Робинзон Крузо.
Глава 39. Судостроительная верфь

Глава 39

Судостроительная верфь

С этой минуты меня не покидало желание любым способом связаться с «бородатыми людьми», которые, по моим предположениям, были либо испанцами, либо португальцами. Если бы мне удалось объединиться с ними, то вместе мы гораздо быстрее нашли бы способ добраться до какого-нибудь поселения или колонии.

Спустя несколько дней я снова завел разговор об этом с Пятницей. Начал я издалека, заявив, что хочу показать ему одну из своих лодок. Мы отправились на противоположную сторону острова, где я держал меньшую пирогу, затопив ее на небольшой глубине. Мера эта была необходима, потому что дикари могли обнаружить мое суденышко.

Вычерпав из пироги воду, мы установили на место весла и мачту, а затем уселись в нее и отчалили. Пятница оказался на удивление ловок и сметлив в работе, и многое ему удавалось не хуже, чем мне. К тому же силы и сообразительности моему молодому другу было не занимать.

Мы не спеша шли на веслах, когда я спросил:

- Ну что, Пятница, доплывет моя пирога до вашего берега?

На лице туземца отразилось крайнее изумление. Он затряс головой и жестами дал понять, что считает эту пирогу слишком маленькой и непригодной для такого плавания. Тогда я сказал, что у меня есть кое-что побольше и повместительнее.

На следующий день я отвел его к холму в гуще леса, где лежала первая из сделанных мною пирог, самая большая, которую я так и не сумел спустить на воду.

Пятница похвалил ее размеры - по его словам, такая лодка могла взять на борт до двадцати человек, не считая запасов воды и провизии, и благополучно пройти сорок миль даже при свежем ветре. Однако за те два с лишним десятилетия, которые эта пирога пролежала под открытым небом, солнце и дожди нанесли ей непоправимый ущерб. Древесина бортов растрескалась и почернела, днище местами прогнило.

Это не повлияло на мое намерение отправить Пятницу с известиями на далекий берег. Убедившись, что от старой пироги нет никакого толку, я объявил ему, что мы приступаем к постройке новой большой лодки, на которой он сможет вернуться к сородичам.

Тут мой дикарь впал в задумчивость и опечалился. Я спросил, что с ним, и Пятница отвечал, что не понимает, чем провинился и почему хозяин так сердит на него.

Мне пришлось поклясться, что никакой причины нет, что я совсем на него не сержусь.

- Тогда почему, - обиженно спросил Пятница, - ты хочешь избавиться от меня? Чем я тебя прогневил?

- Разве ты не говорил мне много раз, что хочешь вернуться на родину? - удивился я.

- Говорил, - согласился он. - Я желать, чтобы мы оба быть там: Пятница и господин.

- Да что же мне там делать, Пятница! - вскричал я. - Как я могу покинуть остров, где у меня есть все, что нужно для жизни? А мои поля, а загоны с козами, которые нуждаются в пропитании и дойке?

- Вы делать много хорошего мой народ. Учить добру, знать Бога, жить другой жизнь. И никого не убивать и не есть.

- Ты сам не понимаешь, что говоришь, Пятница, - возмутился я. - Чему я могу научить твоих сородичей, если я сам круглый невежда и к тому же совсем одичал на этом острове? Отправляйся сам, а меня оставь жить по-старому - так, как я привык.

- Вот, - сказал он, протягивая мне топор, - возьми.

- Что, по-твоему, я должен сделать? - опешил я.

- Убить Пятницу!

- Убить? Но зачем?

- Лучше убить, чем прогонять!..

Последние слова он произнес с таким искренним и глубоким чувством, что глаза мои наполнились слезами. В них звучали любовь и привязанность, и я поторопился заверить моего Пятницу, что никогда не прогоню его, разве что сам он захочет расстаться со мной.

Итак, он стремился на родину и в то же время не желал разлучаться со мной, а у меня была единственная цель: вырваться из заточения на острове. И надеяться я мог только на помощь и поддержку тех самых «бородатых людей», которые сейчас влачили убогое существование среди соплеменников Пятницы и сами нуждались в помощи.

Вот почему, больше не раздумывая и не препираясь, мы с моим дикарем отправились в лес искать дерево, которое подошло бы для строительства вместительной и прочной пироги.

На моем острове было достаточно леса, чтобы построить целый флот, но нас интересовали только те деревья, которые находились как можно ближе к берегу. Иначе мы могли бы повторить ошибку, которую я уже допустил в прошлом, и наша лодка никогда не будет спущена на воду.

Наконец Пятница, хорошо знавший, какие породы деревьев лучше всего подходят для нашей цели, выбрал одно. С большим трудом нам удалось свалить лесного гиганта, названия которого я по сей день не знаю, после чего мой приятель, обтесав его, предложил выжечь внутреннюю часть будущего челна. Однако я доказал ему, что намного быстрее и легче выдолбить сердцевину с помощью плотницких инструментов.

Пятнице не понадобилось много времени, чтобы перенять у меня навыки обращения с теслом, топором и пилой. За месяц упорного труда мы придали нашей пироге необходимую форму и выдолбили ее изнутри. Затем две недели ушло у нас только на то, чтобы с помощью деревянных катков и рычагов доставить лодку к берегу моря. Медленно и упорно, шаг за шагом мы перемещали эту огромную тяжесть. Порой за целый день, выбиваясь из сил, нам удавалось сдвинуть пирогу на каких-нибудь два-три ярда.

Когда же пирога наконец была спущена на воду, я пришел в восхищение, наблюдая за тем, с какой ловкостью и умением Пятница управляется с веслами и рулем. В его руках большая и тяжелая лодка, способная вместить два десятка человек, казалась легкой как перышко.

Я спросил Пятницу, кажется ли ему пирога надежной, и он ответил, что даже шторм не помешает ей добраться до цели.

Мы решили оснастить наше судно не только веслами, но и мачтой, парусом и якорем.

Для мачты я выбрал молодую кедровую сосну, приказал Пятнице срубить ее и очистить от веток и коры. Парусом я занялся сам. У меня в кладовой лежало немало старых корабельных парусов, в том числе и разрезанных на части. Но так как они пролежали уже много лет и я не заботился об их сохранности, большая часть парусины истлела и пришла в полную негодность. Однако я все-таки нашел два подходящих по размерам и довольно прочных куска, сшил их и соорудил косой парус вроде тех, которые в Англии называют «баранья лопатка». Обычно под такими парусами ходят корабельные шлюпки.

Я умел управлять косыми парусами еще с тех времен, когда бежал от мавров на баркасе, и мог быстро обучить этому нехитрому искусству Пятницу.

Два месяца ушло у нас на установку мачты, снастей и парусов. К мачте я прикрепил небольшой поворотный штаг, что позволило пироге лавировать и даже идти против ветра, а на корме установил руль. Мы с Пятницей были не слишком умелыми кораблестроителями, но нас подталкивало сознание того, как важны и нужны все эти устройства в открытом море, поэтому мы не жалели труда.

Когда все было готово, я показал на практике моему дикарю, как управляться с парусом, как ходить галсами и поворачивать с помощью руля. Вскоре Пятница стал настоящим мореходом, за одним исключением - он никак не мог понять, каким образом следует пользоваться компасом и зачем этот прибор нужен в море. Туземцы вообще не совершают долгих плаваний, а во время коротких переходов между островами ориентируются по звездам и солнцу. В этих краях не бывает густых туманов, а пасмурная погода стоит недолго, поэтому небесные светила почти всегда видны.

Наступил двадцать седьмой год моего заточения на острове, и хотя последние три года, которые я провел в обществе моего Пятницы, не шли ни в какое сравнение с прежним одиночеством, время это можно было сопоставить с целой человеческой жизнью. День моего прибытия на остров я всегда праздновал с искренней благодарностью Всевышнему за его милосердие. А теперь у меня было еще больше причин благодарить Создателя - передо мной забрезжила надежда на освобождение. Я верил всем сердцем, что до возвращения на родину мне осталось провести здесь не больше года, однако продолжал ухаживать за своими полями, собирал и сушил виноград, доил коз, чинил ограды и ловил рыбу вместе с моим товарищем по несчастью.

погибшего корабля. Во время самого высокого прилива Пятница выкопал на суше небольшой бассейн, достаточно просторный, чтобы пирога оставалась в нем на плаву; затем мы ввели туда наше судно и отгородили бассейн от залива прочной плотиной.

Теперь наша лодка находилась на берегу и одновременно на воде, и самые высокие прибойные волны были ей не страшны. Чтобы предохранить пирогу от дождей, мы прикрыли ее толстым слоем древесных ветвей - получилось нечто вроде шалаша. Оставалось дождаться ноября - на этот месяц я назначил отплытие Пятницы.

Как только установилась хорошая погода, я занялся подготовкой всего, что необходимо для путешествия. В первую очередь нужно было собрать достаточный запас провизии и упаковать ее так, чтобы ее не испортила соленая вода. Уже через неделю я рассчитывал разрушить во время прилива плотину и перегнать пирогу из бассейна в залив.

Однажды утром я занимался обычными делами, а Пятницу отправил на взморье, чтобы он поискал в песке гнезда зеленых черепах. Черепашьи яйца были нашим обычным лакомством. Не прошло и получаса, как я увидел, что мой приятель мчится обратно. Перемахнув через частокол, Пятница бросился ко мне и, не успел я открыть рот, чтобы спросить, что случилось, закричал, задыхаясь:

- О, мой господин! Беда! Случилось плохое!

- Что такое, Пятница, говори толком!

- Там… ох… - Он едва переводил дух. - Там один, два, три лодка! Один, два, три!

Зная его манеру изъясняться, я решил, что лодок шесть, но оказалось, что все-таки три.

- Ну и чего ты так испугался? - произнес я как можно спокойнее, чтобы ободрить его. - Подумаешь, лодки!

Однако Пятница был в панике и дрожал всем телом. Оказывается, он вбил себе в голову, что те дикари, от которых он спасся, снова явились за ним и теперь рыщут по всему острову, чтобы съесть его.

Пришлось сказать ему, что и я в такой же опасности и при случае меня съедят с не меньшим аппетитом, чем его. Но живьем в руки каннибалам мы не дадимся, и, по-видимому, придется вступить с ними в бой.

- Ты готов сражаться, Пятница? - спросил я.

- Пятница стрелять! - отвечал он. - Но их много, очень много!

- Не беда, - сказал я. - Все они разбегутся при первом же мушкетном выстреле. Я буду защищать тебя, а ты защитишь меня.

- Пятница умереть, когда господин прикажет умереть! - твердо произнес мой верный туземец, уже овладев собой.

топор.

После этого я поднялся на склон холма над нашим убежищем и, глядя в подзорную трубу, насчитал на берегу двадцать одного дикаря, трех пленников и три пироги. Нетрудно было догадаться, что единственной целью прибытия этой орды было людоедское празднество, варварский ритуал, который они справляли после всякой победы в стычках с соседями.

На этот раз дикари причалили не к тому месту, откуда сбежал Пятница, а гораздо ближе к нашему заливу. Берег там был более отлогим, и лес подступал почти к самой воде.

Меня переполняло негодование, когда я наблюдал за тем, как негодяи готовятся к своей кровавой забаве едва ли не у порога нашего дома. Я бегом вернулся к Пятнице и сообщил ему, что принял решение напасть на дикарей врасплох и перебить всех до единого.

Мы нагрузились оружием - Пятница взял два мушкета и ружье, а за пояс заткнул один из пистолетов, себе я оставил также два мушкета и охотничье ружье. Кроме того, я сунул в карман флягу с ромом, а Пятнице дал нести кожаный мешок с порохом и пулями.

Выйдя из дома, мы свернули направо и сделали лесом крюк около мили, чтобы обойти залив и приблизиться к неприятелю на ружейный выстрел незамеченными. Однако уже в пути в голову мне начали приходить некоторые мысли, которые поколебали мою решимость.

Нет, я не боялся многочисленных врагов - они по сравнению с нами были почти безоружными, и даже если бы я остался один, без Пятницы, то наверняка справился бы с ними. Но какая причина, спрашивал я себя, вынуждает тебя, Робинзон, идти на убийство и обагрять руки кровью? Эти люди не причинили тебе никакого зла, а их зверские обычаи ничем не отличаются от обычаев десятков других племен и народов. В сущности, они не виноваты в том, что соблюдают те же ритуалы, которые соблюдали их предки в десяти поколениях. Бог лишил из света разума, но не мне быть судьей их поступков, и уж тем более исполнителем приговора. И если Бог сочтет нужным, то сам покарает их за все злодеяния!

Конечно, у Пятницы имелись оправдания: эти люди были его врагами, он находился с ними в состоянии войны и имел полное право напасть на них. Пятница, но не я.