Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая.
Страница 5

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина. Часть вторая. Страница 5 (старая орфография)

Между тем, как они ему о том сказывали, пришел к нам в каюту посланной от Капитана с известием, о гонящихся за нами пяти вооруженных шлюбках. Тогда не оставалось уже о сказанной помянутым Агличанином правде ни малейшого сомнения Услышавши о сей погоне, приказал я собрать служителей, и объявил им, коим образом мы у всех торгующих в сих местах народов разбойниками прославились, и в каких мыслях за нами сия погоня чинится, и для того, говорил я им, вы будучи честными людьми, долженствуете защищать жизнь свою. Матросы выслушавши слова мои, обещались все единодушно защищаться до последней капли крови. По сему оставалось только спросить у Капитана, как он думает обороняться? а он отвечал мне на то, что твердо намерен не допускать их к кораблю артиллериею, а по том, естьли паче чаяния близко подойдут, стрелять из ружей. Естьли же и то не поможет, вытти всем на борд, и до тех пор драться, пока они всех побьют до смерти. По том приказали мы кананеру перевезти на корму две пушки, и зарядить их дробью, и тем в случае нужды очищать руль.

В таком положении ожидали мы своих неприятелей. Пользуясь же способным ветром убирались между тем в открытое море. Наконец начали нас шлюбки нагонять. Они были весьма великия и людьми наполненные. Две из них, как мы то помощию наших зрительных трубок точно могли видеть, были Аглинския, и час от часу приближаясь, брали у прочих перед. Мы выстрелили по них холостым зарядом, в знаке того, что с ними намерены сойтиться, а при выстреле подняли белой флаг; но они ничего на то не ответствуя, прибавляли парусы и подошли еще ближе; для чего подняли мы при вторичном выстреле красной флаг, но и то неустрашило их продолжать пути своего; ибо они надеясь на приближающуюся к нам помощь, подбирались под нашу корму, и думали с сей стороны учинить на нас нападение.

Помянутым выстрелом отбили мы руль у шлюбки, и приготовились тем же подчивать ближних гостей своих. Одна следующая за работою бросилась ей на помощь и приняла к себе людей оной. Мы видя их крайность начали вторично говорить с ближними, и спрашивали о причине чинимого ими на нас нападения; но они не ответствуя на наши вопросы, старались только подойти ближе, для чего мы принуждены были мы еще по них выстрелить. Но кананер впрочем в деле своем человек искусной в них не потрафил, и тем подал неприятелям причину над нами насмехаться. Сею наглостию их наконец огорчившейся пушкарь употрсбил все свое искусство, и начал целить лучше прежнего; а хотя в первой раз в самой корпус шлюбки и не попал, однакож зделалось так, что ядро пошло вдоль оной и по головам матроским, и причинило им несказанной вред. Потом следующими тремя выстрелами разбил одну шлюбку почти всю в щепы, и принудил тем неприятелей помышлять не о завоевании корабля, но о собственном своем спасении.

Увидевши такую их пагубу, приказал я, однакож с ружьями, сойти некоторому числу матросов в елбот, и спасать неприятелей от потопления, а при том поступать проворнее, дабы между тем и задния шлюбки нас не нагнали. Посланные исполнили мое прилазание, и поймали трех человеке. По привезении их на корабль пошли мы под всеми парусами в море, и тем избавились от своих злодеев. Есть ли же бы оставшия три шлюбки за передними и на нас напавшими успевать могли; то бы нам конечно от рук их спастись было не можно. Но от не проворства оных убегли мы такой ни мало неожидаемой опасности; дабы со всем от неприятелей своих скрыться, то переменя курс свой, пошли мы в западную сторону Азии, таким путем, которым никогда ни один Европейской корабль не ходит. Таким образом будучи уже в безопасности, спрашивал я у гостей своих о притчине учиненного на нас, от вышеупомянутых шлюбок покушения. Они объяснили мне все оного обстоятельства следующим образом: Продавец вашего корабля есть самой тот плут, которой овладел оным по смерти своего Капитана, коего убили с тремя матросами Индейцы тогда, как они выходили на берег некоего острова, чегоб и ему миновать было не можно: но он ушел с оставшими товарищами в лес, где от них и отсиделся, а наконец некоторым чудом, доплывши до шлюбки из Китая идущого Голландского корабля, по щастию его тогда там стоявшого, привезен на судно, где не дожидаясь на острову оставших своих товарищей отправился в море. Из них шипор с двумя матросами спасся же на помянутой корабль и по прибытии на нем в Батавию, разгласил, что кананер его овладевши судном пошел разбойничать, а после слышал я там же, что он его продал в Бенгале разбойнической же шайке, которая на нем разбила два Голландских корабля с богатым грузом.

сильно гнавшимся, то бы невинностию своею, а особливо пред такими людьми, которые столь дурно обе нас уже предупреждены, оправдаться были не в силах. Предстоящая опасность побудила моего товарища помышлять, не заходя ни в какую гавань, о возвращеньи к Бенгале, Там можем мы говорил он, во всем и без всякого труда оправдаться; покажем точно, где мы были, когда купленное судно наше пришло с город, от кого мы и каким образом его купили. А хотя бы дело наше дошло и до худого, однако ж нас без суда не повесят. Здесь же сколь скоро Голландцам или Агличанам в руки попадемся, то уже от них помилования не будет.

Я сперьва согласился было с его мнением, но по том оное отставил, для того, что возвращаясь в помянутой город должно было проходить Малакской проливе, в коем конечноб с нами Европейския суда повстречались, а слухе о затеянном на нас бездельничестве, и дурной прием напавшим на нас шлюбкам нами учиненной побудить мог всех Европейцоп к отмщению також скорое наше в Бенгалу возвращение могло бы почесться таким, будто бы мы от бед своих бегством спасаемся, и всему затеянному на нас злу притчиною. Сие мнение объявил я предостерегшему нас Агличанину, а он почитая его основательным, советовал итти к Тонквинским берегам, а оттуда в Китай, отправляя между тем во всех местах, куда заходить будем, торги свои, послеж продавши корабль возвратиться на каком либо Китайском судне в Бенгалу. Такия намерения казались безопаснейшими, так в сходство оных пошли мы к Норд-Весту, отдалясь однакож от обыкновенной дороги более пятидесяти миль.

Но сия осторожность ввергла нас в некоторые безпокойствия: ибо в пути нашем зделались противные ветры, а наконец и недостаток в съестных припасах оказался. Впрочем же и того опасаться было должно, чтоб корабли разбитых нами шлюбок туда ж итти не вздумали, и с намиб там не встретились. Все сии произойти могущия опасности завсегда себе воображая, находился я в крайнем безпокойствии: ибо не бывав в жизнь свою ни плутом, ни разбойником, должен был ежеминутно виселицы опасаться. Горесть моя умножилась тем еще больше, что ни малейшого не было способу доказать мне свою невинность, за тем, что все обстоятельства затеянного на нас злодеяния казались всем вероятным.

Товарищ мой видя меня от того б крайнюю задумчивость впавшого, хотя тем же и сам страдал; однакож начале ободрять всех своими словами, и описывая мне в сей стороне находящияся пристани сказал, что он намерен искать убежища своего в Кохинхине или в Тонквинском заливе, оттуда можем мы итти в Макао город до сего Португальцам принадлежавшей, а из Макао пойдем в Китай. Мы приняли его резолюцию, и по окончании весьма скучной дороги, вовремя которой претерпевали крайней в съестных припасах недостаток, увидели Кохинхинской береге, и вздумали было зайти в небольшую ему известную речку, но за мелководием не могли исполнить сего своего намерения; по нему послали елбот проведать, не стоит ли в ней какой либо Европейской корабль.

Осторожность, с которою мы вошли наконец в сию реку, избавила нас от нашего нещастия; ибо на другой день прошли мимо нас весьма близко два Голландских корабля, а третье без флагу, кое почли мы также Голландским. По полудни тогож числа прошли тоюж дорогою два Аглинских судна. Таким образом находясь в крайней опасности ожидали мы судьбы своей, и только было по отдалении оных напали наслаждаться покоем, то востало на нас новое нещастие. Область, в коей мы тогда находились, обитаема лютейшими варварами. Их ремесло грабить и брать в полон от потопления спасающихся на берег их людей. Мы зная такой зверей сих обычай, крайне остерегались не начинать с ними никакого дела; но они привязались к нам следующим образом.

и вздумали при сем случае выбрать из него весь тяжелой груз, и опрокинувши на бок вычистить и осмотреть, не можно ли будет найти место сей течи. Жители Кохинхинские проезжаясь по реке, и видя опрокинутой корабль, подумали, будто бы его со всем на берег выбросило. По чему будучи в таком чаянии возвратились в свои жилища, и часа чрез три приехали к нам в двенатцати людьми наполненных лодках. По приближении же к кораблю смотрели на нашу работу и не показывая ни малого виду злого своего предприятия, долго стояли и без всякого дела на одном месте. А по том разсудя конечно, что мы находимся в крайней опасности, бросились на находившихся в шлюбках людей.

Работники наши видя в великом множестве приближающихся к себе неприятелей, начали было робеть, и спрашивались меня, что им делать. Я приказало было находящимся на подмостках войти в корабль, а бывшим на шлюбках объехавши на другую сторону тож зделав, крайне стараться поставить судно на фарватере; но никто изо них не исполнил моего приказания, а варварския лодки подошед ко елботу, успели между тем схватить в нем бывших. Перьвой попался им в руки Агличанин, мужик крепкой и храброй. Он брося ружье свое в шлюбку, схватил дикого за волосы, и вытащивши его из лодки в елбот, расшиб о борд его череп. Сперьва почитал я поступок сей крайнею глупостию, но видя такое его в руках проворство, был тем доволен. В тож время Голландец близ его стоящей взявши брошенное им ружье за дуло, начал им отмахиваться, и збил пять человек диких покусившихся брать его в полон; но тем не можно было удержать всех неприятелей. Ибо в елботе находилось только пять человек матросов; но по щастию самой смешной способ помог нам одержат над дикими совершенную победу.

Конопатчик приготовляясь смолить корабль, спустил целой котел кипящей смолы в елбот. Помощнике его имея в руках своих мазилку, вздумал обмакивая оную в смолу, обрызгивать ею голых Кохинхинцов, и тем принудил их в воду бросаться. Изрядно Иван, вскричал видя успех сего дела конопатчик; знать им сие нравно, подчивай их сею похлебкою. Иван услышавши сей приказ, схватил швабру и окунувши ее в смолу, кропил оною нагих воров, а стоявшей близ его матрос поливал их из ополовника тем же соусом, а от того во всех трех неприятельских приближившихся к елботу лодках не осталось одного человека, которой бы не почувствовал силы кипящей смолы нашей. Ибо точно могу уверить, что я в жизнь мою не слыхивал такого ужасного крику, какой производили тогда нещастные Кохинхинцы.

Таким образом отбивши от себя своих неприятелей, и избавившись горячею смолою от угрожаемого нам нещастия, старались поставить корабль на фарватер, а Кохинхинцы видя свой обман, больше на нас нападать не отважились, а думали только как бы нибудь удалиться, чему я был и весьма рад; а особливо, что сия смехотворная баталия без дального кровопролития скончалась. Опасаясь же вторичного от них нападения, от коегоб нам уже смолою избавиться было не возможно, приказал в тот же вечер внести в корабль вынесенные на берег вещи, на разсвете вышед в устье реки стали на якорь, где будучи в добром к обороне состоянии, сих неприятелей не страшились. На другой день окончавши дела свои, и видя унявшуюся в корабле течь, отправились действительно в путь свой. Очень хотелось нам зайти в Тонквинской залив, и проведать, куда пошли Голландские вышеупомянутые корабли; но приметя, что во оном много Европейских судов находится, итти туда не отважились, а пошли к острову Формозе страшась их так, как торгующие в Средиземном море суда боятся Алжирских морских разбойников.

Сперьва шли мы к Норд-Весту, к Манильским или Филипинским островам, и старались отдалиться от обыкновенной Европейских судов дороги; наконец поворотя к северу, пришли к острову Формозе. Там стали на якорь для доставления себе свежей воды и съестных припасов, чем нас и снабдил изобильно тамошней народ. Он показался нам честным, и во всех бывших с ними торгах весьма верным, станется от того, что они сей доброй поступок, и сию честность заняли от Христианства, до сего посредством Голландских проповедников там засеянного. Мысль сия раждает во мне о Христианской вере такое мнение, что она везде, гдеб принята ни была, производит благословенные плоды свои, даже и в тех местах, где до дальняго действия не допускается; исправляет она нравы, и переменяет в добрые до сего злые обычаи. Оттуда пошли мы к северу, придерживаясь Китайских берегов, и таким образом миновали все обыкновенно Европейскими народами посещаемые пристани. Дошед до 33 градуса широты, вздумали войти в гавани, и для этого начали приближаться к берегу. Тогда подошла к нам малая барка с Португальским лотсманом. Сей увидевши корабль, приехал показать нам свои услуги. Мы весьма были ради такому проводнику; а он услышавши о том, отпустил барку свою на берег.

мне точно известен, отвечал он на то, однакож я не понимаю, для чего вы туда итти намерены. Там думаю разпродать я свои товары дороже других мест, сказал я ему, и накупит вместо того фарфору и всяких Китайских редкостей, сученого и сырцового шелку. Для сего не выберете вы лучше Макао, где можете со барышом продать свои, а на место оных купить Китайские товары, кои там дешевле Нанквинских.

Чтоб окончат плодовитой лотсманом разговор, сказали мы ему, что ездим не только для одного купечества но чтобы смотреть свете, почему и намерены побывать в Пекине, видеть двор Китайского Монарха. Для сего лучше нам итти в Никапо, перервал он речь нашу, оттуда можете по впадающей при сем городе в море реке доехать до славного Китайского канала, проведенного почти срединою всего государства, и идущого перебивая многия реки и горы до самого Пекина. Это очень изрядно, господин Португалец, отвечал я ему; однакож не о том дело, мы спрашиваем тебя, можешь ли ты нас провести в Нанквин, откуда уже мы и сами дорогу до Пекина сыщем. Весьма легко, уверял старик, я недавно провел туда Голландской корабль. Такой извет был мне со всем неприятен; ибо я лучше хотел встретиться с дьяволом, нежели с каким нибудь Голландским или Аглинским кораблем.

Старике приметя, что мне имя Голландского корабля противно, спросил у меня, не боитесь ли вы их, или не знаете, что они ни с кем войны не имеют? Это правда, отвечал я ему, в Европе они смирны, здесь же не знаю, как с нами поступать станут. Этова бояться нечего, вы вить не разбойники, а купцы, коим за то, что без нарушения общого покою торги отправляют, ни какова зла и делать не должно. Но я вижу, что вас слова мои безпокоят, и что попался не в такое место, куда мне хотелось; однакож быть так; теперь я в ваших руках, извольте продолжать путь свой куда вы намерены, а я уже всюду должен показывать вам мои услуги. Сказать правду, господин Португалец, я и сам не знаю, куда мне лучше ехать; а особливо, что вы теперь упомянули о морских разбойниках; коих я б разсуждении малого числа людей своих весьма опасаюсь. Это пустое, уже пятнатцать лет не было здесь ни одного такова мошенника, выключая малого суднишка, кое назад тому с месяц времени видели в Сиамском заливе; но и о том известно, что пошло к Зюйду, а при том, как сказывают, оно к сему делу и не способно, а только говорят, что матросы лишась на острову Суматре своего Капитана, вдались в сию шалость.

Как! сказал я притворясь, будто бы о том со всем не знаю, сии бездельники убили своего командира. Я не могу сказать, отвечал он, что они его сами убили; но то известию, что они завладели кораблем, и по тому кажется, что и смерти его причиною. Как бы то ни было, однакож они заслуживают за то смертную казнь. Конечно, отвечал старик, сколь скоро в руки к Англичанам или Голландцам попадутся, то по достоинству своему и накажутся; ибо торгующие здесь все положили, поймавши их перевешать. Как же они надеются поймать их, когда уже его в здешнем море нет. Так уверяют, сказал он, и заподлинно говорят, что сие разбойническое судно входило с реку Камбодио, где стоявшия Европейские корабли вздумали было его арестовать, чтобы и сделалось, естьлиб посланные от них шлюбки были все проворны, но разбойники видя только две из них за собою гонящияся, разбив их ушли в море, однакож по описанию его везде узнают.

Так по этому намерены они казнить всех и без всякмх распросов? Какие распросы хотите вы делать явным плутам? довольно и того, что тем их избавятся. Яж зная, что сему старому лотсману с корабля нашего сойти не можно, сказал ему горделивым голосом, это самое побуждает и меня просить тебя отвести нас в Нанквин, а не в Макао, или в другую какую нибудь Агличанами и Голландцами непосещаемую гавань. Знай, что сих нациев корабельные командиры, о которых ты говоришь, люди бешеные и безразсудные, и со всем божественного и естественного закона незнающие, по тому что не хотят войти в обстоятельства людей им озлословенных. Бог допустит дожить мне до того, чтоб встретиться хотя с одним из сих злобных шиперов с Европе, где я могу показать им, как надлежит во всех местах наблюдать справедливость.

в Суматре дикими убитого тогда, как он с корабля своего на берег съехал, а чтоб мы разбойничали, то сие есть то всем выдуманное дело, по чему неприятели наши лучшеб зделали, естьлиб о подлинности оного основательнее проведали, и до тех бы поре нам ни чем не угрожали, пока не справятся о справедливости нашего объявления; ибо за пролитие неповинной нашей крови будут они конечно пред Богом ответствовать.

Старике весьма дивился сему моему объявлению, и выслушавши оное начал советовать, чтоб мы держались к северу. Там можете вы, говорил он, продать корабль свой и купить или построить вместо оного другой, хотя и не столь большой, однакож довольной к перевезению вас без всякой опасности со всеми людьми вашими в желаемой вами порт. Но вы, сказал я ему на то, говорили прежде, что там корабль наш узнают; и так естьли я последую вашим советам, то подвергну честных людей своих неминуемой погибели, и зделаюсь их смертоубийцею. Я знаю способ, чем отвратить сие несчастие, отвечал мне на то старик, корабельные командиры всех здесь торгующих судов ине знакомы. Им, естьли какой в Нанквиле случится, постараюсь я рассказать вашу невинность; а в разсуждении моих часто показуемых им услуг надеюсь их уверить, что они напрасно вас почитали безчестными. Чтож принадлежит до служившейся вашей в Сиамском проливе обороны, то скажу им, как вы то принуждены были зделать, избавляясь своего нещастия, а во всей вашей невинности прошу я писменного засвидетельствования, дабы они мне в том лучше поверили. А послушавши его, и описавши подробно все, для чего я принужденным себя нашел обороняться от напавших на меня шлюпок, изъясня несправедливость, ими мне учинить намеренную, окончал оное тем, что естьли по щастию найду случай видеть их в Англии, то за оное конечно, когда законы отечества моего в упадок не пришли, отмстить не оставлю.

Старой лотсман читал и перечитывал сие письмо несколько раз, а наконец спросил меня, могу ли в том стоять, что я написал. Я уверял его, что не только стоять, но и до последней капли крови защищать сию справедливость не оставлю, и найду способ довесть господ корабельных командиров до того, что они о принятом против нас злостном своем намерении раскаиваться станут. Но не было мне случая послать с сим письмом старого Португальца, куда мне хотелось, как то из нижеследующого усмотрится. Между такими разговорами приближались мы час от часу к Манквину, и по прошествии 13 дней пришли к большему сей гавани заливу, и услышали, что перед нами прошли мимо оного два Голландских корабля, коим бы мы, естлиб еще на дороге не промедлили, конечно в руки попались.

Посоветуя о сем проклятом своем состоянии с товарищем, которой также как и я был в крайней печали, спрашивал у старого лотсмана, нет ли кроме того какова рейда или гавани, в которой бы мы без опасности быть и с Китайцами торговать могли. Естьли вы согласитесь итти к Зюйду, отвечал он, еще отсюда миль сорок, то там есть гавань, Квинганг называемая, куда обыкновенно приезжают только одни проповедники из Макао в Китай; хотя в самом деле сие место больших торгов и не производит, однакож бывают там на ярмонке Японские и Китайские купцы. Мы все согласились итти в сию гавань. Имя оной может быть написано здесь и неправильно, по тому что книжка, в коей с прочими для памяти звание сего города записано было, при некотором случае так помокла, что я после записки своей и разобрать не мог, о чем ниже сего объявлено будет.

На другой день взявши в том точную резолюцию, подняли якорь и отправились в путь свой. Между тем случившиеся в пути нашем противные ветры не допускали нас долго войти в помянутую гавань, но на конец в пятой день удалось нам благополучно вышний г.Ъ ней на берег. Я видя себя на земли и восхищаясь радостию возсылал усердные мольбы к Вышнему, точно намерен будучи, не входить никогда на сие нещастное судно, естьли нам только товары свои, хотя и не с большею прибыльною, с руке збыть случится.

лишает нас всякого утешения, подавляет разум и истребляет в сердце природную бодрость, коею мы в нещастиях обыкновенно подкрепляемся. Воображение мое сим лютым тираном объятое, представляло мне опасность мою еще больше, нежели она была в самом деле, а Аглинских и Голландских корабельных командиров людьми никаких оправданиев не принимающими и не умеющими различать честных с ворами, выдуманную в обманныxъ басню с справедливою историю, которуюб мы рассказать им могли о наших вояжах, а о предприемлемых и в действо произведенных нами делах; а что мы напрасно названы морскими разбойниками, то не доказывали ли находящиеся в корабле нашем товары. А Голландцы, как то сказывали, зная тех прежних купленого нами корабля служителей, не должные-ли б были при первом с нами свидании приметить, что у нас из них ни одного не осталось, да и то не изъявлялоли нашу честность, что экипаж наш собран был из людей разных народов Агличан, Португальйов и Индейцов; Голландцов же было только двое; а сие все не свидетельствовало ли, что между нами не осталось ни одного из тех, которые брося своего Капитана бежали.

Но страх так наполнил нашу голову, что мы и самое в наше оправдание служить могущее почитали неосновательным, и зная, что Агличане и Голландцы, а особливо последние, услыша о имени морского разбойника всегда тем там огорчеваются, чтобы не приняли от нас ни малого оправдания, а толькоб за точное доказательство всех мнимых бездельничеств почли фигуру корабля нашего, которая им была приметна; к томуб и бегство наше с реки Камбодии служишь могло к опровержению наших оправданиев, так что я часто себя уверил, естьлиб был в их месте, то бы и сам поступил конечно по их принятому против нас намерению.

Между тем как мы находились в сем безпокойствии, товарищ мой и я видели только во сне будто бы нас ведут уже вешать. и тому подобное, а во мне такой страх возбуждал разсуждения о прошедшей моей жизни, и как я сорок лет обращаясь во всегдашних трудах и опасностях, и находясь уже у пристани, до которой все смертные достигать стараются, то есть до спокойного излишества, оставя оное отдался самопроизвольно таким безпокойствам, из которых не инако как особливым щастием выдраться было должно. Какая горесть представлялась мне избавившемуся от бед видеть предстоящую поносную себе смерть, а при том за такой грех, к коему не имел я ни малой склонности. За сими столь огорчительными мыслями, следовали иногда набожные;

!!!!!!!Пропуск 198-199

денег, а салдатам давать в день порцию. Мы пошли в помянутую гавань хотя и по окончании бываемой в городе ярмонки; однакож застали там на рейде три Китайския и два Японския судна, пришедшия туда для взятья с собою купцов своих. Лотсман познакомил нас с тремя проповедниками, оставшими в сем месте для обращения жителей оного в Христианскую веру. Между ими был Француз, человек веселого и доброго праву, а при том хорошого обхождения, он назывался Симоном. Товарищи его, один природою Португалец, а другой Генуезец, были люди уединенные и к порученной им должности весьма усердные, всячески старались входить в нравы городских жителей, и приводить их к принятию Христианского закона. Я имел удовольствие обедать с сими духовными особами, и узнать, каким образом отправляют они в сей земле свое апостольство. Правду же сказать, оно есть весьма отдалено от того, как обращали людей на путь спасения святые Христовы Апостоли; ибо все Христианство, что сии отцы в Китайцов влагают, состоит только в том, что они выучивают их называть имя Иисус Христово, читать несколько молитв на латинском языке, которого они, со всем не разумеют, и класть на себя крестное знамение, а за то дают они им во всех грехах их упущение; чем ласкаясь сластолюбивые Китайцы превращаются весьма охотно в Католики.

товарища которой имел туда прибыть из Макао. Всякой раз моего с ним свидания уговаривал он и меня с собою ехать в Пекин, обещаясь показать там знатные и примечания достойнейшия вещи, також и великолепие всего Китайского государства, а особливо величайшей во всем свете город, коего, говорил он, естьлиб Лондон и Париж свести вместе, составить былоб не можно. И в самом деле город сей есть весьма велик и многолюден; однакож не таков, как мне описывал его отец Симон. Между тем будучи некогда за столом с помянутыми Католицкими священными особами, и слыша их крайнее желание отправить в товариществе нашем отца Симона, вздумал с ними пошутить и спросить о причине сего их несказанного к нам усердия. Для чего вы отец Симон, спросил я его, желаете быть в нашем обществе? или вы не знаете, что мы еретики, и потому можете ли вы нас любить, и находить в обхождении нашем желаемое вами удовольствие? Я вас люблю, отвечал он, для того, что вы может быть зделаетесь со временем Католиками. Дело мое состоит обращать идолопоклонников на путь спасения, ктож за то поручится, чтоб слова мои не открыли и вам ересью ослепленные глаза ваши, и не побудилиб вас обратиться на таковой же, на коем я нахожусь? Осень изрядно; отец Симон, сказал ему на то, я милости прошу нам в дороге предик не сказывать, по тому что я мши вашей слушать не охотник. Для чегож так? или вам закон наш кажется несправедливым. Не трогайте закона, отец Симон, отвечал я ему; ибо намерен умереть в том, в котором я воспитан. Он мне кажется Христианским, и для того по чему бы не почитать нам себя Христианами. Пускай вы Католик, а я реформатор, что до того нужды Китайцам, толькоб мы были честные люди, на котором основании со всеми в свете обходиться не дурно.

Отец Симон видя напрасные труды свои, переменил тотчас разговор; и уверяя нас, что он то говорил в шутках, начале подзывать меня в Пекин; но нам не исправя нужд своих не возможно было так скоро, как ему хотелось, исполнить его желания; ибо хотелось не только что продать свои товары, но старались при том збыть с руке и судно, что в таком месте, где отправлялись малые торги, скоро исправить было не можно. По том открылся ко всему тому следующей случай.

не купит ли оне у нас и корабля нашего. Он услышавши о том, пожал плечами; а на другой день пришел с одним из помянутых проповедников, и чрез него зделал нам предложение, заплатить за все оставшие у нас товары деньгами; а о корабле изъяснился, естьли мы оставим на нем своих матросов, говорил сей Японец, то охотно найму их в Японию, где нагрузивши товарами, отправлю в Филипинския острова, а по возвращении заплативши им за проезд, и корабль у вас куплю. Я не только с прилежностию слушал сие его предложение, но мой к странствованию склонной нрав вложил в мысль мою и то, чтоб мне самому туда ехать, и побывать на Филипинских островах. По чему спросиль я купца, не хочет ли он нанять корабль так, чтобы по приходе к помянутым островам заплатить за него деньги. Он ответствовал мне, что не возвратясь оттуда в Японию платить ему будет нечем. Товарищь мой услышавши о том, крайне старался отвратить меня от сего злорного предприятия, и представляя мне опасность, от коей мы избавились, та кож плутовской и мошеннической поступок Японцов, и обманы Гишпанцов Филипинских жителей, успел наконец уговорить меня, чтсб я отложил сие намерение. Он разсуждал разумно, и по совету его должно было, не заключая с Японцом о продаже корабля договоров, спросить у Капитана и у служителей оного, хотят ли они предпринять путь сей. Между тем, как мы в разведывании мнениев их упражнялись, пришел ко мне молодой данной мне племянником моим в товарищи детина. Он уверял меня, что сей вояж обещает несказанную прибыль и есть ли вы туда сами не поедете, говорил он, то зделайте меня своим канторщиком. Яж обещаюсь нам, по возвращении в Англию подать о всей сей прибыли верной щет, по которому вы меня тогда по мере своего щедролюбия и наградить можете,

Мне хотя и не хотелось с ним разстаться, но видя великую прибыл, неминуемо от сей поездки следуемую, и разсуждая о способности сего молодого человека, положил вверить ему сие дело однакож не прежде, пока не посоветую о том с моим товарищем, о чем и обещался дать ему на другой день точной ответ. Товарищ мой, с коим я о том переговорил тогдаж на то согласился, сказав мне, корабль наш будучи нам так не крепок, что мы на нем сами торговать больше и не осмеливаемся, может без того со всем пропасть, по чему лучше отдать его на отвагу сего молодого человека, нежели лишишься положенного на оной капитала; а при том естьли щастливо пойдем, то и он обогатится; ибо я думаю отдать ему из приобретенного половину. Я не желая быть скупее своего товарища, на то согласился, а особливо, что сей молодец достоин был в разсуждении добронравия своего всякого благополучия. Корабельные служители были также согласны, и видя предстоящую от сей поездки прибыль, обещались с ним служить до тех поре, пока он сам вздумает отпустить их. И так пустили мы его к себе в половину, взявши при том письменное обязательство, чтоб он по приезде в Англию дал отчет во всем приобретенном.

Японской купец сел с ним на наш корабль, и показывал себя, как мы о том после сведали, совершенно честным человеком; защитил канторщика нашего в Японии, и исходатайствовал ему позволение торговать в сем государстве, хотя того несколько лет с ряду ни с каким иностранцом не бывало; заплатил ему договоренную наемную сумму без всяких отговорок, и нагрузя Японскими и Китайскими товары, отправил корабль с своим поверенным к Филипинским островам. Там променявши товары на Европейские, возвратились они с великою прибылью в Японию. А понеже новому купцу нашему за наем точно и богато платили, то и не захотелось ему в сей приезд продавать корабля своего, а вздумал нагрузить его купленными на свои собственные деньги товарами. Их продал он с несказанным барышем на Манильских островах, а на конец, помощию приобретенных себе повсюду друзей, довел до того, что судно наше объявлено повсюду не подозрительным. Наконец Губернатор Гишпанских восточных селениев нанял его для отвозу в Акапулко собственного своего экипажа, и одобря в данном о пропуске его письме, позволил ему продать там свое судно. Канторщик пользуясь Губернаторскою милостию, и окончавши данную от него коммисию, продал в Акапулке корабль, и дошедши сухим путем до Порто Вело, нашел случай доехать до Ямайки, а оттуда прибыл с несказанным богатством в Англию и данною ему из того половиною разбогатевши, зделался не последним купцом. Таким образом удалось мне наградить моего Бенгальского товарища.

к разбойничеству то учинили: ибо почитая нас морскими разбойниками, хотели быть нашими сообщниками; однахож, как бы то мы было, они избавили нас от крайней опасности; к томуж обещался я им показать за то мою благодарность, и заплатить заслуженное ими на оставленных кораблях жалованье, коего Агличанин требовал за девять, а Голландец за семь месяцов. Все оное им сполна выдавши, дал сверьх того изрядную плату, коею были они весьма довольны, а при том пожаловал Агличанина кананером, а Голландца ботсманом, в коих должностях показывали они себя весьма исправными и порядочными людьми за что и получили от канторщика нашего такое награждение, которым, по возвращении своем в отечество, честно вести себя зделались в состоянии.

Англию. Тогдаж, что должно было о том мыслить, когда я на несколько тысячь миль, будучи в Китае, далее от оного находился, нежели как я был от него отдален, живучи в Бенгале. Отпустивши корабль, крайне сожалел, что на нем сам не поехал; но сего переменить было уже не можно. А понеже в сем городе всякие шесть месяцов ярмарка бывает, то положил я дожидаться сего полезного для меня случая, и надеясь, что на оную конечно и Европейские корабли придут, на которых будучи уже по продаже корабля своего нимало подозрительным, вздумал переехать в Бенгалу, а оттуда и в Англию. Во ожидании же приходящого времени вздумали мы прогуливаться и посмотреть Китайские вкруг нашего места лежащие города. Сперьва наехали мы в Нанквин, город достойный примечания построен порядочно, улицы имеет на подобие полуцыркуля, к украшению оного не мало служащия. Соображая же народ, житье, правительство и великолепие Китайское с Европейскими, осмеливаюсь сказать, что все оное, в разсуждении наших примечания достойных вещей, не стоит и того, чтобы о том хотя с малою похвалою говорено было. Правда, что я тем трогаю многих во описании сего пространного государства трудившихся людей, которые всему ими в Китае видимому приписывают несказанную хвалу; что однакож делать, я с ними не согласен. Мне кажется, будто бы они о том больше говорили, нежели все величество, богатство, великолепие, купечество, морская и сухопутная силы, строение; словом, обычаи Китайские в самом деле того стоят.

Ежели посмотрите, любезной читатель, на их архитектуру, то точно увидите, можно ли сравнять великолепными названные строения их, с удивления достойными Европейскими дворцами? Может ли подобиться купечество их с Аглинским, Голландским, Французским или Гишпанским? Города их равняться с нашими силою, богатством, покоем и веселием изобилующими; гавани, в которых находится только малое число юнк и других тому подобных и неспособных к мореходству судов с нашими, коих великое множество торговых и военных, подает мне смелость безо повреждения справедливости сказать, что в городе Лондоне больше торгов отправляется, нежели по всем обширном Китайском государств, и что один военной линейной корабль Аглинской, Голландской или Французской, в состоянии всей морской Китайской силе не только спорить, но и сокрушить ее до основания.

По той мере, как я сказал о их флоте, разумейте и о их армии. Правда, что они могут собрать до двух милионов руженосцов, но сия по числу своему ужасная армия служить будет только к разорению собственных областей своих, коими до неприятеля своего итти будет надобно. Чтож том же она ни атаковать крепость, ни к порядке драться не умеет; так что малое число Европейской конницы может разбить всех их всадников, а тритцать тысяч регулярной пехоты без отваги можно пустить на милион вооруженных их пешеходцев. Есть то, что и они берут иногда крепости, однакож такия, которые в старину строивались в Европе, для защищения границ от набегов нестройных и огнестрельного оружия не имеющих народов. Чтож касается до находящихся в нутри Kитая крепостей, то во всем обширном Китайском государстве нет ни одной, котораяб от Европейской регуляцией атаки хотя месяц устоять могла. Огнестрельное оружие имеет столь тяжелое и неспособное, что мушки их почти без употребления. Ружья по большой части без кремней; салдаты военного порядка не знают строиться, атаковать, порядочно отступать и без замешательства биться не умеют. А все сие, в справедливости чего я довольно уверен, возбуждает во мне несказанной смех, слыша похвалами наполненные расказы неустыжающихся присвоивать много излишняго сим в мыслях их славным, но в самом деле глупым невольникам, подверженным соответствующему их остроумию и склонностям правительству.

О! естьлиб сие богатое государство не отдалено было от Европейцов, или бы пограничные места оных населены были, то бы тритцатью тысячами пехоты и десятью кавалерии можно было зделать там великия завоевания, и получить одною компаниею неищетную прибыль. Но заведение магазинов, без которых войску пробыть быть не можно, прежде основательного учреждения помянутых селениев быть не может; содержание же с крайним убытком на границах Китайских войска, побудить только их к збережению областей своих и к унижению на оных военного народа довольство, которых по обычаю их воевать и притом учреждать в завоеванных местах селения им столь убыточно и быть не может, сколько не возможно есть привозить из дальних, а при том почти нехлебородных мест провианте на границы назначенного мною числа войска.

глупость, простирающаяся до такого смеху достойного градуса, что они думают, будто бы солнце доходя до Эклиптики, от нападающого на него там ужасною змия, хотящого пожрать оное, бывает подвержено крайней опасности, по чему в сие время во всем Китае збирается народ в кучи, бьет в барабаны, в бубны и сковороды; словом, все делают тогда великой стук, и пугают тем чудовище, избавляя от челюстей его сие небесное светило.

Вот вам, любезной читатель, описание о славных Китайцах. А хотя я прежде и обещался было не вступать в дела, не до меня, но до публичных Географов принадлежащия, однакож осмелился при сем случае вступить в перьвые и в последние в их должности. Возвратясь в Нанквин крайне захотел я и сам видеть Пекин, и для того безпрекословно послушался усердных прозьб отца Симона. Товарищь его тогда уже из Макао в сей город приехавшей, принял к отъезду точноеж намерение. А между тем открылся нам случай пристать к свите некоего Мандарина, тогда из провинции своей в Пекин же ехать намерившагося. Сии Миндарины суть наместники Королевские или провинциальные Губернаторы. Они имеют великую знать и чрезвычайное от народа почтение, вместо которого бывают им только в тягость; ибо надлежит оных всегда и со всею свитою в проезд их в Пекин довольствовать, что бывает всякой год один, а иногда и два раза. Свитаж его состоит всегда не менее двух сот человек.

Мы приняты в число его домашних, и так не было нам во всю нашу дорогу ни в пище, ни в фураже ни малого недостатка. Все получали от жителей проезжаемых нами мест без платы; а сие было нам весьма показалось: но наконец Дворецкой господина Мандарина, пришед на втором наслеге, начал у нас требовать за все полученное нехристианскую плату, и принудил узнать, что мы имеем честь не даром называться Мандаринскими служителями.

В Пекин приехали мы в 26 той день. Места проезжаемые нами были чрезвычайно населены, но везде и все было в несказанном небрежении. Экономия Китайской черни весьма дурна, а житье в разсуждении тиранского господ с крестьянами своими поступка несносное. Но сии о точном благоденствии, каким благонравные Европейские народы наслаждаются, несведомые люди живут за ними не только без малейшого огорчения, но еще думают при том, что их во всем свете нет никого лучше. Безмерная и врожденная гордость всему тому причиною. Народе сей в роскошах утопленной, при самой своей сущей нищете почитает себя богатым, и есть, но мнению моему, нещастливее самых диких Американцов, по тому что последния ни чего не имея ничего и не желают, а Китайцы посреди неимущества стараются перещеголять друг друга, хотя в самом деле смешным, однакож по обычаю их уборным платьем. Строение и содержание великого мнолюдства людей при дворе Китайских помещиков служащих показывает довольно их пустое тщеславие. Такие безпорядки и глупости их на конец так мне омерзели, что я с лучшею приятностию препроводил путь свой в степях великой Татарии, нежели в сем гордостию без достоинств наполненном Китае; ибо гордой, властолюбивой и грубой оного народ по среди бедности и в самом невежестве своем так о себе мысли те, будто бы их в целом свете никого нет умнее, чему мы не мало смеялись с отцем Симоном, а особливо когда наехали на некоего Китайского из высокомудренных их дворянина. Экипаж его был со всем Дон-Кишотской, и точная смесь великолепия и бедности; кафтан богато вышитой и весь замасленой, показывал, будто бы его преизящность где-нибудь ложкомоем быть изволил. Лошадь точная копия славной Розинанты, стара, худа и на силу могущая тащить свои ноги, и не больше стоила своей кожи. За нею следовали двое берейтеров, имеющих в руках своих по изрядной плети, коими возбуждали они бодрость славного коня гордого своего господина, а сей для прогнания смиренства, тишину и покой любящого своего и бодрости от недостаточно получаемого корма, лишающагося лошака, уцеломудрился также взять в руки свои изрядной величины кнут, коим и напоминал переду коня своего, что он везет на себе Китайскую особу.

столицу. Мы остановились в близ находящейся ют оной малой деревне, по тому, что в преславном его доме не надеялись получить того удовольствия, какое нам сия, хотя малая деревушка, обещавала, по чему он нас опередя успел приехать в свой замок. А в проезд наш мимо оного сидел он под деревом, но не смотря и на то, мы бы в ней не остались, естьлиб не увидели сию тучную скотину, гордящуюся там своим дворянством. А хотя сквозь густые сучья и листья оного солнечные лучи до лица господина Китайца и не проходили, однакож позади кресел поставлен был над головою его древней подсолнешник, усугубляющей смешной порядок сего позорища и прикрывающей от тлетворных ветров развалившуюся Китайскую сию тушу. Сему беседующему поде тенью Дону носили на стоящей пред ним стол кушанье две изрядные невольницы, а другия две по сторонам кресл его бывшия, отправляли должность, какую, думаю, никто из Европейских дворян от служителей своих не потребует, а именно: одна ложкою клала ему в рот кушанье, а другая избавляла бороду от не вмещающихся в рот и упадающих на оную и на кафтан его крошек. Наскучивши смотреть на его глупость, поехали мы с путь свой, оставя там отца Симона для дальнейшого примечания дурачеств гордящейся руками своими скотины. Сей удостоился отведать его кушанья. Оно было, по уведомлению его, столь дурно, чтобы мы одна Аглинская голодная собака с охотою оного есть не стала. Не смотряж и на то его Китайское благомудрие, не только гордился им пред всем народом, но еще из великого тщеславия и отведывать оное дозволил. Включая ж помянутых женщин, стояли позади кресл его шесть весьма тощих невольников, о довольствии которых можно разсудить по кушанью их господина.