Дневник паломника.
Понедельник 19

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дневник паломника. Понедельник 19 (старая орфография)

Дневник паломника. 

Понедельник 19. 

Мой друг Б. - Приглашение в театр. - Скверный обычай. - Мечты будущого путешественника. - Как описать высоким слогом свою родину. - Пятница - счастливый день. - Паломничество решено.

Мой друг Б. явился ко мне нынче утром и спросил, поеду ли я с ним в театр в следующий понедельник.

- О, да! разумеется, старина! - отвечал я. - Вы достали ордер?

Он отвечал:

- Нет, ордеров не дают. Мы заплатим за вход.

- Заплатим! Заплатим за вход в театр! - воскликнул я в изумлении. - Какой вздор! Вы шутите?

- Милейший, - возразил он, - неужели вы думаете, что я стал бы платить, еслиб можно было попасть даром? Но устроители этого театра не имеют понятия о "билете на право свободного входа", - непросвещенные варвары! Их нисколько не тронет ваша принадлежность к прессе; они не интересуются прессой; они знать не хотят о прессе. Не стоит обращаться к режисеру, потому что у них нет режисера. Если вы хотите, чтоб вас впустили, - извольте заплатить. Если не хотите платить, - вас не впустят: таков их обычай.

- Милый мой, - отвечал я, - какой скверный обычай! Да, что же это за театр? Видно, я никогда не бывал в нем.

- Должно быть, - отвечал он. - Это театр в Обер-Аммергау, - первый поворот налево от станции Обер, в пятидесяти милях от Мюнхена.

- Гм! неблизкий путь! - заметил я. - Такому захолустному театру не следовало бы важничать.

- Он вмещает семь тысяч человек, - отвечал мой друг Б. - и битком набит при каждом представлении. Первое представление будет в следующий понедельник. Поедете?

Я подумал, заглянул в записную книжку, увидел, что тетка Эмма приедет к нам в субботу и останется до пятницы, разсчитал, что если я уеду, то вероятно не встречусь с нею и стало быть не увижу её в течение еще нескольких лет, - и решил ехать.

Правду сказать, меня соблазнил не столько театр, сколько поездка. Сделаться великим путешественником всегда было моей задушевной мечтой. Я был в восторге, еслиб мог писать в таком примерно роде:

- Я курил мою благовонную гаванну на залитых солнцем улицах старого Мадрида и втягивал едкий вонючий дым трубки мира в жалком вигваме дальняго Запада; и прихлебывал мой вечерний кофе под молчаливою сенью палатки, между тем как спутанные верблюды щипали скудную траву пустыни; и глотал жгучую водку севера, между тем как олень жевал свой корм в хижине рядом со мною, а бледные лучи полунощного солнца играли на снегу; я чувствовал на себе огонь блестящих глаз, сверкавших на меня с окутанных чадрами, подобных привидениям, лиц в узких улицах древней Византии, и с улыбкой отвечал (что конечно не делает мне чести), на вызывающие взоры черноглазых девушек Иеддо; я бродил там, где "добрый" Гарун аль-Рашид пробирался ночью, переодетый, в сопровождении своего верного Мезрура; я стоял на мосту, где Данте поджидал прославленную Беатриче; я плавал на водах, носивших трирему Клеопатры; я стоял на том месте, где упал Цезарь; я слышал шелест роскошных платьев в салонах Парижа и бряцанье бус, обвивающих черные шеи красавиц Тонгитобу; я изнемогал под жгучими лучами солнца Индии, я замерзал в снегах Гренландии, я видел вокруг себя дикия орды Африки, я засыпал, завернувшись в походное одеяло, под тенью гигантских сосен Северной Америки, за тысячи миль от центров человеческой жизни.

Б., которому я излагал свои мечты этим капризным слогом, возразил, что тоже впечатление можно произвести, описывая место своего постоянного жительства.

- Я могу развести такую же рацею, не уезжая из Англии, - сказал он. - Вот, слушайте-ка:

- Я сосал мой четырехпенсовый мунштук на песках Флит-Стрита, и попыхивал моей двухпенсовой маниллой в раззолоченных залах Критериона, я тянул мое пенистое пиво там, где прославленный Ангел Ислингтона собирает жаждущих под сень своих крыльев, и пропускал рюмочку в вонючем салоне Сого! Возседая на хребте причудливого осла, я направлял его бег, - вернее сказать, направлял погонщик, подгонявший осла сзади, - по безотрадным пустырям Гемпстеда и мой челнок спугивал диких уток с их уединенных пристанищ в тропических областях Баттерзи. Я скатился кубарем с крутого и высокого склона Тригилля, между тем как веселые дочери Востока хохотали и хлопали в ладоши, любуясь на эту сцену; и там, где резвились когда-то кудреглавые дети злополучных Стюартов, я блуждал по уединенным дорожкам старинного сада, обвивая рукой гибкую талию прекрасной Евиной дщери, в то время, как её мамаша тщетно искала нас по ту сторону забора. Я носился до того, что голова шла кругом и сердце разрывалось (да и не одно сердце) на маленькой, но необычайно тряской, лошадке, которую можно нанять за пенни, на равнинах Ревгэм Рэя, и покачивался под праздными толпами Барнета (хотя вряд ли кто нибудь из них был так празден как я), сидя на ярко-раскрашенной колеснице, влекомой за веревку. Я попирал мерными стопами полы Кенсингтонского Тоут Голля (билет по гинее, включая и напитки, - если протискаешься в буфету); я видел вокруг себя дикия орды Дрюри-Лена в ночь боксеров; я величаво возседал в первом ряду галлереи на представлении модной пьесы, сожалея, что не истратил вместо этого мой шиллинг в восточных залах Альгамбры.

- Вот вам, - сказал Б., - чем хуже вашей, а написать можно сидя дома.

- Не стану спорить, - отвечал я. - Вы не поймете моих чувств! В вашей груди не бьется буйное сердце путешественника; вам чужды его стремления. Все равно! Довольно того, что я еду с вами. Сегодня же куплю книгу немецких разговоров, и голубую вуаль, и белый зонтик, и все, что необходимо для английского туриста в Германии. Когда мы отправимся?

- В дороге будем добрых двое суток... Что же, едемте в пятницу.

- А может быть пятница несчастный день для выезда? - усумнился я.

Он прибавил, что удивляется, как это я, такой разумный в иных случаях человек, могу придавать значение бабьим сказкам. Он сказал, что и сам, в старые времена, когда был еще молокососом, верил этим глупостям и никогда, ни за что, ни за какие коврижки, не решился бы предпринять экскурсию в пятницу.

Но однажды пришлось решиться. Дело стояло так, что приходилось либо выезжать в пятницу, либо вовсе отказаться от поездки. Он рискнул попытать счастье.

Уезжая, он готовился ко всевозможным случайностям и злоключениям. Вернуться живым - вот все, о чем он мечтал.

Он прибавил, что никогда, ни за что, ни за какие коврижки не выедет в другой какой нибудь день, кроме пятницы. Ведь экая глупость это суеверие насчет пятницы!

И так мы решились ехать в пятницу и встретиться на вокзале в восемь часов вечера.