Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая.
Страница 4

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая. Страница 4 (старая орфография)

Теперь прошу читателя предать оное забвению, вместож того снисходительно сносить следующую повесть о безумчтвах такова всесветного бродяги, которой ни своими собственными нещастиями происходимыми от бешеного желания к странствованию, ни злополучием с протчими от тогож случившимися, дожив до старости, не научился знать, сколь безразсудны бывают таковые предприятия. Дватцативосьмилетнее мое на острову пребывание, терпение крайней бедности, взятье в полон морскими разбойниками, и безчисленные опасности, от которых не инако как промыслом Всевышняго избавлялся: все сии беды по щастливом своем миновании не представлялись мне столь ужасными, чтоб могли отвратить меня от предприятия новейших странствованиев.

Не лучшелиб было, естьлиб я по чрезмерной любви к прежней своей пустыне, для которой и посещения оставших на ней поехал с племянником своим из Англии, остался жить в покое на острову своем. Не мог ли бы я по прибытии на оной, и с тем намерением с поселянами своими разставшись, чтоб снабдить их необходимо нужным по удовольствия себя оными, на отъезжающей своей шлюбке к ним возвратиться, и поставя во владении своем доброй порядок, предать себя со всеми моими подданными покровительству и защищению Аглинской короны. А по исходатайствовании от правительства на владение оного грамоты, выписать из отечества своего всяких заводчиков и рукомесленников, построить крепость, и снабдя оную всею военною аммунициею, основать себе безопасное и спокойное жилище. А после купя корабль, завести с ближними Аглинскими и прочими селениями торги, и тем доставлять для работе нужных невольников. Но мне таковых разумных разсуждениев и в голову не приходило. Не трогала меня от твердого поселения произойти могущая знатная польза; ибо вселившейся, так сказать, бес бродяга к расположению таковых мыслей не допуская, побуждал меня только таскаться по всему свету, и так овладел мною, что я презря все выше упомянутые полезности, вдался при старости своей новейшим опасностям.

Правду сказать, думал я иногда за о том, чтобы во владении своем завести правление по Аглинским законам, но и то отменил наконец, за тем что не хотелось подвергнуть мне подданных своих некоторой неволе, по чему и желал вместо этих возставить между ими древнее патриаршество, и вложить в них, чтобы они это меня не по преимуществу моему, но по мере чинимых им мною благодеяниев, и прилагаемого о общей пользе старания зависели, следовательно от единой благопристойности мне повиновались. Сие предприятие может быть и удалось бы мне произвести в действо, еслиб я на острову жить остался. Но понеже страсть моя к предприятию дальнейших странствованиев, отвлекла меня от исполнения оного, то за невведением в обычай намеренного и за ненаблюдением подлежащей строгости, должно было сие воставленное мною общество само собою рушиться, как то и сделалось, ибо по выезде моем начались у них междоусобия, своевольства и ссоры, сильные причиняли слабым всякия насилия и обиды. Излишество нужных вещей зделалось началом лености и роскошей, а наконец частые набеги от Американцов, причиняемые ими поеслянам разорения, и безпрерывные безпокойствия, учинили им жизнь их до сего покойную столь горестною и противною, что Гишпанцы уехали в близ лежащия Европейския селения, а Агличане и прочие просили меня чрез письма, чтоб я им хотя умереть в отечествах их дозволил.

По описанию вышесказанного, прошу читателя войти в разбор всех обещевающих мне от поселения острова полезностей, також и того, сколь вредно есть отдаваться во власть страстей своих. Мое бешеное желание к страствованию может в том служить живым примером; ибо предавшись власти оной зделался от того не только я один нещастливым, но вверг во оное и всех поселян своих, а по случившимся во время моего вояжа новым бедам, не только лишился я способов пещися о их пользе, но часто доходил до такой крайности, что и сам себе помогать был не в состоянии. И так безпутно променявши покой на безпокойствия, и видимую пользу на безпутные склонности, стыжусь и упоминать о разрушившемся от того новом своем заведении, и предав оное забвению при описании следующих приключениев больше о том и упоминать не стану.

Приступая же к объяснению оных, должен объявить, что часто упоминаемой Французской священник, услышавши о изготовляющемся в Лиссабону из Бразилии корабле, перебрался на оной, и тем пресек себе путь к исполнению принятого им намерения. Он звал меня с собою, но я видно для того, что бы иметь случай наполнить здорными расказы вторую часть моих похождениев, влекомо был в другую сторону, и раставшись с ним, отправился из Бразилии к мысу Доброй Надежды, куда и прибыли мы без дальних помешательстве. А понеже корабль наш нагружен был купеческими товарами, то находился с нами от хозяев оных канторщик я по предписанию которого должны мы были учреждать путь свой.

При означенном мысе удовольствуясь водою и протчим, отправились мы по совету помянутого канторщика, к Коромандельским берегам, а к разсуждении тогда между Англиею и Франциею бывшей войны, и полученной в бытность упомянутого мыса ведомости о отправившихся до нас не задолго тудаж под прикрытием военного корабля, двух больших Французских купеческих судов, находились мы в крайней опасности, чтобы не попасться в руки своим неприятелями, и для того переменя путь свой, вздумали подойти к острову Мадагаскару. Народ оного жесток, и к войне склонен, оружие имеет дротики и стрелы, луками и пращами своими действует весьма проворно, в обхождении с иностранными учтив, за чинимые же им обиды мстителен, и в гневе своем неукротим; а торги свои производит следующим образом: скол скоро иностранной народ на берег к ним съедет, то должен сломить с дерева несколько сучков, и уступя от взморья воткнуть оные в землю, по примеру которому втыкают и оне такиеж сучки с своей стороны, так чтобы между воткнутыми от иностранцов, и от них тем же назначенной границе площадь осталась. На ней производят они мену, оставляя ружье свое близь тех сучков, которые сами воткнут, для того, чтобы в случае насилия иметь оное поде рукою.

Я услышавши о таком их обыкновении от нашего канторщика, вздумал ехать на берег и посмотреть обычай сего дикого народа. В приезд наш на остров стояло их на берегу весьма много. Сперьва не смели мы на оной вытти, по тому что казалось, будто бы они торговать с нами не намерены. Но наконец осмелась выслали трех матросов, коим по совету канторщикову приказали нарезавши зеленых ветвей посадить оные, уступа от взморья двести сажен. Дикие смотря на них, нарезали также зеленых сучков и воткнули их в землю столько же, сколько и наших знаков было, по том брося свое оружие вышли на площадь между посаженными ветьвями находящуюся. Такой их поступок видя выступили и мы на берег, и получили от них за ножи, ножницы и прочия подобные тому безделки трех быков и множество другой скотины.

Я видя их дружеское с людьми нашими обхождение, вздумал попользоваться хорошим островским вечерним воздухом. Между тем приносили к нам женщины молоко, коренье, цветы и прочее, и с крайним удовольствием меняли оное на иголки и булавки; словом, все происходило с таким добрым согласием, что я вздумал переночевав на острову, ехать на корабль по утру. Для сего приказал себе зделать шалаш, где и легли было мы спать: но в полночь проснувшись чувствовал внутреннее беспокойствие, и ворочаясь с боку на бок, не мог уже заснуть. Между тем вздумалось мне, что оное причиняют мне комары, которых в шалаш наш вобралось весьма много. И так разбудивши матроса, вздумал спать на шлюбке; а дабы выгнавшие из шалаша неприятели меня и там не безпокоили, приказал отдать конат, и опуститься далее в море.

Но только уклавшись засыпать было стал, как зделался на берегу великой крик. Вскоча с постели услышал я жалостной вопль от оставших там служителей. Они просили, чтоб мы притянулись к берегу; а между тем стреляли из ружей, отбиваясь от напавших на них диких, коих было, как мы о том после сведали, более 40 человек. Наконец будучи не в состоянии противиться сей великой силе бросясь в море приплыли к нам на шлюбку. Но и тут принуждены мы от бросаемых в нас дикими из пращей каменьев защищаться банками, и случившимися на шлюбке досками, может быть темиж, которые спущены были с корабля для прикрытия матрос от напавшого на нас Американского флота.

В сей крайности находясь, стреляли мы из своих ружей более для того, чтобы показать свою опасность находящимся на корабле нашим товарищам, нежели для описания от себя напавших на нас неприятелей. По щастиюж нашему сии выстрелы имели как в том, так и в другом удачливой успех. Дикие перестали за случившеюся в ту ночь темнотою бросать каменья, а старались разведя на берегу великой огонь узнать место нашего положения; а тем, також и повторяемыми нами безпрестанными ружейными выстрелами, побужден племянник мой сняться с якоря и подойти к сему разведенному ими пожару. Он подошел к берегу весьма близко. Сколь же скоро успели мы заехать на другую сторону корабля, то выстрелено по неприятеле из нескольких дробью заряженных пушек.

Избавившись столь великой опасности, старались мы сыскать причину, для чего дикие принявши нас прежде вежливо и обходясь добросердечно, столь скоро взбесились и такое плутовское нападение на нас учинили. Честной их поступок на кануне пред тем наблюдаемой, не подавал нам ни малой причины к подозрению, что бы они наруша свято наблюдаемой свой порядок, такое нечаянное на нас нападение учинили. Канторщик, в сих местах до сего бывшей, почитал нас начинщиками сей ссоры, а без того, говорил он, дикие принявши нас в приязнь свою столь безсовестно с вами не поступилиб. Он говорил правду; ибо по спрашивании служителей нашлось, что при учиненном на нас от диких первом нападении, пропавшей безвестно матрос, Еферий называемой, был начинщиком сего здору. Он, расказывали его товарищи, еще поутру тогож дня, схватя пришедшую с старухою девку из рук ее вырвал, и затащивши в лес оную обезчестил. По чему обруганная девка вырвавшись из рук его, расказала о том своим однородцам, которые и собрались на отмщение сему нарушителю их обычаев.

Сей нещастной убит тогда, как он услышавши шум идущих к ним диких, из шалаша выскочил, прочие же на берегу бывшие служители спаслись все без всякого вреда. Сперьва не знав мы куда девался сей Еферий, послали шлюбку искать его на берегу; но все напрасны были труды наши. А хотя он сам был причиною своего нещастия, однакож оставление Христианина в варварских руках казалось мне крайним беззаконием, и для того вздумал я ехать ночью на берег, и стараться всякими образы захватить хотя одного Мадагаскарца, дабы на оного выменить пропавшого матроса; но по прибытии и по выходе на остров не видали мы ни одного дикого кроме убитых, которых было человек больше тритцати.

Для сего предприятия выбрал я при отъзде моем с корабля 20 человек самых смельчаков. Вот еще начало непростительной глупости, в какую впал я по неразсудку своему ибо выбравши сих головорезов, позабыл я просить у Капитана приказания, чтоб им в бытность на берегу находиться в точном моем повелении, и ничего не предпринимать без моего согласия. По выходе с ними в десять часов в вечеру весьма тихо на берег, разделился я на две партии; при одной остался сам, а другою командовал ботсман. Ночная темнота воспрещала нам вдаваться в опасности, и для того сшедшись вместе, положили дожидаться лунного сияния. А как нас оное осветило, то увидели вышеупомянутые мертвые тела, коих было весьма много.

По осмотре сего плачевного позорища, хотел я возвратиться на корабль; но ботсман уговорясь с другими, вздумал итти далее в остров и искать жилища диких, и естьли удастся посетить и самую Мадагаскарскую столицу. Я опасаясь, чтоб они при таком отважном предприятии все не пропали, унимал их сколько моих сил было: но чинимые мною запрещения были ни мало не действительны; а наконец когда я отважился их от того силою удерживать, то ботсман наглым образом объявил, что он меня слушаться не будет, и подзывая с собою товарищей, уговорил всех матросов к сему покушению, ободряя их к послушанию своему, тем особливо, что они могут получить там великую прибыль.

уверяла нас, что возвратятся весьма скоро. Тщетно старался я представить им еще, что сей их поступок и предприемлемое кровопролитие как пред Богом, так и пред всем честным светом оправдаем быть не может, но слова мои возбудили в них одни насмешества; все единодушно называли меня трусливым, говоря, чтобы весьма были нещастливы, естьлиб над собою такою командира имели; а теперь прощаясь продолжали они речь свою, нам до вас нет нужды, извольте итти куда вы хотите, и в покое дожидаться, пока мы к вам назад не придем.

Таким образом надо много насмехаясь, пошли они наконец в путь свой.

У них было по ружью и по паре пистолет, да кроме того у троих матросов по топору, а у ботсмана сабля, да еще двенатцать гранат; словом сказать, никогда думаю столь малое число людей, хотя и с ног до головы вооруженных, такового отважного дела не предпринимывали, какое начинали сии к получению великой добычи ободряемые отваги, но в том обманувшись в такую пришли ярость, что выжгли весь Мадагаскар, а жителей оного от старого и до малого на голову побили.

Продолжая путь свой, подошли они к некоей небольшой деревушке, так как шалашах в пятнатцати состоявшей. Ее почли они сперьва самым городом: но после разсмотря малое селение, заключили об ней инако. Долго разсуждали они, атаковать ли им сей хутор или нет, многие советовали разорить и побить жителей оного, дабы тем пресечь все способы, по которым бы о предприятии их в городе могло известно учиниться, також чтобы в случае неудачи не иметь в сем месте неприятелей, которыеб могли препятствовать в ретираде их на шлюбку. Но как ходя по деревне приметили они что жители оной спят, то оставя варварское свое предприятие, пустились далее в путь. Между тем идучи по лесу, нашли привязанную к дереву корову. Ботсман приказал отвязать ее. Сия скотина, говорил он, конечно хлев свой сыщет; естьли она из той деревни, которую мы прошли, и туда итти оборотится, то мы поймавши ее по прежнему привяжем, и после идучи назад с собою возмем. Когдаж она изо другого места, а может быть и из самого городу, то пойдем за нею; она приведет нас к желаемое нами место. По сему совету спущенная с аркану корова пошла вперед, и зделавшись проводником наших воинов, довела их до города.

стороне город, и зажечь крайние домы оного, а при том без всякого шума; выбегающих же из них людей вязать и оставлять на улицах. Чтож в случае сопротивления их делать было должно, о том и без приказу всем было известно. Таким образом уговорившись, разделились они на четыре партии. Но в самое то время, как по назначенным в совете местам расходиться стали, увидели некоторые из них убитого своего товарища, Фому Еферия. Он повешен был за руку на дереве, стоявшем близ некоторого большого дому.

Сие жалости достойное позорище возбудило в матросах несказанную ярость. Увидя сие заклялись они отмстить смерть нещастного своего товарища, и не щадя ни кого побивать всех, кто им только в руки попадется. Выговоривши сие принялись в туж минуту за исполнение сего злого своего намерения. А понеже домы у Индейцев строются низкие, и покрываются тросником, которой от великих в сих местах бываемых жаров весьма высыхает, то и не трудно было зделать в короткое время и в разных местах множество пожаров. Наконец не оставили они таковым же посещением и помянутого дому, близ которого повешен был за руку Фома Еферий. В сем доме жил сам Король Мадагаскарской, в переднем же покое находились тогда все знатнейшие сего народа особы. Они собраны были на совете, как бы учинить на нас нападение; но не удалось им исполнить сего своего намерения; ибо и с Королем своим сгорели они во дворце его; а другие осмелившиеся вытти из оного изрублены ботсманом, стоявшим с саблею в тех дверях, коими им выходить было надобно; многие же из них побиты брошенною в дом гранатою, а другие бросались от нее сами в огонь.

Во время сего великого кровопролития не нужно было стрелять из ружей, чего нападающие и остерегались для гною, чтобы не разбудишь еще спящих городских жителей; но усилившейся пожар начале выгонять оных из жилищ их, по чему уже и принуждены были матросы приступить к убийствам, а от того началась почти непрерывная стрельба.

Яж будучи на шлюбке, и видя великой пожар, которой по случаю темной ночи еще ужаснее казался, нежели был в самом деле, а по том и начавшаяся ружейная стрельба причиняла мне такое беспокойствие, что не знал как о том подумать. Племянник мой не ведая также о причине оного, и опасаясь не зделалось ли мне и канторщику какого нещастия, собрал еще тритцать человеке матрос, и вооружа их поехал к нам на помощь. По прибытииж на остров крайне удивился, видя нас обеих только с двумя матросами в шлюбке сидящих.

Мы рассказали ему о всем с нами случившемся, також и о том, что матросы не послушавшись меня, а выбравши себе командиром ботсмана, пошли атаковать Мадагаскар, и теперь как видно зажегши сей городе, дерутся с жителями оного. Капитан хотя и досадывал на своих подкомандующих; однакож почел за должность подать им руку помощи. Я представлял ему возможным образом, чтоб он оставил такое глупое предприятие, которое могло ввергнуть все его судно в крайнюю опасность, но слова мои говорены были не понимающему пользу оных. Как мне оставить, отвечал он на все мои предложения, в погибели людей своих! какой я буду командир, когда не войду в бедность своих подкомандующих, и не постараюсь избавишь их от сей беды моими советами.

для сбережения шлюбки, а протчим итти к городу, куда и я по любви моей к племяннику моему отправился, а по пожару пришли мы на место баталии. Частые ружейные выстрелы, и умножающийся час от часу пожар приводил нас в крайней ужас, но того страха, какой мы по прибытии в город, видя безчеловечной матросов наших поступок, чувствовали, и изъяснить не можно.

А понеже я при осаде городов и при взятье оных штурмом небывал, а только слыхал о разорении лежащого с Ирландии города Дрогеды, коего жители все от мала до велика побиты, по повелению Оливиера Кромвеля, також читал взятье Графом Тилли города Магдебурга, и о истреблении всех оного жителей, той не знаю с чем бы лучше сравнять Мадагаскарское народное истребление, а думаю только, что жители сего места были нещастливее Дрогедских и Магдебургских. Частое и сухое строение, кривыми улицами расположенное, от зажигания оных с обеих концов, обхватило всех к средине оных находящихся жителей; а хотя многия из них сквозь пламя и пробегали, однакож выходили все огорелые; не смотря и на то бешеные наши матросы лишали и их жизни; протчиеж все от дыму задыхаясь падали и згорали на улицах, а иные в домах своих. Словом, везде видны были следы такого несказанного варварства и безчеловечия, что и поверить было не можно, чтобы тому люди наши притчиною были.

Между тем пожар и крик нещастных Индейцов час от часу умножался, и тем приводил нас всех в крайней ужас. А как мы к сему в пепел обращающемуся городу приблизились, то выбежали из оного четыре женщины и 16 человек мущин, а за ними гнавшиеся матросы, будучи не в состоянии нагнать, стреляли по их из ружей, и убили почти пред ногами нашими троих из сих нещастных. Отпавшия же усмотревши нас, от страху не знали, что делать; а наконец будучи со всех сторон злодеями своими окружены, какими они и нас почитали, начали жалостным воплем, бросясь переде нами ка колени, просить у нас, как то из всех деяниев их приметит было можно, помилования. Я давал знаки, чтоб они нас не боялись, и показывая за собою место, ободрял их тем, что они осмелились пользоваться моею милостию.

Свет в глазах моих мерк, когда я взирал на сие народное истребление, ибо у оставших от побиения у иных созжены были руки, у иных ноги; словом, все спасшиеся от смерти Индейцы имели на теле своем такие знаки варварства матрос наших, которые мне по смерть свою позабыть было не можно. Все сие приводило меня в несказанную ярость, и естьлиб тогда бешеные наши матросы, по бегущим к нам беднякам стрелять не перестали; то бы неусумнился я вступиться за Индейцов, и стать противе людей своих; но они прогнавши бегущую сию шайку, возвратились в город, и зажигая повсюду, упражнялись только в убиении жителей оного.

людям приказать не расходиться, и не начиная больше ничего с Индейцами послать в город к своим товарищам, чтобы они наискорейшим образом в поле выбирались. Но в минуту выбежал из улицы ботсман с четырмя матросами, и увидевши Капитана восклицал победу. Ах, господин Капитан, говорил кровью с ног и до головы обрызганный сей тигр, как я тому рад, что вы нас не позабыли. С помощию вашею совершу я начатую много победу и столько побью сих бездельниксн, сколько у бедняка Еферия на голове волосов было. Пойдем и истребим убийцов земляка нашего; его увидите вы не далеко отсюда зарезанного и на дереве висящого.

и сам Капитан, племянник мой, пришед в великое сердце, дал служителям своим в разорении города и убиении жителей оного полную власть. Они будучи участниками Ефериеной смерти, говорил он, должны быть за то и наказаны. Матросы, пришедшие с ним вслушавшись в такое командира своего разсуждение, разсыпались по городу, и возобновили почти утухающей пожар.

Я видя, что советы мои ничего не действуют, и будучи не в состоянии смотреть на бешеные и безчеловечные поступки разъяренных матросов и слышать жалостной вопль нещастных Мадагаскарцов, досадуя при том на своего племянника за то, что попущением его сие народное истребление возобновилось, подозвав с собою канторщика и двоих матросов, возвратился на шлюбку. Тогда уже начало светать, а распространившейся слух о разорении города побудил живущих близ оного Индейцов собраться у той деревни, которую идучи в городе оставил ботсман неразоренную. По щастию нашему миновали мы сие опасное место и пришли благополучно на шлюбку, на которой отъехал я на корабль; а дабы воины наши в случае нужды иметь могли готовые к принятию их суда, то послал ее обратно к берегу.

По входе на судно увидел я, что пожар начале утухать и вскоре по том слышан был ружейной салф; сей учинен по собранным близь помянутой деревни Индейцам, которых было хотя и весьма много, однакож в такой трусости, что не отважились учинить на людей наших и тогда нападения, когда они от исполнения варварства своего к шлюбкам возвращаясь, по разным местам разсеявшись в безстройстве и безпорядочно лесом пробирались. Ибо нечаянно учиненным на городе нападением, и при том служившеюся тогда ночною темнотою, от которой сей и без того ужасной пожар причинял еще больше страху, також и тем, что куда они ни бросались, везде от разсеянных по городу матросов побиваемы будучи, пришли они в такую трусость, что почитали себя погибшими.

Наконец приехали воины наши на корабль. Я весьма был сердит на всех тех, а особливо на своего племянника, которого и укорял жестокостию. Он ответствовал на все мои укоризны с учтивостию, и извинялся тем, что вид нещастного и столь безчестно убитого Еферия подвиге его на сие безчеловечие. Тем же бранил я и всех матросов: но они будучи не в моей команде, на слова мои и не смотрели; а только досадно было им, что вместо желаемой добычи перемарали свое платье; другие же и со всем его лишились. В том же ни мало не раскаивались, что безсовестно и безвинно, а при том мучительски жителей сего нещастного города истребили.

С тем отправились мы в пут свой, по чему уже и знать не могли, какие в нещастном Мадагаскарском народе от варварства нашего произошли следствия. Матросы щитали убитых до полутораста человеке мущин, женщин и детей. Чтож принадлежит до города, то не оставили в нем ни единого дому. Бедного Еферия снявши с дерева погребли на том же месте. А хотя почитая сей поступок свой справедливым, и не думали чтобы им за такое их безчеловечие какое либо возмездие следовать могло; однакож я разсуждая о том без всякого пристрастия, и будучи точно уверен, что доброе добром награждается, а за зло злом платится, говорил всегда, что им Мадагаскарское кровопролитие без наказания не пройдет. Такие часто чинимые матросам на поминовения привели некоторых из них в раскаяние; другие же извинялись тем, что побивая Индейцов наказывали Ефериева убийцу. Жестокосердные же наконец так на меня озлобились, что слов моих и слушать не хотели: но я не смотря ни на что, не укоснял бранить и называть их варварами.

матросе Еферий, однакож и то правда, что войну начали Индейцы, а при том без не всякой основательной к тому притчины. Они бы видя только одного договоров нарушителя, могли всех нас просить, чтобы мы его за то наказали, а не мстить за причиненную им девке их наглость всем нам. А понеже его сами смертно казнили, то нам уже столь от них обиженным должно было за себя вступиться и наказывать своих неприятелей; а особливо за то, что они вздумали побить нас тогда, когда мы, надеясь на их честное в содержании договоров данное нам слово, в безопасности находились.

Ктоб по сему ботсманом приносимому оправданию поверил, чтобы он был начальником Мадагаскарского побоища, или кто бы подумал, чтоб купецкого корабля служители на целое государство наступить осмелились, и столь малым числом людей пространной Мадагаскар разорили. Все сие столько же было вероятно, сколько и мои слова, коими предсказывал я матросам, что мы за безчеловечие их без наказания не останемся. Следствии показали исполнение моего пророчества; ибо по приходе в Бенгальской залив, пропали у нас без вести пять человек матросов, посланных за свежею водою. Я услышавши о том, и вспомня прежния слова свои, называл сие началом наказания, какое делается нам за Мадагаскарское кровопролитие, но ботсмань всегда противящейся словам моим говорил: Вам, государь мой, будеть доказать оное весьма трудно, а особливо когда возмете в разсудок, что пропавшие наши люди при истреблении Индейпов и не бывали, а находились во все то время на корабле, когдаж неотменно следовать имело какое либо наказание, то оное должно бы упасть на тех, которые при деле были, а не на таких, кои в грехе сем, естьли оное так назваться может, не имеют ни малейшого участия.

Сии колкия предики, кои я матросам говаривал, зделались им наконец несносными, а мне стол вредными, что я принужден был чувствовать оных силу. Правду сказать, при говорении их не думал я никогда, чтоб они возъимели столь дурные следствия; однакож сверьх моего чаяния зделалось мне болтанье мое вредным. Ибо бывшей начальник Мадагаскарского кровопролития, помянутой пиустыми отговорками оправдающейся ботсман подошедши ко мне, начале весьма не учтиво выговаривать: Напрасно ты, государь мой, о сей материи так часто упоминая, укоряешь нас вредными и неосновательными о сем деле мнениями, коими уже до того довел, что весь корабль тобою недоволен; я же особливо за то, что ты называешь меня начальником сего злодеяния; чегоб тебе, продолжал он речь свою, будучи нашим пасажиром, и говорить не надлежало. Что тебе до того нужды, правы ли мы в том или виноваты? или ты вздумал зделаться судьею дел наших? Когдаж нам и Капитан наш не говорит о том ни слова; то какое имеешь ты право безпрерывно укорять нас истреблением сего варварского народа? или ты вздумал зделаться донощиком, в чем нас всех поступки твои и уверяют? Естьли же ты столь зол, что мыслишь, возвратясь в Англию отдать нас под суде, то ведай, что мы при первьом случае оставим корабль, и лучше желаем странствовать в диких сих местах, нежели сносить от тебя столь несносные и пустые укоризны.

Выслушавши терпеливо такия ругательства и угрозы, сказал я ботсману: Мадагаскарское народное истребление, кое никогда инако называть не буду, было мне на всегда столь противно, что я взирая на почтенную твою особу, столько же, как и на других при том бывших смертоубийцев, бранил их всех без изъятия. А хотя никакой команды над кораблем нашим и не имею, коей никогда и не требовал, також и того, чтоб вы меня пред другими отменно почитали; однакож всегда имею я власть говорить о вещах, до всех равно касающихся, столько же вольно, сколько и ты господин ботсман осмеливаешься теперь делать мне в том запрещение. Итак говоря правду, не признаюсь пред вами виноватым. А понеже в корабле вашем есть большая половина моего грузу, то в разсуждении сего еще и долг имею напоминать вам вашу должность, в случаеж ослушания, и угрожения вам делать. Напротив того ты и служащие на нем за наши деньги товарищи твои не должны требовать от меня в словах моих ни малейшого отчету. Когдаж ты столь продерзлив и осмеливаешься делать мне ругательством выполненные выговоры, то знай, что за сию наглость без наказания не останешься. Все сие, говорил я с некоторою запальчивостию. А понеже ботсман отходил от меня молчанием, то по сему его поступку и заключил, что здор сей тем уже и кончало.

следствиев, поехал на оной с нашим канторщиком, но к вечеру, как приготовлялся я ехать на корабль, то пришел ко мне матрос, и сказал, чтоб я к пристани итти не трудился; ибо гребцы имеют приказание оставить нас на берегу. Тронут будучи сим грубым изветом, оторопел. Опамятовавшись же несколько, спросил у него, кто ему о такой глупости сказывать мне приказывал? Ботсман, отвечал он. Я услышавши сие, и заключа по такому его поступку, что на корабле конечно бунт зделался, просил канторщика съездить туда хотя в Индейской лодке, и спросить у Капитана, что он мне при сем случае делать прикажет.

Но того, чтоб мне на берегу не остаться, уже переменить было не можно; ибо ботсман, кананер и все начальные люди, тогдаж еще, как я с корабля на шлюбку сошел, вышли на верьх со всеми матросами, и поде словоначальством перьвого, которой говорил всех их получше, приступили к Капитану, и упомянувши ему о всем со мною бывшем объявили, как они тому весьма ради, что я без принуждения их с корабля съехал, а без тогоб, говорили они все единодушно, мы его и сами к тому понудить не оставили. Сперьва думали было мы от вас разбежаться, но наконец разсудили, что вы тому не виноваты, и для того давши слово служить под командою вашею, хотим со всякою точностию исполнять свое обещание. Естьли же дядя ваш добровольно на берегу не останется, или вы его к тому не принудите, то мы далее путь свой продолжать с вами не намерены. Выговоривши сие оборотился ботсман к собранным у грот мачты матросам, а они единогласно заклялись не отставать друг от друга.

Племяннике мои будучи нетороплив и на выдумки скор, притворялся, будто бы принимает такия слова шутошными, и улыбаясь, обещался о том подумать, а теперь же, не видавшись со мною, сказать им ни то ничего не может. Но матросы слыша мое имя, ударили в присудствии его меж собою по рукам с тем, что пойдут все с корабля, естьли он меня на оной спустит. Такое бешенство их привело Капитана в сердце. Не зная же чем отвратить сие нещастие, угрожал мятежникам за то наказанием, когда, они оставять на берегу такова человека, которому большая часть корабельного грузу принадлежит. Я ж лучше потеряю корабль, говорил он, нежели соглашусь зделать дяде своему такую великую обиду; ступайте бешеные и делайте что хотите, только знайте, что вам бунт ваш даром не пройдет. Тыжэ, господин ботсман, поезжай со мною на берег, и старайся примиришься с сим почтенным стариком.

Ботсман выслушавши такое приказание был тем весьма не доволен, и явным образом приглашая себе сообщников, говорил, что он с крайним огорчением видит себя принужденным противиться повелениям такова человека, которого он слушаться обещался. По поощрению его все матросы закричали наконец, что ни на корабле, ни на берегу со мною дела иметь не желают, и ботсмана от себя не отпустят. Когда так, отвечал им Капишан, то я поеду один и переговорю о сем дел с дядею. И в самом деле он приехал тогда, как упомянутой огорчительной комплемент от ботсмана сказывали. Не видя Капитана, опасался я по большой части, чтобы матросы брося его в море, не ушли с кораблем и со всеми моими пожитками, и тем бы не привели меня до такова состояния, в каком я и в бытность мою на острову не находился.

корабельные служители, оставя службу, со оного сойти заклялися, естьли я к ним возвратиться вздумаю, то просил я племянника своего о том не беспокоиться, а прислать на берег мое платье и столько денег, чтоб я ими в Англию возвратиться мог; да и глупоб было, естьлиб при таких обстоятельствах я сам на корабль ехать вздумал; ибо огорченные матросы моглиб, опасаясь за востание свое наказания убить меня и с Капитаном до смерти, а по том овладевши кораблем, на оном итти на разбой. Что предупреждая и надлежало мне повиноваться судьбе своей.

А хотя Капитану растаться со мною и не хотелось, однакож сие было необходимо. По чему возвратясь на корабль сказал оне матросам, что я, естьли они только платье мое ко мне пришлют, и сам с ними жить не желаю. Все на то согласись, и несказанно благодарили Капитана, что оне их избавил от моих ругательств, и обещались служить ему но прежнему. При возстановлении сего всеобщого покою находился только я один недовольным своею судьбою: ибо принужден был остаться в таком месте, которое от отечества моего еще три тысячи миль, далее того было, нежели отстоял от оного мой остров. Капитан выгрузил мои товары, и оставя мне в услужение собственного своего малого, да для исправления деле моих комисарского писаря, простясь со мною, возвратился на корабль; а я с крайним неудовольствием увидел наконец, что судно его брося, так сказать, настоящого своего хозяина, пошло в море.

В нещастии своем утешался я только тем, что не один, но с товарищами в сем отдаленном месте оставлен с ними, нанял я у некоей Агличанки изрядной покой, у ней же в доме жило много Французских и Италианских купцов. В Бенгале пробыл я целые девять месяцов, разсуждая, какоюб дорогою спокойнее и безопаснее возвратишься в свое отечество. А понеже у меня было весьма много денег и товаров, ибо племянник мой оставил мне тысячу червонных и вексель на толикуюж сумму то и не могло быть мне ни в чем недостатка, а особливо когда я товары свои с рук зживши, и дабы не иметь во время пути от множества денег безпокойствия, на вырученные за оные деньги бралиянтов и прочих дорогих каменьев столько накупил, сколько мне оных за дешевую цену достать было можно, то уже тогда и богатым человеком назваться мог.

Живучи в Бенгале, подружился я с некоторым стоявшим со мною в одном дом Аглинским купцом. Сей пришедши некогла ко мне, начал говорить: любезной земляк, я пришел сказать вам о своем предприятии, которое думаю и вам покажется. Мы, продолжал он речь свою, остались здесь, вы по нещастию, а я по собственному моему произволению. А хотя по находимся в отдаленнейшем от людей месте; однакож в таком, где знающие комерцию люди трудами своими обогащаются. Положим, чем нам жить в праздности, по тысячи фунтов стерлингов, наймем корабль, и поедем торговать в Китай. Мне уже сидеть здесь поджавши руки весьма наскучило, для чего нам глохнуть и делаться ленивцами, коих в свете и без нас весьма много. Послушайся моего совету, и согласись еще отведать своего щастия, ты будешь на корабле Капитаном, а я твоим канторщиком. Сие предложение его мне весьма показалось, а особливо, что оное производило от чистосердечия, а притом сходствовало с моею природною к волоките склонностию. И в самом деле оно возбудило во мне прежнюю мою охоту к странствованию; по чему советом его будучи весьма доволен, на оной тот же час и согласился. Между тем прошло несколько времени, пока мы нашли желаемое нами судно; наконец попалось одно, однакож без матросов, но и за ними долго у нас не стало; ибо я поощряем буйным своим желанием видеть все, что есть на свете, а он предстоящим умножением богатств своих, крайне старались о произведении в действо своего предприятия; а наконец и выискали; из Агличан штурмана, ботсмана, кананера, да Голландского плотника и трех Португальских матросов, а прочих морских служителей набрали мы из Индейцов, коих находится в Бенгале всегда довольно.

Таким образом вооружась и нагрузившись пристойными по намерению своему товарами, отправились мы в путь свой. А понеже и без меня о тех землях, к которых мы на новом корабле своем находились, довольно есть описаниев, то чтобы в должность географа вступя читателю не наскучить, за довольное почитаю сказать ему, что пошли мы сперьва на остров Суматру, а оттуда были в Сиаме, где и променяли товары свои на такие, с которыми надобно было ехать в Китай.

весьма непонятно казалось. Будучи же ныне в сих местах узнал, что в разсуждении множества областей, в которых Аглинские торги производятся, сие весьма неудивительно, а особливо когда возметь в разсудок, что там самые безделки можно менять на драгоценнейшия в свете вещи, и оные по том за великия денги продавать в ближайших же Европейских селениях.

И так, как бы кто в том ни сумневался, однакож то останется всегдашнею правдою, что я в сей вояж нажился несказанно, а при том и научился с лучшим успехом отправлять торги свои; и естьлиб дватцатьюо годами был помоложе, тоб разбогател там не хуже других. А понеже имел я уже тогда не такие годы, чтоб мне в излишних трудах обращаться, а при том и такое богатство, что и из отечества своего, не для приобретения оного, но для удовольствия бешеной своей охоты, к странствованию выехал, то и не старался употребить в пользу сего нового своего знания, а думал только бродить по свету, и смотреть, что в посещаемых нами при отправлении торгов областям делается, но и в том принужден был наконец согласиться с Соломоном, что око зрением насытиться не может. Ибо не смотря и на то, что уже, так сказать, почти все примечания достойные вещи в свете видел, любопытство мое однакож и тогда еще не умаляясь, побуждало меня к снисканию новых предметов.

Товарищ же мой имел притом с моими совсем несходные и по намерениям своим столь искусно расположенные мысли, что лучше оных для умножения богатств его и требовать было не можно. Он думая о действительном наполнении своего кармана, противности в том не находил, чтобы в одно место три или четыре раза заехать. Не скучно было ему и десять раз во оные заглядывать, только с тем, чтобы получить от того прибыль. Мнеж напротив того было весьма несносно ехать туда, где мы уже однажды были. А от того, что часто принужденным себя находил против моих склонностей за ним следовать, куда его только приобретение сокровище влекло, то новые поездки мои наконец так мне наскучили, что я почувствовал в себе крайнюю охоту возвратиться в свое отечество.

Но в то самое время, как я в изыскании ко тому всяких способов обращался, вселились в голову товарища моего новые предприятия. Он вздумал ехать на Макильския острова, и коснуться другим близ оных лежащим местам. Ни отсоветования мои, ни представляемые опасности, в кои могли мы впасть от торгующих там и всем завидящих Голландцов не могли его удержать от исполнения сего намерения; и так принужден был и я на тож согласиться. А хотя Голландцы и крепко смотрят, чтобы в принадлежащих им местах кроме их никто торгов отправлять не осмеливался; однакож нам удалось, правда что не без труда, окончить вояж свой, и щастливо возвратиться в Бенгалу.

Как мы по приезде в Бенгалу бары там своим щет делали, то товарищ мой взглянув на меня улыбнулся, и укоряя меня природным моим к собранию сокровищ нерачением, сказал: видишь ли ты, государь мой, пользу от купечества произходящую, и признаешься ли теперь, что лучше торговать, нежели странствуя по свету примечать обычаи людские? Я никогда, не надеялся, ответствовал ему, приобрести такое множество богатства, какое ныне мы имеем, и для того божусь тебе, естьли мне удастся овладеть своею ленью, то я не смотря на свою старость, и тебе жаждущему к сокровищам, побуждением моим к странствованию наскучу. И в самом деле обольщен будучи новыми приобретениями, вздумал купить себе корабль, и торговать на нем до тех пор, пока найду случай в Европу возвратиться.

в Европу. Товарищ мой был на оное согласен, и так купили мы его за дешевую цену, с тем договором, чтобы оставшие на нем служители с нами одну компанию прослужили, но плутцы получа за корабль деньги разошлись в разные стороны. Долго не знали мы куда они девались, но наконец проведали, что они пошли в Аргу, столицу великого Могола, с тем, чтобы оттуда добравшись до Сусаты, возвратиться в Европу. Притчина их побегу была та, что назвавшейся Капитаном и продавшей нам под сим именем корабль, был оного кананер. Он по некоторому случаю лишись настоящого своего командира, о коем при случае упомянется, подговорил матросов, и зделавшись их начальником, насколько лет с ними разбойничал, а по том учинившись уже всем в тех местах торгующим народам известным, избегая наказания, пришел в Бенгалу, где и удалось ему сыскать двух глупцов, коим судно свое и продал. А хотя он был и обманщик, но мы о том со всем не ведая, заплативши своя деньги, довольное имели право к овладению корабля. Правду же сказать, зделали в том большую ошибку, что не осведомились о состоянии продавцов своих, до чего бы легко добралися, естьлиб их разспрашивать, илиб показанной ими при продаже корабля паспорт, в котором именовался некто Емануель Клостергофен называемой, поострожнее разсматривать стали. Нo мы по простоте своей купили его без всякого сомнения.

Таким образом получа собственное, а при том немалое судно наняли еще Аглинских и Голландских матросов, и вздумали вторично ехать к Филипинским и Молукским берегам. А дабы не наскучить читателю описанием о маловажных приключениях нам во время сего нашего вояжа случившихся, и за остатком примечания достойных наших случаев, скажу одним словом, что в восточной Индии пробыл я шесть лет, обращаясь в весьма прибыльных торгах, кои и побудили меня ехать в Китай.

Во времяж сего путешествия будучи за противными ветрами принужены ходить в проливах Молукских островов, приметили в корабле своем великую течь, и не сыскав места, которым в него вода входила, вздумали войдя в какую и и будь реку осмотреть и починить свое судно. Товарищ мой будучи о областях, в коих мы тогда находились больше моего сведом, советовал Капитану войти в реку Камбодио. Я говорю Капитану, по тому что мы избавляясь от излишних в командовании кораблем трудов, выбрали в сей чин своего штурмана Томзона. А как я по входе во реку на берег съехал, то в бытность мою там, подошед ко мне незнаемой человек, начале говорить с некоторою торопливостию. Он был, как я о том после сведал, помощник кананерской, тогда на якоре в той же реке ближе к городу Камбодио стоявшого Аглинского корабля.

но в том обманулся, по чему и отвечал на слова его следующим образом: естьли то до меня принадлежит, и ты ни малою в том корыстию не запутан, то буду тебе за то обязан благодарностию. Я побужден ко тому, говорил он крайнею опасностию, угрожающею жизни вашей. Опасность моя видима, сказал я ему на то я она состоит в том, что в корабле нашем зделалась необычайная течь, для чего мы его осмотревши исправить вздумали. Государь мой! естьли вы себя любите, то о том до времяни думать забудьте, а выслушайте слова мои. Знаете ли вы, что отсюда находится не далеко город Камбодиа, и что близи его лежат на якоре два Голландских и три Аглинских корабля. Да что они мне зделают, спросил я его? Как! что, перервал он речь мою, сходно ли то с разумом, чтоб человек такой, каков вы есть, странствуя по свету; пошел в гавань не осведомившись прежде, нет ли в ней его неприятелей. Ваши слова приводят меня в удивление; говорите яснее, а я вас уверяю при том, что ни малой не предвижу причины опасаться Аглинских и Голландских кораблей, понеже я не нарушитель морских уставов, и запрещенными товарами не торгую. Очень изрядно, отвечал он несколько улыбнувшись; естьли вы в безопасности, то можете здесь остаться: но мне весьма досадна излишняя ваша на себя надежда; знайтеж, что нападут на вас пять вооруженных шлюбок, и что уже между ими соглашенось, победивши всех вас перевешать.

слова твои, отвечал я, мне со всем не понятны, також и то, по какой причине, и с какова умыслу обо мне думают так мои однородны; однакож быть по твоему. Я стану, не смотря на мою невинность пользоваться твоим советам, и тотчас пойду в море! не скажи мне между тем, государь мой! не можете ли в изъяснить подробнее слова свои? Я о том мало знаю, отвечал мне незнакомец; а есть здесь со мною некоторой Голландец, которой вам, когда время допустит, все оное раскажет, к чему извет мой клонится. Слова мои нам не понятны быть не могут или вы в Суматре не бывали, и там Капитана вашего и с ним трех человек матросов островские жители у вас не убивали, или хотите отпираться от ремесла своего, перестаньте притворничать; а скажите мне не вы ли атаман сего судна? Все уже знают, что оно разбойническое, и для того можете ли вы быть здесь в безопасности.

Вы очень чисто по Аглински говорите, сказал я ему на то, за что вами весьма и доволен; а хотя мы в затеянном на нас беззаконии участия и не имеем: однакож для избежания предсказанного нещастия возьму я возможную осторожность. Наилучшая осторожность есть, вскричал он, бежать всех опасностей, и спасать жизнь свою, естьли она нам и подкомандующих ваших не наскучила; велите тотчас при прибылой воде с якоря сниматься, и пользуясь приливом убираться в море. А понеже неприятели наши стоят отсюда в дватцати милях, то мы тем у них и перед возмете. Государь мой, вы показав мне такую услугу, думаю изъяснитесь чем я должен платить вам за сие нам весьма полезное известие. Может быть вы мне еще не верите, сказал он, а думаете, будто бы я вас обманываю, то для уверения того я от вас не отстану. Когда ж исполнение слов моих увидите, то заплатите мне за девять месяцов заслуженное мое на оставляемом теперь мною корабле денежное жалованье, а Голландцу товарищу моему за шесть месяцов; за нашу ж ложь не давайте нам ни полушки.

Я тотчас на то согласился, и приказал обоим им ехать с собою на корабль. Товарищ мой увидя нас выбежал на борд, и с великою радостно сказывал мне, что дыру нашли, и уже законопатили. Слава Богу, отвечал я ему; такк пожалуй прикажи поднимать якорь. Для чего так скоро? спросил он, что значит такая торопливость? Оставьте вопросы, перервал я речь его; а велите всем итти к шпилю, и не теряя времени работать. Хотя он такому приказанию и крайне дивился; однако же признав к себе Капитана, объявил ему мое повеление. И так мы пользуясь воставшим с берегу ветром, отправились без всякой остановки в море. Тогда кликнув к себе своего товарища, рассказал ему притчину сего скорого отправления, кою объяснили ему новопринятые наши матросы.