| Автор: | Дефо Д. |
| Категории: | Роман, Детская литература, Приключения |
Глава 31
Грот и его обитатель
Большой удачей было то, что я обзавелся домашними козами, - теперь я мог сберечь порох и не выдавать себя пальбой из ружья во время охоты. Свое стадо я пополнял ловлей коз капканами. И хотя я никогда не выходил из дому без оружия, в течение ближайших двух лет я не сделал ни единого выстрела. Кроме ружья, я носил с собой еще пару пистолетов и старую саблю, для чего пришлось приспособить к поясу особые ремни.
В таком снаряжении я больше походил на грозного вояку, чем на мирного фермера, и, несмотря на то что мое снаряжение, включая топор и поклажу, доставляло мне множество неудобств, с ним я чувствовал себя гораздо увереннее.
За исключением этих мер предосторожности, я не изменил своих привычек и обычного распорядка дня, и вскоре моя жизнь вошла в прежнее русло. Я оценивал свое положение трезво и пришел к выводу, что оно не так уж плачевно по сравнению с тем, что могло бы ожидать меня при других обстоятельствах. В сравнении же, как мы знаем, познается истина.
Я по-прежнему ни в чем не испытывал нужды - ни в пище, ни в одежде; к тому же у меня была надежная крыша над головой. Нескончаемые заботы о собственной безопасности сделали меня почти равнодушным к житейским удобствам и несколько притупили мою изобретательность.
Кроме того, вещей, которых, как казалось раньше, мне остро не хватает, стало гораздо меньше. Еще совсем недавно я носился с мыслью научиться делать из ячменя солод и варить пиво. Краем уха я когда-то слышал о том, что для этого нужно, но у меня не было ни специальной бочки, ни дрожжей, ни хмеля, ни котла для варки. Если бы не история с дикарями, я бы непременно что-нибудь изобрел, а мое упорство всегда позволяло мне осуществлять задуманное.
Но теперь все изменилось. Мои мысли днем и ночью вертелись вокруг того, как перебить непрошеных гостей, когда они снова явятся на побережье. Я хотел одного - истребить всех дикарей во время их чудовищного пира и попытаться спасти хотя бы одну жертву. А если по какой-то причине мне это не удастся, то по меньшей мере напугать выстрелами и навсегда отвадить людоедов от моего острова.
Всевозможные хитроумные планы один за другим рождались в моей голове, пока я не понял одну простую вещь: даже с моими ружьями, мушкетами и пистолетами я представляю собой отличную мишень для двух десятков воинственных дикарей, которые владеют копьями и луками не хуже, чем я ружьем. А возможно, и лучше.
Я додумался даже до того, чтобы заложить на том месте, где каннибалы обычно разводят огонь, мину с пятью или шестью фунтами пороха, чтобы взрыв разметал и покалечил бóльшую часть этих извергов. Но, во-первых, мне было жаль расходовать столько пороха, а во-вторых, я не мог быть уверен в том, что дикари соберутся у костра именно в тот самый момент, когда произойдет взрыв.
В конце концов я пришел к выводу, что от этой затеи мало толку. В лучшем случае мне удалось бы только напугать людоедов. Оставив этот фантастический план, я переключился на мысль о нападении из засады.
Я думал о том, как в разгар кровавого пиршества я мог бы притаиться в каком-нибудь укрытии и, имея под рукой пару заряженных пистолетов, три ружья и саблю, внезапно атаковал бы дикарей. Нескольких я наверняка уложил бы на месте, ну а остальные…
На этом мои фантазии иссякали. Я не сомневался, что смогу справиться с туземцами, воспользовавшись паникой в стане врага. Мысль о засаде так меня воодушевила, что я стал видеть во сне, как беспощадно расправляюсь с негодяями. Я даже потратил несколько дней на поиски подходящего места, откуда можно было атаковать дикарей, и еще раз побывал на берегу - там, где впервые обнаружил следы жуткого пиршества. За это время птицы растащили человеческие останки, волны смыли кости и черепа, ветер засыпал песком кострище, однако от этого моя жажда мести не уменьшилась. Ни пережитый страх, ни отвращение уже не могли удержать меня от задуманного.
После настойчивых поисков место для засады было найдено.
Это был уступ на склоне лесистого холма, откуда я, притаившись, мог наблюдать не только за тем, как пироги причаливают к берегу, но и за всеми перемещениями туземцев. Поблизости от уступа росло старое дуплистое дерево, причем одно дупло в его стволе было таких размеров, что я мог поместиться в нем со всем своим снаряжением. Как только людоеды начнут свои приготовления к кровавому ритуалу, я внезапно нападу на них и постараюсь уложить наповал столько, сколько смогу…
План мой был разработан во всех деталях, и в течение трех месяцев я добросовестно нес сторожевую службу, ежедневно отправляясь к прибрежному холму, чтобы понаблюдать за морем. Холм находился в двух милях от моего дома, и я часами не отрывался от подзорной трубы, следя, не покажется ли на горизонте пирога с дикарями. Однако со временем мне это наскучило - неделя проходила за неделей, а на глади моря не появлялось ничего похожего на лодку.
Бесплодное ожидание остудило мой воинственный пыл.
Кроме того, я начал находить изъяны в моих замыслах. Взвесив все обстоятельства, я пришел к выводу, что не имею никакого права убивать туземцев и как христианин, и как цивилизованный человек, которого варварские обычаи людоедов совершенно не касаются. Мало ли по каким причинам люди убивают друг друга… И нет особой надобности нападать первым и уничтожать дикарей, пока они не трогают меня, - так рассуждал я. Из-за военных приготовлений я запустил дела; мое хозяйство требовало внимания, а я, словно мальчишка, играющий в войну, был полностью поглощен воображаемыми битвами. Мне необходимо одно: предотвратить нападение на меня и мое убежище, а если это все же случится, дать достойный отпор и постоять за себя.
Есть и другая сторона дела, продолжал я свои рассуждения. Гибель моя в результате стычки с дикарями весьма вероятна. Я останусь в живых только в том случае, если перебью их всех до единого. Но стоит хоть одному из людоедов ускользнуть, в скором времени на острове высадятся полчища варваров. Я навлеку на себя ужасную смерть, тогда как сейчас мне ничто не угрожает. «Лучше уж, - думал я, - так тщательно скрыть следы моего пребывания на острове в случае нового вторжения дикарей, чтобы им и в голову не пришло, что здесь кто-то может жить».
На протяжении всего следующего года я даже не приближался к моему сторожевому посту - желание расправиться с дикарями окончательно угасло. Да и сами людоеды давно не появлялись. Единственное, что я предпринял, уже почти совершенно успокоившись, так это перевел лодку поближе к дому. Теперь мое суденышко находилось в надежном месте и было готово немедленно выйти в море - в случае, если бы мне пришлось бежать с острова. Неподалеку от лодки я устроил надежный тайник, в котором спрятал якорь, парус, весла и запас всего необходимого в пути.
Я жил размеренно, в кругу повседневных забот, и прекратил свои исследовательские походы по окрестностям. Растил коз, сеял хлеб, латал прорехи в одежде, снова и снова возвращаясь к мысли о том, как надежно оберегало меня божественное провидение. Не наткнись я на отпечаток босой ноги туземца, у меня бы до сих пор не возникло подозрений по поводу грозящей мне опасности. А ведь я в любой момент мог оказаться на волосок от гибели! Путешествуя по острову, рано или поздно я бы встретился с дюжиной размалеванных голодных людоедов. Бегают они необычайно быстро, а их свирепости может позавидовать даже исчадие ада.
Мне становилось не по себе, когда я представлял, что могло ожидать меня в этом случае. И в то же время я не был наивен настолько, чтобы не быть готовым к возвращению дикарей на мой остров…
Постоянное ожидание опасности начисто лишило меня прежнего легкомыслия и безмятежности. Порой мне казалось, что я состарился лет на двести. Я больше не любовался закатами, не бродил по окрестностям, приглядываясь к травам, цветам и деревьям, не слушал пения птиц. Теперь мне не было дела до моих обедов и ужинов; я думал только о том, как вновь сделать свою жизнь безопасной.
Я дошел до того, что не осмеливался вбить гвоздь или разрубить полено без опасения, что этот звук будет услышан кем-то, кто бродит по острову. По той же причине я прекратил охотиться и не решался лишний раз развести огонь в очаге, чтобы дым не выдал моего присутствия. Мне стало не хватать посуды, ведь для того, чтобы наделать новых горшков и кувшинов, нужно было их обжечь как следует, а это требовало большого огня.
Вход в эту небольшую пещеру был настолько узким и неприметным, что его невозможно было заметить со стороны. Наткнулся я на него, когда рубил и жег сучья у самого подножия скалы. За грудой камней я заметил лаз, вернее, узкую расщелину, на которую не обратил бы внимания никто, кроме человека, постоянно занятого поисками надежного убежища.
Сучья я жег для того, чтобы получить древесный уголь. Еще в Англии я видел, как его производят, пережигая куски древесины, прикрытые толстым слоем дерна. Дома я опасался разводить огонь, однако не мог обойтись без лепешек и горячей пищи. И тогда мне пришло в голову заменить дрова углем, который горит жарко и совершенно не дает дыма. Я собирал валежник, рубил его, сжигал прямо в лесу, а затем приносил домой готовый уголь.
Увидев расщелину в скале, я немедленно направился к ней, чтобы проверить, насколько она глубока. Когда я не без труда протиснулся в узкий лаз, передо мной неожиданно открылся узкий темный проход, ведущий в более просторное помещение. Не раздумывая, я пополз по нему и вскоре оказался в полной тьме. Подняв руку, я так и не смог дотянуться до свода грота.
А в следующую минуту я вылетел оттуда со скоростью пули - во сто крат быстрее, чем вошел.
Только оказавшись снаружи, я смог вздохнуть полной грудью и опомниться.
«Должно быть, - сказал я себе, - тебе померещилось. У страха, как говорится, глаза велики. Кому, кроме тебя, мог понадобиться этот грот?»
Набравшись храбрости и прихватив горящий сук, я решил тем же путем отправиться на разведку. Однако не успел я протиснуться в лаз, как из глубины грота донесся протяжный стон, за которым последовали хриплое бормотание и тяжелые вздохи.
…
И все же, собравшись с духом и подбадривая себя мыслью, что Всевышний не покинет меня в беде, я двинулся прямо в то место, откуда исходили таинственные звуки. И что же? При свете факела, который я держал перед собой, я увидел, что в гроте, с тоской уставившись прямо мне в глаза, лежит огромный старый козел.
Пока жив, пусть остается здесь, решил я. Уж если он меня так напугал, то любой дикарь, который вздумает сюда сунуться, сбежит без оглядки.