Робинзон Крузо.
Глава 47. Предчувствие

Глава 47

Предчувствие

Спустя семь месяцев с кораблем, вернувшимся из Бразилии, пришел толстый пакет с письмами и документами. Среди них был отчет о доходах с моей плантации за все прошедшие годы и письмо управляющего, в котором тот выражал искреннюю радость по поводу того, что я чудесным образом остался жив и избежал множества опасностей. Он приглашал меня лично прибыть в Бразилию и удостовериться, что моя собственность в полном порядке. Далее управляющий описывал, какие изменения и улучшения он ввел на плантации, сколько людей на ней трудится и каким способом обрабатывается земля. В знак сердечной привязанности ко мне к письму были приложены шесть леопардовых шкур, несколько ящиков превосходных сластей и сундук с сотней небольших слитков золота, еще не перечеканенного в монету.

Одновременно королевское интендантство произвело со мной окончательный расчет. С тем же караваном судов прибыли 1200 ящиков сахара, 800 тюков табака, а остаток суммы - португальской золотой монетой, то есть моидорами.

Трудно описать, как я был потрясен, когда прочел эти письма и ознакомился с бумагами. Мое лицо покрыла смертельная бледность, сердце остановилось, я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание; если бы не старый шкипер, без промедления напоивший меня целебным бальзамом, я наверняка умер бы на месте.

В течение нескольких часов после того я не мог и шагу ступить - до того ослабели мои ноги. В конце концов пришлось позвать врача, который, узнав истинную причину моего нездоровья, немедленно пустил мне кровь. Только после этого я почувствовал себя лучше и смог встать.

Причиной моего недомогания было содержание прибывшего из Бразилии пакета. Из бумаг следовало, что я в одно мгновение сделался обладателем состояния в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов и владельцем процветающего поместья в Бразилии, приносящего не меньше тысячи фунтов годового дохода. Это так меня поразило, что поначалу я не мог решить, как распорядиться всем этим огромным богатством.

Прежде всего я преподнес старому шкиперу, который оказался верным другом, проявил ко мне столько сострадания и был так честен и гостеприимен, пятьсот золотых монет и назначил ему пожизненную пенсию в сотню моидоров ежегодно. Кроме того, я просил его взять на себя обязанность следить за товарами, прибывающими на мое имя из Бразилии, и вести все торговые дела.

Только тогда я почувствовал, что исполнил свой долг по отношению к доброму старику.

Затем я принялся размышлять, куда мне направиться и как поступить с поместьем, которое Провидение так неожиданно мне вернуло. Поистине, теперь у меня было больше забот, чем за всю многолетнюю жизнь на острове. Ведь там я был сам по себе и нуждался только в том, что всегда было у меня под рукой, а теперь на меня свалилось огромное бремя ответственности. У меня больше не было пещеры, где я мог бы надежно спрятать свои сокровища, я не знал, куда мне их поместить и кому довериться. Лишь старый шкипер-португалец мог помочь мне разумным советом.

Обстоятельства звали меня в Бразилию, но я не мог туда отправиться, не передав своих богатств в надежные руки и не закончив всех дел.

В первую очередь я поручил одному лиссабонскому торговцу написать другому купцу из Лондона, чтобы тот разыскал мою старую приятельницу-вдову, уплатил все ее долги и вручил от моего имени сто фунтов стерлингов. Эта сумма должна была помочь доброй женщине вырваться из когтей бедности. Затем я отправил морем в Йорк по сто фунтов для каждой из моих сестер.

Но главное затруднение, препятствовавшее моему отъезду в Бразилию, так и осталось нерешенным. Я не знал, кому доверить мое состояние, ведь везти его с собой на корабле через океан было бы чистым безумием. После долгих колебаний я все-таки пришел к выводу, что мне следует вернуться в Англию и там найти достойного распорядителя для свалившихся на меня буквально с небес сокровищ.

Однако прежде чем пуститься в дорогу, я посчитал необходимым ответить на присланные мне письма. С горячей благодарностью за прямодушие и честность я написал моему управляющему, отдал распоряжения по управлению имением и сообщил, что не только вскоре прибуду в Бразилию, но и намерен провести там остаток своих дней. К письму я приложил подарки для его жены и дочерей - тонкое сукно, шелковые итальянские ткани, драгоценные брабантские кружева. Затем я обратился к настоятелю монастыря августинцев с просьбой раздать бедным остатки денег, полученных им в свое время.

В считаные дни я с большой прибылью продал всю партию табака и сахара, прибывшую из Южной Америки.

Внезапно меня охватили сомнения. Я привык к морю, я немало странствовал по свету, но теперь что-то мешало мне вновь подняться на борт корабля. Я колебался и, когда мое имущество уже было погружено на галеон, отправлявшийся в Лондон, неожиданно велел перевезти все обратно на берег и отказался от плавания. Причину объяснить я не мог, но ничто не могло меня заставить выйти в открытое море.

Кто знает, возможно, пережитые несчастья, связанные с кораблекрушением, стали причиной моих тайных опасений. Во всяком случае, они оказались небеспочвенными. Позднее мне довелось узнать, что корабль, на котором я собирался плыть, был захвачен страшной бурей и разбился. Весь экипаж, за исключением троих матросов, погиб.

Так я терзался до тех пор, пока мой старый приятель-португалец не посоветовал мне добраться по суше до Ла-Коруньи и там сесть на каботажное судно, которое, не удаляясь от берегов, доставит меня во Францию, в Ла-Рошель. Оттуда я могу доехать сухим путем до Кале и пересечь Ла-Манш, плавание через который займет всего один день.

Но я испытывал такое отвращение к морю, что решил не доверяться кораблям, а пересечь всю Португалию, Испанию и Францию и только в Кале погрузиться на судно. Спешить мне было некуда, и я уже заранее предвкушал это путешествие, которое представлялось мне веселым и безопасным.

Тем временем у меня появилась компания - я познакомился с сыном лиссабонского купца, собиравшегося в Англию, с двумя купцами-англичанами и двумя португальскими дворянами, направлявшимися в Париж. Итак, нас стало шестеро, не считая пяти слуг, двое из которых были моими. Кроме Пятницы, мне пришлось взять в услужение матроса-англичанина, так как мой приятель-дикарь еще не вполне освоился с европейским бытом.

Наш маленький отряд был отлично вооружен, а лошади - выше всякой похвалы. Меня единогласно избрали руководителем, так как я оказался старше и опытнее всех, к тому же именно я затеял все это путешествие.

Не стану подробно останавливаться на мелких дорожных происшествиях, но кое-что из того, что приключилось с нами в пути, заслуживает описания.

Прибыв в Мадрид, мы задержались там на некоторое время, чтобы осмотреть достопримечательности испанской столицы и побывать при королевском дворе. Лишь в середине октября мы отправились в дорогу и вскоре услышали тревожные вести, заставившие нас поторопиться. Едва мы достигли Наварры, как появились слухи, что на французской стороне Пиренейских гор выпало столько снега, что многие путешественники были вынуждены вернуться с полпути, не достигнув цели.

Уже в Памплоне мы убедились, что эти слухи справедливы - в тех местах действительно царила настоящая зима. По крайней мере, мне, человеку, который провел большую часть жизни в жарком климате, стужа казалась нестерпимой. А ведь всего десять дней назад мы покинули старую Кастилию, где стоял сухой зной. Ледяной пиренейский ветер резал наши лица, словно ножом, и заставлял наши конечности коченеть. Было чему удивляться!

Мой бедный Пятница, увидев горы, сплошь покрытые снегами, и впервые в жизни вдохнув морозный воздух, не на шутку перепугался. А когда мы прибыли в Памплону, снег повалил так густо и шел так долго, что местные жители в один голос стали утверждать, что зима в этом году наступила раньше срока. Дороги, и без того разбитые, стали совершенно непроезжими, а сугробы были настолько глубоки, что в некоторых местах лошади увязали по брюхо. Вдобавок снег был рыхлым, и путник в горах ежеминутно рисковал быть заживо погребенным под лавиной.

На протяжении двадцати дней мы оставались в Памплоне, ожидая, что погода переменится. Но надежда угасала с каждым днем - такой жестокой зимы давно уже не бывало в Европе.

Когда наше терпение истощилось, я предложил отправиться на побережье и оттуда отплыть на судне в Бордо, но в тот же день в город прибыли четверо дворян из Франции, переваливших через Пиренеи. Им удалось найти проводника, который провел их такими тропами, где снега почти не было, а если и был, то настолько твердый, что держал лошадей.

Мы послали слуг разыскать этого проводника, и он согласился провести нас обратно через горные перевалы, но предупредил, что нам необходимо иметь достаточно оружия, так как в эту пору в ущельях и на лесистых склонах разбойничают волки. Снег лишает их возможности охотиться за привычной дичью, и они стаями нападают на проезжих.

В оружии у нашего отряда недостатка не было, да и волков мы не боялись, не считая тех двуногих хищников, которых интересует не дичь, а золото и серебро. Их немало встречается у подножия Пиренеев, в особенности по ту сторону испанской границы. Но проводник уверял, что мы сумеем избежать этой опасности, и, посоветовавшись, мы решили ему довериться.

Пятнадцатого ноября с проводником во главе мы выступили из Памплоны. Но каково же было мое изумление, когда наш провожатый повел нас не прямиком в горы, а обратно по дороге, ведущей в Мадрид. Мы проехали по ней миль двадцать, переправились через несколько небольших рек и оказались на равнине, где не было ни малейших следов снега. Повсюду зеленели луга, а солнце припекало, как летом.

И только тогда проводник дал знак свернуть с торной дороги и направиться к горным хребтам, синевшим вдали. Спустя несколько часов перед нами открылись ужасные пропасти и утесы. Дорога была так крута и извилиста, что лошади едва могли удержаться на ногах. Однако снега здесь в самом деле было мало, и лежал он только на больших высотах. С одного из перевалов проводник указал нам куда-то вдаль, и мы увидели, как далеко внизу расстилаются зеленеющие долины Лангедока и Гаскони.

Однако прямой дороги туда не было, и нам предстоял еще немалый путь по горным теснинам. А спустя несколько часов пошел снег, да так густо, что не разобрать дороги под ногами, и нам пришлось остановиться и переждать непогоду. Проводник успокоил нас, сказав, что осталось совсем немного, что мы уже миновали главный перевал и начинаем спускаться на французскую сторону гор.

И действительно, я заметил, что дорога постепенно пошла под уклон.

Это были крупные и злобные звери; они не колеблясь напали на проводника, и если бы он находился хотя бы в полумиле от нас, то был бы съеден вместе со своей лошадью, прежде чем мы смогли бы оказать ему помощь.

Тогда я велел Пятнице гнать коня во весь опор и выяснить, что там случилось. Мой храбрый дикарь без промедления бросился вперед, а увидев, что происходит на дороге, подскакал к проводнику вплотную и разрядил пистолет прямо в голову волка, атаковавшего всадника.

После того как прогремел выстрел Пятницы, из леса по обе стороны дороги донесся ужасающий волчий вой. Его подхватило эхо в ущельях, и нам показалось, что хищников в этих местах несметное множество.

Скорее всего, так оно и было.