Жизнь и приключения Робинзона Крузо.
Глава XXIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо. Глава XXIII (старая орфография)

ГЛАВА XXIII. 

Сожжение остатков после пиршества диких. Робинзон одевает Пятницу и строит ему шалаш. Робинзон показывает Пятнице действие ружья. Он отучает его от употребления в пищу человеческого мяса. Пятница хороший помощник Робинзону.

На следующий день поутру я приказал Пятнице знаком, чтоб он следовал за мною. Проходя мимо того места, где были зарыты два трупа диких, он стал мне показывать знаками, что надобно их выкопать и съесть. Я принял тогда на себя строгий вид, выражал ему мое отвращение от этой пищи, представлял что меня даже тошнит от одной мысли об этом, и приказал ему сейчас же отойти от могилы. Он безпрекословно повиновался. Мы взошли на холм, чтобы узнать, оставил ли неприятель мой остров. Я посмотрел в зрительную трубу и не видал ничего на берегу, ни диких, ни лодок.

Не вполне удовлетворенный этим, я отправился на самое место пиршества. Пятница шел рядом со мною, с моею саблею в руке, лук и стрелы были у него за спиною, а в другой руке он нес мушкет, который я ему дал. Прибыв на место, я увидел такое страшное зрелище, что кровь застыла в жилах моих и волосы стали дыбом на голове моей; но на Пятняцу оно не произвело никакого впечатления. Там валялись черепа, полуоглоданные кости от рук и ног человеческих, ребра и целые куски человеческого мяса, которого дикие не доели.

Пятница взяв 4 камушка, объяснил мне тем, что вчера было привезено сюда 4 пленника, из которых трое съедены, а он четвертый остался, что между этими дикими и его нацией было большое сражение, и что с той и другой стороны взято множество пленных, которых всех ожидала одинакая участь.

Я велел Пятнице собрать кости и мясо в одну кучу, обложить сухими ветвями и сжечь на огне. Когда все это было сделано, мы возвратились домой, где я занялся платьем для Пятницы, потому что он был совершенно нагой. Прежде всего надел я на него рубашку и панталоны парусинные. Он дозволял мне это делать с какою-то боязнию, потом надел на него камзол из козьей кожи и дал ему шапку из заячьяго меха, фасон которой был довольно красив. Пятнице по непривычке было очень неловко в этом платье, которое хотя и было ему очень впору, но оно его связывало как бы оковами. Впрочем он был очень рад, что одет точно также как и я. Когда однажды он в своей одежде посмотрелся в воду, то изо всех сил захохотал сам на себя, и снял тотчас же свой камзол и шапку; но я погрозил ему и показал вид, что не доволен его поступком. Тогда он опять надел скинутое платье. Он однако скоро привык к своей одежде и находил, что лучше быть в ней, нежели ходить голым.

После сего надобно было подумать о том, где поместить моего нового слугу. Спать с ним вместе я еще опасался, потому что он мог сделаться неблагодарным ко мне и посягнуть на мою жизнь. Я ничего лучше не мог придумать, как поставить ему шалаш между моею крепостью и гротом. Я взял все необходимые предосторожности, чтобы он не мог проникнуть в мое жилище безь моего позволения, и сверх того каждую ночь уносил в свой замок все ружья и пистолеты. Как они заряжаются, я не показывал ему и старался скрывать от него это. Впрочем эти предосторожности оказались излишними, потому что Пятница всегда был моим верным и неизменным слугою и другом.

Я был в восхищении от своего нового сотоварища, всячески старался образовать его, начал учить его говорить по-английски, и он оказался самых лучшим учеником в свете. Я разговаривал с ним безпрестанно при всех моих занятиях, во время доения коз, пахания земли и за столом. Пятница со вниманием слушал мои уроки; но только затруднялся в произношении слов.

Неделю спустя после того, как я стал жить вместе с Пятницею, я захотел возбудить в нем отвращение к его каннибальской пище, приготовив для него кушанье из мяса диких коз. На следующий день я повел его в тот мой табун, который был окружен почти со всех сторон густым лесом. Пришедши туда, я увидел одну козу, лежавшую в тени под деревом с двумя козлятами. Я подозвал к себе Пятницу, сделал ему знак, чтоб он стоял смирно, не двигаясь; и в это мгновение, выстрелил и убил козленка. Бедный дикий, который уже знал из опыта, как издали был убит из ружья один из его неприятелей, снова приведен был в сильный страх и дрожал как лист. Не обращая глаз в ту сторону, где находился козленок, чтобы посмотреть, убит он или нет, Пятница заботился только о себе самом. Лишь только раздался выстрел, он поспешно раскрыл свой камзол и внимательно разсматривал, нет ли у него на груди раны. Воображая, что я решился избавиться от него, он бросился ко мне в ноги и, обнимая колена мои, долго говорил мне.что-то, но я ничего не понял, а только догадывался, что он просил у меня не отнимать у него жизнь.

Чтобы вывести бедняка из заблуждения, я взял его за руку и, улыбаясь, поднял его потом, указывая на козлеяка, сделал ему знак, чтоб он шел туда и принес это ко мне. В то время, когда Пятница занимался разсматриванием, как это животное было убито, я снова успел зарядить свое ружье. Когда Пятница пришел с козленком, я, показывая ему на ружье, потом на сидевшую за дереве птицу и на землю, прицелился и выстрелил. Мой дикий опять пришел в страх, и не видав, как я заряжал ружье, считал его за неисчерпаемый источник огня и смерти. После этого в продолжении долгого времени он всегда подходил к ружью с глубочайшим почтением, боялся дотронуться до него и часто разговаривал с ним как с живым существом. Впоследствии, когда Пятница научился говорить по-английски, я узнал от него, что он упрашивал ружье не убивать его.

Когда Пятница ходил за убитой птицей, я зарядил опять свое ружье, но, не желая более пугать дикого, отправился после сего с ним и добычей в свое жилище.

с солью. Чтобы объяснить мне, что соль ему не нравится, он положл её несколько в рот, потом тотчас же выплюнул и сделал гримасу. Я сделал напротив, положил кусок мяса без соли себе в рот, и тотчась же выбросил его вон. Впрочем, он впоследствии привык к употреблению соли, и ничего без нея не ед.

ему чрезвычайно опротивело.

Однажды я молотил хлеб по своему (т. е. вынимал зерна руками) и провеивал его; Пятница помогал мне и делал то же самое, что и я. Он научился также месить хлебы, печь их и делать пироги, одним словом, чрез несколько времени он служил и помогал мне во всех моих занятиях.