Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая.
Страница 3

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая. Страница 3 (старая орфография)

Сия военная попытка возъимела желаемой успех: ибо коль скоро дикие первой выстрел услышали, то вставши оглядывались на все стороны; а по вторичном поднявши ужасной и жалостной крик, побежали в лес. Поселяне мои желали, чтоб утушилась буря, дабы тем избавиться сих несносных гостей, но сего жалали они напрасно. Ибо дикие за причиненной им вреде островским жителям отмстить бы не оставили, и в таком бы множестве к ним приехали, что всех бы их и без бою в полон побрали.

При сем случае раненой Аткенс не отставал от своих товарищей, дал им совет отрезать диких от лодок, дабы тем не допустить их во отечество; а хотя некоторые и представляли, что имея у себя на острову домашних, а при том в отчаяние приведенных неприятелей, принуждены будут с ними безпрестанно драться, и тем нарушат общей покой; однакож Аткенс стоял в том, что лучше драться с ста человеками: ибо от двести пятидесяти, в коем числе дикие на остров приехали, осталось только сто, нежели с толиким числом разных народов, коих дикие приехавши в свое отечество подговорить, и на них бы обратиться с ними не упустили. Сии и тому подобные важные и полезные представления приняты наконец от всего общества, и для того воины мои собравши сухия деревья, зажгли Индейской флот, а от того суда неприятелей их хотя и не со всем до основания, однакож так погорели, что на них уже ни коим образом в море ехать было не можно.

Индейцы увидя сей пожар вышли из лесу, и ставши пред поселянами на колени, кричали жалостным голосом. О а! о а! варамока и прочее. А, хотя поселяне мои слов их и не разумели, однакож по жалостному их крику заключили, что просят о помиловании своих лодок; но в разсудке том, что сие для своей безопасности есть необходимо нужно, дали им знать, чтоб того не дожидались, а от того дикие побежали в остров, так как бешеные.

А хотя поселяне со всеми своими вещьми и убрались в безопасные места, однакож дикие бродя по острову, нашли их пашню, и всю ее разорили, перепортили же при том виноград, и тем причинили им невозвратной вред, а при том такое безпокойство, что одному по острову без опасности и ходить было не можно.

Крайность, в кою приведены Индейцы, была не описанная, да и причиненной ими поселянам моим вред несказанной же; так что лучшая надежда жителей моих состояла уже тогда только в отогнатом в грот скоте, и в малом числе посеянного у Вилгелма Аткенса и его другого товарища хлебе, третей же его подруг убит при первом с Индейцами сражении. Он был тот, которой хотел срубить своего невольника и подушить всех Гишпанцов.

Таким образом находились поселяне мои в беднейшем состоянии, которое и того хуже было, какое я имел при вступлении моем на острове, за тем, что у них было сто человек внутренних неприятелей, кои им всегдашнее разорение и во всем помешательство причиняли. Для сего намерились они прогнать Индейцов далее в остров, и бить их до смерти, последних же к себе привадивши научить сеять хлебе, и собственными трудами питаться.

В сходство сего намерения привели они их огнестрельным своим оружием в такой страх, что дикие час от часу далее в остров убираясь, а от голоду ежедневно умирая, пришли в безсилие, и принуждены были питаться кореньями.

Такая их бедность привела Коменданта в жалость, и для того предложил он всему обществу, чтоб поймать из них одного, которагоб, расказавши ему намерение, кое поселяне имеют о сохранении их жизни, можно было послать обратно к его товарищам, и зделать с ними мирные договоры. Но долго не могли они исполнить сего предприятия, а наконец поймали одного, от голоду весьма ослабевшого, которой сперва хотя и печалился; но видя, что с ним все ласково обходятся, начал мало по малу привыкать и поселян моих не бояться, кои чрез отца слуги моего уверяли его, что не только не намерены лишить товарищей его жизни, но еще с ними островом своим и поделиться не отрекутся, с тем только договором, чтоб оне в своих границах смирно жили, и поселянам никакого вреда не причиняли; обещаясь при том кормить их и всем снабдевать до тех пор, пока они сами не заведутся. С таким уверением послали они пойманного к землякам его, с тем, что естьли они на сии для них весьма полезные договоры не согласятся, то конечно все с голоду помрут.

Бедные и голодом усмиренные Индейцы охотно приняли сие предложение. А Гишпанцы пошли к ним на договор, однакож вооруженные. Невольники их несли для новых друзей хлеб, чем и накормили оголодалых неприятелей, кои принимали все с крайнею благодарностию, а наконец показались столь твердыми наблюдателями данного своего слова, что из показанного им жилища на остров выходили только для прошения себе пищи или для спрашивания, как учреждать свои плантации. А по приезде моем жили в отведенном им месте, научились орать землю и сеять хлеб, доить коз и прочему, и естьлиб у них жены были, то бы в скором времяни остров мой населили немалым числом жителей. Жилище их от моря, також и от Европейским хуторов, отделено было высокими, однакож такими горами, между которыми находилось множество плодородной земли.

Таким образом установилась на острову моем всеобщая тишина. А хотя прочие Индейцы по обыкновенно своему и весьма часто для пиршестив своих на оной приезжали, однакож не ведая о приключившимся или землякам или соседам их нещастии, ни о каком отмщении и не думали. Видеться же им с живущими на острому дикими было не можно, за тем, что они жили от тех мест, куда они приставали, весьма далеко.

Сим окончеваю я описание о случившемся поселянам моим от неприятелей их разорении, а дикие, коих нашел я по приезде моем на остров, старанием поселян благонравными и обходительными учинившихся, жили уже своими домами. А хотя Гишпанцы и Агличане к ним и ходили, однакож самим им наикрепчайше подтверждали не выходить из границе своих. Впрочем были они все переимчивы и ко всему способны, а показанное и растолкованное им, часто и мастеров своих делывали лучше. Я снабдил их привезенными с собою разными инструментами. Шалаши плели они как плетутся корзины из прутьев, чему научили их Агличане. Из того ж делали они столы, стулья и прочие свои вещи, а хотя и безобразно, однакож для нужного употребления довольно годно. Особливо привел меня в удивление на такой же манер у Аткенса сделанной его дом, разделенной при том на многия комнаты, в коих жил он со всеми своими детьми, також и другой его товарищ, да еще оставшая жена Агличанина убитого при первом сражении с дикими; однакож у всех у них такой чистоты не было, какая находилась у смирных их товарищей. К томуж приметил я, что они все не имели о Христианском законе ни малейшого понятия; а хотя иногда в и напрасной божбе и привычных матрозам беззаконных заклинаниях имя Божие и употребляли, но оное делалось без малейшого о сем существе понятия, а по единой только к суеприятию оного привычке; и так каковы сами были, таковых застал я жен их, коих научили они только, також и прижитых с ними детей говорить по Аглински. Их было уже человек до дватцати; матери их были тихи, воздержны, работящи, услужливы и трудолюбивы, а особливо послушны господам своим. Мужьями и их не называю за тем, что они женились на них не по закону, но и то совершил я своим старанием скоро по моем на остров прибытии.

Описавши вообще обстоятельства всего моего селения, а особливо поступки пяти человек Агличан, мною на острову оставленных, за должность почитаю упомянуть нечто о Гишпанцах, составляющих большую часть моих подданных, коих история столько же примечания достойна, сколько и вышеписанная.

Они рассказали мне все то, что с ними во время их житья с дикими случилось, и единодушно признавались, как будучи нещастием своим приведены в уныние, в такое пришли было наконец отчаяние, что о собственном своем содержании попечения не имея, положили лучше умереть голодом, нежели вести такую жизнь, коя им самим наскучила. А хотя, сказал один из них, разумной человек и не должен в бедность пришедши отчаеваться, но всегда бодрствуя искать при нещастии в разуме и здравом разсудке своей подпоры, и во ожидании щастливейшей перемены, ласкать себя в получении тою надеждою, однакож печаль есть страсть такова свойства, коя ненавидя разум, бывает к принятию разсуждениев оного неудобна, и вместо того, чтоб нам дать способ, как бы окончат наши нещастия, оные усугубляя, делает их еще больше несносными.

По том хвалил Гишпанец с мною для моего благоденствия в бытность мою в уединении принятые меры и неутрудимые старания, посредством которых я умел, будучи в превосходном против их нещастии, приобрести себе благополучную жизнь, коей они все и подобия не могли составить.

Еще сказал он мне, что с удивлением примечает, как в Агличанах, во время случившихся им нещастиев, присудствующей разум больше действует, нежели во всех прочих народах, коих ему в жизнь свою знать случилось, и что земляки его с Португальцами суть пропадшие тогда люди, когда им с нещастием бороться случится; ибо покусившись от оного избавляться, предаются они в случае своей в том неудачи несказанному отчаянию, и тем лишаются всех способов к избавлению от оного.

Я отвечал ему на то, что тогдашния мои обстоятельства с их нещастием сравняться не могут, по тому что хотя я и выброшен на берег, не имея ничего, чем бы содержаться, однакож злополучие мое тем не усугублялось, что я был один, а ниспосланная свыше помощь в доставлении к острову остатков корабля моего, моглаб ободрить наитрусливейшого человека. Государь мой! отвечал мне на то Гишпанец, еслиб мы были на вашем месте, то бы ни половины нужных нам вещей с него, коими вы тогда запаслись, взять не вздумали; а то бы нам и в ум не вместилось, как бы для перевозу оных на берег зделать плот, и как бы итти им без паруса или весел, или пристать на нем к берегу. Всем бы нам в голову не пришло, тем меньше одному, что бы приняться за такое трудное дело, и произвести оное в действо. Я перервавши речь его, просил оставить комплементы, а рассказать мне, коим образом приехали они на остров, и как препровождали, будучи между дикими, жизнь свою. Но нещастию нашему, сказал мне на то Гишпанец, пристали мы к такому месту, которого жители были весьма бедны; естьли же бы доплыли до другого не далеко от оного находящагося ж острова, то бы нашли там всего довольно, а при том бы сами были хозяева, имелиб коз и свиней, куропаток и морских птиц такое множество, чтобы в случае безхлебицы и ими пропитались; напротив того там, куда мы пристали, кроме трав и кореньев, и то мало, вкусных и сочных, ничего не было, да и теми из милости и весьма скупо жаловали нас наши хозяева; чем они и сами, да еще человечьим мясом питались, к чему из нас никто не имел ни мало охоты.

Будучи у них, старались мы поправить у них обычаи и нравы, но все наши труды были напрасны. Ибо дикие весьма нам дивились, как мы яко пришельцы на их землю, осмеливаемся давать наставлении своим кормильцам; особливо, что по их мнению, надлежало сообщать оные только тем, кои от вашей власти зависит.

Иногда голод доводил нас, до самой крайности, ибо остров пристанища нашего обитаем был грубым, а при том ленивым, и от того следовательно пред прочими в сих странах живущими бедным народом; в замену того не были они столь зверски, и столь безчеловечны, сколько бывают находящиеся в довольствии Американцы. В таком плачевном своем состоянии признавали, и теперь имеем явное доказательство премудрости и щедроты всем управляющого Бога в том, что брошены на сей остров, а не на иной, и что он подкреплял нате терпение, а без того особливо, когда бы мы толикою нищетою и голодом притесняемы покусились искать плодородного для пребывания своего места, то бы сыскавши оной, и сим по тогдашнему нашему во всем недостатку, хотя и добрым случаем пользуясь, пресекли себе путь к избавлению вами нам приготовляемому.

Впрочем дикие за угощение свое брали нас с собою на бой, а хотя у нас огнестрельное оружие и было, ибо мы по щастию нашему при разбитии корабля не лишились своей аммуниции, и тем бы могли хозяевамъ своим не только зделать несказанную услугу, но и себе приобрести у сих союзников своих любовь, а у неприятелей их страх и почтение; но не имея ни пороху, ни пуль, подвергались больше опасностям, нежели и они сами. Луков же и стрел, коими друзья наши и снабдить бы нас могли, употреблять мы сами не умели.

обвостренные вместо штыков дротики, разрывали иногда целые неприятельские баталионы; а часто и то случалось, что окружены будучи множеством, от стрел их не инако, как явным чудом избавлялись; после же выдумали защищаться от сей опасности зделанными и козлинными кожами покрытыми щитами. Во время такового сражения напали на нас дикие, и збили своими дубинами с ног пятерых наших товарищей, из которых одного и удалось им взять в полон. Он самой тот, коего после случилось вам избавить от мучения победителей наших. Сперва думали мы обе нем, что он убит до смерти, но проведавши о его пленении, хотели, не взирая на свое малолюдство, избавить его от зверских руке неприятельских. А хотя мы построившись пробились сквозь большую их кучу, побивая всех нам сопротивляющихся, а тем приобрели друзьям своим совершенную победу, однакож не могли возвратить своего товарища.

Можно разсудить, сколь велика была наша радость, когда мы увидели живым того, коего тиранским образом лютыми людоедами же сожранным почитали, а привезенная им ведомость, что некто из Христиан намеряется окончить наши злополучия, и что оное легко в действо произвести можно, приводила нас в неописанное восхищение, а особливо обрадовались мы привезенному им хлебу, коего уже несколько лет не видали, благословляли его тысячу раз, будто бы манну с небес к нам сшедшую, и вкушая его, находили в нем известной один только голодным людям вкус. Такуюж делали в нас радость и прочие от вас посланные к нам съестные припасы.

Гишпанцы рассказывая о семь, на оставили изъяснить притом своей чувствительной за то благодарности. А когда дошла речь до судна, ими тогда озираемого, и всем для избавления от нещастия их снабденного, и могущого доказать место и особу, помощь им посылающую, то признавались, что радость их, видя столь неожидаемое свое избавление, мало уступала сумозбродству, и что восхищение подавившее действующий разум, оказывалось в них разными образы, так что иные впали в обмороке, другие плакали, а иные несколько времени были бешеными.

Такое по крайней бедности последовавшей радости изображение тронувши сердце мое, напоминали иступление слуги моего Пятницы, в коем он находился при свидании с отцеме своим, також и спасшихся на мое судно Французов, и всего того экипажа, которой избавил я от голодной смерти, а особливо случай бывшей со мною при выходе моем из пустыни, в коей препроводил я дватцать восемь лет сряду.

Теперь давши некоторое объяснение о обстоятельствах моего селения, должен вступить во описание итого, что я с ним по приезде моем на остров зделал, и в каком состоянии оное паки оставил. Я хвалил поселян моих за то, что они обезоружили, и отщитили от себя Аткенса, с товарищи за их дурное поведение, кое описывая свидетельствовались в справедливости своей им самим; а, как он Аткенс при последней с дикими баталии, отличную храбрость оказав, по том столько усердия ко всему обществу изъявлять начал, что принудил тех позабыть до сего им чинимые грубости, и почитать достойным к получению отнятого, и к снабдению себя нужным; а как и сами поселяне мои, поруча ему в самое нужное время над собою под Комендантом власть, тем показали, что они совершенную в нем и в товарищах его доверенность, и о доброжелательстве их к общей пользе довольное уверение имеют; то по таком их изъяснении, заключающем в себе о всеобщем согласии и приязни их точное доказательство мог уже я без опасности позвать всех их к себе на ужин; для подчивания же гостей своих приказал съехать на берег корабельному повару с своим товарищем, а в помощь им отдал поваренного подмастерья уже со мною на остров приехавшого. С корабля привезли шесть частей солонины, и четыре свинины, чашу для делания пуншу со всем к тому принадлежащим, десять бутылок красного бургонского вина и столько же Аглинского пива; все сие гостям моим для того было приятно, что они насколько лет на шаговых пирушках не бывали.

Гишпанцы принесли к столу пять коз, из коих три изжаря отослали мы на корабль служителям, дабы они в то самое время, как островские жители пировали на щет карабельной, могли там избытками поселян моих повеселиться.

Отобедавши с ними, приказал я привести на берег назначенные им вещи, и избегая в дележе междуусобных споров, дал знать, чтоб всякой брал для себя, сколько ему чего потребно; однакож против других не больше. Полотна досталось каждому на четыре рубашки, а по том, по усильной Гишпанцов прозьб, прибавил я им еще на две. Они так тому были ради, что казалось, будто бы им ничто в свете сего подарка приятнее быть не может, ибо так давно рубах не нашивали, что уже и фигуру их позабыли.

Аглинской камлот, о коем я выше сего сказывал, роздал я им на зделание кафтанов, что в разсуждении жаркого островского климата для них было изрядно; чтож до прочей одежды принадлежит, то в том учинил я между ими равной же раздел.

снабдителя, то бы не смотря на отдаление сего места от их отечества, во оном жить по смерть свою не отреклися.

По сем представил я им привезенных новых им товарищей, а особливо портного, слесаря, двух плотников и моего всеобщого рукомесленного, которой тогдаж начал им показывать свои услуги; по чему и портной уверяя поселян в своем к ним усердии; принялся за работу, и с позволения моего стал шить рубашки. А при том учил он томуж и островских женщин кои наконец в сем рукомесле и ему не уступали.

Чтож принадлежит до плотников, то о том, какую они поселянам моим приносили пользу, и упоминать нечего. Оне переломали грубой моей работы столы и прочее, и зделали вместо оных к употреблению удобные; а хотя в рукомесле своем были искусные люди, однакож когда я их водил смотреть Аткенсов дом, то признавались, что столь чудного здания от роду своего не видали, и точно уверяли, что естьли хозяин сего плетня получит довольно инструменту, то ему в них нужды не будет.

Сии слова побудили меня к роздаче привезенных с собою железных материалов, и так дал я каждому поселянину все, что до оранья земли, також и для исправления домашних поделок нужные вещи, с таким повелением, чтоб когда оные испортятся, вместо того из главного магазейна брали новые. Чтож касается до гвоздей, молотов, ножей, ножниц и прочого, оные позволил я брать безвремянно, полагаясь в том точно на их совесть, что оне излишняго и напрасного употребления из того не зделают.

Ружейной и прочей военной аммуниции привезено было столько; что каждому поселянину досталось по два ружья, а чрез то зделались они в состоянии учинить тысяче человекам диких желаемое сопротивление, а особливо, когда выгодными местами, коих занятие от них самих зависело, пользоваться не оставят.

приобретала себе от всех почтение. По прибытииж на остров, видя наблюдаемой на нем порядок и благорастворенной оного воздух, разсуждая и о том, что ей в восточной Индии нечего делать, начала у меня просить позволения вступить в число поселян моих, чему я сперва и удивлялся: но как помянутой ее господин о том же мне предложение зделал, то на оное согласись, отвел им землю, и построил три такие шалаша, что всякой из них составлял особливой покой. Безпокойные Агличане вздумали также переменить свои жилища, и подвинуться к сей новой паре, а чрез то разделялось всегда селение мое только на три части.

Гишпанцы с отцем Пятницыным и своими невольниками остались в старом моем близ горы лежащем замке, которой по справедливости главным моего владения городом и назвать было должно; ибо они его так разпространили, что уже могли жить в нем без всякого утеснения, и снаружи разсаженными вкруг оного деревьями столь прикрылись, что во всем свете подобного и безопасного от неприятельских нападениев, и лесом огражденного города нету, по чему и уверяю, что естьлиб и 1000 человеке для сыску оного послано было, то бы хотя и целой месяц по острову ходили, без подводу найти его не умели, за тем что деревья окружающие замок были часты, и ветьвями своими сплетясь, со всем закрывали пребывание поселян моих, к томуж и дорог, которыми жители в оной входили и выходили, было только три: одна выше часто упоминаемого в первой части малого залива; другая по ту сторону горы по которой доходя до плетня, переходили они чрез оной посредством лестницы, как я о том уже выше сего сказывал. Да сверьх того посадили Гишпанцы и позади горы множество дерев, а в сей роще зделали они такую малую тропу, по которой с нуждою одному человеку пройти было можно.

Другое селение составлял Вильгельм Аткенс с своим товарищем и с фамилиею на сражении убитого Агличанина. В том же месте засели два плотника и слесарь, також помянутой молодой человек с своею служанкою, коего я до выезду моего из государства имел удовольствие на ней женить. Наконец третье селение составляли два смирные Агличанина.

Чтож касается до свадьбы помянутого молодого человека, то оная учинена по Аглински без всяких церьковных церемоний, за что и имел я с находящимся со мною Французским священником не малой спор. Сей хотя и был Римско-Католицкого закона, однакож я не смотря и на то, что предпринимая выхвалять смиренство его, трону тем может быть некоторых протестантов, а особливо когда скажу, что похваляю не только Папского сообщника, но что еще больше и Французского священника: но не обинуясь и пред самими ревнителями протестантства признаюсь что добрые его качества заслуживали справедливого отзыва, ибо он был действительно воздержной и подлинной Христианин, а при том священник примерного жития, человеколюбия и поведения. Первой разговор имел я с ним о вере, в котором защищая Католицкой закон, оказал он довольную в словах умеренность.

Государь мой! сказал он мне тогда, положа на себя при начинании разговора крестное знамение, вы допущением Всевышняго не только спасли жизнь мою, но еще дозволили мне с собою ехать, а во время пути нашего снисходительно принимали меня, так как своего приятеля, дозволяя говорить обо всем и без всякого опасения. Платье мое доказывает, какова я закону, а природа свидетельствует о разности оного с вашим, по чему бы и должность моя была при всяком случае употреблять возможные старания к приведению вас к Католицкой вере, и делать нам познание о том, что я почитаю ее справедливою; но теперь будучи в числе ваших домашних, и наслаждаясь вашими благодеяниями, почитаю за должность ни во что без позволения вашего не вступаться; а особливо не осмеливаюсь я споришь с вами о вере, о которой не только мы, но и церкви наши не могут согласиться.

к вере ревность несносна, однакож надеюсь, что вы по привычной вам умеренности будете о таковых материях говорить со мною с желаемым порядком. Священник обещался удовольствовать меня в моем желании, а в разговоре своем показал он не только довольной разум, но и в науках знание.

По окончании которого рассказал он мне свои похождения, наполненные разными чрезвычайными приключениями, а между множеством в короткие годы странствования его ему случившихся перемен, достоин был примечания последней вояж его, во время которого хотя и принужден он был пять раз переходить с корабля на корабль, однакож ни на одном из них не доехал он до намеренного им места.

Сперьва говорил священнике вздумавши ехать в Мартинику, сел я для того в Сант-Мало, на отправляющееся туда судно, но оно за противными ветрами принуждено будучи войти в реку Таио, брошено там погодою на берег, откуда ею без выгрузки товаров на глубину и свести было не можно; для него пересел я на отъезжающей из Лиссабона в острова Мадерские корабль: но шкипер сего судна будучи в мореплавании и в деле своем не искусен, помешавшись на изчислении, зашел вместо того в Фиаль, где по щастию продавши хлеб свой, переменил и намерение итти к помянутым берегам, и нагрузившись на острове Маие солью, пошел до Терры Новы или новой земли.

При таких обстоятельствах принужден был и я повиноваться его воле. Путь продолжался до самых песчаных банков. Там пересел я на некоторой Французской корабль, идущей к Мартинику: но по прибытии к Квебеке, куда судно зайти было должно, умер оного шкипер, за чем и мне должно было тут остаться. Я видя такия в предприятиях своих помехи, отложил прежнее намерение, и переехал на корабль по Францию возвращающейся, но и сей последней згорел на дороге, и так с прочими взят я к вам на корабль, в восточную Индию назначенной. Таким образом в один вояж пять раз переменяя суда, не удалось мне исполнить своего желания.

между которыми и жены моих Агличан счислялись, коих мужья уже честными и добрыми людьми вделались, к чему не мало и говоренные им безпрестанные проповеди способствовали. И так начали мы всех их обращать на путь спасения. Агличан обвенчали по закону, також выдали за муж и Сусанну (имя служанки молодого человека). Сей браке и прозьба молодого её мужа о отводе ему в точное его владение пристойного на поселение места, побудили меня для предупреждения всех междуусобных случиться могущих браней, назначить каждому из поселянь особую землю.

собственноручным подписанием; по чему написавши, и назнача границы каждой плантации, отдал я остров свой поселянам оного в вечное и потомственное владение, предоставя себе над ними вышнюю власть с таким договором, чтоб они по прошествии одиннатцати лет мне или наследникам моим, или оказавшим на оной законной к овладению вид, не отреклись платить обыкновенно на селения налагаемую подать. Чтож принадлежит до формы правления и до законов, то я позволил им иметь оные по своему благоизобретению, желая пред всем того, чтоб они жили в добром согласии и соседстве.

Еще есть нечто касающееся до острова, что не можно предать мне забвению. Понеже поселяне мои составляли некоторую республику, а при том им во всегдашних трудах быть надлежало, то бы весьма было смешно, естьлиб а между ими оставил тритцать семь человек диких, почти пищею продовольствоваться и общей пользе споспешествовать могущих, и для того предложило Гишпанскому Коменданту, чтоб он сходил к ним с отцем Пятницыным, и представил им, не хотят ли они с прочими поселянами соединясь о заведении для себя нужного стараться, илиб когда собою жить не пожелают, тоб для прокормления своего им служить согласились, однакож с тем, чтоб не быть их невольниками; ибо я о том и слышать не хотел, чтоб в государстве моем такие бедные люди были, к томуж мне в противность учиненной с ними капитулации того и зделать было не можно.

Они с радостно приняли такое предложение, и тотчас оставили своя жилища, выключая четверых, которые хотели жить своими домами, прочие же согласились на то, чтоб их разделили по всем моими поселянам во услужение. Таким образом зделались из трех селениев два: первое состояло из Гишпанцов, оставших в моем замке, имевших пашни свои к западной стороне вдоль по заливу до загородного моего дому; другое из Агличан, кои жили к Норде-Весту, где Аткенс с его товарищами сперва было поселился. Пашни их простирались от Зюйда до Зюйд-Веста, позади Гишпанских земель.

Восточную же часть острова оставили со всем впусте, для того что бы дикие могли приезжать туда без всякого от поселян моих помешательства, для чего запретил я не мешаться в дела их, а особливо, когда они сами ничего начинать не станут; а хотя они туда ездить и не перестали, однакож никогда не отваживались нападать на поселян моих. Чтож принадлежит до приведения в Христианскую веру помянутых тритцати семи диких, то мы их всячески к тому привлечь стараясь, употребили уже в вере утвержденных жен Агличан наших, також и отца слуги моего Пятницы, и тем в короткое время привели всех к принятию Христианства, к чему и утвержденная между Сусанною и женою Аткенсовою приязнь не мало помочествовала; ибо она в обхождении своем сею дикою, делала ей всякия о том истолкования.

Я уже столько о сей женщине добра сказал, что не могу преминуть, чтобы не объявить и прежде с нею случившагося. Выше сего упомянуто, в какой крайности находилась она тогда, как умерла с голоду госпожа её, и как мы нашли на нещастной корабль их. Будучи же на острову, и разговаривая с нею о сем её нещастии, спросил я у ней, может ли она мне описать, и зделать мне понятие о том, сколь то несносно есть умирать с голоду а она в удовольствие мое начала свою повесть следующим образом.

да и того весьма мало; то в первой день моего поста почувствовала я в вечеру от пустого желудка крайную боль, а к ноче тогож дня сделалось у меня несказанное зеванье. Выпивши же рюмку вина уснула, и тем несколько ободрилась; но скоро по том началась прежняя в желудке боль, при чем хотелось мне очень спать, однакож заснуть была не в состоянии, после пришла в слабость, и чувствовала прекрайней в груди лом, а в животе рез. Тож и на другой день продолжаясь, переменилось наконец в неописанную жадность. А понеже мне голоду утолить было нечем, то начало меня тянут так, как будто бы принимала я рвотное. К вечеру того дня выпила я вместо всего кушанья рюмку воды, и легши в постелю заснула, а во сне видела, будто бы нахожусь в Барбаде на сытном рынке, и накупивши всего съестного, обедаю с великим апетитом за одним столом с своею госпожею; но проснувшись досадывала на обманувшую меня мечту, и для утоления крайней жадности выпила последнюю рюмку вина, от чего сделалась безчувственно пьяною.

В третей день лежала в постеле, и имея здорные сновидения, почувствовала такой нестерпимой голод, что естьлиб я тогда родила, илиб имела при себе детей своих, то бы думаю не удержалась от того, чтоб не нажраться их мяса. Такое бешенство продолжалось часа с три, в которые, как мне о том господин мой сказывал, бегая будто с ума сшедшая по каюте, наконец от качанья корабля пошатнувшись упала, и разшибла себе нос о постелю госпожи своей; от вышедшей же от сего удара крови, хотя и пришла в прежнюю память, однакож чувствовала несказанной в груди лом и крайнюю слабость, а от того впала наконец в такой обморок, что все почитали меня уже умершею. Яж к вечеру опамятовашись, выпила рюмку воды с сахаром разведенную, но желудок не могущей удержать в себе сию сладость, изверг оную в туж минуту, и тем привел меня еще в горшее безсилие. Тогда видя приближающейся конец нещастной своей жизни, и будучи по состоянию внутренности своей точно уверена, что мне от того избавиться не можно, пришла от предстоящей мне смерти к несказанную трусость. А как между тем и сон на меня напал, то засыпая думала, будто бы уже умираю, однако проспавши всю ту ночь до самого утра, проснулась, чувствовала в себе крайнюю охоту плакать.

По том начале меня по прежнему мучать нестерпимой голод, тогда думала напасть на лежащую при смерти госпожу свою, и наесться ее мяса. Но примета, что она жива, хотела есть свою руку, вспомня ж вышедшую за день перед тем из носу кровь, бросясь на оную, сожрала всю без дальней противности. Но сие помогло мне весьма мало, ибо от того не только голод мой не утолился, но еще зделался к тому в груди превеликой лом, а после такая тоска, какая бывает у людей нечистою совестью умирающих; а на конец впала в безпамятство, от которого очувствовалась начавшимся на корабле криком. Матросы наши увидевши корабль, с радости как бешеные бегали по борду, и кричали безпрестанно, слава Богу, слава Богу, еще мы не со всем погибли и прочее. По слабости моей лежала я у постели госпожи своей, и не могла быть участницею сей радости; однакож повторенные ими восклицания подали мне столько силы, что могла поднять свою голову и взглянуть на умирающую госпожу свою. Она была в такой слабости, что не можно было приметить, жива ли еще или уже умерла. Сия великодушная женщина весьма любила своею сына, презирала для него жизнь свою, и определя себя на смерть, отдавала ему и того пищу, и тем избавила его от мучительного конца.

В такой крайности находились мы тогда, как мы приехали на наше судно. Не удовольствуясь сим описанием, спрашивал я еще о том же и ее мужа, которой расказал мне почти то же, с тою только отменою, что он помощию подаваемых ему матерью его остатков, не имел столько мученья, сколько сия бедная претерпела, которой крепкое сложение тела не мало помогло к претерпенного холода, и естьлиб мы по щастию скоро на них не наехали, то бы не только она, но и все корабельные служители померли, илиб за неимением пищи друге друга поели; да и сия бы крайняя помощь не могла им столь долго служить, чтоб они добрались до берегу, по тому что находились от оного весь на далеко.

Окончивши сие кажется время приступить к описанию того, какие зделал я на острову учреждения. Не сказал поселянам моим о привезенной мною шлюбке, а оставил ее ни корабле, для того, чтобы пресечением всех к выезду с острова служащих им способов побудить их к единодушному и непременному на оном сожитию; главнаяж притчина сей утайки была, что я рассказанные мне и до сего происходимые на острову междоусобия, взяв в уважение, заключил, естьли оные паче чаяния снова начнутся, то слабая сторона не могущая противустоять своим неприятелям, не захочет сносить оных обиды, а паче имея способ помощию шлюбки от них избавиться, не замедлит пользоваться сим случаем, и оставя острове может переехать в близ лежащия Европейския селения. А от безпокойных Агличан лучше того и ожидать было нечего, как только, чтобы они имея шлюбку, привычны будучи жить в свете на щет других, начали на ней разбойничать, и тем бы зделали остров мой вертепом разбойников; для того же не оставил я им и привезенных с собою пушек: ибо и без того было у них столько ружей, что могли ими вести оборонительную войну, с пушкамиж может быть и завоевания делать вздумалиб, и тем себя наконец до неминуемого падения довели.

я дватцать пять дней, по прошествии которых принужден был ево оставить. Поселяне мои обещались на нем жить до тех поре; пока мне самому свести их за блого не разсудится; в утешение же дал им обещание прислать к ним из Бразилии коров, овец, свиней и лошадей; а сие столь их порадовало, что они единодушно заклялись о возвращении в отечества свои и не думать. Чтож принадлежит до взятых мною из Англии для поселян двух коров, то мы, как я о том выше сказывал, принуждены были употребить их себе в пищу еще тогда, как по выходе нашем из Англии случившиеся противные ветры занесли нас в Ирландию.

Наконец простился я с своими подданными и они желали мне щастливой путь, и просили, чтоб я их не предал забвению. На другой день по приезде моем на корабль, снялись мы с якоря и отдавши острову честь пятью пушечными выстрелами, пустились в море; а в дватцать два дни пришли щастливо в Бразилию, где и вошли на рейд всех святых. Во времяж сего нашего вояжа, кроме нижеследующого ничего нам не случилось.

В третей день нашего от острова отбытия зделалась великая морская тишина, причем примечено к Норд-Весту сильное течение годы. Не имея ветру принуждены были повиноваться оному; а между тем находящейся на мачте часовой начал кричать, что видит землю, а матерой ли кряж или остров, того за дальностию различить было не можно. Мы видя беду свою, не могли однакож отвратить сего нещастия, а в терпении ожидали способного хотя малого ветра. После того начал помянутой же часовой еще кричать, что видит нечто черное к нам приближающееся Мы почли такой рапорт его сумозбродным, и послали к нему шкипера с зрительною трубою; а сей точно уверил, что приближается к нам великой лодошной флот. Все приняли извет его таким же, как и матроской хотя оный и в саном деле был правильной, что мы после и сами увидели.

Сия ведомост привела племянника моего в крайнее смятение. Оне в бытность свою на острову, о жестокости в сих местах, в коих мы тогда находились, живущих Американцов наслышавшись, и не имея никогда с ними дела, не знал что начать при сем случае, да и я приняв в разсудок продолжающуюся морскую тишину, и усиливающееся на берег течение, видя точно на нас идущую Американскую морскую силу, начал приходить в ужас; однакож скрывая страх свой, бодрился и советовал бросить якорь, и подобравши парусы сойти на шлюбки с ружьями, и ими не допускать диких до того, чтобы они могли приближась к кораблю зажечь его. Естьли же варвары усилившись судно наше зажигать станут, то велели тушить пожар сей швабрами, коих и приказал спустить по одной на человека.

человеке до 18. Они разделясь на четыре эскадры, делали вид, будто бы думают атаковать нас со всех сторон. Приметя такое злое их намерение, приказал я находящимся на шлюбках стрелять по них тогда, как они близко подбираться станут. А дикие приближась к нам перестали гресть, и остановя свои лодки, начали бросать из пращей камни и ранили тем одного матроса, для чего и принужден я был спустить шлюбки доски, и приказать оными закрываться.

Сперьва не хотелось мне пуститься на погубление сего глупого народа, но наконец опасаясь, чтобы приближась не зажгли корабль, принужден был поступить с ними как с своими неприятелями, а особливо разъярился тогда, когда они высланного от меня на борд для спрашивания, за что они с нами так поступают, верного моего слугу Пятницу по учинении на вопросы его мерзских насмешеств пущенными по том стрелами на смерть ранили. И так конец сего моего товарища, слуги и друга, подвигл меня на отмщение, я приказал стрелять по диким из заряженных дробью пушек.

Первыми выстрелами разбили мы 14 лодок, сидящия в них, иные потонули, а другие успели доплыть до ближних лодок. Урон, как можно думать, был у них чрезвычайной, а страх столь великой, что многие в безпамятстве гребли к кораблю нашему и шлюбкам, чего матросы наши на шлюбках находящиеся в скорости не понявши побили их из ружей, прочие же единственно о отдалении своем от корабля помышляя, шли туда, куда только поворотиться были в силах, и так весь сей до сего соединенной флот в полчаса разсыпан, и мы захватили одного пленного. Ему нещастие его столь было чувствительно, что не хотел не только ни есть, ни пить, но старался, чтобы чем нибудь уязвить себя, для чего держали мы его несколько дней под караулом; а после приказали бросить в воду. Дикой видя, что его щадить не думают, ухватясь за привязанную к корме шлюбку, начал жалосным голосом кричать, и как видно просил о принятии себя на корабль, и захватывая рукою воду лил ее себе на голову, делая тем в послушании своем обещание. Я видя такой поступок, приказал взять его на корабль и привести пред себя, а он по входе на судно зделался послушливее прежнего, говорил однакож таким языком, что никто разуметь не мог, а по том проголодавшись начал есть подаваемую ему пищу, кою до сего и принимать не думал.

На месте сего сражения пробыли мы за случившеюся тишиною несколько дней, а по том при востании благополучного ветра снялись с якоря. Все опричь меня радовались тому, что избавляют её от сего опасного места; яж жалея о верном слуге своем Пятнице, которого на другой день его смерти, положа в гробь при выстреле нескольких раз из пушек опустил в море, не мог чувствовать сей всеобщей радости. Племянник мой старался всячески утешать меня в моей печали, а как пленник наш по многом моем старании столько по Аглински научился, что стал ответствовать на мои вопросы, то я упражняясь в обучении его, и провождая тем свою скуку, спрашивал, в каком умысле атаковали они наше судно. А из ответу его понял, что были между тем три разные нации, и приехали сперьва к нам только с тем, чтобы посмотреть оное, а по том как им матросы наши блиско подъезжать не велели, то почти сие за обиду вздумали нас взять в полон, и овладеть нашею горою, так называл он корабль.

Между тем продолжая при благополучном ветре путь наш, прибыли мы в двенатцатой день после побоища к берегу к Норд-Весту простирающейся Америки, и идучи четверы сутки, близ оного дошли до мыса святого Августина; а в третей день собрались на рейде всех святых, место из которого до сего выехавши был я крайне нещастлив. По прибытии нашем туда, ездил я в городе и просил у Губернатора оного позволения произвести мену своим товарам; но он зделал нам такое запрещение, что не дозволил ни кому и на берег съезжать.

и на то не мог мне исходатайствовать позволения торговать с городскими жителями. Наконец приступили старые знакомцы мои к игумену Августинского монастыря, которому подарил я пять coт муадоров. Сей честной старец вступясь в мою бедность, принял на себя труд сходить к Губернатору, и испросил у него, что нам позволено было пробыть в городе несколько дней.

такой, которой конечно превосходил цену всех привезенных к нему моих товаров, выключая еще что на щет оных же взялся он собрать и вооружить тое шлюбку, которую взял я для поселян своих. И так сколь строго ни старался Губернатор, чтоб мы товаров своих в город не провезли; удалось нам однакож столько их променить, сколько состояние и польза наша дозволяла; ибо таможенные надсмотрщики до тех только пор строжатся, пока им самим довольных подарков не дойдет.

О вооружаемой мною для посылки на остров шлюбке услышал находящейся на нашем корабле матрос. Он будучи до сего на поселении в Марии Ланде, и научась содержанию разных плантациев, вздумал поселиться и жить на моем острову. Взяв сие намерение, просил меня о своем на оной отправлении, с тем, чтоб я снабдил его всеми для постановления сахарных заводов нужными вещьми. Яж будучи тому весьма рад, дал ему тогдаж письмо к Гишпанскому Коменданту, чтоб он делал в намерении его всякое вспомоществование, купил по данному от него регистру все для того нужное, а при том в награждение за его охоту обмундировал сего матроса с ног и до головы, чему он весьма радуясь, обещался научишь искуству своему всех поселян моих. А понеже взятой при последнем с дикими сражении мой невольник к услугам моим был неспособен, то я и его сему новому заводчику отдал.

Тем еще не окончалось умножение поселян моих; ибо будучи в гостях у прежнего моего товарища, проведал я о некоем Португальце, что он по доносу приходского священника за тайное отправление Калвинского закона отвержен от церкви, и что инквизиция конфисковавши все имение, ищет и его взять под караул. А понеже сей бедняк скрывался в доме его, то я имел случай с ним повидаться, и представя ему опасность, в коей он находился, подговорил его к поселению на моем острову. Он и все домашние его весьма радовались сему щастливому случаю, помощию которого могли они избавиться от безчеловечных нападков жестокой инквизиции. И так оставя во владение оной все свое имение, перевезся он и со всем своим домом на наш корабль. По том как уже шлюбка вооружилась, то я снабдя для заводу нужным, велел перевезти его на оную.

Шкипером определил я на новое судно своего штурмана, и дал ему шесть человек матросов, которых нанял мне бывшей мой товарищ. С ними отпустил я еще трех женщин, для живущих на острову холостых Португальцов, а за тем оставшие холостые три Гишпанца, могли жениться на дочерях отправленного к ним помянутого Португальца; ибо у него было их три. Еще исполняя данное поселянам своим обещание, о присылке к ним на завод всякого Европейского скота, послал я оного разных сортов довольное число. По данному описанию прибыла шлюбка моя на острове скоро и благополучно; а приходом своим причиняла поселянам несказанную радость. Число их с прибывшими на на ней состояло, выключая малолетных, и с женщинами от 60 до 70 человек.