Жизнь и приключения Робинзона Крузо.
XVI. Новая лодка. Дикари

XVI. НОВАЯ ЛОДКА. ДИКАРИ

Часто думалось Робинзону о тех семнадцати белых, что жили сравнительно так близко от него. Если бы он мог соединиться с ними, может быть, сообща они придумали бы способ вернуться на родину или хоть добраться до европейских колоний в Южной Америке.

Но как это сделать? Без большой лодки нечего было и думать пускаться в путь.

Робинзон решил как-нибудь поговорить с Пятницей о своих желаниях. Раз, идя вместе по лесу, он спросил его:

- А что, Пятница, хотел бы ты вернуться к своим?

- Да! - ответил он, - я бы много рад был воротиться домой!

- Что ж бы ты стал там делать? - продолжал Робинзон, - опять сделался бы прежним и стал бы есть человеческое мясо?

Пятница сильно замотал головой и воскликнул:

- Не стал бы! Никогда не стал! И им бы не велел!

- Тогда они съели бы тебя!

Пятница даже рассердился немножко.

- Не съели бы! Я сказал бы им, что надо хорошо жить, любить друг друга и не ссориться. Они рады знать доброе!

Тогда Робинзон решил показать Пятнице свою лодку. Давно уж он доверил ему все свое имущество.

Трудно было научить Пятницу стрелять, потому что долго звук выстрела внушал ему ужас, но когда он попривык, то сам запросил ружье и прыгал, как ребенок, застрелив первую птицу.

С тех пор он сделался очень недурным стрелком, благодаря необыкновенной верности глаза.

Только лодку, глубоко запрятанную в глубине маленького заливчика, как-то не собрался показать ему Робинзон.

Теперь он провел его туда и с торжеством показал свое сокровище.

- Вот лодка, Пятница! Если хочешь, можешь ехать на ней домой!

С величайшим интересом тот прыгнул к лодке и стал ее подробно осматривать, покачивая головой и бормоча что-то вполголоса.

- Мала лодка! Нельзя ехать!

- А если мала, то надо сделать большую… Эту лодку я делал один, вдвоем мы быстро сделаем другую, и ты уедешь к своим!

Пятница не пришел в восторг от этих слов, как ожидал Робинзон, а неподвижно стоял, не то с недовольным, не то с сердитым лицом.

- Что с тобой, Пятница? Разве тебе не хочется сделать лодку? - наконец, спросил Робинзон.

- А зачем сердишься? - вместо ответа спросил тот.

- С чего ты взял, что я сержусь? Нисколько я не сержусь!

- Не сержусь! Не сержусь! - ворчливо передразнил Пятница, - зачем тогда гонишь Пятницу? Что я сделал?

- Да ведь ты же сам говорил, что тебе хочется домой?

- Да, хочется, только чтобы оба! Ты не едешь, я не еду. Один не хочу!

- Но послушай! - возразил Робинзон, - зачем я поеду к твоим? Что же я там буду делать?

Пятница живо повернулся, и его глаза заблестели.

- Много делать! Хорошо делать! Будешь учить лучше быть, как я!

- Ну, будь по-твоему! Давай делать лодку, а там посмотрим! - весело ответил Робинзон.

Не поскупился Пятница на прыжки и танцы в знак своей радости, потом указал на топорик, висевший у его пояса, и полушутя, полусерьезно воскликнул:

- Если ехать не будешь, а меня посылаешь, лучше убей! Один не поеду!

На другой же день отправились в лес искать подходящее дерево. Конечно, деревьев было много, одно лучше другого, надо было выбрать такое, что росло бы недалеко от берега, чтобы не слишком трудно было спустить потом лодку в воду.

Выбор Робинзон предоставил Пятнице, потому что видел, что тот прекрасно понимает толк в этом.

Дело пошло живо, рубили вдвоем, но, когда ствол был готов для выделки лодки, вышел было маленький спор: Пятница хотел внутренность непременно выжигать огнем, как делают у них, Робинзон же настаивал на том, чтобы, главным образом, работать топором и стамеской. Скоро Пятница убедился на деле, что Робинзон прав, и охотно подчинился ему, впрочем, ворчливо заметив:

- Хорошо вам, белым! Вы в земле находите такие хорошие вещи: ножи и топоры! У нас только камни!

- Как? Ты думаешь, что мы находим их готовыми? Да, я тебе говорил, что железо находят в земле, только много работы над ним, прежде чем можно сделать из него топор или нож!

И, стараясь говорить понятно, Робинзон стал рассказывать о рудниках, плавильных печах и тяжелом труде, выпадающем на долю людей. Пятница слушал, полуоткрыв рот и застыв неподвижно, изредка только поглядывая на свой топор, о котором слышал такую удивительную историю.

Рис. 16. Робинзон и Пятница рубят лодку.

Когда Робинзон говорил о том, как трудно рабочим, Пятница не выдержал и прервал его.

- Зачем делают это, если трудно? - воскликнул он.

- Потому что они бедны! - грустно ответил Робинзон.

Оказалось, что это понятие почти незнакомо Пятнице. Он долго понять не мог, как можно не иметь необходимого?

- У нас - иди и возьми! - говорил он. - Зачем работать? Птицы много, орехи много, всем хватит!

И окончательно не мог он в толк взять, что топоры, которые выделывают эти люди, достаются не им, а другим, богатым, у которых много всего.

- Разве богатые не любят бедных? - спросил он живо.

Робинзон в затруднении пожал плечами.

- Ты же говорил, что ваш учитель велел любить друг друга, отчего же вы его не слушаете? Я бы сказал: будем вместе работать, что твое, то мое, а я тебе работаю!

Робинзон вспомнил о роскоши, в которой живут одни люди, и о бедности, доставшейся на долю других, и тяжело вздохнул.

- Да, Пятница, у нас делается не все так, как надо! - признался он.

Пятница тоже затуманился и был неразговорчив весь день. Вероятно, ему грустно было расстаться с мыслью, что далекая страна, казавшаяся ему такой волшебно прекрасной, населенной полубогами, оказывается, на самом деле, совсем другой.

А лодка, между тем, все больше и больше обозначалась из бесформенного ствола дерева. Она выходила гораздо больше первой. Когда обтесали ее снаружи топорами, чему Пятница мигом выучился, сгладили все неровности, а внутри сделали две скамьи, то вышла она хоть куда, настоящей морской лодкой. Спустить в воду тоже было не просто.

Делали деревянные катки и, перекидывая их все дальше и дальше, черепашьим шагом передвигали лодку. Слишком мало рабочих рук было для этого дела! Зато, как хорошо держалась лодка, когда наступил торжественный час, и она закачалась на воде. Пятница оказался гребцом на-диво: несмотря на величину лодки, она слушалась его всецело, он быстро поворачивал, менял, направление и, видимо, сам нарадоваться не мог на новинку.

Очень были довольны и Робинзон, и Пятница, но был еще один замысел, о котором Робинзон пока не говорил. Ему непременно хотелось поставить мачту и сшить паруса, в чем Пятница ничего не смыслил.

Для мачты было сколько угодно молоденьких деревьев, прямых, как стрела, но сшить паруса было труднее.

Они стесняли его меньше меховых, и пришлось сделать ему эту уступку. К меховой куртке обращался он только во время дождей, когда готов было надеть на себя что угодно, лишь бы защититься от холода.

Два месяца трудился Робинзон над оснасткой своего суденышка. В этом деле Пятница не мог помочь ему.

- Ну что, Пятница, на такой лодке можно плыть к вашим? - спросил Робинзон.

- О! Много можно! - ответил тот в восторге.

Плавание не представляло особенной трудности, по мнению Робинзона. Если выбрать ясный день для путешествия, то земля не пропадала бы из виду, и было бы не трудно знать, куда держать путь. К сожалению, приближалась дождливая полоса, и нельзя уж было рассчитывать на постоянную погоду. Волей-неволей надо было переждать ее. Пятница соглашался с этим, но с большим неудовольствием, Робинзона же давно жизнь научила терпению.

Пока необходимо было позаботиться о надежном приюте для новой лодки, потому что буря не редка в это время. Они перевели лодку в бухточку, памятную тем, что тут Робинзон впервые пристал со своим плотом. Дождавшись прилива, они подтянули лодку возможно выше к берегу. Когда же начался отлив и она очутилась на сухом месте, они с Пятницей выкопали возле глубокую яму такой длины и ширины, чтоб лодка могла поместиться туда. Когда со следующим приливом яма наполнилась водой и лодка встала, на приготовленное место, прочной плотиной они отгородили ее со стороны моря, чтобы держать в полной безопасности.

Наконец, чтобы предохранить от дождей, сверху накидали густо ветвей, образовавших непроницаемую крышу. Теперь можно было спокойно пережидать плохое время года.

Как только кончилось оно и погода стала устанавливаться, Робинзон и Пятница начали деятельно готовится к дальнему плаванию. В скучные дни они уж до мельчайших подробностей рассчитали и сообразили все, что может понадобиться им в пути, сколько провизии нужно взять и какой именно. Накануне отъезда, утром, Робинзону вдруг захотелось прибавить еще черепашьих яиц к своим запасам, Пятница вызвался сбегать на берег поискать их.

Не прошло и получаса, как он прибежал назад. Как полоумный, не помня себя, он птицей перелетел ограду и, прежде чем Робинзон успел спросить, в чем дело, задыхаясь, закричал:

- Друг! Друг! Беда! Нехорошо!

- В чем дело? Что случилось? - спрашивал тот в тревоге.

- Там, на берегу лодки - одна, две, три… одна, две, три!

Потом оказалось, что их действительно три, а не шесть, как можно было бы подумать сначала.

- Ну, что за беда, Пятница? Не бойся, друг! - сказал Робинзон, стараясь его ободрить.

Бедняга был страшно напуган, вероятно, ему показалось, что дикари явились за ним, разыщут его и съедят. Он так дрожал, что Робинзон не знал, что с ним делать. Начал с того, что дал ему глоточек рому, которого еще хранилось немного на случай болезни, а потом стал доказывать, что ничего особенно страшного не случилось.

- Ведь мы же постоим за себя! - говорил он. - Смотри, сколько у нас ружей! Ведь ты хорошо стреляешь теперь!

- Да, только их много! - возразил Пятница, уже гораздо спокойнее.

- Не беда! Одних мы убьем, а другие сами разбегутся от страха. Я обещаю тебе храбро защищать тебя, но и ты обещай мне не трусить и во всем слушаться меня.

Он ответил просто.

- Я умру, если ты велишь. Скажи, что делать.

Приготовившись таким образом к бою, Робинзон взял подзорную трубу и влез на гору. На берегу моря он увидел дикарей, их было двадцать один человек, да, кроме того, на песке лежало двое связанных людей, очевидно, военнопленных, обреченных на съедение. Не было никакого сомнения в том, что предстоит обычный кровавый пир. С негодованием убедился Робинзон, что дикари высадились на этот раз значительно ближе к его жилищу и бухточке, где хранилась лодка. Надо было пытаться спасти несчастных жертв во что бы то ни стало и помешать их торжеству.

Живо спустившись с горы, он объявил Пятнице свое решение и еще раз спросил, готов ли он помогать ему. Тот теперь совершенно оправился от испуга и с бодрым видом повторил, что готов умереть за него.

Тогда Робинзон поделил приготовленное оружие, а они тронулись в путь.

Пятнице он дал один из пистолетов, который тот заткнул за пояс, и три ружья, а сам взял все остальное. На всякий случай сунул в карман бутылочку рому, а Пятнице на спину повесил мешок с порохом и пулями. Оба захватили еще по хорошему ломтю хлеба. Он строго приказал следовать за собой молча и стрелять лишь тогда, когда он прикажет.

Пришлось сделать довольно большой крюк, чтоб обойти бухту и подойти к неприятелю со стороны леса, потому что только оттуда можно было это сделать незаметно. С всевозможными предосторожностями и полным молчанием подвигались они по лесу. Наконец, когда только несколько рядов деревьев отделяло их от открытого берега, где находились дикари, Робинзон подозвал Пятницу, указал на толстое дерево почти на выходе из леса, велел пробраться туда и посмотреть, что делают дикари. Не раз приходилось Робинзону видеть, с какой ловкостью пробирается Пятница по лесу, скользя беззвучно, как змея, и потому и дал ему это поручение. Он скоро воротился и сообщил, что все отлично видел, что дикари сидят вокруг костра и едят мясо одного из привезенных ими пленников, другой лежит тут же, связанный, на песке.

- Должно быть, сейчас его есть будут! - прибавил Пятница совершенно спокойно.

«Пора действовать!» - подумал Робинзон, но каково было его отчаянье, когда Пятница сказал еще, что узнал в пленнике одного из белых, поселившихся с его племенем. В волнении выхватил Робинзон бывшую с ним подзорную трубу; сомнения быть не могло: продвинувшись немного, он ясно увидел связанного, белого человека. Руки и ноги его были стянуты гибкими прутьями или чем-то подобным. На нем была европейская одежда.

Еще ближе подошли они к дикарям. Приблизительно на расстоянии половины ружейного выстрела до них, росло еще одно толстое, развесистое дерево, до которого, соблюдая осторожность, можно было пробраться через кустарник.

Сдерживая свое нетерпение и пламенный гнев, Робинзон тихонько пробрался к дереву и оттуда увидел все, как на ладони.

У костра, сбившись в плотную кучку, сидело девятнадцать дикарей, в нескольких саженях от них стояли двое остальных, нагнувшись над европейцем и развязывая ему ноги. Еще минута, и они зарежут его, как барана. Медлить было нельзя. Робинзон повернулся к Пятнице.

- Будь готов! - шепнул он ему, тот кивнул головой.

- Теперь смотри на меня и делай все, что я!

Робинзон взял одно из ружей и прицелился. Пятница то же.

- Ты готов? Стреляй!

Два выстрела прогремели одновременно.

Пятница оказался удачливее, чем Робинзон: его выстрел убил двоих да ранил столько же. Робинзону же удалось только убить одного и ранить двоих. Неописуемый переполох произошел на берегу. Все уцелевшие вскочили на ноги и заметались из стороны в сторону, не зная, куда бежать. Они видели, что им грозит смерть, но не понимали, откуда она. Не давая дикарям опомниться, Робинзон схватил другое ружье, то же сделали Пятница.

Рис. 17. Робинзон и Пятница выручают жертвы дикарей.

Снова грянули два выстрела. Они были заряжены крупной дробью и, хоть не убили ни одного, но ранили многих. Обливаясь кровью, с дикими воплями катались они по песку, как безумные.

Взяв последнее заряженное ружье и крикнув Пятнице: «За мной!» Робинзон выбежал на берег.

к морю, столкнули лодку в воду, вскочили в нее и стали отчаливать.

В ту же лодку успели вскочить еще три дикаря. Робинзон указал на них Пятнице. Тот мигом понял, что от него ждали, побежал в том направлении и выстрелил вслед. Все пятеро немедленно повалились в кучу на дно лодки, но двое сейчас же поднялись, очевидно, они упали просто от страха.

Покуда Пятница расправлялся с беглецами, Робинзон ножом быстро разрезал, путы, стягивавшие ноги и руки пленника. Он помог ему приподняться и спросил, кто он такой.

- Христианин! - ответил тот по-латыни.

От слабости он едва шевелил языком. Робинзон поднес к его губам бутылочку с ромом и достал из кармана кусок хлеба. Подкрепившись немного, пленник указал на себя и по-латыни же сказал, что он испанец. Но разговаривать было еще рано.

Робинзон сунул ему саблю в руки и знаком предложил защищаться от врагов. Почувствовав в руках оружие, тот словно переродился. Откуда взялись у него силы! Он бурей налетел на дикарей, поражая их направо и налево. Впрочем, это было и не трудно: они были ошеломлены до такой степени, что и не думали защищаться.

Робинзон держал последнее заряженное ружье наготове, приберегая последний выстрел на случай крайней нужды. Вспомнив, что разряженные ружья остались в кустах, он послал за ними Пятницу и, получив их, отдал ему свое ружье и принялся заряжать другие.

Пока они занялись этим, у испанца завязался отчаянный бой с одним из уцелевших дикарей. Тому удалось повалить белого, и он изо всех сил вырывал у него саблю. Несмотря на слабость, испанец бился отчаянно, но дикарь, видимо, был сильнее. Последний выстрел из третьего ружья решил дело, и дикарь упал мертвым.

Между тем, Пятница продолжал свое дело, скоро врагов больше не оставалось, только трое, спасшиеся на лодке, гребли изо всех сил, да еще один, по-видимому, раненый, все же бросился вплавь и догнал их. Пятница выстрелил вслед, но не попал. Тогда он стал убеждать Робинзона в необходимости пуститься в погоню. Тот и сам склонялся к тому же, потому что боялся, что, когда дикари вернутся домой и расскажут единоплеменникам о всем происшедшем, то те нагрянут несметным количеством, может быть, в числе двухсот-трехсот лодок, и тогда им несдобровать. В виду этих соображений, Робинзон уступил Пятнице, и оба побежали к покинутым лодкам. Каково же было их изумление, когда, вскочив в одну из них, они увидели лежащего на дне человека. Это был индеец, старик. Он лежал, связанный по рукам и ногам, как испанец. Очевидно, это тоже была жертва, обреченная на съедение. Скрученный так крепко, что не мог пошевелиться, он, видимо, был едва жив от страха.

Робинзон, который был ближе к нему, поторопился перерезать путы, старик жалобно застонал, он, кажется, вообразил, что его сейчас поведут на убой. Но что сделалось с Пятницей, когда он услышал его голос и затем заглянул в его лицо! Он бросился обнимать старика, заплакал, засмеялся, потом запел, заплясал, потом опять заплакал, принялся колотить себя по лицу и голове. Робинзон не сразу мог понять, в чем дело, наконец, Пятница крикнул ему, что старик был его отец.

и выскакивал из нее, то садился возле отца и, распахнув куртку, прижимал его голову к своей голой груди, то принимался растирать тому руки и ноги. Робинзон посоветовал дать ему глоток рома и ромом же растереть затекшие руки и ноги, и это очень помогло.

Но о преследовании убежавших дикарей теперь, нечего было и думать - они почти скрылись из виду. На их горе скоро поднялся сильный противный ветер, который развел огромное волнение, и вряд ли смогли они справиться с бурей, бушевавшей потом всю ночь.

Пятница, между тем, был так поглощен своей радостью, что не видел ничего кругом. Переждав первые минуты, Робинзон окликнул его. Он подбежал вприпрыжку, улыбаясь во весь рот. Робинзон спросил, дал ли он поесть отцу? Пятница огорченно хлопнул себя по голове:

- Нет хлеба! Жадная тварь все сама съела, ничего не оставила! - и он показал на себя.

Тогда Робинзон собрал все, что у него оставалось: обломок хлеба и веточку изюма и передал для старика. Пятница благодарно кивнул головой, но через минуту понесся куда-то, сломя голову. Робинзон попробовав было окликнуть его, но парень и всегда-то был легок на ногу, а тут за ним словно гналась нечистая сила. Едва прошло четверть часа или около того, как он уж воротился, но уж не так шибко.

Молоко произвело живительное действие на старика, который, кажется, умирал от жажды.

Когда он напился досыта, Робинзон велел остальное отнести испанцу, прибавив к этому изрядный кусок хлеба. После временного прилива сил, он вдруг ослабел и сидел теперь под деревом в полном изнеможении. Робинзон подошел к нему, тот взглянул на него с глубочайшей благодарностью, но ноги и руки его так распухли от тугих пут, что он упал снова, когда попробовал подняться. Тогда Робинзон подозвал Пятницу и попросил его растереть испанцу руки к ноги так же, как он делал это отцу.

Пятница охотно взялся за помощь, но поминутно оглядывался, не нужно ли чего его отцу.

Ему видна была только одна голова старика, так как тот сидел на дне лодки. Вдруг, оглянувшись, он увидел, что голова исчезла. В тот же миг он уж несся, как вихрь, к лодке. Но, добежав, он убедился, что старик спокойно прилег отдохнуть, тогда Пятница, улыбаясь, вернулся к прерванному делу.

к лодке. Тут, осторожно спустил его, усадил против отца на дно, потом вышел сам на берег, столкнул лодку на воду, прыгнул в нее сам и взял весло. Робинзон пошел пешком.

Несмотря на ветер, лодка так быстро неслась вдоль берега, что тот, дойдя до бухты, нашел уж их там. Сам же Пятница опять мчался куда-то с быстротой ветра. По дороге он крикнул, что пошел за другой лодкой. Вскоре он показался с ней. Выскочив на берег, он стал помогать отцу и испанцу встать на ноги, но ни тот ни другой не могли этого сделать. Пятница растерялся: втащить обоих на гору было все-таки не под силу и ему.

Робинзон пришел ему на помощь. Усадив поудобнее гостей на мягкую траву, в тени, он позвал за собой Пятницу в ближнюю рощицу, там они вырубили несколько крепких жердей, на скорую руку сделали носилки и на них перенесли своих больных к наружной стене крепости. Но тут снова встало препятствие: перетащить двух взрослых людей через высокую стену было невозможно, ломать же ограду Робинзон ни за что не хотел. Наконец, он нашел выход. Закипела работа, и через два часа у наружной стены красовалась прекрасная палатка из парусины, густо прикрытая ветвями от солнца и дождя. В палатке они устроили две постели из соломы, прикрыв их козьими шкурами и положив в придачу по одеялу.

Улыбка полного блаженства показалась на лицах гостей, когда они протянули свои измученные члены на приготовленных ложах, в прохладе и безопасности.