин, не гражданин и не владыка; Он пребывает таковым лишь в том Риме, который Евангелие именует небесным Иерусалимом (Посл. к Галат. IV, 26; к Евр. XII, 22; Откров. Иоанна XXI, 2, 10). Сличи Чистилища XXVI, 128 и след.

"На блого миру" и проч. Здесь указывается на конечную цель всей поэмы, именно общее блого всего человечества, живущого худо, как в социальном, так и нравственном отношении по причине отсутствия порядка, учрежденного Богом, т. e. по неимению двух вождей - светского и духовного, ведущих людей к двоякому счастию на земле.

105. "3апиши", как в Откровении Иоанна: "То, что видишь, напиши в книгу". I, 11; - "Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего". Ibid., ст. 19; - "Напиши, ибо слова сии истинны и верны". Ibid. XXI, 5, - "Когда придешь отсюда", само собою разумеется на землю.

107. "К стопам её велений", - поэтический оборот, свойственный итальянским поэтам; так у Петрарки: "ginocchia della mento; y Боккачио: "mani della sua grazia"; даже: "orecchie del cuore". В псал. XXXV, 12: "нога гордыни".

109. "В следующем видении, где пред очами поэта проведены судьбы церкви, значение дерева получает тот смысл, какой оно имело в сновидении Навуходоносора (Даи. IV, 7)". "Как Даниил объяснил дерево Навуходоносора его Вавилонским царством, так и здесь под деревом должно разуметь всемирную монархию, которой Сам Христос в Своем воплощении человеческом восхотел принадлежать и соделать её столицу средоточием Своей церкви (Ада II, 23)". К. Витте. - "Нижеследующия аллегории видения почти согласно объясняются комментаторами так: Орел означает римского императора так как при римских императорах христиане претерпевали великия гонения вследствие чего церковь была сильно потрясена. Под видом тощей Лисицы должно разуметь лжеучения, не имеющия истинного основания. Во второй раз упадающий на дерево Орел есть император Константин Великий; чрез дар (пух), полученный от него папой Сильвестром, было положено основание властолюбию пап. Глас с неба есть глас св. Петра, возвещающого порчу и искажение папства, - Дракон есть Магомет, так как чрез него отпала значительная часть христианства. Но это толкование, несмотря на его распространенность, не вполне выдерживает критику (см. ниже). Новое покрытие перьями означает новые дарственные приобретения и обогащения Христовой церкви, при чем дарители, может быть, имели хорошия и благочестивые намерения. Семь глав, по Даниелло, обозначают семь кардиналов, которые избирают пап; по другим же - семь смертных грехов, три на дышле, двурогие и наихудшие, гордость, гнев и сребролюбие; четыре других - зависть, уныние, чревоугодие и сладострастие. По Ландино, здесь обозначаются сем таинств, a десять рогов - десять заповедей. - Блудница - это папа, в особенности Бонифаций VIII; Гигант - всякий заискивающий милости у папской власти светский владыка, в особенности же французский король Филипп Красивый, так жестоко отмстивший папе Бонифацию, хотевшему вступить в союз и с другими светскими монархами. Наконец, похищение колесницы означает перенесение королем Филиппом Красивым папского престола из Рима в Авиньон". Каннегиссер.

109--111. Поэт сравнивает быстроту Орла с быстротою молнии, как в Чистилища IX, 28 и след. Орел пал на землю terribil come folgor. - "Из высших сфер". "Аристотель принимает пары в атмосфере двух родов: влажный пар (ἀτμίς), который он называет паром, и сухой (καπνός), названный дымом. Под последним он разумеет преимущественно ветры. Те и другие пары, подымаясь в верхние слои атмосферы, превращаются, вследствие господствующого там холода, в облака; от этого-то и происходить то, что влажные пары разрешаются дождями, сухие же - молнией, которая хотя бы и должна была по огненной своей натуре восходить вверх, но вследствие сгущения низвергается на землю". Филалет.

под символом Орла, который, упадая в листву и цвет древа, лишает его не только их, но и ломает ветви и обдирает кору дерева, почти опрокидывая при этом самую колесницу. Орел, очевидно, заимствован у Иезекииля (XVII, 3, 4): "Большой орел с большими крыльями, с длинными перьями, пушистый, пестрый прилетел на Ливан и снял с кедра верхушку, сорвал верхний из молодых побегов его" и т. д. У Иезекииля он символ Вавилонской империи и в частности Навуходоносора, у Данте - символ первых римских императоров, подвергавших церковь гонению (это общее толкование всех комментаторов без исключения); таких гонений обыкновенно принимается десять, при императорах: Нероне (64 г.), Домнциане (95), Траяне (105), Марке Аврелии (177), Септимии Севере (202), Максимине (235), Деции (249), Валериане (257), Аврелиане (275) и Диоклитиане (303--311). Эти гонения не только повредили юным листьям и цветам древа юной христианской общины, но и коре его, т. е. самой империи, и, хотя лишь только видимо, - потрясли церковь.

"Сравнение церкви с кораблем весьма удачно, ибо челн св. Петра есть обычная метафора церкви; к тому же в христианском искусстве продольные части базилик назывались кораблем". Л. Вентури. - "С бортов разимый", в подлиннике: Vinta dall' onda, or da poggia or da orza, т. e. с обоих бортов.

118--120. Второе бедствие видения - Лисица. В Св. Писании лисица часто выражает лжепророков и ересиархов (Псал. LXII, 11; Плач Иеремии, V, 18; Иезек. XIII, 4; Матф. XXIV, 24), также ереси и лжеучения (Песнь Песней II, 15). "Vulpes", говорит блаж. Августин (in Psal. LXXX), "insidiosos, maximeque haereticos fraudolentos significante Istae vulpes significantur in Cantitis canticorum, ubi dicitur, capite nobis vulpes parvulas". - Итак Лисица, по общему толкованию, обозначает здесь еретическия учения, возставшия войной на церковь в первые три века; но какую именно ересь разумеет здесь Данте в особенности, - в этом комментаторы несогласны. Одни видят здесь ересь, введенную в апостольскую церковь папой Анастасием II, впавшим в ересь Фотина (Ада XI, 8--9); другие и при том большинство - ересь Ария. Были и такие (Джиов. Пецци), которые видели здесь Юлиана Отступника. Вообще Лисица здесь символ ереси. Изображение её, скелет без мяса, Tossa senza polpe, и d'ogni pasto buon parea digiuna, напоминает волчицу в I песни Ада (49--50, 99).

120. В подлиннике: Che d'ogni pasto buon parea digiuna. Buon pasto - духовная пища, глубина учения и желание исполнять волю Божию.

121--122. Беатриче, как символ истинного богословия, опровергла все лжеучения и уличила еретиков в их злых делах - намек на развращение таких еретиков, как Базилид, Валентин, Карпократ и др.; напротив, образ жизни ариан и новациан был безукоризнен.

124--126. Третье бедствие - церковь осыпается дарами императоров, в особенности даром Константина (Ада XIX, 115). Легенду эту о мнимом даре Рима императорами папам рассказывают Acta Sylvestri, потом житие Адриана I; в IX веке вышел и самый акт дарственной грамоты, которая гласила (Decret Gratiani dist. XCVI, 13): Ut pontificalis apex non vilescat, sed magis quam imperii dignitas, gloria et potentia decoretur, ecce tam palatium nostrum, quam Romanam urbem, et omnes Italiae, seu accidentalium regionum provincias, loca et oivitates beatissimo Pontifici nostro Sylvestro, universali Papae, contradimus atque relinquimus: et ab eo et a successoribus ejus per hanc divalem nostram, et pragmaticum constitutum decerniinus disponenda, atque juri S. Romanae Ecclesiae concedimus permansura". - Хотя уже император Оттон III доказывал подложность этого документа, вплоть до Лоренцо Валла (сличи Ада XIX, 115 и примеч.), большинство верило в подлинность его, и Данте нисколько не сомневался в этом, и видел в этом мнимом даянии Константина Великого главную причину упадка и разрушения Римской империи. - "Отколь сперва притек", т. е. с вершины древа, где гнездится Орел.

126. В подлиннике: e lasciar lei di sè pennuta, осыпал перьями, т. e. благами земными. Сличи у Данте, De Monar. III, с. 10. Современник Данте Оттокаро ди Гернек, живший около 1300 г., так поет об этом даре (Reimchronik, cap. 448, in H. Pezii scriptt. rer. Austr. III, 446):

послышался голос с неба: "Hodie diffusum est venenum in Ecclesia Dei".

130--132. Четвертое бедствие - появление из земли Дракона, отторгающого част колесницы. Видение это, очевидно, заимствовано из Откровения Иоанна (XII, 3, 4): "Вот, большой красный дракон, с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим; хвост его увлёк с неба третью часть звезд и поверг их на землю". По библейскому новейшему толкованию дракон обозначает языческую Римскую империю; семь голов суть семь холмов, на которых построен Рим; по толкованию средневековому, дракон Откровения есть антихрист. Сам же творец Откровения объясняет дракона диаволом. "И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом" (Откров. XII, 9; XX, 2). Мнение комментаторов Данте различно; по одним, это сатана; по другим - Антихрист (Пьетро ди Данте); но большинство древних и новейших толкователей видят в этом драконе Магомета, увлекшого за собой много племен. Были и такие, которые разумели в этом видении разделение церкви на восточную и западную (в 858 г. при патриархе Фотии). Но, кажется, всего вернее мнение Скартаццини: "Дракон, как сказано, заимствован из Апокалипсиса, где он назван диаволом и сатаною. Очевидно, и у Данте он обозначает то же. Дракон исходит из земли, как Грифон (Христос) с неба, следовательно, дракон есть адский антитез небесному Грифону. Непосредственное следствие появления дракона есть то, что колесница мгновенно покрывается перьями Орла, т. е. богатством. Появление Магомета и Фотия не могло иметь таких последствий. Это обогащение было следствием того, что демон сребролюбия, любостяжания и скупости вселился в сердца духовных и мирян и изгнал смирение и воздержание. Поэтому Данте заимствовал из видения Евангелиста не только идею, но и аллегорическое значение дракона. Дракон есть искуситель, показавший церкви в одно мгновение все царства мира и сказавший: дам тебе все это, если поклонишься мне, и люди поклонились ему (Откр. XIII, 4); это тот искуситель, что ядовитым хвостом своим удаляет дух смирения и нищеты, положенных Христом в основу церкви Своей, и что вливает в сердца священников и священнослужителей стремление к обогащению и увеличению земной власти. Дракон напоминает, стало быть, Волчицу, которую первая выпустила зависть на землю из ада (Ада I, 110--111). "Волчица - символ скупости, Дракон - символ демона скупости и сребролюбия". Скартаццини.

130. "Меж двух колес", демон сребролюбия возник в недрах духовенства, духовных лиц мирских и монастырских, символом которых служат колеса колесницы (сличи Чист. XXIX, 106 примеч., в конце).

135. "Часть дна", т. е. дух смирения и нищеты, который, как мы сказали, положен Христом в основу Своей церкви. - "И радостный", в подлиннике: vago vago, - выражение, понимаемое комментаторами различно; но, принимая во внимание, что слово vago всегда употребляется у Данте в значении желающий, жадный, кажется, будет вернее перевести его, как радостный, или, еще лучше, желающий делать еще новый и больший вред, подобно тому, как Волчица после еды еще сильней алкает (Ада I, 99) и никогда не утоляет в себе голода, или как скупой, который тем более желает, чем больше копит богатства.

земными благами не только вследствие дара Константина, но и вследствие позднейших приношений и даров, сделанных благочестивыми людьми, франкскими королями, тосканской графиней Матильдой и другими, a равно и другими благоприятными обстоятельствами.

136. "Сорною травой", в подлиннике: gramina, по-латыни gramen, gramineus, ботан. Panicum Dactylon Lin. или Cynodactylon - растение, легко принимающееся и трудно искоренимое, особенно на почвах плодородных. Аламани (Coltiv. V, 19), говоря об нем, сказал: "che partorisca ognor vivace e verde E la gramigna e il fien".

"С целью чистой и благой"; следовательно Данте признает добрые намерения в даре Константина, хотя он имел такия дурные последствия. Сличи Рая XX, 55 и след. - "Забытый", в подлиннике: offerta, предложенный, данный.

139--141. "Это покрытие пухом совершилось быстрее, чем сколько нужно времени, чтобы открыть уста для издания вздоха без слов: сравнение со вздохом здесь весьма уместно при повествовании о бедствиях церкви". Л. Вентури (Similitudine).

142--147. Как следствие всех этих бедствий, колесница преобразуется в страшное, невиданное чудовище с тремя двурогими головами на дышле и с четырьмя однорогими головами по сторонам колесницы. - Описание этого чудовища, очевидно, заимствовано Данте из видений Даниила и апокалиптических Св. Иоанна (Дан. VII, 7,23; Откров. XII--XIII, 1 и след.; 16, 17). Блудница в Откровении Иоанна, по новейшему толкованию, - есть Рим; животное, на котором она сидит, - римская империя; семь голов животного - семь императоров, десять рогов, по всему вероятию, - десять проконсулов (толкование Откровения Эвальда, Люкне, Де-Ветте, Блеека, Фолькмара и др.). - Данте взял из Апокалипсиса самый образ видения, но дал ему другое значение. У комментаторов существует три главнейших мнения: 1) Семь голов означает семь кардиналов и притом три двурогия - кардиналов-епископов, носящих двурогия митры, четыре головы с одним рогом - прочих кардиналов-неепископов; 2) семь голов - семь таинств и десять рогов - десять заповедей, и 3) семь голов - семь смертных грехов; из них три: гордость, зависть и гнев, с двумя рогами, как грехи более тяжкие, a прочие четыре: уныние, сребролюбие, чревоугодие и сладострастие, снабжены одним рогом, как грехи, направленные лишь к удовлетворению плотских наслаждений. - Первое из этих мнений (Даниелло, Вольпи, Дж. Кольтелли) о семикардиналах-избирателях, учрежденных со времени разделения церкви на восточную и западную и названных de cardinibus mundi, из которых трое носят митры с двумя рогами, одним спереди, другим сзади, тогда как остальные четверо, не будучи епископами, носят простые митры, - не выдерживает критики уже потому, что учреждение кардиналов, равно как и других духовных лиц, получило свое место уже с самого начала церкви, почти тотчас после мнимого дара Константина; к тому же это совершенно противоречит воззрению Данте и его современников на институт кардиналов и других духовных; в видении поэта триумфальная сперва колесница сделалась чудовищною не от самого её начала, но тогда, как она выродилась и развратилась. - Если принять второе мнение, то не иначе, как в том смысле, что развратившаяся церковь употребила во зло таинства и предписание декалога (десяти заповедей); но и это можно допустить разве лишь для одних таинств, a никак уже не в отношении заповедей. Но даже в этом смысле, таинства и заповеди всегда были и будут святы (Посл. к Римл. VII, 7 и далее), и было бы безумие допустить, что они, по мнению Данте, стали, даже вследствие злоупотребления церкви чудовищными. К тому же десять заповедей явились прежде церкви, семь таинств, по крайней мере по мнению средневековых схоластиков, возникли вместе с нею; семь же голов являются у Данте уже тогда, когда церковь переродилась, - Остается, следовательно, принять третье мнение, тем более, что оно самое древнее. Защитники 2-го мнения ссылаются на Ада XIX, 109 и след., где Данте говорит, что сидящая на водах (т. е. Рим и римская церковь) родилась с семью головами и имела силу в десяти рогах, пока муж её любил добро; тут действительно головы означают таинства и десять рогов - десять заповедей. Но там все это, очевидно, находится в прямой противоположности с тем, что изображается здесь; первое было тогда, когда папы были добродетельны и не уклонялись от прямого пути; там это были семь даров Св. Духа, здесь семь осквернений этих даров; там - десять заповедей Божиих, здесь десять нарушений божественного закона; Данте разделил эти семь голов на три и четыре - на число, обозначающее Бога, и число, обозначающее мир (Сличи Чистилища XXIX, 50 примечание). Вспомним, что папы во время Данте хотели быть sicut Deus; три головы на дышле напоминают три лица Люцифера (Ада XXXIV, 38 и примеч.), диавольского антипода Божества. На колеснице, символе церкви, - четыре головы. Четыре - символ мира. Следовательно церковь побеждена, угнетена тем миром, который она должна была победить духом и освятить. Все опрокинуто вверх дном, извращено, разрушено, и папский престол, и церковь и человечество! "O genus humanum!" - восклицает в другом месте Данте (De Monar. lib. I, с, 16), "quantis procellis atque jacturis, quantisque naufragiis agitari te necesse est, dum bellua mullorum capitum factum, in diversa conaris". Церковь не разрушена, но превращение её стало хуже самого разрушения. Но когда церковь стала чудовищем, что же сталось с нетленным существом божественного учреждения? Оно, конечно, сохранилось; но не в превращенной колеснице; оно сохранилось в Беатриче и Матильде, в семи нимфах и двух поэтах (Данте и Стации); сохранилось и мистическое дерево хотя от него удалились и Грифон и колесница, привязанная к нему Грифоном; другими словами, - церковь теперь состоит из малого числа верных, живущих вне лона римской церкви. Итак, это последнее толкование, повидимому, самое правильное: при чем трудно понять, почему многие из старинных комментаторов ставили его в противоречие с ортодоксальностью Данте, трудно понять потому, что Данте, порицая здесь испорченность нравов прелатов и духовенства, нисколько не выступает здесь с учением о погрешимости самой церкви. Скартаццини. Филалет.

"великой блудницы, сидящей на водах многих, с которой блудодействовали цари земные". Блудница Апокалипсиса есть "великий город, иже имать царство над цари земные" (Ibid. 18). Данте недалеко отклонился от символического значения апокалиптической блудницы. Его блудница на свободе сидит там, где сперва возседала Беатриче, почему и названа в подлиннике fuja (воровка), так как хитростью заняла место Беатриче. В этой части мистического видения все нам представляется в превратном виде; значить, и в Блуднице мы должны признать антипод Беатриче, т. е. превращение идеальной папской власти в перерожденную и испорченную, т. е. власть папскую только по имени, занявшую хитростью место, ей не принадлежащее. Таковыми в глазах Данте были современные ему папы, в особенности Бонифаций VIII и Климент V (сличи Рая XXVII, 22 и след.). И так Блудница на свободе есть римская курия, выродившаяся и развращенная, и в частности символ двух современных ему пап - Бонифация VII и Климента V, на которого, как на преемника Бонифация, прямо указывают последние стихи. - Что же касается до аллегорического значения Гиганта, то и он есть подражание "царей земных, упивавшихся с блудницей вином её блудодеяния" (Апок. XVII, 2), и, по единогласному толкованию всех комментаторов, обозначает королевский дом Франции и в частности короля Филиппа Красивого, о борьбе которого с папою Бонифацием VIII было сказано в примеч. к Чистилища XX, 86. - Словом, все в этой последней части грандиозного видения представляет нам лица и вещи, противоположные тем, что являлись в первой части. Чудовище есть антипод триумфальной колесницы; семь голов - антипод семи нимфам или семи светильникам; десять рогов - антипод десяти шагам (Чистилища XXIX, 81); блудница - антипод Беатриче; пускание чудовища на свободу и бегство его в лес - противоположность везения колесницы и привязывания её к древу. Наконец и самый Гигант, по закону симметрии, усматриваемой во всем этом видении, имеет себе антипода в Грифоне. Как Грифон влечет колесницу и привязывает ее к дереву, так, наоборот, Гигант отвязывает ее и влечет по лесу. Грифон, как символ Христа, есть жених церкви, Гигант - её любовник и проч. Недаром Филипп Красивый назван Данте (Чистилища XX, 91) "новым Пилатом", - выражение вполне гармонирующее с данным толкованием значения Гиганта. Скартаццини.

"Как крепость" и проч. - "Не может укрыться город, стоящий на верху горы". Матф. V, 14.

150. Каждое слово выражает здесь наглость Блудницы. "Наклонность женщины к блуду узнается по поднятию глаз и век её". Премудр. Иис., сына Сирахова XXVI, 11. Намек, повидимому, на смелость и наглость, с какими папа Бонифаций VIII издавал свои наглые буллы.

154--155. "В меня". Ландино разумеет - вообще в христиан; Бенвенуто Рамбалди объясняет: "Quasi dicat: quia Bonifacius noluit respicere ad gentem italicam dimissa gallica, quia nolebat amplius pati servitutem Philippi". Другие объясняют "в меня", в мою партию, т. е. в гибеллинов, врагов французского дома. Очевидно, Данте намекает здесь на определенный исторический факт, a именно на то, что папа Бонифаций VIII санкционировал мир, заключенный между Карлом, королем Неаполитанским, и Фридрихом, королем Сицилии (12-го июня 1303), a также на то, что он признал Альберта Австрийского и объявил его императором римским. Вот что писал тогда Бонифаций Альберту: "Auctoritate apostolica et apostoliche plenitudine potestatis te in specialem filium nostrum recipimus et Ecclesiae Romanae, ac Regem Romanorum assumimus, in Imperatorem, auctore Domino, promovendum, - supplentes oranem defectum, si quis aut ratione formae, aut ratione tuae vel tuorum electorum personarum, seu ex quavis alia ratione vel causa, sive quocunque modo in higusmodi tua electione, coronatione ac administratione fuisse noscatur. Omnia insuper et singula, per te vel alios de mandato tuo facta et habita in administratione praedicta, quae alias justa et licita extitissent ita valere decernimus et tenere sicut si administratio ipsa tibi competiisse legitime nosceretur". Скартаццини.

155--156. Намек на оскорбления, нанесенные Бонифацию Филиппом Красивым, после того как они поссорились, и в особенности на знаменитое пленение папы в Ананьи (Чистилища XX, 85 и примеч.).

"И волю дал", т. е. отвязал ее от дерева, к которому она была привязана Грифоном. В тревоге, чтобы Блудница не отдалась другим.

158--160. Значение этой терцины всех правильнее и яснее истолковал сын поэта Пьетро ди Данте: "Et hoc est quod dicit, scilicet, quoraodo traxit eam secum per siivam, idest quod fecit ut Curia romana tracta est ultra montes in suo territorio de Roma". - Это толкование сына Данте признано теперь почти всеми комментаторами. Поэт приводит здесь в форме пророчества перенесение папского престола из Рима в Авиньон, случившееся спустя пять лет после изображенного здесь мистического видения, при преемнике Бонифация папе Клименте V. Это тот самый папа, который разумеется в Ада XIX, 82 и далее. При этом нельзя не подивиться чрезвычайной смелости, с какой поэт, если не прямо здесь, то в сказанном месте Ада выражает свое мнение о главе церкви, который, как надо думать, еще царствовал, когда вышел Ад Данте. Впрочем по мнению Вегеле, Климент должен был уже умереть, когда были написаны сказанные стихи Ада; он умер в 1314 году, из чего Вегеле заключает, что Ад издан уже после смерти папы. "Вообще, нельзя себе мысленно представить, какое потрясающее действие должно было произвести на современников поэта столь смелое изображение, именно здесь, на благодатной почве земного рая, невидимой, истинной церкви; каковою она должна быть, в противоположность церкви извращенной и развращенной. Нельзя не назвать глубокомысленною и потрясающею в всех отношениях идею представить все развращение церкви именно здесь, в этой части поэмы, которая по всему своему развитию собственно есть символ истинной церкви, правильного церковного состояния на земле". Флейдерер.