Жизнь и приключения Робинзона Крузо.
Глава XIV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо. Глава XIV (старая орфография)

ГЛАВА XIV. 

Робинзон делает горшки, ступку, пест и сито. Суп Робинзона. Как Робинзон устроил себе печь и как в ней готовил себе хлебы и пироги. Жатва.

Однажды, прогуливаясь с ружьем по острову, я нашел тучную землю, которая по моему мнению, очень годилась на делание посуды для жидкостей. Положив достаточное количество этой земли в мешок, я принес ее домой. Сделав из глины тесто, я начал из него лепить горшки, но оказалось, что труды мои пропали даром, по незнаению горшечного мастерства. Горшки мои разваливались, потому что глина не была достаточно тверда и не могла выдерживать собственной своей тяжести. Несмотря на эту неудачу, я продолжал с терпением делать разные растворы из глины и работать из них горшки, кружки и другие разные предметы. После многих опытов мне удалось наконец сделать настоящий раствор из глины и слепить из него две большие корчаги, которые, признаюсь были очень нескладны. Когда оне хорошо высохли и отвердели на солнце, я осторожно поднял их и поставил в две большие корзины, нарочно сделанные для них. Так как оставалось пустое пространство между стенками корзин и корчагами, то я наполнил эти промежутки соломою от риса и ржи, надеясь, что оне останутся навсегда сухими, и что в них могу я складывать рожь и рис, а впьследствии и муку. После сего я наделал из приготовленного раствора много разной посуды, горшков, мисок, кружек, тарелок и проч.; но все эти сосуды не были годны для содержания в себе жидкостей и не могли противиться огню. Наконец один случай указал мне, как должно поступать при делании посуды из глины. Однажды, приготовляя себе кушанье, я заметил в огне кусок от одного развалившагося горшка моего изделия. Кусок этот был сильно раскален. Я вынул его из огня и, остудивши, стал разсматривать. Он быль тверд как камень и красен как черепица.

Мне хотелось воспользоваться этим открытием. Выкопав в земле глубокую яму, я поставил туда три высушенные большие кружки, и на них три горшка. Потом засыпав это золою, я положил кругом их дрова и большие сучья и развел сильный огонь. Он охватил посуду с боков и сверху, и чрез несколько времени я увидел, что кружки и горшки раскалились до красна и не разламывались.

уже совершинно готовыми три горшка и три большие кружки, хотя и не очень-то хорошие, но годные к употреблению. Я тотчав же принялся делать опыт: налил в горшок воды, положил туда кусок козлиного мяса и сварил себе суп. Он показался мне великолепнейшим, хотя в нем не было ни соли, ни кореньев и никакой приправы. С другими сосудами я поступал также, и мало по малу научился узнавать степень необходимого жара для обжигания посуды и после сего никогда не имел неудачи. После сего я желал добыть какой-нибудь твердый камень, на котором бы я мог толочь или раздавливать зерна пестом; об устройстве же мельницы я и не мечтал, потому что на это требовалось много искусства. Я несколько дней искал такого камня, который бы был толст и имел бы порядочный диаметр, что бы можно было его выдолбить и сделать ступу; но на всем острове не было такого, кроме обломков скал. Эти обломки, по неимению инструментов, я не мог обточить, ни выдолбить в них углублений; да притом же они были не настолько тверды, чтобы могли выдержать учащенные удары песта и мне пришлось бы иметь муку смешанную с песком. Наконец я вздумал поискать в лесу какой-нибудь чурбан довольно твердого дерева, и действительно вскоре нашел его. Он был так велик, что я с большим трудом перенес его домой. Там обделал его снаружи топором и долотом, а потом принялся делать углубление на манер ступки. Для этого был употреблен мною огонь - средство, которым пользуются дикие для делания своих лодок. На это потребовалось много времени и труда. Вместо металлического пестика, я употребил толстую колотушку из вышесказанного железного дерева. И ступу и пест, сделанные мною, я убрал в особливое место до вторичной жатвы хлеба, после которой я предполагал смолоть, или лучше сказать, истолочь зерна.

После этого мне предстодло еще сработать какое-нибудь сито или решето, чтобы просеять муку и отделит от нея отруби. Эта вещь была для меня довольно трудная, и я не знал, что тут делать. Чтобы устроить сито, нужно было иметь камку или какую-нибудь подобную ей материю, а у меня этого не было. Таким образом я оставался недели три в бездействии и безнадежности, наконец, вспомнил, что между одеждами наших моряков, которые были взятиымною с корабля, находилось несколько выбойчатых галстухов. Я прибегнул к ним и сделал три небольшие сита, весьма годные к употреблению.

После сего дошло дело до хлебопечения. Надобно было устроит печь. Долго я думал об этом и наконец придумал средство. Я наделал несколько глиняных блюд, довольно больших, но с малым углублением. Я прокалил их на сильном огне, как поступал с прочею посудою, и отложил их в особое место. Когда я хотел сажать хлеб в печь, то разводил большой огонь на своем очаге, который был ничто иное, как вырытая в земле яма и выложенная камнями. Когда камни делались от огня очень горячи, я сметал с них до чиста уголья и золу, клал на горячий под свое тесто, покрывал его одним из вышесказанных блюд, а потом засыпал горячими угодьями и золою, чтобы сосредоточить там жар. Таким образом я приготовлял свой хлеб, который по моему мнению нисколько не уступал хлебам из самых лучших пекарей Европейских. Не довольствуясь однин ржаным хлебом, я дедад из рису булки, готовил также из него кулебяки, начиненные козьим мясом или дичью; но оне выходили в очень жалком положении за неимением разных к ним припасов.

ее в мое жилище и сохранял в больших корзинах. Когда же у меня было свободное время, я вынимал из колосьев зерно руками, потому что у меня не было ни гумна, ни цепа. Урожай был так хорошь, что я имел теперь до 20 четвериков ржи и почти столько же рису. С этого времени, имея хлеб, я стал жить спокойнее. По моему разсчету, сорока четвериков ржи и рису было мне слишком достаточно для продовольствия на целый год, а потому положил намерение сеять в каждый посев такое же количество зерен, какое было посеяно в последний раз.